Шоссе

Туман был такой густой, что не разглядеть и  домов на противоположной стороне улицы. Густой и белый-белый, словно накрахмаленный.  Женя вдруг вспомнила: когда они с сестрой были ещё совсем маленькие, мама всегда крахмалила их белые сатиновые юбочки, пошитые для занятий танцами. И как эти юбочки  всегда хрустели и пахли свежестью! Свежестью и туманом. 
Половина шестого утра, но на улице  совсем светло - май! Ровно через полчаса  им с Крис нужно выехать, заскочить за Даней   и к девяти добраться до Владивостока. Успеют!  В субботу ранним утром шоссе совсем пустое, можно гнать под двести на её  чёрной «ласточке». Только бы поднялся туман!  В этом году это самое первое туманное утро.  Значит, днём будет уже совсем тепло, наверное, даже жарко. А  через пару недель – лето. Её любимое лето!  И она с дочкой  поедет  в гости к сестре - в Находку, на море. Как же она соскучилась:  по Вере,  по уединённому галечному   пляжу под отвесной скалой   недалеко от  родного дома,  по убаюкивающему шёпоту прибоя.  Уж этим летом она точно не будет вылезать из воды! А вечерами они все вместе будут  сидеть на берегу и провожать долгие ярко-апельсиновые закаты…  Море очень ей нужно сейчас, нужно, как никогда.

Женя улыбнулась своим мыслям, опустила штору и отошла от окна.
- Крисунчик, вставай! –  крикнула она, проходя мимо спальни дочери на кухню.  -  Крис! Ты проснулась?
- Да, мам!
  Крис была не из тех подростков, которых не добудишься по утрам, - ранняя пташка от природы.   Но главное, наверное, то, что её девочка росла очень целеустремлённой.  А целеустремлённые люди, как известно, не любят валяться в постели: им всегда хочется  столько всего успеть, и каждый новый день полон возможностей, которые никак нельзя упустить. 
Пока Женя упаковывала в ланч-боксы  пирамидки бутербродов    и заваривала чай в большом термосе, Кристина умылась и, сунув зубную щётку в боковой карман дорожной сумки,  пришуршала своими плюшевыми тапками-котами  на кухню.
-  Дочь, ты уверена, что мы ничего не забыли? – Женя изо всех сил затянула пробку на термосе, чтобы чай  не пролился и не остыл в дороге.
- Я-то уверена! А вот насчёт того, что Даня   ничего не забыл, сильно сомневаюсь,   -  девочка сморщила нос и покрутила головой. 
- Ну, будем надеяться на лучшее! – засмеялась Женя.
 Кристина  взглянула на мать.
-   Мам, а ты что ещё ненакрашенная ходишь? Мне только одеться, и всё! Надо прямо пораньше-пораньше  приехать,  чтобы успеть размяться и ещё пару раз прогнать танец перед первым туром! 
-  Ты думаешь, они запустят вас в зал настолько заранее? – скептически усмехнулась Женя. – В прошлом году, вспомни, его открыли за пять минут до начала.  Хотя, да, размяться можно и в холле около раздевалок.  Беги, одевайся, я только накрашу губы, и  можно стартовать. 

Когда Женя выруливала с придомовой парковки, туман  стал ещё плотнее. Он укутал всё вокруг,  сделав мир из цветного однотонно-дымчатым, поглотил все звуки, как вата в ушах,   растворил все запахи, и казалось,  нырнёшь  в него - и  попадёшь в другое  измерение, исчезнешь из этого мира навсегда. 
Но полчаса спустя, когда  её чёрная «ласточка» с ещё одним юным пассажиром  весело помчалась по загородному шоссе, утренний туман стал понемногу таять.  Он таял  и  стелился  длинными молочными  полосами  над ещё голыми полями, над  первой застенчивой зеленью перелесков  и   зеркальной гладью маленьких озёр,  удивлённо глазеющих в  светлое  весеннее небо.
Женя сделала  музыку погромче  и  мягко надавила педаль газа, с удовольствием ощущая, как упруго и смело её автомобиль летит по серой  ленте  дороги. 
В зеркало заднего вида она видела Крис и Данила: они сидели, отодвинувшись друг от друга настолько, насколько позволяла ширина сидения,  уставившись в свои телефоны,   и лишь изредка перекидывались  рассеянными репликами.  Вот ведь забавно:  с четырёх лет они танцуют вместе, и на танцполе, кажется, чувствуют и понимают друг друга уже без слов. А вот дружбы  так и не случилось. Крис относится к Дане, как  к младшему брату, иногда  ворчит на него, и совсем по-женски закатывает глаза, если он вытворит что-нибудь, «как маленький».  А Даня слегка побаивается свою партнёршу, на тренировках подчиняется ей  почти беспрекословно (хотя Женя прекрасно помнит их детские драки),  но как только они выходят из зала, старается не попадаться ей на глаза. 
Мальчишки взрослеют позже.    Крис в свои тринадцать совсем уже девушка и леди,  а Данил, хоть и обогнал  её немного по росту,  всё ещё остаётся тем же лопоухим сорванцом.   Но  буквально через  пару лет  всё изменится. И тогда неизвестно ещё, кто кем будет командовать. 
 
