Золотая книга сказок

Авторы: Л. Л. Уидон, Шейла Брейн, Мэй Байрон, Эвелин Эверетт-Грин
 Джордж Мэнвилл Фенн, Лилиан Гаск, Г. Р. Глазгоу, Г. А. Хенти, Д. Х. Пэрри.
***
Как Джин стала солдатом Л. Л. Уидон,Защищая форт Шейла Брейн,Пограничный рейд Д. Х. Парри,Пара отважных служанок Шейла Брейн,На борту пиратского корабля Шейла Брейн,Как мальчик-барабанщик спас полк Дж. А. Хенти-Никогда не доверяй ручью... "Жан-Пьер" История сенбернара Лилиан Гаск
Маленький сын тюремщика Э. Эверетт-Грин,Поездка на всю жизнь Л. Л. Уиден
Долг выплачен Джеральдин Р. Глазгоу,Сказка о принце Тэттерсе Мэй Байрон
«Затерянные в холмах» Джеральдин Р. Глазго.
***
 Как Джин стала солдатом

Был ранний июнь 1815 года, и тёплое солнце освещало маленький фермерский домик месье Ле Гранда и любовно касалось старых стен из красного кирпича. В саду жужжали пчёлы, и не было слышно никаких других звуков, кроме мычания скота и редкого весёлого детского смеха.
Всё казалось очень мирным и спокойным, и всё же неподалёку две огромные армии готовились к великой битве, которая вскоре разразилась на поле Ватерлоо.

 Казалось странным, что маленький фермерский домик остался незамеченным.
На большинстве окрестных ферм и в коттеджах жили солдаты, но дом Ле Гранда был спрятан в низине на холме, далеко от проторенных дорог, примерно в пятнадцати милях от города Нивель.

 Маленький Жан Ле Гранд, вздыхая, побрел по садовой дорожке, вытирая вспотевший лоб тыльной стороной загорелой руки, потому что он очень устал. Работа на ферме была непосильной для такого мальчишки, но
матушка, которая обычно выполняла свою часть работы, приболела, а что
касается отца — ну, он был в отъезде, без сомнения, пил и веселился с
Солдаты квартировали в соседней деревне, потому что месье Ле Гран был
некоторым бездельником, и его никогда нельзя было заставить работать,
пока другие работали на него.
Войдя в дом, Жан увидел, что его мать склонилась над очагом и помешивает
в кастрюле, и по запаху Жан понял, как сильно он голоден.
"Ужин почти готов, дорогой," — сказала мать. «Я позову этих негодников».
Но двое маленьких детей, по-видимому, издалека учуяли запах ужина и прибежали, чтобы получить свою долю.
За очень короткое время вся еда была съедена, а котелок и
Тарелки были убраны, двое младших детей улеглись спать, а
Жан и его мать сели у камина, чтобы обсудить работу на ферме и
лучшее средство от болезни коровы.
"Как бы я хотела, чтобы отец был дома," — вздохнула мать. "Сегодня вечером нужно присматривать за Селестой, а ты слишком устала, и я боюсь, что это
только усилит мой ревматизм."
В этот момент дверь открылась, и вошёл месье Ле Гран. «Жан, мой
мальчик, — весело воскликнул он, — оседлай серую кобылу и выпей глоток
материнского ликёра, чтобы взбодриться, ведь тебе предстоит долгая поездка».
но за ваши хлопоты вы получите щедрое вознаграждение. До меня дошли слухи, что английский генерал находится в Сент-Этьене
 с небольшим эскортом, и солдаты в деревне говорят, что Наполеон отдал бы целое состояние за эту новость. Что ж, какая нам разница, кто победит, англичане или французы, здесь мы в достаточной безопасности, и я намерен заработать французское золото. Но уходите, потому что, если
Если я не ошибаюсь, старый Жак Кассон уже отправился попытать счастья, но
я готов поспорить, что вы доберётесь до Лималя раньше, чем он проедет две лиги. Жан и его мать в ужасе переглянулись — Великий
совершил много глупостей, но они и представить себе не могли, что он
станет предателем и предаст свою страну.
Мать вышла и поманила Жана за собой.

"Тебе действительно нужно ехать далеко и быстро сегодня ночью, Жан," — сказала она. — "С твоим отцом бесполезно спорить, солдаты напоили его слишком сильно, иначе он бы никогда так не поступил. Скачите так быстро, как только серая кобыла
довезёт вас до Сент-Этьена, и предупредите английского генерала, что его
местонахождение известно. Вы не должны позволить им попасть в ловушку, и
«Жак Кассон, должно быть, уже в пути».

Она поцеловала своего мальчика, и через пять минут эхо цоканья копыт серой кобылы стихло вдалеке.
Жан никогда не забывал ту поездку.  Всё дальше, дальше, дальше, миля за милей, мимо спящих деревень, мимо лугов и рек,опасаясь врага в каждой тени, которая падала на белую, залитую лунным светом дорогу, потому что, о! если он попадёт в руки французов, он никогда не сможет спасти английского генерала, а
его отец будет опозорен навсегда.
 К тому времени, как серая кобыла начала сбавлять скорость, Жан уже рыдал
в отчаянии — успеет ли он вовремя добраться до Сент-Этьена?

"Стой! Кто идет?" — наконец раздался ужасный окрик.
Жан ударил пятками по бокам серой кобылы, и она резво поскакала вперёд, но безрезультатно: чья-то рука схватила поводья и потянула её назад, а Жана грубо стащили с седла и потащили в ближайшую хижину, где у огня спали несколько французских офицеров. Вскоре они проснулись и велели Жану объясниться.
В отчаянии от страха Жан солгал так, как никогда раньше не лгал и никогда
больше не солжет.
«Я приехал из Виллетона, — сказал он, — и еду в Бусваль. Английский
генерал в Виллетоне с небольшим эскортом, и мой отец посылает меня к французскому капитану Гуле с новостями — он на жалованье у месье
капитана».
Жан едва успел договорить, как был отдан приказ садиться в седло. Командир так спешил обогнать капитана, что
Гуле и сам генерал были так уверены в себе, что даже не
подумали взять Жана с собой в качестве залога его честности. Как только
они уехали, Жан оседлал свою усталую кобылу и через час был уже далеко.
Он въехал в Сент-Этьен. Здесь он рассказал свою историю первому английскому солдату, который его понял, а затем, выполнив свой долг, потерял сознание от изнеможения.
 Придя в себя, он обнаружил, что находится в окружении английских солдат, которые начали его расспрашивать, но он покачал головой, не понимая их. Очень скоро был найден переводчик, и когда Жан нетерпеливо спросил, в безопасности ли генерал, молодой офицер рассмеялся и сказал, что тот никогда не был в городе. «Но не «Не смотри так уныло, — сказал он добродушно, — ты спас мне жизнь, я в этом не сомневаюсь; я не хочу попасть в французскую ловушку, и мы сейчас отправляемся к генералу, а тебе, парень, лучше пойти с нами, потому что, я думаю, тебя бы слишком тепло встретили, если бы ты попал в руки тех самых гусар, которых ты отправил на поиски ветра в поле».
Так получилось, что Жан уехал со своими новыми друзьями и вскоре
после этого поступил на службу в английскую армию барабанщиком.

Он вернулся домой только после окончания войны.
Он взял короткий отпуск, но каково же было его удивление, когда он увидел, что его отец
полностью изменился. Будучи твёрдо убеждённым в том, что он отправил своего сына на смерть, потому что единственное письмо, которое Жану удалось отправить, так и не дошло до фермы, бедный Ле Гран не переставал винить себя. Он бросил пить слишком много вина и занялся обработкой земли и уходом за фермой, а когда ужасные угрызения совести, от которых он страдал, прошли, он обнаружил, что не хочет возвращаться к своим прежним привычкам.

Что касается Жана, то он отслужил свой срок в английской армии и прикрывал
С честью и славой он вернулся однажды в старый фермерский дом в маленькой бельгийской деревушке и жил там в достатке и благополучии до конца своих дней.
 Л. Л. Уидон.

**********************
 Оборона форта

СОЛДАТ в форме французского гренадёра взбирался по склону крутого оврага. Его лицо и руки были покрыты царапинами,
он вспотел и задыхался, но всё равно нетерпеливо бежал за своим
проводником, молодым погонщиком коз, и остановился лишь на секунду,
чтобы спросить: «Форт там, впереди?»

— Но ещё пол-лиги, — ответил мальчик, откидывая назад свои лохматые волосы, и они продолжили путь по подлеску по тропинке, которую не смог бы найти никто, кроме того, кто родился и вырос в этих горах.

Они прошли шесть миль по пересечённой местности в отчаянном темпе, но усталость была нипочём гренадёру Ла Тур д’Овернь, чьё имя уже было известно за доблесть по всей Франции. У него была
задача, которую нужно было выполнить, и долг был для него превыше всего.

 «Вон там форт; вам нужно только подняться по тропе на перевал», — наконец сказал его проводник.

Глаза Ла Тура загорелись, он сунул мальчику в руку несколько монет, и тот исчез в кустах. Вдохновлённый новой отвагой, усталый гренадер зашагал по узкой каменистой тропе, но, подойдя к зданию, удивился, что часовой не окликнул его. Чем же занимался гарнизон, что не принял никаких мер предосторожности на случай внезапной атаки? Ла Тур чувствовал, что что-то не так: сердце его не на месте, когда он подбежал к двери.

 Он пришёл потому, что получил известие о том, что полк
Австрийцы продвигались вперёд, чтобы захватить форт. Если бы им это удалось, это стало бы серьёзной проблемой для французской армии, и Ла
Тур немедленно отправился предупредить гарнизон. Форт находился в десяти милях по дороге, но он нашёл молодого пастуха, который провёл его коротким путём через горы. . Дверь поддалась, когда гренадер навалился на неё всем своим весом: он крикнул, врываясь во двор, но никто не ответил. «
Трусы! — воскликнул он в негодовании, — они покинули это место!
 Подлые негодяи! Я бы их повесил!»

Это было правдой: гарнизон, очевидно, был предупреждён о приближении врага и бежал вслед за основными силами французской армии. Они ушли в большой спешке, потому что на земле валялись разбросанные мушкеты. «Мерзавцы!» — пробормотал Ла Тур и, закончив осмотр местности, начал готовиться к встрече с австрийцами. Бесстрашный солдат знал, что если он сможет задержать
противника хотя бы на двадцать четыре часа, это будет огромной
помощью его соотечественникам. Форт находился в прекрасном месте, на возвышенности. Это был крутой перевал, и Ла Тур намеревался удерживать его до тех пор, пока в его стройном, сильном теле теплилась жизнь.

 Там было около тридцати мушкетов, и он зарядил их. Затем он как можно лучше забаррикадировал тяжёлую дверь, плотно поел — к счастью, провизии было вдоволь — и сел ждать врага.

 Наступила ночь, и вскоре гренадер услышал топот ног, поднимавшихся по узкому перевалу. Он тут же выстрелил пару раз в темноту и услышал удаляющиеся шаги. Несмотря на отчаянную усталость, защитник форта не осмелился закрыть глаза.
Он закрыл глаза и был рад, когда наступило утро.
«Посмотрим, что будет дальше», — сказал Ла Тур про себя.

Как только рассвело, по тропинке к ним подошёл солдат с белым флагом: австрийское правительство
послало его, чтобы призвать гарнизон к сдаче.

Ла Тур, разумеется, не впустил гонца. «Можете возвращаться и сообщить своему коменданту, — крикнул он, — что мы здесь, чтобы защищать проход для Франции, и что, пока жив хоть один человек, этот форт не сдастся».

[Иллюстрация]

Посланник удалился, а храбрый гренадер приготовился к бою.
Вскоре он обнаружил, что австрийцы тащат вверх по перевалу небольшую пушку
и, как только артиллеристы показались в поле зрения, он выстрелил в них,
стараясь сам хорошо укрыться. Пятеро мужчин спустились, один
за другим, и остальные поспешно отступаю.

"Ах, ха! это не так просто, как вам показалось, мои молодцы", - сказал Ла
Тур, перезаряжающий свое оружие.

Он прекрасно понимал, что следующим шагом противника будет внезапный рывок и попытка взять форт штурмом, и он не ошибся в своих предположениях.
Но проход был таким узким, что люди могли идти только по двое в ряд.
и Ла Тур, мастерски владевший огнестрельным оружием, отстреливался от них, пока пятнадцать человек не
легли мёртвыми или ранеными на землю. Испугавшись, остальные снова побежали вниз по
перевалу, оставив «гарнизон» победителем. Комендант был в ярости, и позже была предпринята третья атака, но с тем же результатом, что и раньше. К закату более сорока его людей были убиты. Остальные
тоже начали терять надежду: идти по этой узкой тропе было всё равно что
шагать навстречу верной смерти.

 Перед главным входом в
форт, и гарнизон был вынужден сдаться. К этому времени Ла
Тур был почти измотан: он знал, что не сможет продержаться
долго, поэтому он выдвинул наилучшие условия, какие только мог.

"Гарнизону будет позволено выйти с оружием и беспрепятственно присоединиться к французской армии," — таково было его условие.

После долгих переговоров комендант согласился на это, и Ла
Тур пообещал сдать крепость на рассвете. Затем он рухнул
на землю, полумертвый от усталости, и уснул; он сделал всё, что мог
они могли бы и выиграли бы немного времени. Вероятно, если бы там был настоящий гарнизон, они не смогли бы сделать
ничего большего.

Гранадер так устал, что, когда он проснулся, солнце уже стояло высоко,
и яростные удары в большую дверь напомнили ему о его обещании.
Австрийцы снаружи требовали, чтобы форт был им передан.

— Вы слишком торопитесь, друзья мои, — пробормотал Ла Тур,
схватив в охапку несколько мушкетов, — ну-ка, немного терпения, — когда удары
повторились, — гарнизон ещё не готов, — и он спокойно продолжил.
Он собрал все ружья. Затем он взял пару ремней и
связал их вместе.

[Иллюстрация]

 Снаружи, на небольшом плато у входа на перевал, который
австрийцы тщетно пытались захватить, войска выстроились в линию. Они
оставили место для прохода гарнизона и с нетерпением ждали его появления.

«Что, чёрт возьми, задумали эти ребята?» — прорычал полковник, который был
командиром. «Они что, собираются держать нас здесь весь день? Вот, передайте
капитану, что если форт не будет немедленно передан в мои руки, я разорву
договор».

В этот момент тяжелая дверь медленно отворилась, и, к
изумлению австрийцев, на пороге появился одинокий человек, гренадер. Он
шел, пошатываясь, с тридцатью мушкетами за спиной, и, когда
полковник выступил вперед, Ла Тур д'Овернь отдал честь.

- Но где же гарнизон? - быстро воскликнул полковник.

"Это значит, что вы видите здесь гарнизон, полковник".

