Любовь ангела

 
I. Шепот ветра в забытом саду

Под светом проказницы Луны, в тишине паркового уединения, пропитанной запахом цветущих лип и греха, где листья шептали тайны давно ушедших веков - сошлись два ангела. Один из них -  мужественный и доблестный  Кассиэль, огненный вихрь небес, чьи крылья пылали страстью; другой -  женоподобный и  женоликий, немыслимо красивый Серафиил, похожий на нежную жемчужину в раковине ночи, чьи перья мерцали, как роса на забытых розах. Они были извечными братьями света, но в тот вечер воздух затрепетал от запретного желания, как ветер в скрытых садах, где цветы распускаются в темноте.

- Кассиэль, ты  мой вечный огонь, -  прошептал Серафиил, его голос был как шелковый поток, ласкающий кожу. -Ты горишь так ярко, что я боюсь сгореть в твоем пламени. Но подойди  ближе, обними меня, как небо обнимает землю.

Кассиэль, с глазами, полными лунного безумия, приблизился, его руки — как ветви древнего дуба, сильные и неумолимые.
 - Серафиил, мой скрытый сад, ты — лабиринт, где я хочу потеряться. Позволь мне войти в тебя, чтобы мы были слиты в один пульс, один ритм, как звезды в объятиях ночи.
- О, мой бессмертный возлюбленный, ты не представляешь, как я жажду принять тебя! Подчиниться тебе и стать причиной твоего наслаждения и экстаза!

II. Танец страсти и теней

Кассиэль раздвинул его прелестные  упругие  ягодицы пальцами, обожженными звёздной пылью. Серафиил был туг, как бутон, готовый раскрыться только для него.  Кассиэль встал на колени и облобызал вход в  тело любовника между ягодицами.
Затем смочил пальцы в собственной слюне и растянул вожделенное отверстие.

Кассиэль вошел в Серафиила и тот вскрикнул — не только от боли, а от откровения: 
- Ты... заполнил пустоту, наполнил меня как сосуд и воссоздал воедино!

Кассиэль начал двигаться. Серафиил  стонал — это был  звук, похожий на то, как ломается лед на райских реках.  Бедра Кассиэля били, как крылья сокола, пикирующего на добычу. Каждый толчок — стих из запретного псалма: 

Ты — мой
Иерусалим
И Вавилон
Слитые воедино.

Ты — мой 
алтарь и кощунство, 
где ладан 
смешан с порохом. 

Ты — 
священная роща, 
где каждое дерево 
распято 
на стволе другого. 

Ты — 
чаша причастия, 
полная 
то ли вина, 
то ли яда. 

Ты — 
икона, 
написанная 
кровью
из моих ран.

Ты — 
все храмы мира, 
сожжённые 
в одном 
поцелуе.

Луна лизала жидким серебром их небесные  тела... Они сплетались в соитии как два потока, сливающиеся в реку, словно тела их — не из плоти, но из эфира, мерцающего в лунном свете. Кассиэль владел Серафиилом с жаром урагана, его движения были  как волны, разбивающиеся о скалы. Фрикции были страстными, почти божественными, как ритм древнего ритуала, где каждый толчок эхом отзывался в небесах. Серафиил стонал сладострастно, его крылья дрожали, как листья в шторме, тело отзывалось волнами удовольствия и боли, смешанными в алхимии желания.

 -Да, Кассиэль, будь сильным,  проникая в меня  глубже... как корни, проникают в землю, -  выдохнул Серафиил. Его слова — как  поэма, рожденная во вдохновенном экстазе страсти. - Ты разрываешь меня, но в этом разрыве я вижу звезды.

Кассиэль отвечал хриплым шепотом:
 - Ты — мой тайный плод, Серафиил, сладкий и запретный. Я беру и пронзаю тебя, чтобы слить наши сущности, чтобы мы стали одним небом. И нет преград нашей любовной страсти, и все невозможное для нас возможно!

Но страсть перелилась через край, как река в половодье, вышедшая из берегов. Движения  Кассиэля, познавшего Серафиила, были слишком яростными, слишком неукротимыми. Тело Серафиила, чистое и хрупкое, не выдержало буйного  напора столь неистового и ненасытного  любовника. В кульминации акта, когда волны экстаза отступили, и разгоряченный Кассиэль, излив обильное семя внутрь, вынул свой природный жезл из тела любовника, у того  произошло непроизвольное опорожнение — как внезапный дождь в саду, смывающий пыль с лепестков, как напоминание о бренности даже небесных тел. Серафиил замер, смущенный и уязвленный, но в тот миг его глаза, наполнившиеся  слезами, все еще искрились любовью.