Мимо промелькнул указатель «Владивосток, 100 км»,  часы на приборной доске показывали семь тридцать:  они прекрасно успевали.  Туман совсем рассеялся, и полотно дороги потемнело и заблестело от влаги.
- Что вы там, ребята, не уснули? – весело спросила Женя, слегка оборачиваясь к детям.
- Мам, а когда мы будем пить чай с бутерами? – отозвалась Крис. – Да и в туалет я бы  уже сходила. 
- Скоро будет заправка, там и в туалет сходим,  и позавтракаем.
- А скоро – это как скоро? – совсем по-мужски уточнил Данил.
- Да вот буквально за этим поворотом.
Женя  привычно, одной рукой стала тихонько поворачивать руль, другой потянувшись поправить зеркало.   Ярко-красная широкая морда  автофуры, что двигалась за ними по соседней полосе уже несколько минут, стала приближаться, - видимо, шофер решил обогнать их на повороте перед развязкой.
«Зачем он это…?» - мелькнуло у Жени в голове. И через секунду  она  почувствовала, как мокрое шоссе вдруг стало уходить из-под колёс, судорожно вцепилась обеими руками в руль, пытаясь выровняться, но какой-то неведомой и неодолимой силой  её «ласточку» развернуло на полосе,  и она в мгновение ока ушла под тяжеленный прицеп фуры,  как маленький китёнок под брюхо  мамы-кита. 


***

Женька родилась, когда Вере было четыре года. Вера прекрасно помнила, как мама ходила с большим животом, а потом куда-то пропала и вернулась домой уже с крошечным пищащим кулёчком на руках.  И с того самого дня все и вся  в доме стали крутиться вокруг этого пищащего кулёчка, а про неё, Веру,  как будто забыли. Но она не грустила.  Она уже умела сама себя занять, и могла часами возиться со своими куклами, или лепить из пластилина, или разглядывать картинки в книжках.  Но конечно, интереснее всего было смотреть, как мама возится с младшей сестрой.  А когда мама просила  Веру помочь,   старшая дочь чувствовала себя совсем большой  и  очень нужной. 
Сёстры  почти никогда не ссорились.  Они были мало похожи друг на друга внешне, и совершенно разные по характеру.  «Беляночка и Розочка» - называла их мама. Светло-русая, сероглазая Вера поражала взрослых своим невозмутимым спокойствием, терпением  и рассудительностью.  А зеленоглазая, с тёмно-каштановыми кудряшками Женя  с раннего детства была торопливой,  стремительной, взрывной. Она и замуж собралась раньше старшей сестры. Встретила парня в заграничной  турпоездке, влюбилась без памяти  и плакала от счастья на груди у Веры, когда её обожаемый Валдис сделал ей предложение.   Ни Вере, ни родителям этот Валдис не понравился, но никто Женьке ни слова не сказал:  её любовь, её жизнь, её выбор. 
- От мужчин-прибалтов  ничего хорошего не жди, -  горько обронила  мама, когда младшая  дочка  не могла  её слышать.
-  Мам, ну откуда эти предрассудки? – возразила Вера. – В любой нации есть и хорошие люди, и плохие, и примерно в одинаковом соотношении.  Мне, по правде сказать,  он тоже не очень симпатичен, но что-то мне подсказывает, что мы обе сейчас не совсем объективны. Мы просто ревнуем и не хотим отпускать нашу Женьку.
Мать только покачала головой. 
- Красивый он, видный… Одевается вон как дорого и модно.  И акцент этот, будто иностранный.  Вот она и врезалась по уши. Ничего не видит и не слышит.  Такие  страсти-мордасти   ни к чему хорошему не приводят, вот что я скажу.
- Мамуля, - Вера обняла мать и прижалась щекой к её голове. – Всё будет хорошо, вот увидишь! 