"Что? - прогремел австриец. - Вы думаете, я поверю, что
нас все эти часы держал в страхе один человек?" Где ваши
товарищи?

Ла Тур объяснил, и на мгновение офицер онемел:
затем он поднёс руку к фуражке и сказал: «Гренадер, вы герой!
 Вашему императору действительно повезло, что у него есть такой доблестный солдат», — и
войска одобрительно закричали, когда Ла Тур, снова отдав честь, медленно пошёл вперёд с оружием в руках. Он убил нескольких их товарищей, но они знали, как уважать храброго солдата.

Ла Тур был одним из самых скромных людей и никогда не принимал почестей и званий, которые ему предлагали в награду за многочисленные подвиги. Однако ему был присвоен один титул, под которым он был известен
как в своей стране, так и в других, он был известен как «первый гренадер Франции».

Так о нём пишут на страницах истории, а в Карэ, в Бретани, где он родился, в течение примерно пятнадцати лет после его смерти в 1800 году проводились поминальные церемонии.

Каждый день перекличка гренадеров начиналась со знаменитого имени Ла Тур д’Овернь. Последовала впечатляющая пауза, длившаяся несколько мгновений, а затем сержант, выйдя вперёд, отдал честь и ответил: «Мёртв на поле чести!»

 Шейла Брейн.

[Иллюстрация]



Пограничный рейд

Долговязый Джон Хромой сидел, прислонившись спиной к подставке для седла, и полировал пару стальных перчаток.

Солнце, которое еще не поднялось высоко над низкими торфяными холмами, окаймлявшими долину с востока, отбрасывало тень от серой сторожевой башни далеко на траву, и Долговязый Джон Хромой вытянул ноги, чтобы они оказались на солнце.

«Эй! но я, должно быть, старею, потому что в последнее время я так же сильно люблю тепло,
как кошка любит огонь», — проворчал Мохоногий, следя зорким взглядом за течением ручья, журчащего среди камышей.
от шотландской границы", и еще—если те reiving гагары приехал верхом
вот я не сомневаюсь, что они найдут какой прикус еще осталось в этих иссохших
"челюсти"!"

"Доброе утро, Долговязый Джон", - произнес приятный девичий голос позади него, и тут же
в дверях Башни появилась маленькая миссис Элисон Лэнгли, ястреб
в кулаке, а в другой руке она подобрала юбку для верховой езды.

— Пощади, дитя, куда ты идёшь? — сказал мохоногий, медленно поднимаясь на ноги, потому что он сильно хромал после того, как его ранил топор джедбургцев во время старого пограничного набега.

«Джослин летит на своём новом соколе по Красному Моху, и я еду с ним», — сказала хорошенькая маленькая служанка, её золотистые волосы завивались у щёк, и она выглядела очень очаровательно в старинном дверном проёме.

Прежде чем Длинный Джон успел открыть рот, Джослин спустился по узкой каменной лестнице, которая вилась в толще стены, и вышел на солнечный свет — смуглый мальчик в зелёном камзоле, похожий на цаплю.
— перо на плоской шляпе и пара серебряных шпор на каблуках.

 — Будьте осторожны, мастер Джоселин, — сказал Длинный Джон, — Красный Мох — не
безопасное место для сына вашего отца, и если Ват Армстронг должен шпиона
вам будет вытирая старые счеты".

"Черный Уот не смел и носа высунуть на английскую землю с тех пор, как мой
отец сжег его башню и разорил его земли три года назад", - сказал
Джослин гордо: "а почему он должен быть сегодня на Красном Мху?"

— «Парень, — сказал старик, улыбаясь и покачивая седой головой, — Лэнгли всегда были смелыми. Но иди своей дорогой, только помни, что Цветок Лэнгли пойдёт с тобой, и если с ней что-нибудь случится, пока твоего отца не будет, я не посмотрю на его гнев ни за какие деньги».
Нортумберленд!

«Моя сестра никогда не пострадает, пока я рядом с ней, — воскликнул
Джослин, многозначительно коснувшись своего меча, — но я обещаю вам, что мы
не поедем дальше Белого Камня, а вот и Хальберт с лошадьми».

Они проехали через брод и поднялись по долине, пугая пасущийся скот, разбрасывая снежные комочки пушицы, по упругому вереску, покрывающему склон холма, и добрались до мшистого болота в трёх милях от них.

Там, с горящими глазами и раскрасневшимися щеками, они остановились у куста дикой вишни и оглядели поросшее осокой болото,
они граничили с пустынной вересковой пустошью.

- Вон наша добыча, Элли, смотри, серая цапля поднимается из камышей!
и мальчик поспешно снял с сокола капюшон. "Хо—ха—ха!" - закричал он,
отпуская птицу, и она улетела с музыкальным звоном
колокольчиков и грациозным шлейфом иголок.

Цапля изменила свой кажущийся медленным полет и быстро поднялась вверх, еще выше,
но сокол, описывая круги, поднялся высоко над добычей, и
готовый выйти на крыльцо с трепещущими парусами и широко расправленным шлейфом. Затем,
снижаясь со скоростью света, он набросился на цаплю.

С мощным взмахом крыльев и градом перьев две птицы
приземлились, и Джослин издал громкий «крик», который на языке
соколиной охоты означал, что добыча убита.

— Поехали, Элли, — крикнул он, переводя своего пони через ручеёк, — у тебя будет отличный пучок хвостов. Но едва Джоселин произнёс эти слова, как Элисон увидела, что он натянул поводья серого мерина почти до крупа и вскинул руку в знак опасности.

На мшистом склоне виднелись вооружённые люди, и солнце отражалось от стальных шлемов.

[Иллюстрация]

Элисон уже перепрыгнула на своём пони через ручей, где
коварное болото было мягким и рыхлым, и она испуганно вскрикнула,
когда испуганное животное провалилось по бабки и отчаянно забилось.

 «Не бойся, маленькая леди», — раздался рядом с ней низкий голос, и из ореховой рощи вышел странный мужчина и схватил её за поводья.

Пони взвизгнул от ужаса, и незнакомец
спас их обоих от опасности и благополучно доставил на берег.

"Ей-богу, милая девушка, у тебя доброе сердце и мягкая щека,"
сказал бородач, гладя, как он хвалил другого, "а
ваш проклятый мох-это страшное место, и я пришел не слишком быстро— "нет",
смотреть не страшно САЭ—Ват Армстронг сделает вас нае больно, и, может быть, вы будете
подскажите, если мы едем в сторону Лэнгли башни?"

Джослин, пришпоривая коня, вернулась.

— Если вы последуете за нами, мы покажем вам путь, который вы ищете, — сказал он, покраснев и встретившись взглядом с Элисон. — Вы спасли мою сестру от опасности, и одна любезность заслуживает другой, — сказав это, он повёл её пони к вершине холма, а разбойники растянулись цепью.
из ореховой рощи выбежали сорок воинов-мхов с копьями и топорами.

"Теперь за наши жизни, Элли!" — крикнул он, ударив её пони плашмя мечом, и брат с сестрой поскакали по травянистой долине, прежде чем разбойники догадались об их замысле.

"Клянусь рогом!— закричал Чёрный Уот, ударив себя по бедру, — у них обоих светлые волосы проклятых Лэнгли. Скачите, ребята, скачите, иначе всё будет напрасно. Мы перережем их на холме!

Из сорока глоток вырвался крик, от которого кроншнепы взмыли над мхом, а земля задрожала от грохота железных копыт, но
Пони были свежими и скакали как ветер, и они уже сильно оторвались от преследователей.

"Остерегайся корней вереска, Элли," — крикнул Джослин, стиснув зубы, —
"оступишься, и они сожгут нашу башню; если со мной что-нибудь случится, скачи дальше
и предупреди Длинного Джона!"

Она кивнула, и больше не было произнесено ни слова, пока они мчались бок о бок
мимо рябин, на которых виднелись красные ягоды, и зарослей
серебристых берез.

 * * * * *

"Эй, но времена сейчас мягкие, как пакля на прялке", - сказал Долговязый Джон о'
Хромой, стоя на парапете, опоясывающем вершину кожуры. "Я
Я видел день, когда три отряда были в поле зрения в одно и то же утро,
приближаясь к нам, чтобы погубить нас, и до полудня река была красной от крови;
да, и я помню, как Суррей шёл сражаться с шотландцами, с
копьями и пиками, ощетинившимися, как тростник в пруду; но теперь у людей
есть другие способы, и посмотрите, куда могут смотреть эти старые глаза...

Старые глаза, обшаривающие горизонт в районе Пет-Хилл и Отемн-Вуд,
внезапно расширились, и Длинный Джон Хромой схватился за парапет
гигантской хваткой.

"Всадники, скачут во весь опор!" — закричал он, — "и эй, что это
это? — дети, летящие по течению, — отважно скачут, Флауэр
о' Лэнгли — эй, там! Джок, Хэлберт, Тэм Фостер, все вы — в атаку, в
атаку — запрягайте коней и пошевеливайтесь, на нас напали!»

[Иллюстрация]

Длинный Джон спустился по лестнице, рискуя свернуть себе шею, и
добрался до первого этажа как раз в тот момент, когда Джоселин въехал в дверь и
выпрыгнул из седла.

"Армстронг и еще пара десятков за его спиной, —
пропыхтел Джоселин и, выпрыгнув наружу, остановил Элисон, которая уже собиралась спешиться.

"Нет, Элли, —
крикнул он, — ты должна поднять на ноги всю округу и отправить нас
— Беги вверх по склону, и ты окажешься на вершине холма раньше, чем они тебя заметят.
Предупреди их в Длинном доме, и они зажгут сигнальный огонь в Латтфелле,
а потом отправятся к Чарлтонам и попросят их послать к Масгрейвам.
Беги, беги, я уже слышу их галоп!

— «Ну же, девочка, — сказал старый погонщик, — нам понадобится вся возможная помощь. Пусть больная корова постоит, Джок, они будут рады ей. А теперь, ребята, мы спасли всех, кого могли, а вон и сам Чёрный Уот».

Джослин посмотрела, как синяя юбка наездницы исчезает за фруктовыми деревьями, и побежала в Башню, где железная решётка с грохотом захлопнулась за ней.
Раздался звон, когда Хэлберт закрепил его.

Пять минут назад всё было спокойно, и солнце освещало зеленую траву; теперь они стояли в прохладе каменных стен, наблюдая, как оборванные разбойники переправляются через брод и собираются в кучу перед входом.

Башня, крепко построенная из серого камня, была тускло освещена бойницами,
а на нижнем этаже мычал испуганный скот.

Вокруг него располагались хозяйственные постройки, загоны и конюшни, но в таких случаях, как этот, весь скот загоняли внутрь, а решётку и дверь надёжно запирали.

Дверь была полуоткрыта, и Блэк Уот Армстронг, громко смеясь, натянул поводья перед
квадратным входом.

Он был одет в нагрудник и кольчугу, сапоги для верховой езды доходили ему до колен, и в дополнение к длинному мечу на бедре он
нёс топор джедбургской работы, свисавший с седла на ремне.

«Выходи, Нед Лэнгли, — сказал он громким голосом, — Уот Армстронг из
Баннокбрей хочет кое-что сказать тебе!»

«Убирайся, Чёрный Уот, — насмешливо ответил Длинный Джон из
внутренних покоев, — капитана Лэнгли нет, а мы не любим шотландских воров»
— Я очень хорошо знаю нашего общего знакомого.

 — Так и скажи, Длинный Джон Хромой, потому что я хорошо знаю твою хриплую глотку. Ты не будешь обременён моим обществом, приятель, потому что мы повесим тебя через десять минут, — и пограничник рассмеялся над собственной грубой шуткой. «Заходите через дверь, ребята, и у этих психов будет меньше времени, чем они дали нам, простым людям!»

Дюжина пехотинцев спешилась и побежала к решётке, а маленький гарнизон захлопнул внутреннюю дверь, но не раньше, чем арбалет Хэлберта выстрелил, и болт попал в середину атакующих.
отряд, растягиваясь, безжизненно вытянул одного из них, и его стальная каска звякнула о коновязь, когда он упал.

 «Вставайте, ребята!» — крикнул Длинный Джон. «У нас наверху полно слив для их пудинга, а те, кто приходит на пир в Лэнгли без приглашения, должны принести длинные ложки».

Джослин бежал впереди, как кролик, взбираясь по крутой, хорошо знакомой лестнице, и, выскочив на парапет, первым делом подумал о сестре.

 Далеко на юге он увидел крошечный движущийся объект, который исчез за холмом, и понял, что она в безопасности и что помощь не понадобится.
Он не заставил себя долго ждать; затем он подкрался к парапету и выглянул.

 На решётку обрушился град звонких ударов тяжёлой кувалды.

«Парни, — сказал Длинный Джон, вылезая на крышу с мрачной улыбкой, — они громко стучат, как нам кажется, потому что они грубые шотландцы, но они отведают «Лэнглиского хлеба», — и он поднял большой кусок камня, лежавший на куче, которую, очевидно, сложили там именно с этой целью.

«Назад!» — крикнул Армстронг, сидя на лошади и заметив, как внезапно появились пять фигур, каждая из которых была видна на фоне голубого неба.
но предупреждение пришло слишком поздно, и огромные камни упали на толпу людей, отпрянувших от двери.

 «Это Хэл из Кли, ему сломали шею, — закричал Длинный Джон, глядя вниз. — Это он ударил меня по голени, когда мы возвращались из Баннокбрей, и теперь я умру счастливым от сегодняшней работы!»

«Я не отниму радость у моего отца, хотя это мой камень убил его, — прошептал Хэлберт Тэму Фостеру. — Ха, негодяи подожгли сарай!»

Отряд разбойников издал громкий крик, когда из сарая вырвался язык пламени.
Дым поднимался вверх от отдалённых построек, и лёгкий ветерок окутывал его.

"Теперь нам не нужен маяк, чтобы поднять тревогу, Уот
Армстронг!" — крикнул Длинный Джон Хромой. "Если вы хотите войти,
прислушайтесь к совету старика и не медлите; нас здесь пятеро, а вас двое — позор вам!" Уот, мы бы сожгли твою крысиную нору раньше, чем это!

Глаза Чёрного Уота свирепо сверкнули.

"Сим Салкельд, — сказал он рыжеволосому пирату, — вон то окно послужит нам, пока его не скроет дым; осторожно поставь лестницу, и я заберусь внутрь.

Окно освещало гостиную на втором этаже и находилось на высоте добрых
пятнадцати футов от земли: под прикрытием горящего сарая
они связали две лестницы и последовали за своим предводителем, в то время как
остальные отвлекали внимание маленького гарнизона дерзкой атакой на
главную дверь.

 Уот Армстронг, крепкий бородатый мужчина, уже схватился за железные
решётки окна, когда пронзительный крик заставил его посмотреть вверх.