III. Тени крыльев и разбитая гармония

После пика блаженства пришел шторм. Кассиэль, разгоряченный и потерявший контроль, как огонь, пожирающий сад, поднял руку. Его гневные  удары обрушились на Серафиила — не из злобы, но из искаженной страсти, как гром, разбивающий тишину.
- Подлец! Ты изгадил, опозорил нашу  любовь! Мерзость, какая мерзость! Какая грязь и вонь! -  кричал он в бешенстве, нанося удары. - Я хотел вечной любви, а ты отплатил мне мне несмываемым позором!

Серафиил, сжимаясь под градом побоев, прошептал сквозь слезы:
 - Кассиэль, мой вечный возлюбленный , почему ты ранишь то, что любишь? Мы были светом, а теперь стали тьмой в объятиях.

Один удар, особенно жестокий, сломал крыло Серафиила, раздался  хруст, который звучал  как порваная  струна арфы. Эхо боли, разлетелось над земной юдолью. Кровь, небесная и сверкающая, как роса на шипах, окрасила землю. Серафиил упал, его крыло было как  обломок былой свободы, лежащей на бренной земле.

IV. Падение и новое рассвет

С той ночи несчастный Серафиил не мог больше летать, его крылья - как  увядшие сады, где цветы завяли от холода. Он впал в депрессию, как река, потерявшая путь к морю, и отвернулся от Бога и его служителей. - Я любил тебя, Кассиэль, но ты жестоко растоптал мою любовь, как буря — хрупкий цветок, - шептал он в горьком  разочаровании одиночества. Но в его добром и всепрощающем сердце не зародилось зло; он не стал бесом в аду, а превратился в серого ангела, живущего среди людей — не в ярости, а в тихом служении божьим тварям. Его внешняя красота была отражением красоты внутренней.

Сбросив свои крылья, как старую кожу, Серафиил спустился в мир людей, где обрёл  новую миссию. Он стал тем, кто отдается, дарит любовные удовольствия мужчинам, ведь  его красота — как жемчуг в раковине, привлекающая тех, кто ищет утешения. 
 - Я не ищу богатства и славы, - говорил он. -  Я всего лишь делюсь своей красотой и  светом,  которые во мне остался и никогда не умрет.

Мужчины стекались к нему, как пчелы к цветам, упрашивая:
- Серафиил, чудесное  наслаждение, которое ты даришь нам — бальзам для души. Возьми плату, ты ее заслуживаешь.

Он отказывался поначалу от воздаяний, но потом стал принимать  подарки, шелка, монеты, ремесленные изделия, различные вещи и красивые побрякушки — и щедро раздавал их бедным, живя сам в скромности, как монах в своей скромной каморке. Он занимался тем, чем и должен заниматься ангел - любовью и утешением, помощью слабым и обездоленным.

Серафиил трудился не покладая рук, ни кому не отказывая в любви. Тысячи и тысячи мужчин познали его. Но не только вожделение вело их к нему - многие, сраженные неземной красотой Серафиила, влюблялись в него и хотели познать его ещё и ещё. Его тело стало подлинным  алтарем однополой любви. И чтобы дарить свою любовь всем страждущим, Серафиил стал отдаваться одновременно двоим и даже троим. Когда он принимал  плоть одного любовника в свои уста, в тоже время один или даже двое любовников овладевали им сзади, если им позволяли опыт и сноровка.

Чтобы власть имущие закрывали глаза на этот праздник вызывающий земной любви, Серафиил подкупил чиновников. И многие из них тоже тайком стали приходить к нему, чтобы отведать любовь серого ангела. Правитель этой земли со своими приближенными тоже инкогнито посещал Серафиила. Даже философы приходили к Серафиилу, чтобы познать его, а потом долго размышлять о святости и грехе, о том, могут ли они уживаться вместе и вступать в союз. Богоугодное это дело или дьявольский соблазн?!

Теперь он — страж забытых уголков, где красота скрыта за тенями, напоминая, что даже из разбитых крыльев может вырасти новый цветок. Его жизнь — поэма о золотом сечении, где боль и красота сливаются в гармонию, и он служит людям, как когда-то служил небесам.

Рай — это не место. Рай несёт тот, кто продолжает творить любовь, даже когда его предали и унизили. Не правда ли?