Любовь ангела
I. Шепот ветра в забытом саду
Под светом проказницы Луны, в тишине паркового уединения, пропитанной запахом цветущих лип и греха, где листья шептали тайны давно ушедших веков - сошлись два ангела. Один из них - мужественный и доблестный Кассиэль, огненный вихрь небес, чьи крылья пылали страстью; другой - женоподобный и женоликий, немыслимо красивый Серафиил, похожий на нежную жемчужину в раковине ночи, чьи перья мерцали, как роса на забытых розах. Они были извечными братьями света, но в тот вечер воздух затрепетал от запретного желания, как ветер в скрытых садах, где цветы распускаются в темноте.
- Кассиэль, ты мой вечный огонь, - прошептал Серафиил, его голос был как шелковый поток, ласкающий кожу. -Ты горишь так ярко, что я боюсь сгореть в твоем пламени. Но подойди ближе, обними меня, как небо обнимает землю.
Кассиэль, с глазами, полными лунного безумия, приблизился, его руки — как ветви древнего дуба, сильные и неумолимые.
- Серафиил, мой скрытый сад, ты — лабиринт, где я хочу потеряться. Позволь мне войти в тебя, чтобы мы были слиты в один пульс, один ритм, как звезды в объятиях ночи.
- О, мой бессмертный возлюбленный, ты не представляешь, как я жажду принять тебя! Подчиниться тебе и стать причиной твоего наслаждения и экстаза!
II. Танец страсти и теней
Кассиэль раздвинул его прелестные упругие ягодицы пальцами, обожженными звёздной пылью. Серафиил был туг, как бутон, готовый раскрыться только для него. Кассиэль встал на колени и облобызал вход в тело любовника между ягодицами.
Затем смочил пальцы в собственной слюне и растянул вожделенное отверстие.
Кассиэль вошел в Серафиила и тот вскрикнул — не только от боли, а от откровения:
- Ты... заполнил пустоту, наполнил меня как сосуд и воссоздал воедино!
Кассиэль начал двигаться. Серафиил стонал — это был звук, похожий на то, как ломается лед на райских реках. Бедра Кассиэля били, как крылья сокола, пикирующего на добычу. Каждый толчок — стих из запретного псалма:
Ты — мой
Иерусалим
И Вавилон
Слитые воедино.
Ты — мой
алтарь и кощунство,
где ладан
смешан с порохом.
Ты —
священная роща,
где каждое дерево
распято
на стволе другого.
Ты —
чаша причастия,
полная
то ли вина,
то ли яда.
Ты —
икона,
написанная
кровью
из моих ран.
Ты —
все храмы мира,
сожжённые
в одном
поцелуе.
Луна лизала жидким серебром их небесные тела... Они сплетались в соитии как два потока, сливающиеся в реку, словно тела их — не из плоти, но из эфира, мерцающего в лунном свете. Кассиэль владел Серафиилом с жаром урагана, его движения были как волны, разбивающиеся о скалы. Фрикции были страстными, почти божественными, как ритм древнего ритуала, где каждый толчок эхом отзывался в небесах. Серафиил стонал сладострастно, его крылья дрожали, как листья в шторме, тело отзывалось волнами удовольствия и боли, смешанными в алхимии желания.
-Да, Кассиэль, будь сильным, проникая в меня глубже... как корни, проникают в землю, - выдохнул Серафиил. Его слова — как поэма, рожденная во вдохновенном экстазе страсти. - Ты разрываешь меня, но в этом разрыве я вижу звезды.
Кассиэль отвечал хриплым шепотом:
- Ты — мой тайный плод, Серафиил, сладкий и запретный. Я беру и пронзаю тебя, чтобы слить наши сущности, чтобы мы стали одним небом. И нет преград нашей любовной страсти, и все невозможное для нас возможно!
Но страсть перелилась через край, как река в половодье, вышедшая из берегов. Движения Кассиэля, познавшего Серафиила, были слишком яростными, слишком неукротимыми. Тело Серафиила, чистое и хрупкое, не выдержало буйного напора столь неистового и ненасытного любовника. В кульминации акта, когда волны экстаза отступили, и разгоряченный Кассиэль, излив обильное семя внутрь, вынул свой природный жезл из тела любовника, у того произошло непроизвольное опорожнение — как внезапный дождь в саду, смывающий пыль с лепестков, как напоминание о бренности даже небесных тел. Серафиил замер, смущенный и уязвленный, но в тот миг его глаза, наполнившиеся слезами, все еще искрились любовью.