"Помогите! «Лонг Джон!» — закричала Джослин, выглядывая из-за парапета, когда
ветер внезапно развеял дым и показал опасность, и Блэк
Уот невольно закрыл глаза, когда в воздухе пролетел острый камень.

Он
ударил второго рейвера, стоявшего на ступеньках ниже, и тот с ужасным криком
упал назад, увлекая за собой лестницу, которая рухнула в пламя.

— «Держитесь, ребята, — сказал Длинный Джон, останавливая лавину снарядов, которая
вот-вот должна была обрушиться на несчастного, цеплявшегося за железные прутья, —
это из-за того, что человек поднялся выше своего положения; как ты себя чувствуешь,
Чёрный Уот Армстронг?»

Два врага смотрели друг другу в глаза, и разбойник ответил:
Крик торжества, раздавшийся с башни, и шум, поднявшийся среди пехотинцев внизу,
заставили его остановиться.

 Человек, облаченный в полудоспехи, со стальным шлемом на голове, должен
был сделать паузу, прежде чем прыгнуть с высоты двадцати пяти футов на отвесную скалу, но его люди уже бежали к стогам и возвращались с огромными охапками сена,
чтобы смягчить его падение.

— Отец, — закричал Хэлберт, поднимая плиту, которую он оторвал от крыши, — он сейчас уйдёт!

 — Дурак, Хэлберт, — сказал старик, — присмотрись к голове,
и скажи мне, что ты видишь! — и Длинный Джон Хромой разразился смехом.

[Иллюстрация]

Они посмотрели и увидели, и разбойники увидели это в тот же миг, потому что
капитан Лэнгли, скакавший во весь опор, появился с пятьюдесятью
крепкими мужчинами из Нортумберленда позади него, а рядом с ним — отважная
малышка Элисон на своём гнедом пони.

Топот копыт, крики и сверкание стали, а затем безумная скачка
вокруг дымящегося сарая, через брод, и захватчики
сгоряча уносятся в «Землю обетованную», оставив своего предводителя
все еще держась за железные прутья и сердито глядя на наконечники копий под собой
.

Капитан Лэнгли подтянулся и громко рассмеялся. "Опусти свой топор, Уот
Армстронг, и мы тебя спустим, - крикнул он. - Я хочу сказать сэву пару слов.
ты; принеси сюда лестницы.

Ошеломлённый разбойник медленно спустился, не сводя налитых кровью глаз со своего
пленника, ожидая не меньше, чем смерти, но Лэнгли жестом приказал опустить
копья и поехал вперёд, чтобы встретиться со своим старым врагом.

«Ты спас мою девушку, Армстронг, и ты говорил с ней по-хорошему:
убирайся, парень; ты оставишь лошадей и упряжь, чтобы заплатить за сгоревший
сарай», — сказал он.

Разбойник пристально посмотрел на него, и на мгновение воцарилась тишина.

"Ты сжег мою башню в Баннокбрей, — сказал он и замолчал, словно в замешательстве.

"Ты убил моего брата до этого, — сурово ответил капитан, и Элисон подошла к нему.

— Дай мне свою руку, Лэнгли, потому что ты хороший человек и умеешь прощать, —
сказал седой разбойник, снимая перчатку. — Но никогда не говори, что шотландец уступает в щедрости английскому пограничнику, и даю тебе слово, что Лэнгли Пил отныне свободен от Уот Армстронга!

Двое сильных мужчин пожали друг другу руки, и зрители разразились радостными криками.


"Возьми своего коня, друг," — сказал капитан, — "пешком идти далеко,"
и когда разбойник развернулся в конце долины и взмахнул рукой,
Длинный Джон Хромой на вершине башни возглашал звонкие приветствия, которые
сопровождали его в пути; и выглянуло солнце, и трава снова зазеленела,
и на одинокой границе воцарился мир.

 Д. Х. Парри.

[Иллюстрация]



 Пара отважных служанок

«Джайлс, моя госпожа велит вам ехать осторожнее!»

Кучер леди Саксилби повернул гневное, раскрасневшееся от натуги лицо
в сторону говорившей, Фиби. Но карета накренилась, и голова горничной
исчезла из виду. Дорога была ужасной, и Джайлзу пришлось нелегко. Рядом с ним сидел новый слуга моего свёкра, Роджер
Клобери; а внутри громоздкого экипажа находились леди Саксилби, две её
дочери и служанка Фиби. Они направлялись в Айвер-
Холл, фамильное поместье, и уже пять дней были в пути.

 Джоан Саксилби было четырнадцать лет, её сестра Летти была на год младше, и обеим
Это были хорошенькие темноволосые девушки. Их отец, лорд Саксилби, находился в Тауэре, обвиненный в причастности к заговору якобитов, и девушки были удивлены тем, что их мать уехала из города в такое критическое время. Если бы обвинение было доказано, ему бы точно не поздоровилось. У них был сын, девятнадцатилетний юноша, но ему удалось исчезнуть в то время, когда лорда Саксилби и некоторых других арестовали, и о Дике ничего не было слышно уже много дней.

Компания спускалась с холма в нескольких милях от Айвера, когда Летти,
повиснув на Фиби, закричала: «Мама, мы падаем!»

Джайлс не виноват в том, что из одного из колёс выпал шплинт. Он ничего не мог сделать, и карета тяжело перевернулась набок, увлекая за собой упирающихся лошадей. Сам Джайлс упал в куст; Клобери спасся благодаря ловкому прыжку и поспешил вытащить молодых леди и рыдающую Фиби через верхнее окно. Когда леди Саксилби вытащили наружу, оказалось, что она сильно повредила плечо, и они были вынуждены отнести её в ближайшее укрытие — полуразрушенный фермерский дом.

Джайлс уехал на одной из лошадей, чтобы попытаться найти врача, и Джоан,
с большим беспокойством склонившись над матерью, услышала, как та
пробормотала с горечью:

«Может быть, уже слишком поздно».

«Мама, дорогая, я могу что-нибудь сделать?» — серьёзно спросила Джоан.

Леди Саксилби нерешительно посмотрела на неё.

«Джоан, ты не побоишься пойти сегодня вечером в Айвер одна?»

Скоро должны были наступить сумерки, но девочка, впечатлённая, твёрдо ответила:

«Нет, мама, я пойду».

«Боль усиливается, — слабо сказала леди Саксилби. — Приложи ухо к моим губам, Джоан. Ты… ты должна попытаться спасти своего отца; а теперь слушай».

Джоан слушала, и её лицо становилось всё более серьёзным и взволнованным. Теперь она понимала,
почему кто-то из посвящённых должен как можно скорее отправиться в Айвер.

"Сожгите всё дотла," — заключила её светлость и закрыла глаза,
измученная.

[Иллюстрация]

 В этот момент вернулась Фиби. Джоан поманила Летти в сад и
несколько минут что-то шептала ей. — Я должна пойти с тобой, —
решительно сказала Летти. — Джайлс, может, ещё не вернулся, а Клобери… — она
замолчала и посмотрела на сестру.

"Он мне тоже не нравится, — сказала Джоан. — Хорошо, Летти, мы пойдём
вместе.

Она чувствовала, что на ее плечи легла большая нагрузка; ее мать была
слишком больна, чтобы давать ей какие-либо советы. И она тоже не должна потерпеть неудачу, потому что
на карту были поставлены жизни храбрых людей.

Причина поспешил путешествие Леди Saxilby было этого. Она получила
от мужа, от руки Clobery, клочок бумаги с тремя
крестами отмечены на это. Один крест означал, как она знала, «уничтожить все бумаги в Айвере», два — что это срочно, три — что от этого зависит его жизнь. Леди Саксилби рассказала Джоан, где находится тайное убежище, и особенно попросила её сжечь бумагу с длинным списком имён.
Было тяжело оставлять мать в таком состоянии, но девочки знали, что не должны задерживаться. Поэтому, ничего не сказав Фиби, которая была болтушкой, они крадучись пошли по тропинке, надеясь вернуться на большую дорогу и добраться до Айвера до наступления ночи.

Это был долгий и одинокий путь, потому что уже темнело, и они почти час бродили по пустоши, прежде чем нашли тропинку.
Уставшие с самого начала, они стали отчаянно уставать и к тому же проголодались. На глаза девочек навернулись слёзы, но они держались.
они продолжали подбадривать друг друга, как могли, и, наконец, их мужество
и настойчивость были вознаграждены, и они подкрались к боковому входу
в Айвер-холл.

Это было огромное, беспорядочно построенное старое здание, стоявшее отдельно, и
под его крышей тайно проводилось множество якобитских собраний. An
древний слуга и его жена были оставлены за старшего, пока семья
была в отъезде, и они были очень удивлены, когда голос джоан умолял о допуске
. Старый Доггори отпер дверь, держа в руке фонарик.
Прежде чем он успел что-то сказать, Джоан выхватила у него фонарик и
Джоан направилась к лестнице, Летти следовала за ней по пятам. Девочки
забыли о своей усталости, они думали только об опасности, которой подвергался их отец.

 Да, бумаги были там. Джоан дрожащими пальцами вытащила их
из хитроумного тайника. «Быстрее, Летти, зажги свет», —
пробормотала она.

Позади них послышался шаг; Летти испуганно вскрикнула, а Джоан
почувствовала, как кто-то схватил её за руку. Подняв глаза, она встретила торжествующий взгляд Роджера
Клобери, и через секунду он выхватил у неё стопку бумаг.

[Иллюстрация]

"Отлично сработано," насмешливо сказал парень. "Я ждал этого.
кто-нибудь, покажите мне, как открывается эта скользящая панель. Мы догадались, что нужные нам бумаги находятся в этом старом совином гнезде.

 — Вы шпион! — возмущённо воскликнула Джоан, побледнев.

 — Называйте меня как хотите, юная госпожа, — ухмыляясь, ответил Клобери, — это не имеет значения. Мы получили то, чего ждали и ради чего работали,
и я гарантирую вам, что, когда я вернусь в город, повстанцев там почти не останется.

У обеих девушек упало сердце; они потерпели неудачу, и в
последнюю минуту, что было ещё горше. Их отец
его казнят, и кто знает, скольких ещё вместе с ним? Список
имен выглядел длинным. Джоан предприняла отчаянную попытку. Выпрямившись
и стараясь выглядеть намного старше, чем она была на самом деле, она надменно
спросила:

"Может, вам нужны деньги? Сколько вы возьмёте за то, чтобы вернуть мне эти
бумаги?"

Клобери оскорбительно рассмеялся.

"Сколько, позвольте спросить, вы готовы предложить? Пара золотых монет и пара серёжек? Нет, эти бумаги отправятся прямиком в руки короля Георга;
 он заплатит за них достаточно быстро.

 С рыданиями Летти упала на колени, и Джоан последовала её примеру;
Они вместе стали молить шпиона о пощаде.

Он насмехался над ними и, поймав свет, воскликнул: «Прощайте, мои
милые госпожи, я даже одолжу у вас этот свет, чтобы дойти до окна, через которое
я проник сюда. Вы мне очень помогли, и я в долгу перед вами».

Он вышел из комнаты, насмешливо размахивая пачкой бесценных документов.
Джоан и Летти бросились за ним, чтобы не остаться в полной темноте.
 В длинном коридоре было светлее, и вдруг они увидели
высокую фигуру, приближающуюся к ним. Она была одета в длинный
коричневый плащ с капюшоном, и на мгновение
Девочки в ужасе подумали, что это может быть призрак. Затем Летти громко закричала:
«Дик, Дик, забери у него бумаги!»

[Иллюстрация]

Шпион бросил фонарь на пол и бросился наутёк, но за ним гнался
кто-то, кто знал дом лучше, чем он. Клобери был вооружён, но Дик Саксилби тоже, и когда они встретились у открытого окна, через которое проник предатель, началась схватка не на жизнь, а на смерть. Молодой якобит был хорошим фехтовальщиком, и вскоре его клинок пронзил противника, и Клобери с криком упал на землю.

«Ты победил меня», — пробормотал он, перевернулся и умер.

 Было так темно, что юный Саксилби не мог разглядеть, кто был его поверженным врагом, но две девушки быстро рассказали ему, что произошло.

 «Он заслужил то, что получил», — прокомментировал Дик, — «а теперь мы должны раздобыть у старого Доггори спичку и сжечь бумаги. Клянусь, я могла бы
справиться с этим делом раньше, но я не знала, где они спрятаны.

Когда дело было сделано, Джоан и Летти вздохнули с огромным
облегчением. Это было очень рискованно! Если бы Дик не
прятаться в собственном доме, который хвастался аж три секрета
камеры и так был так же безопасен, как и любое место, в документах будет несомненно
давно растащили.

Так получилось, что обвинение против лорда Саксилби и его товарищей
заключенные потерпели неудачу из-за отсутствия доказательств, и через несколько
месяцев они были освобождены. Это была счастливая семейная вечеринка, собравшаяся тогда в
Айвер, но Джоан и Летти никогда не забывали ту ночь, когда жизнь их отца висела на волоске.

 Шейла Брейн.



 На борту пиратского корабля

[Иллюстрация]

— Мальчик уже наелся?

 — Да, на шестерых хватит, юный негодяй.

 — Тогда передай его сюда, Пэтч, — и капитан Файрбрейс повернулся, чтобы ещё раз взглянуть на полуразобранное судно, которое его корабль медленно оставлял позади. Небо было таким голубым, воздух таким тёплым, а море таким спокойным, что трудно было поверить, что всего пару дней назад их швыряло из стороны в сторону во время яростного урагана. И всё же это было так, и хотя «Утренняя звезда» пережила шторм, другим судам повезло меньше.

«Парус на левом траверзе!» — крикнул человек на мачте, и это предупреждение мгновенно насторожило капитана и команду, которые принялись заряжать пушки. «Утренняя звезда» бороздила моря не ради добрых и мирных целей, как убедились на собственном опыте более десятка незадачливых торговцев.

На этот раз сопротивления не было, потому что шхуна, замеченная наблюдателем, беспомощно дрейфовала, и когда Файрбрейс и его люди поднялись на борт, единственной живой душой, которую они там обнаружили, был мальчик, запертый в каюте
в каюте, полумёртвый от голода. Было ясно, что команда и
пассажиры, ожидая, что корабль пойдёт ко дну, спустились в шлюпки.

 Роджер Кэри, подкреплённый хорошей едой, смог встать и ответить
на вопросы капитана. Корабль, как он заявил, назывался «Скорый
возвращенец» и направлялся на Ямайку; его дядя, Остин Кэри, был капитаном.
Он сам был родом из Девоншира — Роджер, единственный сын сквайра Кэри из
Пейнтона, и он сбежал из дома, мечтая отправиться в морское путешествие.
Он не мог сказать, кто запер его в каюте.

— Хм, — сухо заметил капитан Файрбрейс, — если вы не в курсе, то, полагаю, этот ваш дядя — наследник вашего отца, не так ли? Что ж, вы бы умерли с голоду, как крыса в ловушке, если бы мы не наткнулись на ваш корабль. А теперь, мой юный петушок, вопрос в том, что нам с вами делать.