Но всё хорошо не было. Сразу  после свадьбы молодожены уехали в другой город, и там, где за Женю уже совсем некому было заступиться, красавец-прибалт стал обижать свою молодую жену. А потом,  когда Женя забеременела,  начал похаживать на сторону, даже особо и не скрывая этого.   После рождения дочки Валдис, казалось, взялся за ум:  устроился на постоянную работу, старался проводить больше времени с женой  и  ребёнком.  Но хватило его, увы,  ненадолго.   Маленькой Кристине Валдисовне не исполнилось ещё и четырёх, когда Женя решилась подать  на развод. 
  Вера к тому времени уже  получила свой второй  диплом и, уволившись из госучреждения, начала увлечённо строить свой маленький бизнес,  поэтому все перипетии с разводом сестры наблюдала со стороны, но переживала от этого, конечно, не меньше.  Сёстры нечасто виделись. Последний раз – год назад, на маминых похоронах.  Но  этим летом  Женя, наконец-то приедет в Находку надолго. И может быть, решит вернуться в родной город  навсегда.

Вера перебирала в уме воспоминания и мысли о сестре, словно драгоценные камушки в шкатулке, пока ехала по пустым ещё  субботним улицам в свой любимый салон цветов.  Девочки-продавщицы работали там уже с восьми утра,  она же приезжала немного позже. По пути непременно заглядывала  ещё в кофейню и  пекарню,  чтобы купить на всех горячий кофе и  круассаны с миндальным кремом.  Работа флориста не такая простая, как может показаться со стороны, и Вера прекрасно это знала, потому что первые два года трудилась практически без помощников.    Но трудности её не смущали: цветы  всегда, с самого детства были её самой большой  любовью, и ей хотелось постоянно окружать себя этой нежной красотой и дарить  её другим людям.  Вера помнила, как будучи совсем маленькой,   обрывала с клумб во дворе то анютины глазки, то незабудки, за что нередко получала нагоняй от бабулек, которые разводили цветы.  Сейчас, если к ней в салон приходили клиенты с  детьми, Вера всегда старалась подарить ребёнку какой-нибудь цветочек, и сама радовалась, как девчонка, когда видела в его глазах искренний восторг.
Весь персонал салона цветов  наслаждался традиционным субботним утренним кофе, когда у хозяйки зазвонил телефон. Вера потянулась за трубкой на краю прилавка, заваленного только что прибывшими охапками роз, пионов, альстромерий и эустом.   Удивилась и обрадовалась, – на экранчике высветилось: «Женечка». Но Вера знала, что Женя  и  Крис сейчас во Владивостоке, на конкурсе,  а сообщать о результатах ещё совсем рано. Она собиралась завтра отправить племяннице  с курьером букет её любимых розовых  пионов.
- Да, Жень! Слушаю!
- Вера, здравствуйте! – Совсем чужой, незнакомый голос на том конце провода.
- Здравствуйте.  -  Недоумевая, Вера поставила свой стакан с недопитым кофе на прилавок.
-  Евгения    Круминя – ваша сестра,  верно?
- Да. Верно. – Она бросила встревоженный взгляд на продавщиц, которые весело болтали, уплетая круассаны, и девушки разом примолкли, уставившись на неё и  прекратив жевать.
-  Я должна сообщить вам, что ваша сестра попала в аварию на шоссе в ста километрах от Владивостока.  К нам в больницу  пострадавших доставили два часа  назад.   Ваша племянница сейчас в реанимации. 
Вере показалось, что всё вокруг – прилавок с охапками цветов, фигуры продавщиц, светящиеся витрины и узкие витражные окна, высокие белые напольные вазы – поплыло перед глазами.  Она оперлась рукой о прилавок, чтоб не упасть. Во рту мгновенно пересохло, и еле ворочая шершавым языком, она выдавила:
- А Женя? Моя сестра?
- Евгения Круминя погибла на месте. Мои соболезнования.
На том конце провода немного помолчали. Потом невысокий, далёкий и  чужой женский   голос зазвучал снова:
-  У девочки множественные переломы, сотрясение мозга  и очень большая потеря крови. Шансы невелики, но мы делаем всё возможное, чтобы она выжила.  У вас получится приехать?
-  Да. Да. Конечно. Когда? И что нужно привезти?
- Пока просто приезжайте. Вам всё скажут на месте.
- Спасибо, - Вера судорожно сглотнула, чтоб протолкнуть сухой, колючий комок в горле. Мысли разбежались в разные стороны, рассыпались, как бусинки от порванного ожерелья, но ей удалось  ухватиться  за одну:
- Подождите! В машине был ещё мальчик…
- Да. Мы уже  позвонили его родителям. Они приедут забрать тело.   А вы, пожалуйста, приезжайте к вашей племяннице. Вы сейчас нужны ей.
Машинально опустив  телефон в раскрытую  сумку, Вера на  ватных ногах прошла несколько шагов  и  остановилась над кипой бледно-розовых, покрытых мельчайшими хрустальными каплями  пионов.  Несколько секунд она  смотрела на нежные шарики бутонов  и вдруг на глазах у изумлённых, ещё ничего не знающих продавщиц схватила цветы обеими руками,  уткнулась в них лицом и, содрогаясь всем телом,  медленно  опустилась на пол.   