III. Тени крыльев и разбитая гармония
После пика блаженства пришел шторм. Кассиэль, разгоряченный и потерявший контроль, как огонь, пожирающий сад, поднял руку. Его гневные удары обрушились на Серафиила — не из злобы, но из искаженной страсти, как гром, разбивающий тишину.
- Подлец! Ты изгадил, опозорил нашу любовь! Мерзость, какая мерзость! Какая грязь и вонь! - кричал он в бешенстве, нанося удары. - Я хотел вечной любви, а ты отплатил мне мне несмываемым позором!
Серафиил, сжимаясь под градом побоев, прошептал сквозь слезы:
- Кассиэль, мой вечный возлюбленный , почему ты ранишь то, что любишь? Мы были светом, а теперь стали тьмой в объятиях.
Один удар, особенно жестокий, сломал крыло Серафиила, раздался хруст, который звучал как порваная струна арфы. Эхо боли, разлетелось над земной юдолью. Кровь, небесная и сверкающая, как роса на шипах, окрасила землю. Серафиил упал, его крыло было как обломок былой свободы, лежащей на бренной земле.
IV. Падение и новое рассвет
С той ночи несчастный Серафиил не мог больше летать, его крылья - как увядшие сады, где цветы завяли от холода. Он впал в депрессию, как река, потерявшая путь к морю, и отвернулся от Бога и его служителей. - Я любил тебя, Кассиэль, но ты жестоко растоптал мою любовь, как буря — хрупкий цветок, - шептал он в горьком разочаровании одиночества. Но в его добром и всепрощающем сердце не зародилось зло; он не стал бесом в аду, а превратился в серого ангела, живущего среди людей — не в ярости, а в тихом служении божьим тварям. Его внешняя красота была отражением красоты внутренней.
Сбросив свои крылья, как старую кожу, Серафиил спустился в мир людей, где обрёл новую миссию. Он стал тем, кто отдается, дарит любовные удовольствия мужчинам, ведь его красота — как жемчуг в раковине, привлекающая тех, кто ищет утешения.
- Я не ищу богатства и славы, - говорил он. - Я всего лишь делюсь своей красотой и светом, которые во мне остался и никогда не умрет.
Мужчины стекались к нему, как пчелы к цветам, упрашивая:
- Серафиил, чудесное наслаждение, которое ты даришь нам — бальзам для души. Возьми плату, ты ее заслуживаешь.
Он отказывался поначалу от воздаяний, но потом стал принимать подарки, шелка, монеты, ремесленные изделия, различные вещи и красивые побрякушки — и щедро раздавал их бедным, живя сам в скромности, как монах в своей скромной каморке. Он занимался тем, чем и должен заниматься ангел - любовью и утешением, помощью слабым и обездоленным.
Серафиил трудился не покладая рук, ни кому не отказывая в любви. Тысячи и тысячи мужчин познали его. Но не только вожделение вело их к нему - многие, сраженные неземной красотой Серафиила, влюблялись в него и хотели познать его ещё и ещё. Его тело стало подлинным алтарем однополой любви. И чтобы дарить свою любовь всем страждущим, Серафиил стал отдаваться одновременно двоим и даже троим. Когда он принимал плоть одного любовника в свои уста, в тоже время один или даже двое любовников овладевали им сзади, если им позволяли опыт и сноровка.
Чтобы власть имущие закрывали глаза на этот праздник вызывающий земной любви, Серафиил подкупил чиновников. И многие из них тоже тайком стали приходить к нему, чтобы отведать любовь серого ангела. Правитель этой земли со своими приближенными тоже инкогнито посещал Серафиила. Даже философы приходили к Серафиилу, чтобы познать его, а потом долго размышлять о святости и грехе, о том, могут ли они уживаться вместе и вступать в союз. Богоугодное это дело или дьявольский соблазн?!
Теперь он — страж забытых уголков, где красота скрыта за тенями, напоминая, что даже из разбитых крыльев может вырасти новый цветок. Его жизнь — поэма о золотом сечении, где боль и красота сливаются в гармонию, и он служит людям, как когда-то служил небесам.
Рай — это не место. Рай несёт тот, кто продолжает творить любовь, даже когда его предали и унизили. Не правда ли?
Свидетельство о публикации №225051901161