— Я с радостью поработаю, — с готовностью начал Роджер, но его прервал хриплый голос, и огромный великан Пэтч выдвинул вперёд своё мрачное лицо.

 — Капитан, — закричал он, — мы с товарищами считаем, что этого мальчишку нужно без лишних слов выбросить за борт на съедение акулам. Нам не нужны шпионы
и притворщики: наши шеи не в безопасности из-за этого.

Роджер побледнел и умоляюще посмотрел на красивое, безрассудное лицо капитана.

"Эй, капитан, пусть он прогуляется по доске, — взревел Длинный Эндрю, боцман.

[Иллюстрация]

Капитан Файрбрейс достал из-за пояса пистолет и небрежно поиграл им.

«Я хочу, чтобы вы знали, Пэтч и остальные, что я здесь хозяин, и
если кто-то с этим не согласен, пусть выйдет вперёд». Он сделал паузу, но никто не
принял его приглашение. «Что ж, тогда этот парень останется здесь».
как юнга, и он будет зарабатывать себе на пропитание таким образом, или верёвка научит его этому. Что касается шпионажа, то если нас схватят, его повесят вместе с нами, поверьте мне на слово.

Роджер вздохнул свободнее, потому что понял, что капитан на его стороне. Но он был проницательным парнем и был уверен, что попал в компанию того, кого вежливо называли джентльменом-авантюристом, а на самом деле — шайкой пиратов, и он сильно сомневался, что когда-нибудь снова увидит свой дом.

Теперь для него началась жизнь, полная лишений, о которых он и не мечтал.
наследник сквайра. Вместо того, чтобы прислуживать ему, он был на побегушках у
всех, получал пинки и затрещины от матросов, плохо питался и
перерабатывал. Вскоре его одежда превратилась в лохмотья, а лицо и руки
потемнели от загара. Его злейшим врагом был Пэтч, который, казалось,
особенно его ненавидел.

"Утренняя звезда" был предательский трюк полета независимо от цвета
казалось, лучший на тот момент, и он был под прикрытием французского флага, что
он захватил купеческий корабль, плывущий из Руана, и разграбил его. В
Французского капитана и всех матросов заставили "ходить по доске", и
Патч, злобно оттащив Роджера в сторону, заставил его наблюдать, как они прыгают,
один за другим, в бурлящие воды внизу. Они умерли как храбрецы
крича. "Да здравствует Франция!" но Роджер после этого зрелища уже не думал
о радостях пиратской жизни, о которых он так часто
мечтал дома.

[Иллюстрация]

Время шло, а Роджер так и не нашёл способа освободиться из плена. «Утренняя звезда» заходила в порт только в отдалённых местах, и даже там за ним следила строгая охрана, так что у него не было ни единого шанса сбежать. И как он мог надеяться, что их судно могут захватить
кем-то другим, потому что, если бы его схватили, его бы точно повесили вместе с остальными, как заявил капитан?

 Капитан Файрбрейс, казалось, был не таким, как Пэтч, Длинный Эндрю и остальные. На самом деле он был джентльменом-авантюристом и подчинял себе свою беззаконную команду благодаря твёрдой воле и безрассудной храбрости. Он открыто не проявлял благосклонности к «мальчику с корабля», но Роджер всё равно чувствовал, что капитан — его друг. Однажды, когда почти все мужчины спали после попойки, он позвал мальчика в свою каюту и засыпал его вопросами о доме и жителях Пейнтона.

Прошел год, и его собственная мать с трудом узнала бы Роджера в
оборванном, загорелом парне, который мыл палубу и помогал коку. Один
маленький лучик надежды еще теплился в его сознании: капитан как-то прошептал
ему на ухо. "Не падай духом, парень: ты еще увидишь Пейнтон". Но
время, казалось, было еще далеко, потому что сейчас "Утренняя звезда" плыла в
В испанских водах, получив известие о галеоне, гружёном сокровищами, команда
пришла в приподнятое настроение, но их капитан явно был встревожен.

"Надвигается шторм," — крикнул он, и вскоре Роджер услышал, как он
прокричал приказ: "Убрать все паруса!"

«Сейчас нам будет жарко и ветрено», — сказал Длинный Эндрю, поднимаясь на палубу. Волны покрылись белой пеной, ветер завывал в снастях, и люди не могли закрепить хлопающий парус на реях. Яростный шквал обрушился на корабль; раздался громкий треск, и грот-мачта сломалась и упала в море вместе со своими реями.

Роджер выбрался из трюма и увидел, что капитан Файрбраз стоит у
руля. Волны поднимались до ужасающей высоты, и мальчику казалось,
что каждую минуту их может поглотить вода.

 Они были недалеко от берега, усеянного опасными скалами,
и, несмотря на усилия капитана, было очевидно, что «Утренняя
звезда» дрейфует в их сторону. Один из членов экипажа, испанец по
имени Педро, был знаком с побережьем, и одного взгляда на его встревоженное
лицо Роджеру хватило, чтобы понять, что опасность велика.

[Иллюстрация]

Теперь они были так близко к берегу, что могли видеть белый песчаный пляж,
с высоким барьерным рифом, о который яростно разбивались волны.

"Смотрите, между этими двумя скалами есть проход, — закричал Педро,
— там находится Сан-Диего, и если мы сможем пройти, то, возможно, спасёмся."

В следующую минуту "Утренняя звезда" мчалась к скалам.
Роджер различил людей, стоящих на берегу. Внезапный толчок
был ощутим, корабль, ударившись о скалу, задрожал, остановился на короткое мгновение
, затем накренился, и его засосало в глубину
внизу. Роджера унесло на гребне огромной волны, но он почувствовал, как чья-то рука схватила его, и за мгновение до того, как он потерял сознание, увидел бледное, бесстрашное лицо капитана рядом со своим. Их закружило в потоке вздымающейся воды, которая сомкнулась над их головами.

Спустя долгое время, как показалось мальчику, он снова очнулся и медленно
пришёл в себя. Испанская женщина пристально смотрела на него, а рядом с ней
стоял Долговязый Эндрю. Когда Роджер достаточно оправился, чтобы
услышать, что произошло, он узнал, что они с Эндрю были единственными,
кого спасли. Несколько рыбаков бросились в прибой и вытащили его и
капитана Файрбраса, которых пронесло через расщелину между скалами,
крепко связанных друг с другом. Но пират
Капитана ударило о скалу, и когда его вытащили,
он был мёртв.

Рассказ о приключениях Роджера до того, как он добрался до своего дома, занял бы слишком много времени. Лонг Эндрю держал при себе тот факт, что потерпевший крушение корабль был грозным «Утренней звездой», и когда он снова поступил на службу, то сделал это более честным образом. Роджер узнал от него, что Файрбраз — это вымышленное имя, а не настоящее имя капитана пиратов.

«Он родился в Девоншире, как и мы с тобой, — сказал Эндрю, — и я
думаю, что он был родом из Пейнтона. Иначе, мой мальчик, тебя бы, скорее всего,
посадили в трюм к Дэви Джонсу, а не на «Утреннюю звезду».»

 Шейла Брейн.



Как мальчик-барабанщик спас полк

Дж. А. Хенти

[Иллюстрация: КАК МАЛЬЧИК-БАРАБАНЩИК СПАС ПОЛК.
 Дж. А. Хенти.]

"Ты устал, Томми?" — спросил солдат маленького мальчика-барабанщика, который сидел на камне и наблюдал за полком, только что разбившим лагерь. Это был недавно прибывший корпус, который форсированным маршем
добрался с побережья, чтобы присоединиться к армии, которая, одержав победу в битве при Виттории,
теперь сражалась в разных местах Пиренеев с противником, пытавшимся преградить им путь.

Томми Пирсон был самым младшим в полку, ему было всего одиннадцать лет. Его отец был барабанщиком в корпусе, и Томми был всеобщим любимцем. После смерти отца, за три недели до того, как полк покинул Англию, делегация солдат попросила полковника разрешить Томми сопровождать их, пообещав, что он не доставит хлопот на марше. Несмотря на юный возраст, мальчик обращался с барабанными палочками так же хорошо, как и многие из тех, кто был старше его, и полковник, немного поколебавшись, удовлетворил его просьбу, сказав:
майор: «Для него всегда можно найти место в одном из багажных вагонов. Его вес никак не повлияет на команду. Он сообразительный малыш, и мы можем считать его наследником своего отца, которого мы все любили и уважали».

Так что Томми, к его великой радости, разрешили поехать. Последние три года он, хотя и не в составе полка, маршировал в форме, как и другие барабанщики, и не раз раздавались возгласы удивления или восхищения, когда этот маленький парень шёл прямо и гордо в первом ряду.

Обещание, данное мужчинами, было выполнено во время долгого перехода
от морского побережья. Каждое утро Томми проходил несколько миль
вместе с оркестром, и когда ему приходилось останавливаться, а он никогда
не останавливался, пока не был совершенно не в состоянии идти дальше, его
поднимали на багажную повозку или, если она оказывалась далеко в
тылу, его барабан забирал один из горнистов, а самого мальчика
по очереди несли солдаты. Во второй половине пути
ему редко приходилось останавливаться, но он мужественно продолжал идти,
пока полк не достиг цели.

«Я немного устал, — сказал он, — но это не имеет значения. Это был долгий переход, и мы шли в гору, но стало прохладнее, чем было, и я мог бы пройти ещё милю-другую, хотя не скажу, что был рад остановиться».

Полк, который теперь входил в состав колонны, состоящей из бригады
пехотных, кавалерийских полков и артиллерийской батареи, разбил
бивуак на плато в четверти мили от дороги, которая здесь
прошли через ущелье.

Как только мужчины поссорились, они разбежались в поисках сухих кустов
, из которых можно было бы добыть дрова для костра. Фургоны с багажом так и не прибыли
вставали, и должен был пройти час или два, прежде чем прибудут волы, которые следовали за
ними; но мужчины накануне получили трехдневный
паек вареного мяса и хлеба, и поэтому были
независимо от поезда. Томми, отдохнув полчаса, присоединился к
другим мальчикам-барабанщикам и, съев свою порцию, побродил вокруг
среди солдат, у большинства из которых нашлось, что сказать ему в ответ.

— Я думаю, Томми, — сказал один из них, — что скоро мы увидим французов, и тогда пули будут свистеть у нас над головами.
У вас будет больше шансов, чем у остальных, учитывая, что вы предлагаете такую маленькую сумму.

«Томми будет в безопасности, — сказал другой. — Я думаю, ему велят ждать багаж и помогать раненым с водой».

«Я буду там же, где и остальные, — твёрдо сказал мальчик. — Теперь, когда я могу пройти целый день, я могу вступить в бой вместе с другими ребятами».

«Другие ребята не будут вступать в бой, Томми. Во-первых, они будут мешать, а во-вторых, все, кто достаточно велик, будут нести носилки. Те, кто слишком мал для этого,
«Он будет спрятан где-нибудь в безопасном месте. Что бы ты сделал, если бы на тебя напал французский гренадер?»

«Не думаю, что я смог бы что-то сделать, — сказал мальчик, — но если бы он был храбрым человеком, он бы не стал стрелять в меня».

«Ты прав, Томми: ни один солдат не стал бы убивать невиновного:  тебе нужно бояться только случайного выстрела». Есть одна вещь: если бы ты случайно оказался рядом с врагом, тебе нужно было бы просто встать за какого-нибудь здоровяка, чтобы быть в полной безопасности.

Мальчик рассмеялся. «Что ж, посмотрим, Джонс. Я не знаю, что такое драка
Я не знаю, что будет дальше и что я буду чувствовать, но не думаю, что буду бояться больше, чем кто-либо другой.

После долгого перехода и перспективы ещё одного перехода на следующий день солдаты были рады закутаться в плащи и лечь, как только стемнело, тем более что хвороста было мало, а костры уже почти погасли. После жары на равнинах они почувствовали прохладу горного воздуха и
пожаловались, что багаж с палатками не подъехал. Томми, хотя и выбрал место в
укрытии за скалой, почувствовал холод и, как только
На рассвете он встал и потопал ногами, чтобы разогнать кровь.

"Скорее всего, сегодня нам не придется долго идти, — сказал он, — и в любом случае я лучше буду усталым, чем таким же холодным, как сейчас."
Примерно через полчаса лагерь начал просыпаться.

"Я пойду прогуляюсь, — сказал он, — они еще час или два будут укладываться. Я могу взять с собой барабан: тогда я буду готов, когда зазвучит горн.

Уже рассвело, и, закинув ремень барабана за плечо, он пошёл. Другие солдаты уже были на ногах.
Он вышел за пределы лагеря в поисках дров, и часовые не обратили на него внимания. Плато простиралось на небольшое расстояние, а затем заканчивалось у подножия крутого каменистого склона.
Мальчик взобрался на небольшой выступ, а затем сел и огляделся.
С того места, где он сидел, лагерь был всего в пятистах или шестистах ярдах от него, и, хотя он не мог его видеть, он знал, что услышит первый звук горна. Глядя вниз, в ущелье,
он увидел, что оно круто поднимается вверх, и заметил, что оно немного разветвляется
впереди него, и что другая дорога соединялась с той, что шла через ущелье.

[Иллюстрация]

 Через несколько минут он увидел, как генерал, за которым следовали два офицера-драгуна и крестьянин, ехал по плато, похожему на то, что занимало его полк, и смотрел на него с другой стороны ущелья. Примерно в пятидесяти ярдах позади них ехали два верховых ординарца. Генерал остановился почти напротив Томми, и
крестьянин, очевидно, объяснял ему, что это за дорога, какие
трудности могут встретиться на ней и в каком направлении она ведёт.
пересекая гребень холмов. Мальчик инстинктивно соскользнул с выступа, на котором сидел, и спрятался за скалой, откуда наблюдал за происходящим в группе, находившейся примерно в трёхстах ярдах от него. Стена ущелья была очень крутой, почти отвесной, и с того места, где генерал остановился в нескольких ярдах от её края, он не видел дороги прямо под собой.

Внезапно мальчик увидел, как с другой дороги показался отряд кавалерии.
Подумав, что кавалерия выслала разведчиков, он заплакал, но
он почти не обратил на них внимания. За ними следовала артиллерийская батарея,
а по обеим сторонам от неё — пехота, идущая в колонну по одному. Внезапно
ему в голову пришла мысль, и он вскочил на ноги. Конечно, это были
не английские солдаты! Может быть, это были испанцы! Он наблюдал за ними,
пока кавалерия не поравнялась с ним; затем, когда за орудиями
последовал батальон пехоты, он увидел знамя, которое узнал:
это был враг. Его собственный полк шёл впереди, а остальные
три полка бригады расположились лагерем примерно в пяти километрах от них.
Он бросился бежать обратно, но тут его осенило, он схватил свои
барабаны и забил тревогу. Поспешая вперёд и оглядываясь на
овраг, он увидел, как один из офицеров генерала спрыгнул с лошади
и, подойдя к краю, посмотрел вниз. Затем генерал поскакал
галопом вперёд, пока не добрался до края ущелья, по которому
шли французы. Он и его спутники спешились и прошли несколько шагов вперёд, очевидно, чтобы оценить численность противника.