***

Ранее июньское утро заглянуло в чуть приоткрытое окно больничной палаты, тёплый ветерок шевельнул светло-зелёные жалюзи, и робкие солнечные лучи,  коснувшись   подушки, позолотили рассыпавшиеся по ней светло-русые пряди. 
Вера пристально следила за лучами, чтобы они не упали на лицо спящей девочки и не потревожили её зыбкий сон. После того, как Крис перевели из хирургии в отделение реабилитации, тётя постоянно была с ней. Врачи сделали несколько операций,  буквально собрав девочку по частям, и Вере теперь казалось, что Кристина – фарфоровая куколка, к которой даже боязно прикоснуться.  И тем не менее, всё самое страшное уже позади. Главное, что в аварии у Крис по какой-то невероятно счастливой случайности  оказался не задет позвоночник, и девочка сможет сама ходить.  Через несколько дней  племянницу выпишут, и они, наконец, поедут домой. 
С улицы, из больничного сквера повеяло ароматом акаций. Вера, бесшумно двигаясь по палате, заправила свою постель, расчесала волосы и умылась над крошечной раковиной, изо всех сил стараясь не забрызгать всё вокруг. Потом  налила в стакан воды и  подошла к окну.
- Правый поворот… правый спин-поворот,  шассе…  - тихо и слабо донеслось с  кровати Крис.
Вера  взглянула на девочку без удивления. Она уже привыкла к тому, что племянница разговаривает во сне, и чаще всего повторяет названия шагов в танцах.  Да, во сне Крис по-прежнему танцевала. Венский вальс и квикстеп,  румбу и пасодобль… Сможет ли она вернуться к танцам наяву, а не в сновидениях?
-  Левый поворот,  перемена,  смена направления… -  нараспев проговорила девочка и беспокойно пошевелилась всем телом. 
Вера подошла к её кровати, осторожно присела на краешек  и,  едва касаясь,  поверх одеяла погладила худенькие ноги Крис.  Как она танцевала!  Их с Даней пара была лучшей в городе и крае среди юниоров,  и Женька  безумно гордилась дочкой, лелеяла грандиозные планы на будущее. «Мы ещё всем им покажем!» - частенько говорила она,  конечно же, подразумевая  под «всеми» своего бывшего мужа, который после развода практически не общался с дочерью и никак не участвовал в её жизни.
Вере иногда казалось, что  младшая сестра всё ещё любит своего красавца Круминыша, всё ещё надеется, что он вернётся к ней и  дочке. То есть, любила. Надеялась.  Теперь все её чувства, чаяния и мечты – навсегда развеялись, растаяли, как утренний туман над полями, канули в небытие.  Валдис, конечно же, пришёл на кладбище  проводить бывшую жену  и даже принёс несколько белых гвоздик.  Но ни к кому не подошёл, ни с кем не обменялся взглядом, не перекинулся словом,  только уходя, быстро, словно украдкой, посмотрел  на Веру, но она  этого  не заметила из-за пелены слёз.  Потом она была занята   Крис,  и почти не вспоминала о бывшем зяте. 

