Глава 12. Отец Бенедикт

Когда я вернулся в аббатство Святого Августина, меня встретили привычные тишина, холод и запах ладана, но воспринималось всё совсем по-другому. Тревога, что поселилась во мне на обратном пути, не покидала меня. Я пытался вернуться к прежней монастырской жизни, но каждая молитва, каждый час работы напоминали мне о том, что я оставил позади — и о том, что я нарушил.

***

На третий день после возвращения меня вызвали к аббату Ионасу. Его кабинет, мрачный и строгий, всегда внушал мне трепет. Он сидел за своим массивным столом, а его колючие глаза смотрели прямо в душу.

— Иероним, — начал он, — твоя миссия завершена, и ты, как я вижу, вернулся целым и невредимым. Однако мне кажется, что ты изменился.

Я молчал, не зная, что сказать. Его слова звучали как обвинение.

— Отец Бенедикт просил передать, что хочет тебя видеть, — продолжил аббат. — Он затребовал тебя в помощники. Это и честь, и испытание. Бенедикт строг, и я не уверен, что ты готов.

— Я постараюсь оправдать доверие, святой отец, — ответил я, внутренне вздрогнув.

Отец Бенедикт. Старейший из монахов, фигура почти легендарная в нашем аббатстве. Его жизнь всегда была окутана тайной. Он редко появлялся на общих собраниях, предпочитая уединение в своей келье, но его авторитет был непререкаем. Даже аббат Ионас, со своим фанатизмом, говорил о нём с уважением, которое граничило с робостью. Но среди братьев ходили слухи. Говорили, что он дозволяет себе странности: моется, словно язычник, ест больше, чем положено, и порой не выходит из своей кельи по нескольку дней.

***

Когда я вошёл в его келью, первое, что бросилось мне в глаза, было большое окно с настоящими стёклами. Было очень светло. Простая обстановка - стол, кровать, полка с книгами и кувшин с водой — казалась светлой и спокойной. Отец Бенедикт сидел у окна, повернувшись ко мне спиной. Он был совершенно лыс, но голос, когда он заговорил, был глубоким и сильным.

— Ты вернулся из Констанца, — сказал он, не оборачиваясь. — И вернулся совсем другим.

Я вздрогнул. Его слова звучали так, будто он знал всё, что со мной произошло.

— Садись, — продолжил он, указывая на стул. — Мы будем работать вместе. Я затребовал тебя не без причины.

Я сел, чувствуя, как от тяжести слов сгущается воздух и становится трудно дышать. Отец Бенедикт повернулся ко мне. Его лицо было морщинистым, но глаза — ясными и проницательными, словно он видел то, что скрыто от других.

— Ты пережил нечто, что заставило тебя усомниться, — сказал он. — И это хорошо. Сомнение — это начало пути к истине. Только тот, кто позволяет себе сомневаться, способен увидеть больше того, что лежит на поверхности.

— Святой отец... — начал я, но он поднял руку, останавливая меня.

— Не называй меня святым. Я далеко не святой, Иероним. Я был воином, и не только. И я живу здесь не для того, чтобы спасти свою душу, а по иным причинам. И я могу тебе помочь.

Его слова ошеломили меня. Я сидел, не в силах ничего сказать, а отец Бенедикт внимательно смотрел на меня, словно продолжал читать мои мысли.

— Ты думаешь, я вижу тебя насквозь, — продолжил он. — И ты прав. Ты встретил женщину. Ты вкусил запретный плод, а теперь грызёшь себя за это. Но скажи мне, Иероним: стало ли тебе легче в те часы, когда ты позволил себе быть человеком?

Я замер. Его слова звучали так, будто он знал всё, что происходило в моей душе. Но откуда?

— Я… — начал я, чувствуя, как горло сдавливает невидимая рука. — Я был слаб. Я нарушил обеты.

Отец Бенедикт усмехнулся, и в этой усмешке было больше мудрости, чем иронии.

— Нарушил обеты, — повторил он. — А разве ты не нарушаешь их каждый день, когда молишься, не веря? Когда читаешь Писание, не понимая? Мы все люди, Иероним, и никакие стены монастыря не могут сделать нас святыми. А потом… стоит ли соблюдать обеты, которые лишают тебя мужского естества, данного Богом?

Он встал, подошёл к столу и налил воды из кувшина в простой деревянный кубок. Передавая его мне, он произнёс:

— Выпей. Это просто вода, но не такая, как ты привык. Она кипяченая. Вот твой первый урок: всегда кипяти воду для питья, и будешь меньше болеть.

Я сделал глоток. Вода была холодной и освежающей. Отец Бенедикт сел напротив и продолжил:

— Я хочу, чтобы ты работал со мной. Ты думаешь, что это наказание? Вовсе нет. На самом деле это возможность. Я вижу, что ты не такой, как остальные. В тебе есть сомнения, а значит, есть желание понимать. А тот, кто ищет, способен достичь большего, чем тот, кто просто следует.

— Что я могу понять? — спросил я, всё ещё не веря своим ушам. — Я хотел знать, как устроен мир, но чем больше я молюсь, тем меньше понимаю, зачем.

— Может быть, ты искал Бога там, где Его нет, — ответил он. — Может быть, твой путь — это не путь слепой веры, а путь познания. Для этого нужно больше, чем молитвы. Это — дисциплина, работа над собой и готовность идти дальше, чем тебе кажется возможным.

Он замолчал, а затем добавил, уже с лёгкой улыбкой:

— Но для начала тебе придётся научиться почаще мыться. Я моюсь, и это вызывает тут много пересудов.

Я не удержался и улыбнулся в ответ. Его шутка прозвучала неожиданно, но тепло. Я видел, что в этом человеке, несмотря на его суровый вид и загадочные слова, была жизнь, которой не хватало в стенах аббатства.