Теперь Томми мог видеть лагерь: горны созывали людей на сбор, и
солдаты поспешно вбежали внутрь. Раздалась тревога, и, закинув барабан за спину, он побежал вперёд. Сделав это, он увидел, как полковник выехал на край плато, которое находилось в трёхстах ярдах от того места, где строились солдаты. Одного взгляда ему было достаточно, и он поскакал обратно, крича на ходу, и, не дожидаясь, пока солдаты построятся, повёл их обратно. Те, кто первыми добрались до края
спуска, сразу же открыли огонь по отряду французской кавалерии;
остальные, прибывшие позже, были поспешно построены в боевой порядок, и два фланга
Роты бросились вниз по крутому склону и обрушились на батарею, в то время как остальные, выстроившись вдоль всего края ущелья, открыли убийственный огонь по французской пехоте.

Французы ответили, но в некоторой растерянности, поскольку они не знали, что британцы уже поднялись на перевал и ожидали, что займут позицию у его подножия, чтобы помешать им это сделать. Атака на
орудия была полностью успешной, и кавалерия, многие из которой были
убиты первым же выстрелом, развернула коней и поскакала обратно,
ведя за собой тонкую линию пехоты и сея смятение среди артиллеристов. Зная, что пехотная бригада преградит им путь к отступлению и быстро придет на помощь, они храбро сражались, но не смогли противостоять стремительному натиску британской пехоты. Бьющиеся в агонии лошади и орудия полностью перекрыли ущелье, и пехота, быстро отступавшая под огнем сверху, не могла пробиться через них. Они совершенно не подозревали о
силе своего врага, и, хотя их офицерам удалось
Восстановив что-то вроде порядка и ведя отряды вверх по крутому склону,
они не смогли противостоять огню, которому подвергались, и
вскоре затрубили трубы, возвещая об отступлении. Как только они это сделали,
генерал, который вернулся к тому месту, где он мог выехать на дорогу
и подняться на другой склон, подъехал к ним.

[Иллюстрация]

 «Поздравляю вас, полковник, — сказал он, — вы дали им хороший отпор. Насколько я могу судить, там должно быть около пяти тысяч человек,
и если бы они заняли ту укреплённую позицию ниже, где мост
пересекает ущелье, нам пришлось бы приложить немало усилий, чтобы выбить их оттуда, и
при этом мы бы, конечно, сильно пострадали. Они, должно быть, и не подозревали, что мы поднялись на перевал; если бы они упорствовали, то
вообще бы вас остановили. Я не знал, что здесь есть боковая дорога: эти испанские карты совершенно бесполезны.заслуживающий доверия,
и проводник, который был со мной, ответил на мои вопросы о дороге впереди, но ничего не сказал о той, что спускалась к ней. Хорошо, что вы заранее выставили этого барабанщика, хотя, конечно, часовой тоже подошёл бы. Я вижу, что ваши люди забрали все пушки с той батареи.

"Да, сэр, это было очень удачное дело, но я, конечно, не могу ставить себе в заслугу то, что барабанщик оказался на том холме. Конечно,
Я выставил часовых вокруг лагеря, а одного поставил так, чтобы он мог видеть дорогу впереди и предупреждать нас о любых войсках, спускающихся с холма; но
с этой позиции он не мог видеть ущелье внизу. Я ничего не знал об этой боковой дороге, иначе, конечно, я бы поставил там часового. Ночью у меня был дозор на дороге,
но они пришли при свете дня и либо не заметили другую дорогу, либо, во всяком случае, не сообщили о её существовании, когда пришли. Как там оказался барабанщик, для меня загадка, и
Я был поражён, услышав сигнал тревоги; нет никаких сомнений в том, что
это спасло полк, поскольку, как вы говорите, враг прошёл мимо
там, где мы свернули, чтобы подняться сюда, мы должны были быть полностью отрезаны от
остальных, хотя они не взяли бы нас без ожесточённого боя, потому что
я должен был знать, что остальная часть бригады придёт нам на помощь, как только услышит стрельбу. Он повернулся к одному из своих офицеров: «Попроси сержанта Уилкинса подойти сюда».

Сержант, командовавший барабанщиками, подошёл через две-три минуты.

— Сержант, вы посылали барабанщика сегодня утром?

— Нет, сэр, я бы не стал делать этого без приказа.

— Тогда кто же забил тревогу?

"Этого я не могу сказать, сэр; они не проходили парадом этим утром, поэтому я не знаю
кто пропал, и я был поражен, когда услышал тревогу. Я подумал
сначала, что это, должно быть, один из парней, который взял свой барабан и пошел
потренироваться, хотя я с трудом мог представить, как кто-то из них
мог бы рискнуть сделать это и вызвать тревогу ".

[Иллюстрация]

"Вейл, приведи их сюда".

Через несколько минут они предстали перед полковником.

"Кто из вас поднял тревогу?" - спросил тот.

Томми шагнул вперед и отдал честь. "Пожалуйста, сэр, это сделал я".

Полковник и генерал оба улыбнулись. "Но как получилось, что вы оказались снаружи
там?" спросил первый.

"Мне было так холодно, сэр, что я не мог заснуть, поэтому я встал и ходил
пока солдаты не начали выходить за дровами, и я
подумал, что мне тоже стоит выйти".

"Но в таком случае, зачем ты взял свой барабан?"

«Я взял его, сэр, чтобы, если услышу сигнал горна, сразу вернуться и занять своё место среди остальных. Я сидел, когда увидел, как французы выбегают на дорогу. Сначала я не понял, что это французы; я видел, что это не наши, но я
Я думал, что это могут быть испанцы, пока не увидел среди пехоты французский флаг, и тогда я решил, что быстрее всего будет поднять тревогу.

 «Вы отлично справились, — добродушно сказал генерал. — Если бы не вы, весь полк был бы взят в плен, не говоря уже обо мне. Полковник, как же так вышло, что в вашем полку оказался такой сорванец?»

Полковник объяснил ему, зачем он взял с собой мальчика.
 «Все мужчины его любят, — сказал он, — и он, конечно, сдержал своё обещание не доставлять хлопот. Сначала он не мог сдержать
Он поспевал за марширующими войсками и либо садился на повозку с багажом, когда не мог идти дальше, либо, если багаж был в хвосте колонны, его несли на себе. Но в последнюю неделю он хорошо справлялся сам.

«Должно быть, он сообразительный мальчуган, — сказал генерал, — не каждый мальчик его возраста догадался бы поднять тревогу, а каждая минута была на счету». Что ж, парень, ты хорошо начал, — сказал он, —
и когда-нибудь из тебя выйдет отличный солдат. Конечно, я доложу об этом лорду Веллингтону. Он не из тех, кто забывает о таких вещах.
и я не сомневаюсь, что если ваш полковник сможет, когда вы станете достаточно взрослыми, рекомендовать вас для получения офицерского звания, то то, что вы сделали сегодня, значительно облегчит вам его получение.

Можно себе представить, что после этого популярность Томми в
полку значительно возросла, и все очень горевали, когда он был
ранен в битве при Тулузе. Однако он поправился и изо всех сил
барабанил, когда полк пошёл в последнюю атаку на
Старая гвардия на поле Ватерлоо. Шесть лет спустя он получил офицерское звание и стал командовать полком, в котором когда-то служил
Мальчик-барабанщик в ожесточённых сражениях кампании, которая завершилась
завоеванием Пенджаба в 1845–1846 годах.

[Иллюстрация]



Никогда не доверяй ручью

Гром прогремел на холмах, где на фоне неба высились разрушенные и голые старые машинные отделения, и молния дважды сверкнула из-за чёрных туч и, казалось, поиграла с серыми гранитными камнями, прежде чем хлынул дождь, похожий на густой туман, и всё скрыл.

А внизу, в низине, у моря, всё это время стоял ясный летний день — «идеальная погода», как сказал отец Сидни Ли, «для июля».

Линни, сестра Сида, повеселела, потому что выглядела серьёзной и
разочарованной. Сид был дома на каникулах в середине лета, и брат с сестрой
наслаждались ими. На самом деле в тот день у Сида был проект. Это было как-то связано с маленькой лодкой, которая
плавала в ручье и вращала водяное колесо, которое, в свою очередь,
приводило в движение дробилки, измельчавшие оловянную руду, которую
добывали в глубокой шахте люди, работавшие под руководством отца Сида,
который был управляющим горнодобывающей компании и жил в одном из самых
красивых домов в Корнуоллской долине.

Но этот проект был также как-то связан с маленькой форелью, которая
пряталась под камнями в чистой воде, и под полевыми цветами на
берегу, и, возможно, с поздним гнездом некоего оляпки, которое было у Сида.
замечен порхающим, как большой черно-белый крапивник с петушиным хвостом
одарен способностью ходить и плавать под водой, чтобы
ловить жуков и других насекомых, и все время выглядит так, как будто его
черная куртка была усеяна жемчужинами, которые скатились и оказались
пузырьками воздуха, как только она коснулась земли.

Но в быстром маленьком ручье было на что посмотреть .
Они бежали мимо Хюэл-Вро, и Линни видела их гораздо лучше, когда с ней был Сид, который вёл лодку за собой и ловил рыбу или бродил по берегу в поисках
различных сокровищ, которые они находили.

Итак, они отправились в экспедицию, когда начался шторм, который поднял
огромную бурю на холмах за много миль от них, а затем начал утихать.

«Какое мрачное лицо!» — воскликнул управляющий. «По-моему, вот-вот польются слёзы».

«Нет-нет, папа, я не буду плакать», — сказала Линни, — «но это так обидно,
а каникулы у Сида такие короткие».

«Тем слаще они будут, пока длятся, Лин», — сказал управляющий. «Ну вот, взбодрись».
— Вставай, шторм проходит по холмам. Пошли. С этой стороны не выпадет ни капли дождя.

 — О! — радостно воскликнула Линни и бросилась к отцу, чтобы
отблагодарить его за хорошие новости, а он помог ей, подбросив
вверх.

"Поплывёшь на маленькой лодке, Сид?"

 — Да, папа.

— Хорошо, но не подходи к плотине.

 — О да, отец, конечно.

 — Вот и хорошо. Тогда ты не попадёшь в беду.

 Ребята помчались мимо водяного колеса и жерновов, где промывали руду.
Вода была красной и мутной, но выше по течению, за домом, она была чистой, как хрусталь.

 Лодка, похожая на стиральную машину, привязанную к столбу, лежала на мелководье, и Сид побежал в плотницкую мастерскую, где мужчина, ремонтировавший шахтные машины, добродушно достал из корзины с инструментами пилу, распилил короткую доску пополам и отдал её мальчику в качестве сидений. Этих двоих отнесли к плоту и
положили на носу и корме после того, как Сид забрался в воду, чтобы вытащить плот
на берег. Линни запрыгнула в плот и заняла место на носу, Сид поднял
Сид взял короткий шест, лежавший на дне, и начал толкать лодку
по мелководью, пробираясь между кусками гранита, которые наполовину
заполняли русло ручья, и, по меньшей мере раз десять сев на мель,
Сид сумел добраться до самой красивой части крошечной реки, где
началась рыбалка и сбор цветов.

Сид занимался этим в одиночку, потому что, как он говорил, это не женское дело —
пробираться по колено в воде и мочить руки, выискивая
под выступами и среди камней крошечную форель.

«Ты получишь свои цветы», — сказал он и, чтобы помочь сестре, подвёл лодку то тут, то там близко к скалистым берегам, которые поднимались прямо вверх и часто нависали в тенистых местах, где росли самые красивые цветы.

Так прошёл час настоящего восторга, когда прозрачная вода здесь сверкала на солнце, а там, где папоротники свисали с огромных камней, которые выглядели так, будто их сложили гигантские руки, становилось темно.

— О, я рада, что буря прошла мимо нас, — сказала Линни, вставая.
удерживая равновесие на сиденье, чтобы протянуть руку и сорвать гроздь
пурпурного шиповника. - О! - воскликнула она, спрыгивая на корточки.
сразу же, потому что чуть не полетела за борт. Затем, увидев
насмешливое лицо ее брата, когда он стоял, а вода едва доходила до колен
его бриджей: "Какой позор, Сид! ты раскачивала лодку".

[Иллюстрация]

— Я не делал этого, — сказал он.

 — Вы делали, сэр!

 — Я не делал — только слегка надавил на этот конец.

 — Что ж, это было досадно. Вы могли бы заставить меня упасть в воду — плюх!

 — Неважно, я бы разложил вас на горячих камнях на солнце
чтобы высохнуть. Держись крепче, я подниму лодку повыше. Здесь
нет форели.

Линни тряхнула своими длинными желтыми волосами, отчего соломенная шляпка полетела на дно лодки.
ее локоны свободно рассыпались по плечам.
когда она осторожно заняла свое место, чтобы выровнять лодку, Сид
зашел в воду, снова взялся за удочку и направил плоскодонку вверх по течению.
пару сотен ярдов, прежде чем он положил удочку и начал
осматриваться в поисках подходящего места для ловли форели, в то время как глаза его сестры
бродил среди цветочного богатства высокого, поросшего папоротником берега в поисках
отборных цветов.

"Послушай, Лин, - сказала Сид, - что это?"

"Это?"

"Да, тот ворчащий звук".

"Гром, затихающий в холмах", - сказала девушка. "Толкать лодку к
другой стороны. Я хочу, чтобы некоторые из этих орхидей—там, в солнце".

Но мальчик ничего не сказал; он сел и стал смотреть на холмы.

"Я не вижу там никаких облаков," — задумчиво сказал он, — "и всё же этот шум продолжается. Вот, Лин," — вдруг воскликнул он взволнованно, — "я собираюсь затащить лодку сюда. Выпрыгивай и взбирайся на берег."

— Нет, — сказала девушка, — пока нет. Я хочу несколько этих орхидей. Толкни
— Сначала переправь лодку туда, — сказал он.

 — Делай, что я говорю, — твёрдо крикнул мальчик, и его смуглое лицо побелело. Он наклонился, чтобы схватиться за шест, но опоздал и снова плюхнулся на сиденье на корме.

[Иллюстрация]

Внезапно с рёвом и шумом волна с пенными гребнями
пронеслась над ними, огибая изгиб, и в мгновение ока обрушилась на них,
захлестнув лодку, которая была заполнена на четверть, и превратив
прозрачный ручей в яростный бурный поток, который швырял лодку из стороны в сторону,
чуть не перевернув её.
он стремительно помчался вниз.

"О, Сид!" — закричала девушка, — "что это?"