Дверь палаты приотворилась. Заглянула дежурная медсестра. Вид у неё был какой-то загадочный и слегка испуганный.
- Вера Дмитриевна, доброе утро.  Зав отделением просит вас подойти к ней.
- Сейчас? – Вера оторвалась от книги, что читала после завтрака. 
Кристина полулежала на подушках  и, как обычно,  смотрела видео танцев  в  телефоне.
-  Да, прямо  сейчас. 
- Крисунчик, я скоро приду. Если захочешь в туалет или пить, позовешь санитарку.
Девочка рассеянно кивнула, не отрываясь от экрана смартфона.

Вера  открыла дверь в кабинет заведующей и замерла на пороге.  В кресле прямо напротив неё сидел Валдис. Заведующая,  немолодая полноватая  женщина с очень  короткой стрижкой  и  усталым лицом, сдвинув очки на кончик носа, внимательно просматривала какие-то документы в папке. 
Вера  поняла всё в первую же секунду. Случилось именно то, чего она втайне   боялась, но до последнего надеялась, что опасения её напрасны. Наивная!
- Вера Дмитриевна, присаживайтесь, пожалуйста! – заведующая кивнула на свободное кресло и снова зашуршала бумагами. 
-  Привет, – сказал Валдис со своим лёгким акцентом  и улыбнулся одними губами,  тонкими, изящно изогнутыми губами на гладко выбритом, всё ещё красивом,  но уже слегка  одутловатом лице.
Вера отметила про себя, что он располнел, и светлые волнистые волосы поредели, особенно на макушке и затылке.   Мама всегда говорила, что умные мужчины лысеют со лба, а бабники – с макушки. «Вытирают волосы по чужим подушкам».  Зачем она сейчас это вспомнила, одному богу известно. В эти минуты решается их с Крис судьба, а она взялась классифицировать  мужские лысины.
-  Ну, видите, Вера Дмитриевна, -  заведующая с улыбкой глянула на неё поверх  очков. – Вы мне ничего не говорили, а у  нашей Кристины, оказывается, есть родной папа, и он готов забрать дочь. Это замечательно.  Как вам облегчили жизнь, правда? Всё-таки неродной ребёнок – это обуза. Вам свою жизнь устраивать нужно.
-  Думаю, я сама разберусь, что мне нужно и что не нужно, -  вспылила Вера, чувствуя, как её лицо заливает краска   и   как начинает колотиться сердце.
Валдис протянул руку и легонько  похлопал  её по плечу:
- Вера, спасибо тебе за  помощь нам.  Я был в командировке, потом долго  оформлял документы, поэтому не мог…  Но теперь я тебя освобожу.
-  Благодарю,  – ответила Вера сухо и поднялась из кресла. -  Пойду,  сообщу Крис. Думаю, она обрадуется.
- В любом случае, ей будет лучше в своём родном городе, где всё знакомо, где  своя школа, старые друзья, - ободряюще  заговорила зав отделением, но Вера её уже не слушала.
Она шла по длинному, ярко освещённому коридору с зелёными стенами, с матово-белыми стеклянными дверьми палат, с ещё влажным после утренней уборки серым линолеумом,  со слабым запахом хлорамина,  и ей казалось, что она в огромном бассейне: плывёт под водой и не может ни вдохнуть, ни выдохнуть,  пока не вынырнет на поверхность.   Сердце билось где-то у самого горла, и быстро пульсировала жилка на правом виске. 
«Женя была бы рада этому, она была бы счастлива, что у Крис снова есть папа, что Валдис забрал  её.  С родным отцом ей будет лучше, чем со мной. В своём городе ей будет лучше»,  - уговаривала себя Вера. 
Она вспомнила, как Крис   приняла известие, что её мамы больше нет. Как она, Вера, боялась её слёз, истерики, потом – депрессии, но ничего этого не было. Казалось,  девочка просто не осознала до конца, что произошло. Или не смогла поверить, что это правда.    Веру тогда поразила её реакция: Крис быстро-быстро закивала, как-то криво ухмыльнулась и, отвернувшись  к стене, уткнулась в телефон.   Может быть, она и плакала о маме, когда оставалась одна.  Но при тёте – ни разу.  Как племянница поведёт себя сейчас, когда Вера сообщит ей радостную новость, было трудно предположить.  Вера подошла к их с Крис  палате, чуть помедлила прежде  чем войти    и, сделав быстрый глубокий вдох, как пловцы, когда показываются над водой,  нажала ручку двери.