"Сиди смирно и держись крепче," — крикнул он. "Вода — спускается с
холмов."

Лодка сразу же выровнялась, но стремительно понеслась вниз,
грозя перевернуться о какой-нибудь из огромных камней, лежавших в русле,
и мальчик схватился за шест и встал, чтобы попытаться отвести лодку от
скал или от какого-нибудь выступающего из воды камня.

Но стоять было невозможно, потому что, отталкиваясь шестом,
он провалился в щель между двумя гранитными блоками, застрял, а в следующий миг был вырван у него из рук. Ему ничего не оставалось, кроме как снова сесть и сделать то, что он крикнул своей сестре.

"Держись, — крикнул он, — крепче!"

А потом они поплыли, иногда носом вперёд, иногда кормой, и
не только боком, но и кружась, когда то один, то другой конец
лодки ударялся о какой-нибудь камень с такой силой, что лодка
могла развалиться на куски.

 «О, — простонал мальчик про себя, — если бы мы только успели выпрыгнуть»
Но это он сказал про себя, потому что изо всех сил старался не делать и не говорить ничего, что могло бы напугать бедную девочку, которая сидела, вцепившись обеими руками в переднюю часть лодки.

Но Сид о многом думал.

"Мы сейчас перевернемся, — подумал он, — или разобьемся вдребезги о камни."

Но как раз в тот момент, когда он скользил вниз по склону с увеличивающейся
скоростью, вниз хлынуло столько воды, что она стала менее бурной по мере
углубления, и через несколько минут они с шумом пронеслись по
суженному участку, где шахтёры укрепили стены.
каменщики придавали форму контрфорсам, которые поддерживали концы деревянного моста
по которому проходила шахтная дорога.

Они прошли под ним, и их чуть не сбило с ног, прямо на какие-то гранитные блоки
девушка в ужасе взглянула на них, потому что вода пенилась
среди них; но они ускользнули от внимания Сида, потому что он шел задом наперед.

- Ты видишь кого-нибудь у водных ворот? - Внезапно спросила Сид.

"Нет, нет", - воскликнула девушка. "Ох, Сид, Сид, Сид, мы будем
утонул?"

- Нет, - закричал он снова. - Не бойся. Лодка скоро перевернется.
Тогда я поплыву с тобой к берегу и взберусь на отмель.

— Спасибо, Сид, — всхлипнула бедная девочка. — Пожалуйста, пожалуйста. Бедному папе было бы ужасно, если бы мы утонули.

 «Бедный папа» стоял внизу и испуганно смотрел вверх по течению, потому что рёв потока разбудил его и тех, кто был наверху, и они последовали за управляющим к кромке воды.

— Я вижу их, сэр! — крикнул плотник.

 — Да, вот они, — воскликнул мистер Ли. — Руки, ребята, — руки!

 Он ухватился за протянутую руку плотника и прыгнул в воду,
а ещё трое мужчин взялись за руки, образовав живую цепь, которая покачивалась
и чуть не сдался под напором воды, когда управляющий
все больше и больше вытягивал руки, пытаясь ухватиться за быстро опускающуюся
лодку.

"Я никогда этого не сделаю," простонал он. "О, мои бедные дети!" и в
воображении он увидел, как их уносит в море.

Но, как он и думал, он ухватился за борт лодки, в результате чего оба ребёнка упали на дно, где вода
волновалась туда-сюда, а мужчины потеряли равновесие, но не
отчаянно цеплялись за лодку.

В бурной воде происходила ужасная борьба, но люди, лодка
и все они были близко, и помощь подоспела с мельницы,
и через минуту все были в безопасности, хотя и промокшие и запыхавшиеся,
а поток в течение следующего часа буквально бушевал между
каменистыми берегами маленькой реки, смывая цветы и папоротники и
унося их в море.

 «Наша бедная лодка, Сид!» — сказала Лин пару часов спустя, когда вода
начала отступать.

"Да", - сказал мальчик со вздохом. "Ее сразу же увезли".

Он был совершенно прав, но на следующее утро рыбак привез ее обратно,
а маленькая речка снова текла тихо и прозрачно.

[Иллюстрация]



"Жан-Пьер"

ИСТОРИЯ О СВЯТОМ БЕРНАРДЕ

Это была их первая зима в Англии, и дети Баклендов смотрели из окна на снежинки, которые падали друг на друга, торопясь добраться до земли.

"Они похожи на крошечные белые паруса," — воскликнул Освальд.

— Или крылья фей из снов, — предположила Молли, которая читала Гримма.

 — Или перья с диванной подушки, которую мы порвали сегодня утром, — сказал Бобс,
обнимая себя за плечи, как он делал всегда, когда что-то его радовало.  Джим ничего не сказал, но его задумчивый взгляд был устремлён в никуда.
Он с грустью посмотрел на этот странный снег, который уже покрыл лужайку, и слегка вздрогнул, словно почувствовал холод.

"Самое время лепить снежки," — заметил Освальд,
вспомнив захватывающую снежную битву, о которой он читал, когда был в Индии.

"Ура!" — закричали остальные, и стропила старого дома зазвенели от их шагов, когда они
сбежали вниз по лестнице.

Все, кроме Джима. Джим остался дома, потому что знал, что если он пойдёт, то
может испортить им веселье, ведь, хотя он был почти на три года старше
Бобса, он не мог бегать и вполовину так же быстро и быстро уставал. Он был
худой, бледный и очень маленький — «на два размера меньше, чем положено для его возраста», — сказала ему тётя, когда он приехал. С тех пор он изо всех сил старался угодить им и вырасти, но даже тётя Маргарет, у которой были самые красивые ямочки на щеках и которая говорила мягче, чем её сёстры, не могла сказать, что у него это получается.

[Иллюстрация]

"Ничего страшного, старина, — шептала она. «Ты начнёшь, когда придёт весна, и догонишь Бобса. Вот увидишь».

 «Весна долго не приходила», — подумал Джим, отвернувшись от
окна к камину. Викинг, большой сенбернар, принадлежавший
Тётя Маргарет, которая была слишком гордой, чтобы резвиться даже с самыми милыми детьми, освободила для него место на коврике у камина и даже позволила ему прислониться к своей широкой спине. Джим восхищённо гладил его, пока тот разминал свои великолепные лапы перед огнём, и мечтал, что он тоже мог бы быть «великолепным, большим и храбрым».

 «Всему своё время», — серьёзно сказал викинг. — Но тебе не нужно ждать, пока ты станешь «большим», чтобы быть «храбрым и великолепным», — Жан-Пьер был таким, хотя он был таким же маленьким, как ты, и к тому же у него была кривая спина.

"Jean-Pierre?" - Что это? - нетерпеливо спросил Джим. Викинг встряхнулся,
и повернул голову так, что его широкая морда уперлась Джиму в плечо
, рядом с его ухом.

"Я родился в Швейцарии, - сказал он, - высоко в горах,
где снег выпадает на несколько недель, а иногда и хоронит весь
семей под ним. Монахи Сен-Бернара обучили моего отца и многих других собак
такого же типа спасать путешественников, которые сбивались с пути,
пытаясь пересечь горы, и, если бы не несчастный случай,
это была бы и моя работа. Мой отец любил эту жизнь, и я
Я должен был бы гордиться так же, как он, тем, что разделяю его опасности.

 — Не расскажешь ли ты мне об этом? — вкрадчиво спросил Джим. — Я хочу
услышать о Жан-Пьере и о том, почему ты говоришь, что он был таким «великолепным».
Он носил красивый блестящий меч, как дядя Марк? И он умел сражаться?

«Жан-Пьер никогда не видел меча, — сказал викинг, — и хотя он хорошо сражался, он сражался не с врагами, которых можно было увидеть, а с
Голодом, Страхом и Холодом. Но если я хочу рассказать вам о нём, я должен начать с самого начала».

«Двенадцать лет назад я был одним из маленьких неуклюжих щенков. Мой
Мама говорила, что мы были самыми красивыми из всех, что у неё когда-либо были, но отец говорил, что размер не имеет ничего общего с храбростью, и что важна только храбрость.

[Иллюстрация]

"Как же мы, щенки, хотели вырасти, чтобы тоже показать, что мы храбрые, и как же нам нравилось смотреть, как наш отец и его товарищи отправляются на поиски какого-нибудь заблудившегося путника. Монахи привязывали
фляги с бренди к их шеям, а ковры и одеяла — к спинам и торжественно
желали им «счастливого пути». «Храбрец» — так они называли нашего
отца, и мы часто слышали, как они говорили об этом с посетителями.
прекрасный нюх, и он как бы откопать погибших людей от
глубокий сугроб".

"Однажды мы узнали, что пропали двое детей. У них не было
матери, а их отец, который ушел в соседнюю деревню
запасаться продуктами на зиму, был отрезан от них
снегом. Гроза разразилась раньше, чем ожидалось, и в течение нескольких дней он
не мог добраться до своего коттеджа. Когда он добрался, то обнаружил, что тот пуст.
К столу было приколото письмо от мальчика, которого оставили присматривать за Роуз Мари, его младшей сестрой. «Горная фея»
люди называли её так, потому что она была очень красивой, и мальчик — это был
Жан-Пьер — любил её даже больше, чем своего отца.

«Письмо было написано накануне вечером и гласило, что они с
Мари три дня не ели и что утром они собирались попробовать
«нижний перевал» в надежде добраться до монастыря.
«Я позабочусь о Роуз Мари, — добавил он, — и не дам ей замёрзнуть».

«В тот день снег шёл сильнее, чем когда-либо, и монахи
качали головами, глядя на небо. «Постарайся, мой храбрый», —
— сказали они нашему отцу и отправили его вперёд, чтобы он опередил остальных собак.

«Это была почти самая холодная ночь, которую мы когда-либо переживали, даже в монастыре. Мы, щенки, жались друг к другу под соломой и дрожали, слушая рассказы матери о собаках и путешественниках, которых похоронило под толщей выпавшего снега».

«Но не прошло и часа, как мы услышали громкий лай собак,
который, как мы знали, означал, что детей нашли. Некоторые из монахов
взяли свои фонари, потому что было очень темно, и отправились на
опасная тропа, местами такая узкая, что они могли двигаться только боком, и то по несколько дюймов за раз.

[Иллюстрация]

"Через некоторое время мы услышали приближающийся низкий лай, и вскоре
«Мой Храбрый» выскочил на снег и во двор. К
его спине была привязана крошечная девочка, "Фея гор", и когда
монахи, которые остались позади, развернули с нее одеяла, мы увидели, что
поверх шерстяной куртки на ней было мальчишеское пальто, и это мальчишеское
носки скрывали ее промокшие туфли, в то время как фланелевая рубашка была обернута вокруг
Она, должно быть, тоже принадлежала Жан-Пьеру. Он «очень заботился о ней», как и обещал, и защищал её от холода.

Голос викинга затих в задумчивости. Джим хотел спросить его, что случилось с Жан-Пьером и почему викинг приехал в Англию. Но пока он решал, какой вопрос задать первым, вбежали Освальд, Молли и
Бобби.

«Это было чудесно», — воскликнули они вместе, и Джим тоже сказал «чудесно».
Но он думал о Жан-Пьере и о том, как он заботился о Роуз
Мари.

 Лилиан Гаск.

[Иллюстрация]



Маленький сын тюремщика

[Иллюстрация]

Маленькая девочка дрожала всем телом. Спрятавшись за гобеленом в
величественной комнате, где её мать с грустным лицом беседовала с сочувствующими
друзьями, маленькая Патриция с жадностью прислушивалась к серьёзному разговору
взрослых. Девочка знала, что её отец в тюрьме — в большой тюрьме, которую они почти
видели из окон дома, куда они переехали, чтобы быть рядом с ним. Рыцарь, верный своему королю,
в только что закончившейся ужасной войне, он лежал в тюрьме, и каждый
Каждый день они боялись услышать, что его жизнь была отдана на заклание. Каждую ночь подушка маленькой Патриции была мокрой от слёз; каждую ночь и утро она добавляла к своим обычным детским молитвам просьбу об освобождении дорогого отца. Но она знала, что он находится в руках суровых политических и пуританских врагов, и что сердце её матери было очень больно и тяжело, и что друзья, которые приходили и уходили, пытаясь их утешить, сами боялись худшего.

Но теперь её глаза сияли от волнения. Её маленькое сердечко
билось от новой надежды и цели. Когда дверь за ней закрылась,
Когда гости ушли, малышка вышла из своего укрытия и, подойдя к матери, сказала:

"Мама, милая, дай мне письмо. Я отнесу его отцу."

Женщина посмотрела на неё грустными, полными удивления глазами.

"Дитя моё, что ты имеешь в виду?"

"Мама, я слышала их разговор. Они сказали, что многое уже сделано. Они сказали, что всё подготовлено и что, если бы только отец мог получить письмо — прочитать его и узнать — он мог бы легко сбежать из своей тюрьмы. Это письмо, которое я хочу получить.

«Но, моя дорогая, они не позволят тебе поехать к отцу. Мы
— Я слишком часто просила — и терпела неудачу.

 — Я знаю, мама, я не смогу сама отдать ему это. Но маленький
Джайлс отдаст это за меня!

 — Дитя моё, что ты имеешь в виду? Ты мечтаешь? Кто такой Джайлс?

 — Ну, мама, ты, должно быть, часто видишь его на лужайке. Это маленький сын тюремщика. Он часто ходит за нами. Иногда я даю ему поцеловать свою руку. Но только когда никого нет рядом. Однажды он передал поцелуй от меня отцу и от отца мне. Я не показывал тебе этого раньше. Я думал, что ты снова заплачешь, — и ребёнок
держал в руках небольшой кусок дерева, немного напоминающий лошадь.
такая штука, в поисках которой заключенные коротают время.
чтобы выстругать любой кусочек металла, который они могут найти в своем доме.
одеваются или в своей камере.

Девушки слезы, как она нажала на маленькую картинку к своим губам,
и внимательно расспросили ребенка о мальчике, о которых она говорила с
такая уверенность.

Маленький Джайлс жил на территории тюрьмы, но он был
весёлым, храбрым мальчуганом, чей звонкий голос ещё не
научился гнусавить, как у друзей его отца, и который не мог
он изо всех сил старался подавить в себе природную весёлость, как того от него
требовали. Возможно, его мать втайне поощряла его беззаботность; возможно, он с большим удовлетворением и восхищением наблюдал за кавалерами, чтобы самому не стать убеждённым пуританином. И
в последнее время, с тех пор как в замке появилась эта маленькая девушка-кавалер с большими карими глазами, розовыми губами и золотистыми волосами, он не думал ни о чём другом и не мечтал ни о чём другом, кроме как быть её верным последователем и оруженосцем до конца своих дней.

Он знал, что её отец был одним из пленников его отца, и
Джайлс искал любую возможность, чтобы попасть в ту часть тюрьмы, где
находился рыцарь-кавалер, и попытаться увидеться с ним, когда это было
возможно. Джайлс был смышлёным мальчуганом, очень услужливым и
покорным, так что его иногда посылали с поручениями отец или его подчинённые, и он нередко приносил заключённым еду;
 но кто-нибудь постарше неизменно сопровождал его, чтобы запирать и
отпирать двери, хотя он и помогал, занося еду.

Просто время от времени надзиратель переходил в другую комнату на
минуту или около того, оставляя Джайлса в предыдущей; и таким образом он мог
очень редко утешать сердце какого-нибудь пленника шепотом произнесенным
намеком на то, что происходит снаружи, или сообщением от кого-нибудь из близких
тот, кто жаждет новостей. Никто не подозревал, как сильно малыш хотел
помочь и утешить заключенных, или как его доброе сердце было тронуто
любым видом страдания и печали.

Но его маленькая леди заполнила его мысли сейчас почти до отказа
все остальное. Он знал, что она каждый день приходила на лужайку, которая
лежала между крепостью и городом, и всегда был начеку.
считая этот день значимым в своем календаре, когда она должна одарить его
улыбкой, и еще больше, когда она должна сделать паузу, чтобы перекинуться с ним парой слов.

Она никогда не была одна. Рядом всегда находился какой-нибудь слуга. Но однажды
этим ясным июньским утром она вышла из дома в сопровождении одного мальчика,
а в руке она держала маленький лук и несколько стрел.

Она, казалось, не замечала Джайлза и пускала стрелы туда-сюда,
мальчик побежал их подбирать. Джайлс сам с удовольствием занял бы эту должность,
но маленькая леди не поощряла его, и он стоял позади неё, смущённый и молчаливый.

Внезапно она выпустила стрелу, которая полетела дальше остальных, и та
упала за низкую стену, огораживавшую небольшой сад, принадлежавший
тюремному капеллану.

 «Иди, мальчик, — сказала она, — ты можешь взобраться на стену и найти стрелу».

[Иллюстрация]

 Он побежал выполнять её приказание и быстро скрылся из виду за
стеной.  На лужайке не было никого, кроме двух детей. Маленькая служанка повернулась к Джайлзу и поманила его к себе. С
пылающим от нетерпения лицом он подошёл, дрожа всем телом.

"Джайлз," — сказала она очень серьёзно, — "ты любишь меня?"

— Всем сердцем и душой! — ответил он с затаённым дыханием.

 — Не могли бы вы кое-что сделать для меня?

 — Я бы с удовольствием, маленькая леди.

 — Но что, если из-за этого вас убьют?

 — Пусть убивают! — воскликнул Джайлс. — Мне всё равно!

— Джайлс, — сказала она, вкладывая письмо в его руку, которую он тут же спрятал в камзол, — если ты передашь это письмо моему дорогому отцу в тюрьме, они говорят, что он сможет выйти, и ему не отрубят голову. Но если его найдёт кто-то другой, они убьют его и тебя тоже.
 Мальчик, ты осмелишься это сделать?

— Конечно, я осмелюсь. Я бы умер за тебя, маленькая леди, или за любого, кого ты
любишь. Я отдам ему письмо. Если после этого меня убьют, я не буду возражать.

Личико Патриции вдруг задрожало.

 — Мальчик, — сказала она, — о, дорогой, милый Джайлс, я не хочу, чтобы тебя
убили, правда не хочу. Я тебя люблю, чтобы мои папа и мама—и
Король!"

И она вдруг бросила свой лук и всплеснула ручонками о
На шее Ильи, и нажал поцелуй на его губах.

Возвращаясь домой в тот день, Джайлс шел по воздуху. Что бы еще ни случилось
Она поцеловала его, его маленькая леди: она подарила ему частичку любви своего маленького детского сердечка.

 * * * * *

 Спустя много лет, когда король Карл Второй с триумфом вернулся в своё королевство и изгнанники с радостью стекались на эти берега, прекрасная леди, путешествовавшая со своим мужем и родителями, остановила их карету в одном городке, где мрачная крепость возвышалась над жилищами горожан, и спросила, не
В его стенах жил Джайлс Дорман.

[Иллюстрация]

Вскоре появился красивый и статный мужчина, при виде которого
молодая и прекрасная леди легко выпрыгнула из кареты и с радостным
возгласом шагнула вперёд, протянув руки.

"Джайлс!" — воскликнула она, — "ты меня помнишь?"

Бронзовое лицо мужчины вспыхнуло от лба до подбородка. Он слегка согнул колено, когда эти нежные белые руки коснулись его собственных, и склонился над ними,
прикоснувшись к ним губами.

К ним подошёл красивый седовласый мужчина и положил руку на плечо
Джайлса.

"Я должен произнести слова благодарности, которые моя дочь едва ли способна произнести,
и сказать вам, что сегодня мы пришли спросить, не согласитесь ли вы занять должность управляющего в её поместье; она говорит, что знает, что никогда не найдёт никого, кто служил бы ей так преданно и хорошо, как Джайлс, сын тюремщика, о котором она никогда не переставала говорить с благодарностью и похвалой.

Она посмотрела на него с жадным интересом. Времена были не очень добры к
Джайлсу. Он вырос в атмосфере подозрений после побега одного заключённого. Его лицо озарилось, словно его коснулся солнечный луч.
 Все тучи рассеялись.

— Значит, ты придешь, Джайлс? — спросила дама с горящими глазами.

 — Я пойду с тобой до конца света и буду твоим верным слугой
до конца моих дней. Я не прошу ничего лучшего, — сказал он.

 Э. Эверетт-Грин.



 «Поездка длиною в жизнь»

— Ты не боишься? — спросил отец, обернувшись у двери хижины, чтобы
с тревогой взглянуть на меня.

 — Пап, а чего мне бояться? — ответил я. —
Здесь нет никого, кто мог бы причинить мне вред, кроме Оленя, а ты
думаешь, он причинил бы мне вред? — и я весело рассмеялся, потому что знал Оленя с самого детства.
Я была маленькой девочкой, а отец, мать, Джордж и я
приехали жить в лес.

Теперь мы с отцом остались вдвоём, потому что мать умерла, а Джордж
уехал из дома накануне, направляясь в Нью-Йорк, где ему должны были
предоставить место в офисе нашего дяди.

Кажется, отец был немного разочарован в Джордже, и никто не знал,
как ужасно я скучала по своему тихому, прилежному брату. Он был хрупким и
нежным и мало походил на сына фермера, но я знал, что у него золотое сердце, хотя он и не мог жить жизнью фермера, как его отец
Иногда он смеялся над ним, называя неженкой.

В тот день отцу нужно было уйти далеко в лес,
чтобы проследить за вырубкой нескольких деревьев, которые потом
должны были сплавить по реке в город.

"Я скоро вернусь," сказал он, "так что вскипяти чайник около пяти
часов и береги себя, малышка."

У меня было много дел, и утро пролетело довольно быстро, так что
я даже не подозревал, что уже наступил вечер, пока мой здоровый аппетит
не предупредил меня. Тогда я сел, плотно поел и уже собирался
Я убирала посуду, когда случилось кое-что, что меня очень напугало.

 Раздался внезапный «вжик», и окровавленная стрела пролетела через открытую дверь и вонзилась в стену позади меня.

Сначала я пыталась убедить себя, что папа вернулся домой раньше и
сделал это в шутку, но при виде стрелы, оперённой белым пером, окрашенным в ярко-красный цвет, я побледнела и
содрогнулась. Папа никогда бы так не пошутил надо мной. Я вышла
позвать Дирфута, но его нигде не было видно, и тогда я поняла, что не видела его всё утро.

Что бы это могло значить? Я обошёл все постройки, зовя его, но боялся собственного голоса. Я открыл дверь конюшни, и Гектор радостно заржал и призывно тряхнул уздечкой. Но почему Гектор был в уздечке и с седлом? Внезапно мне пришло в голову, что нам действительно грозит опасность, и это было предупреждение Дирфута. В одно мгновение я вспомнил рассказы, которые слышал в детстве о восстаниях
индейцев, и вспомнил встревоженное лицо отца в то утро.
Тогда я смеялся над страхом, но теперь он сковал меня.  Я не смел
Я остался в тихом доме, вывел Гектора на улицу, вскочил ему на спину и молнией помчался на поляну, где надеялся найти отца.

[Иллюстрация: МЫ МЧАЛИСЬ НЕОСТАНАВЛИВАЕМО]

 Я едва успел, потому что, едва отъехав, услышал крик и, повернувшись в седле, увидел группу воющих и обезумевших индейцев, скачущих к нашему дому.

Я не стал дожидаться, что будет дальше, и поскакал во весь опор к
поляне. Я не успел отъехать далеко, как встретил отца.

"Что случилось, дорогая?" — воскликнул он. "Я возвращался домой пораньше, потому что
Эти рыжие негодяи так и не появились сегодня, и я пометил только те деревья, которые хотел срубить.

— О, папа, — выдохнула я, — там восстание — я знаю, что там восстание, — и они собираются нас убить!

Я вкратце рассказала ему обо всём, что произошло, и, не дожидаясь его
комментариев, отец вскочил на Гектора, а я вцепилась в него сзади, и мы погнали доброго коня во весь опор.

Запах гари и отблески пламени в небе подсказали нам, что наш дом
в огне, а вскоре до нас донёсся отдалённый победный крик, предупредивший, что
Краснокожие идут по нашему следу.

Отец не сказал ни слова, но по биению его сердца я понял, что он
Я слышал. Мы мчались всё дальше и дальше, но ужасные крики
приближались всё ближе и ближе — индейцы догоняли нас. Теперь они были совсем близко;
мимо нас просвистела стрела, и я закрыл глаза, надеясь, что смерть
наступит быстро.

 Но тут раздался ответный крик, на этот раз
дикий боевой клич, и он исходил из горла белого человека, которого я
знал. Я по-прежнему
крепко зажмуривала глаза и цеплялась за отцовский пояс, но внезапно
почувствовала, как Гектора развернули, меня спустили на землю, и,
открыв глаза, я увидела, что нахожусь в объятиях брата. Он поставил меня позади
Я забрался на холм и оттуда наблюдал за ожесточённой и ужасной битвой, которая
развернулась перед моими глазами, и видел, как наши враги были полностью разбиты и обращены в бегство
маленькой группой белых людей, которых Джордж привёл нам на помощь.

Когда всё закончилось, Джордж рассказал нам, что в одном из мест, где он останавливался на ночлег,
ему сообщили об убийстве индейцами семьи белых людей, и, опасаясь за нашу безопасность в нашем уединённом доме,
он убедил группу мужчин вернуться с ним, чтобы увезти нас, пока восстание, если оно окажется восстанием, не утихнет.

Что ж, они подоспели как раз вовремя, и если бы не дружеское предупреждение Оленя, мы с отцом, должно быть, погибли бы.

Бедняга был достаточно предан нам и изо всех сил старался убедить вождя пощадить и нас, и наш дом, но когда он увидел, что, если будет настаивать на своём, его заподозрят в предательстве по отношению к собственному народу и, вероятно, он лишится жизни от их рук, не принеся нам никакой пользы, он решил предупредить нас об опасности, которая нам грозила.

 Поскольку его друзья подозревали его в подобных намерениях, за ним следили, и
Поэтому он не мог подойти к дому близко, хотя и выпустил окровавленную стрелу, надеясь, что мы правильно истолкуем его послание.

Я рад сообщить, что он не пострадал в те тревожные времена, но прожил, чтобы верно служить нам долгие годы.

Что касается отца и Джорджа, то в той ужасной битве они сблизились. Отец узнал, какой храбрый у него сын, хотя тот и не стал фермером.

 Л. Л. Уидон.



Долг уплачен

Капитан Эйрес сидел в своей маленькой жаркой палатке и писал. Снаружи стояла
безмолвная июньская ночь в Бирме, и от тяжёлого,
пронизывающего, непрекращающегося дождя у него слегка кружилась голова. В течение нескольких недель он
вёл свой небольшой отряд от одного пункта к другому по следам
разбойников-дакоитов, или банд грабителей, и был совершенно подавлен,
потому что у них ни разу не было возможности вступить в бой.

Он был полицейским, причём очень храбрым, и особенно
стремился поймать одного из главарей дакотов, просто чтобы убедиться, что это возможно.

Он немного написал, потом остановился, а потом снова начал писать. Снаружи
ярко горел костёр, потрескивая и искрясь, а туземцы сидели вокруг него на корточках и подбрасывали брёвна и сырые листья. Ещё ближе, почти у входа в его палатку, он увидел между собой и костром кудрявую чёрную голову, лежащую на сложенных руках. На самом деле, казалось, что сказать нечего — по крайней мере, ничего такого, что заинтересовало бы его мать, которая очень мало знала о дакоитах и, вероятно, едва ли поняла бы, что он имеет в виду, если бы он написал о них.

Он вытянул ноги и зевнул, и его меч, который был прислонен
к столу, со звоном упал на землю. Как только это произошло,
маленький коричневый чертенок в дверях поспешно поднялся и чуть не упал в палатку
.

"Хозяин".

Капитан Эйрес нетерпеливо огляделся.

"Сапоги! ты здесь? Ты должен был уснуть несколько часов назад; уходи
немедленно."

Маленькое коричневое личико радостно ухмыльнулось.

"Я останусь с хозяином," — сказал он. "Все ребята идут спать. Мангви будет
дружить с хозяином."

"Нет, не будешь," — решительно сказал капитан Эйрес. "Мангви идёт спать с
— Все, ребята, или утром он получит бамбуковую палку.

Маленькое смуглое личико омрачилось.

"Хозяин, кругом разбойники. Хозяин бережет меня, я берегу хозяина.

Он говорил очень серьезно и неопределенно указывал за пределы палатки, но
капитан Эйрес рассмеялся.

"Я хочу, чтобы вооруженные бандиты не выйдет, старина, - сказал он, - но нет
страх. Прочь!"

Мальчик снова вывалился из палатки и на ходу задернул занавеску.
Уходя, капитан Эйрес хотел многое рассказать своей матери. Его ручка
летала по бумаге.

"Во время одного из наших рейдов в деревню на прошлой неделе я нашел самую красивую
Коричневокожий мальчик в мире. Его народ — разбойники, и он думает, что его
отца убили. Он говорит на забавном ломаном английском и посвятил себя
мне. Он чуть не умер от голода, когда мы его нашли, и мне пришлось нести его
восемнадцать миль до лагеря. Он никогда не покидает меня,
и мне только что пришлось укладывать его спать. Он ненавидит кровать так же сильно,
как Полли и Марджи, но ложится гораздо послушнее. Это
такая скучная работа! Я бы хотел, чтобы эти бандиты пришли и дали нам ...



Он резко остановился, на коричневом рука скользнула внутри, и
круглое лицо тревожно вглядывался вслед за ней.