***
В тесной  и  захламлённой  полутёмной комнате висел сизый туман сигаретного дыма, и его запах немного заглушал  убойную смесь из  дешёвых духов,  алкоголя, кондиционера для белья    и детской мочи. 
Валдис,  в расстёгнутом на груди махровом халате, в резиновых шлёпках,  вернулся из кухни с открытой бутылкой пива в руках и,  направляясь к дивану, споткнулся о стоящий посреди комнаты  пластмассовый горшок.  Посудина перевернулась, и на светлом  ламинате образовалась жёлтая  вонючая лужица
- Твою мать! – выругался  отец семейства. – Криста! Сколько раз тебе говорить, что надо убирать горшок за сестрой!
- Она мне не сестра,  - буркнула девочка, не отрываясь от экрана  телефона.
- Что ты сказала? –  Валдис остановился напротив дочери, опустив голову, как бык.
- Я говорю, сейчас уберу. – Кристина не без труда поднялась из низкого продавленного  кресла и пошла за тряпкой. 
Папаша развалился на диване и, отхлебывая пиво из запотевшей бутылки, стал щёлкать кнопками пульта, перебирая каналы. 
Пронзительный  визг заставил его подпрыгнуть на своём ложе. Ещё визг и ещё.
- Твою мать! Что там опять? – он встал, зашаркал по полу тапками  и в коридорчике  столкнулся с дочкой, которая выскочила из ванной.
- Таракан, там таракан! – кричала она  и дрожала всем телом.
Валдис выругался, грубо  схватил дочь за руку выше локтя и снова затащил в ванную.
- Ты меня достала! Я тебе сейчас в пасть  засуну  этого таракана, если найду! Где таракан? Где, показывай!  Где?! Где ты его видишь?
Кристина подняла на отца полные ужаса глаза и пролепетала:
- Я…я не знаю. Не вижу.  Он там…был.
-  Где -  там?! Не знаешь? Не видишь? Сразу ослепла, что ли?  Истеричка, вся в мамашу свою!
-  Я… я стала поднимать тряпку, а он там…под ней, - заикаясь и дрожа всё сильнее,  попыталась объяснить девочка.
Но отец уже не слушал. Отпустил её плечо,  ещё раз выругался, вышел из ванной и вернулся в комнату на свой диван, по пути наподдав  ногой  опрокинутый горшок.

Поздно вечером, притворяясь спящей, Кристина внимательно прислушивалась к  разговору отца с  мачехой, Викой.   Девушка своим высоким, чуть сипловатым голосом,  заикаясь то ли от волнения, то ли от злости,   уже не в первый раз  пытала  Валдиса, получил ли он пособие и страховку.    «Ведь больше месяца прошло, неужели тебе ещё ничего не перевели?» - недоумевала Вика,  и по её тону угадывалось, что она не верит мужу. «Нет, ещё ничего не было» - спокойно и даже как-то равнодушно отвечал  он и  пытался  перевести   разговор на другую тему, но жена не унималась. «Это очень странно! Тебе нужно сходить и узнать, в чём дело. Если б ты сейчас получил всё, мы бы закрыли кредит на машину.  И на первоначальный взнос по  ипотеке хватило бы.   Сколько можно  жить в этой  съёмной  халупе?»
Кристина знала, что они говорят о деньгах, которые государство должно дать  ей из-за аварии, из-за её травм и из-за того, что  погибла мама.  Иногда она думала, что, наверное, папа  не забрал бы её, если бы не эти деньги. Зачем она ему нужна?  С тех пор, как родители развелись, папа не особо торопился увидеться с Крис.  Приезжал только на её день рождения, да и то   не каждый год.  И пару раз брал её к себе на выходные, водил в кино и в кафе, где  они ели  мороженое.  С мамой он даже не разговаривал никогда.  Только однажды мама сама позвонила ему, когда срочно нужны были деньги на пошив костюмов для конкурса,  но  он отказал, и за её платья  заплатила тётя Вера.   
Кристине вдруг очень захотелось позвонить Вере. Они созванивались почти каждый день после того, как папа забрал её из больницы, но Крис, что бы ни случилось, никогда не жаловалась на папу.  Она знала, что Вера расстроится, а может, ещё  и  приедет сюда  ругаться с папой.  А потом, когда она уедет домой,  Крис наверняка  достанется ещё больше.   Папе она мешает,  раздражает его.  Сначала он скрывал это и старался быть заботливым и добрым, но потом ему надоело  притворяться.   
Кристина иногда думала, а любит ли она своего папу?  Она ещё помнила, как он носил её, совсем маленькую, на плечах, и как катал её на качелях во дворе.  Она замечала, что очень похожа на отца внешне, хотя, конечно, ей больше хотелось бы походить на маму. Только о маме лучше не думать совсем, потому что тогда  становится совсем тяжело и хочется просто отвернуться к стене и  вообще не вставать с кровати. Ничего не видеть, не слышать, ничего не делать и  никуда не ходить.  Правда, малышка всё равно не даст вот так лежать:  заберётся к Крис на верхний ярус  и будет что-то болтать на своём непонятном  языке  и тянуть старшую сестру  за одежду  и  за  волосы,  совать ей своего большого  плюшевого зайца.  Кристине не хотелось играть с малышкой, разговаривать с ней.  Её раздражало, что приходится постоянно выносить и мыть за ней горшок, а когда отца и Вики нет дома, кормить её с ложки и  следить, чтоб она никуда не залезла,  не упала, не поранилась.
Но главное, Крис безумно скучала по танцам. Почти каждую ночь ей снилось, как она легко скользит по натёртому до зеркального блеска паркету, как струится за ней ярко-розовое платье, отороченное страусиными перьями,  ощущала, будто наяву, прикосновение своей ладони к плечу Данила, и прикосновение его жестковатой напряженной руки  к её талии. Правый поворот, правый спин-поворот,  контра-чек, смена направления… И счёт, постоянный счёт в уме, уже на автопилоте,  раз-два-три, раз-два-три-четыре… Она просыпалась, долго лежала, зажмурившись, и снова и снова мысленно спрашивала себя, сможет ли она когда-нибудь вернуться в танцевальный  зал.
***