Капитан Эйрс схватил свой револьвер и вскочил на ноги, но тут же
бросил его с сердитым смехом.

"Сапоги, убирайся отсюда!"

"Хозяин — разбойники."

"Чепуха!" — сказал капитан Эйрс. "Разве ты не знаешь, мальчик, что лагерь охраняется, а вокруг
есть дозоры? Если ты сейчас же не сделаешь то, что я тебе говорю, я тебя
возьму в плен.

Он сурово посмотрел на нетерпеливое лицо, на котором сияли, как
звёзды, глаза. Он увидел, как на лице мальчика появилось
тусклое выражение разочарования, а затем коричневая тень,
казалось, растворилась в более тёмной тени палатки. Боты ушли.

[Иллюстрация: ПИСЬМО ДОМОЙ]

Казалось, он ушёл на ночь, но выражение его лица не давало капитану покоя. Он взял свой револьвер и зарядил его, а затем придвинул поближе меч и осторожно стёр пятнышко ржавчины, потому что, когда в Бирме начинаются дожди, почти невозможно поддерживать сталь в идеальном состоянии. Он чувствовал себя бодрым и настороженным. Его аккуратный отчёт — ничего не сообщающий — лежал сложенным на столе; недописанное письмо матери укоризненно смотрело на него; снаружи стояла ужасающая мёртвая тишина. Он отодвинул стул, закурил трубку и расслабился.
его пояс с мечом. Он пожалел, что никто из его товарищей не зашёл, как они
собирались. В его рюкзаке была старая колода карт, и они могли бы
сыграть в вист с фишками — что угодно было бы лучше, чем
бездельничать, слоняясь с места на место, и ничего не делать.

  Его часы громко тикали, висевшие на шесте палатки.
  Он наклонился вперёд и посмотрел на них. Без четверти два — и в этот момент
ясный резкий крик разорвал тишину ночи и заставил кровь прильнуть к сердцу.
Крик повторился трижды: «Хозяин! Хозяин! Хозяин!»

С саблей на боку и револьвером в руке он откинул циновку, служившую дверью в хижине, прежде чем эхо от его шагов затихло.
Темная плотная группа полицейских строилась в каре, часовые и дозорные
вызывали друг друга, по листьям барабанил дождь из пуль, и маленький лагерь
был полон вооруженных людей. Это была очень успешная стычка, и капитан
Эйрс в ту ночь получил свою первую из многих медалей. Он в одиночку взял в плен главаря, и многие разбойники были убиты,
в то время как многие другие были доставлены отважным маленьким отрядом в
Мандалай и отданы в руки правосудия. Но когда всё закончилось,
и наступил день, показавший мрачные подробности сражения,
капитан Эйрс, бледный и взъерошенный, с перевязанным носовым платком
сломанным запястьем, бродил по земле, безутешный и несчастный,
постоянно что-то разыскивая, но не находя.

Это был, конечно, Бутс, но никто не мог найти Бутса, хотя капитан
предложил пятьдесят фунтов из своего кармана за его поимку.
Небольшой отряд английских солдат с двумя офицерами и врачом прибыл рано утром, но Эйрс был неумолим; он ни на секунду не мог усидеть на месте, не ел, не курил и вообще вёл себя не как разумное существо.

«Я узнал голос Бутса, — хрипло сказал он, — и я уверен, что эти скоты убили его. Он пытался предупредить меня — видите ли, он знал свое племя, — но я
не поверил ему, и он спас лагерь, пожертвовав собственной
жизнью.

"Возможно, он ушел с этим племенем", - предположил кто-то.

"Я уверен, что он этого не делал", - резко сказал капитан Эйрес. "Однако мы должны
сворачивайте палатки и уходите. Бедняга Бутс!

А хотите знать, где всё это время был Бутс? Он прятался в складках палатки капитана Эйреса, где его и нашли лежащим без сознания с тёмной раной на обнажённой смуглой груди. Не смертельная рана, спешу вас заверить, если только вы не будете по нему скучать, потому что Бутс вырос в верного слугу и с тех пор часто безрассудно жертвовал своей жизнью, защищая своего хозяина. Теперь он носит сюртук, потому что является уважаемым членом общества, а также потому, что медаль обязывает его это делать.

Капитану Эйрсу было что добавить к этому богатому событиями письму матери,
но у него не было времени сделать это в течение почти недели после этого. Он написал: —

"Бутс отличился. Дакои пришли глубокой ночью,
пробрались мимо часовых и собирались напасть на лагерь, но
Бутса для них было слишком много. Они пытались заставить его замолчать, но он
крикнул мне и поднял шум в лагере, прежде чем они вонзили в него копьё.
Он чувствует себя хорошо, и его рекомендовали к награде, как и меня;
но честь и слава принадлежат Бутсу!"

Джеральдин Р. Глазго.

[Иллюстрация]



Сказка о принце Тэттерсе

Давным-давно, очень-очень давно, жил-был маленький мальчик по имени
Тэттерс, или, по крайней мере, так его называли. Никто не знал его настоящего имени,
потому что за несколько лет до этого его однажды зимним днём оставили у двери
старухи. Старуха не любила детей. Сначала она очень разозлилась, но потом сказала: «Он может работать на меня, если уж совсем ничего не останется».

Эта старуха действительно была ведьмой, и с каждым днём она становилась всё уродливее и злее, чем больше чёрной магии она знала. Всю работу делал Тэттерс,
и не получал ничего, кроме побоев и упрёков. Что бы он ни делал, правильно или неправильно, она всё равно его била.

 Однажды она пошла собирать разные травы и цветы и, закрывая за собой дверь, сказала: «Меня не будет как минимум два часа. Наколи дров,
набери воды и вымой пол на кухне. И не трогай растения в горшках — я тебе уже говорила».

Эти растения стояли на подоконнике; у одного был желтоватый цветок, а у
другого — бледно-розовый, с очень приятным ароматом. И когда бедный
Тэттерс закончил свою работу, он подошёл и встал рядом с ними. Он подумал
«Это единственные хорошие вещи в доме», — и когда он подумал об этом,
он заплакал, и его слёзы упали на растения в горшках, на жёлтое и розовое, и вдруг раздался треск и вспышка — и о, что же вы думаете? Там стояли два маленьких человечка-феи, в розовом, жёлтом и зелёном, и очень счастливо улыбались там, где раньше были растения в горшках.

Они сказали: «О, Лоскутушка, ты освободила нас, и теперь мы поможем тебе, если сможем. Не бойся, мы твои друзья. Нас зовут Спин и Спэн. Ты знаешь, кто ты, Лоскутушка? Ты действительно родилась
Принц, но тебя похитили из дома почти девять лет назад.

В этот момент раздалось «тук-тук-тук» — звук костыля ведьмы.
Она увидела разбитые цветочные горшки и закричала: «Ты посмел
прикоснуться к ним?» Но прежде чем она успела сказать ещё хоть слово, Спэн подул на неё — ф-фу!
дважды, и она поняла, что не может ни говорить, ни двигаться. Как она свирепо смотрела
на него и Спика! Потом они взяли ее костыль, который на самом деле был волшебной
палочкой, взмахнули им и сказали: "Отведите нас прямо в самый дальний
Из-за пределов!"

И в ту же минуту подъехала прекрасная золотая карета: и Шикарно
и Спэн и Таттерс немедленно сели в него. И они поехали во дворец Таттерса.
вы можете только представить, с какой радостью король и королева, его
отец и мать, приветствовали своего давно потерянного мальчика! И Блеск и размах
пошли домой, на склон волшебного холма.

Но старая ведьма осталась там, где они ее оставили: и, без сомнения, она остается там до сих пор
.

 Мэй Байрон.

[Иллюстрация]



Затерянные на холмах

Стоял мягкий осенний день, и увядающая трава на холмах казалась жёлтой. За ними и над ними возвышались горы,
Туманные шапки скрывали вершины. Внизу, на деревенской улице, в дверях небольшого дома стояла женщина с маленькой девочкой.

«Просто пробегись с ней немного, Харриет, — сказала она старшей девочке, которая терпеливо стояла на дороге, — но не переутомляй её, как хорошая девочка, и себя тоже. Ты знаешь дорогу через невысокие холмы и вернёшься к чаю. К тому времени стирка будет готова, и я не удивлюсь, если в духовке будет пирог».

Харриет взяла ребёнка за руки с видом серьёзной
ответственности — ей можно было дать семьдесят лет, а не семь — её странность
Её маленькое личико с широко раскрытыми глазами и нахмуренным лбом принадлежало
другой расе, в отличие от круглолицей веснушчатой красавицы-матери. Её большой рот всегда был серьёзным, но милым и спокойным.

 «Всё в порядке, мама, — сказала она, — ты иди и займись стиркой, а мы с Салли отлично проведём время на холмах».

Они прошли половину пути по улице, когда мама позвала их обратно.

"Вы не опоздаете, милые, — вы же знаете, я немного нервничаю!"

Гарриет энергично кивнула — она боялась, что её голос не донесётся так
далеко. И они свернули за угол и скрылись из виду.

[Иллюстрация]

Салли вприпрыжку поднималась по пологому склону, радостно крича, а
Гарриет неторопливо шла за ней, купаясь в осеннем солнце, время от
времени останавливаясь, чтобы съесть ежевику или собрать букет из
багровых и жёлтых листьев, которые казались золотыми на фоне
других поблекших оттенков. Они шли и шли, пока не обогнули холм по
узкой тропинке для овец, по обеим сторонам которой из травы торчали
грубые камни. Солнце скрылось за облаком, и Харриет вдруг
подняла голову и увидела, что по склону стелется мягкий белый туман.
горный склон, и заслоняющий каждую выступающую вершину и сияющий склон
по мере приближения. Он вырос настолько плотным о них сейчас, что он чувствовал, как
прекрасный, мягкий дождь, и легкий ветер дул в лица детей.
Харриет посмотрела вверх и вокруг нее, и вздрогнула. — Пойдём, Салли, — сказала она, — там, наверху, очень густо. Мы спустимся по той же дороге, по которой пришли. Дома у мамы в духовке пирог.

Салли неохотно пошла за ней, держа в руках свои сокровища.
— Может, пойдём другой дорогой? — спросила она. — Мама так сказала.

Гарриет снова посмотрела вверх. Туман был теперь ближе, преследуя их; снаружи
На фоне серого камня кое-где поблёскивало золото, говоря о том, что солнце всё ещё было за туманом, но у их ног всё было белым и бесформенным. Они побежали, но через несколько минут им пришлось идти медленнее, спотыкаясь о скалы и камни, сходя с тропы и возвращаясь на неё окольными путями. Туман становился всё гуще и гуще, и становилось очень темно, но они всё равно спешили, задыхаясь.

- Должно быть, мы уже почти дома, - сказала Гарриет.

- Почти дома, - эхом отозвалась Салли. - Я очень устала.

Харриет резко остановилась и опустилась на колени.

«Забирайся ко мне на спину, Салли, — сказала она, — твои бедные маленькие ножки не такие длинные, как мои. Мы быстро доберёмся до дома».

Она снова с трудом поднялась на ноги и медленно побрела дальше, а тяжёлое дитя висело у неё на шее. Пару раз ею овладевал дикий страх, и она останавливалась и звала, но её пронзительный голосок был слышен недалеко, а густой туман скрывал их. Она устало брела вперёд, белый туман оседал на её волосах и ресницах,
она задыхалась и страдала, пока наконец не смогла идти дальше. Она знала, что наступил вечер, потому что туман уже не был белым, а стал густым
стало серым, и когда Салли скатилась на землю, она лежала там, где упала, полусонная, поджав под себя холодные маленькие ножки.

[Иллюстрация]

 «Бесполезно, — сказала Гарриет, — я сбилась с пути. Мы идём уже несколько часов, и вокруг ни звука». Нам просто придётся немного подождать, пока рассеется туман.

Она сняла свою короткую юбку, накинула её на ноги Салли и плотно завернула её в юбку, а затем села на тропинку, прислонившись спиной к камню, и посадила хнычущую девочку на колени, прижав её к себе, чтобы влажный ветер не обдувал её.
Она напевала что-то вроде колыбельной, укачивая ребёнка в своих усталых замёрзших руках, пока тот не заснул и не затих. Возможно, она тоже уснула — она никогда не была в этом уверена, но внезапно стало совсем светло, и на небе зажглась красная луна, а на вершине горы, словно корона, засияли мириады звёзд. Она сидела прямо на тропинке, там, где они были, когда спустился туман, — вот куст ежевики, вон та выступающая скала, — они, должно быть, обошли гору кругом и вернулись к исходной точке.

Харриет вытянула затекшие конечности и, пошатываясь, поднялась на ноги, но Салли
не просыпалась, поэтому она снова взяла её на руки и медленно пошла
вниз по холму, всхлипывая и задыхаясь под тяжестью ноши, останавливаясь
каждые несколько минут, чтобы передохнуть и перевести дух.

Когда она спустилась на деревенскую улицу, та, казалось, была полна людей.
Все двери были широко распахнуты, и повсюду горели фонари. У двери её матери стояла молчаливая группа людей во главе со священником, и когда Гарриет протиснулась сквозь них, они расступились и освободили проход к её матери. Она сидела на ступеньке, обхватив себя руками.
лицо закрыто, волосы растрепаны.

"Мама, — всхлипывая, сказала Харриет, — мы вернулись целыми и невредимыми."

Женщина вскочила на ноги и заключила их обеих в свои большие
объятия. Она так сильно дрожала, что не могла говорить.

— Она не замёрзла, мама, — с жаром сказала Харриет, — потрогай её
ножки — они тёплые, как тосты.

[Иллюстрация]

"О, моя дорогая, моя дорогая, — сказала её мама.

"И она не устала, — тихо продолжила Харриет. — Я несла её всю дорогу.

— А вы? — спросил министр. Он вышел вперёд и сиял от радости
Она смотрела на неё сквозь очки в золотой оправе.

"Я? О, я?" — сказала Харриет, уставившись на неё. —
Я уже большая девочка, и мне не нужно, чтобы кто-то за мной присматривал. Салли ещё ребёнок.

Министр, казалось, с румяным лицом прижался к женщине
грудь—обратно в широком подняв глаза, которые смотрели на него из тонкой,
холодное лицо.

"Твоя мать-счастливая женщина, Харриет", - сказал он. "Сказать тебе
правда, если бы я не слышал это из ваших собственных уст, я бы вряд ли
известно, что был ребенок".
"О, сэр", - сказала Гарриет дрожащим голосом.
"Только судя по размеру, моя дорогая", - поспешно ответил он. "Судя по
В его духе и героизме не может быть никаких сомнений.

 Джеральдин Р. Глазго.
*****
Напечатано в Баварии.

*** КОНЕЦ ЭЛЕКТРОННОЙ КНИГИ ПРОЕКТА ГУТЕНБЕРГ «ЗОЛОТАЯ КНИГА ИСТОРИЙ» ***