Cтоял  яркий,   роскошный приморский октябрь. Деревья меняли наряд с зелёного шёлка на золотую парчу и малиновый  бархат.  Море  медленно остывало,  всё более глубокой и пронзительной  становилась его синева.  Близились осенние каникулы, и Вера хотела забрать Крис  на несколько дней  к себе,  в Находку.    Племянница никогда и ни на что ей не жаловалась, но по её голосу,  её интонациям, так сильно напоминающим Женькины, Вера догадывалась, что девочке не очень-то  уютно и  весело живётся с отцом, мачехой   и   сводной сеcтрой.
Поздним субботним утром Вера, как обычно, помогала девочкам-флористам в одном из своих салонов. Они вместе пили кофе с миндальными круассанами, болтали, ловко и осторожно  разбирали  тяжёлые,  влажные  охапки  пёстрых  хризантем,  нарядных гербер   и томных,  тёмно-красных роз.   Вера была в приподнятом и даже счастливом настроении, наверное, впервые с того дня, как она узнала об аварии.  А когда на экране её телефона высветился номер Крис, с радостью схватила трубку.
- Да, Крисунчик!
- Вера,  привет. Тут  с тобой Вика хочет поговорить, - голос девочки звучал немного напряжённо, и Вере показалось, что в нём дрожит  изо всех сил сдерживаемое возбуждение.
- Вера, тут такое дело, - начала Виктория,  забыв даже поздороваться. – Валдис нас всех кинул.
- В каком смысле? –  удивилась Вера, но ещё до того, как её вопрос прозвучал, она уже всё поняла.  То, что сказала дальше мачеха Крис, подтвердило её внезапную догадку.
-  В каком смысле? Да в прямом!  Я давно уже подозревала, что он всё врёт мне  насчёт денег, ну то, что ему ещё ничего не выплатили из пособий. Только не могла проверить. А тут… - она аж задохнулась от волнения и негодования. -  Тут, как только объявили эту частичную мобилизацию, он мне сказал, что, мол, ему надо где-то пересидеть, чтоб не забрали его. Я ему предложила к моей маме в деревню поехать, там пока пожить, ну, отпуск взять на работе. И он, вроде, даже согласился. А сам,  втихаря, знаете, что сделал? Забрал все деньги, все три с половиной лимона, которые получил за Крис,  и свалил в свою Латвию. На звонки мои и сообщения не отвечает уже неделю. Наверное, и номер уже сменил,  гад!
- Так, а откуда вы знаете, что он именно в Латвию уехал? – осторожно спросила Вера, когда тараторящий на том конце провода голос, наконец, умолк.
-  Друг его сказал.  Валдис ему, видимо, проболтался за пивом. Я написала  заявление в полицию от себя.  А вам, как законному представителю Кристины, тоже надо куда-то заявить.  И… вы же заберёте девочку?  Мне-то  что теперь с ней делать? Свою  бы прокормить!
-  Конечно, заберу.  Об этом даже не беспокойтесь, -  ответила Вера спокойно и твёрдо, сама удивляясь тому, что вместо возмущения или злости   её наполняет  светлое ликование.
Разноцветные звёздочки  хризантем под её руками, казалось, тоже светились от тихой радости, а благородные вишнёвые розы оттеняли торжественность момента. Да, для Веры эта минута почему-то была именно торжественной.  Наверное, потому, что, наконец, сбывалось то, что с самого начала представлялось ей совершенно естественным и логичным, но по какому-то  внезапному и абсурдному выверту сценария, задуманного всё-таки не нами, смогло осуществиться только теперь.  Зачем, почему всё произошло именно так? Можно было терзаться этим вопросом и бунтовать против явной несправедливости  сюжетного поворота, но Веру это ничуть не волновало.  Она в тот же день собралась и поехала за Крис.

Больше всего Вера любила ездить по междугороднему шоссе  осенью. Особенно в пору листопада.  Кудрявый  лес шумел над серыми скалами, что высились, словно стены,  по обеим  сторонам   дороги,   и щедро сыпал  червонное  золото листьев на шоссе.  Листья  летели, летели и  летели, танцуя и кружась на ветру,  а потом катились и кувыркались по асфальту, с весёлой обречённостью встречая свою окончательную хрупкую смерть под колесами проносящихся автомобилей.
Когда Вера  возвращалась с Крис в Находку, они как раз попали в такой листопад. Вера смотрела на летящие листья, и её  переполнял восторг, а ещё – тихая  нежность к девочке,  дремавшей   на пассажирском сиденье рядом с ней.  Время от времени Крис просыпалась и смотрела на дорогу своими чуть раскосыми, серо-голубым глазами под сенью пушистых тёмных ресниц. И хоть чертами лица она не была похожа на мать, всё равно, что-то во всём её облике, в движениях, мимике и жестах  напоминало Женю в детстве. Это было какое-то неуловимое, но от того ещё более трогательное  сходство. Вера в который раз мысленно благодарила бога за то, что он, отняв сестру, оставил ей  Крис.  И  забрав   было и её,   всё-таки вернул снова.

Когда она приехала за племянницей, девочка сразу спросила, а что, если папу не найдут,  и он не вернёт деньги. Что тогда? Тётя  отдаст её в детский дом?  Вера обняла Крис и  рассмеялась, едва сдерживая слёзы.  Нет, ответила она, если Валдиса не найдут в его далёкой Латвии, она будет очень-очень  счастлива. Потому что тогда  никто и никогда больше не заберёт у неё  Крис. Племянница ничего не сказала, а только внимательно посмотрела на Веру и принялась  деловито собирать вещи.
  И вот теперь они, наконец,  вместе возвращаются домой. К себе домой. Туда, где под отвесной скалой недалеко от родного дома плещется, шуршит о гальку остывающее осеннее море,  где белоснежные чайки тревожно вскрикивают над маяком,  и  апельсиновые  закаты  зажигают ярким  пламенем оконные стёкла.

-  Крисунчик, посмотри, как листья летят! Ну, как же  красиво! 
-  Да, красиво…  очень.
-  Ты проголодалась?
-   Ещё нет.  Вера, я вот думаю…
- Ммм?
- Как тебе кажется, я смогу вернуться на  танцы?
Вера чуть помедлила, прежде чем ответить вопросом на вопрос:
-  А ты очень этого хочешь?
- Да. Больше всего на свете! Я хочу вернуться и для себя, и… для Дани, и для мамы.  Я только об этом и мечтаю!
-  Значит, вернёшься.  Мечты ведь для того и существуют, чтобы сбываться.

Они мчались по серому полотну шоссе,  солнце ласково улыбалось им с ярко-синего осеннего  неба,   а  честный богатей-лес  всё  сыпал и сыпал на землю  красное золото листьев.