Ньюфаундлендская банка. часть 3. Остров Сейбл

               
Предисловие.

                На краю Ньюфаундлендской банки притаился остров Сейбл. Он не был осколком Аппалачей. Этот байстрюк из песка и глины, не привязанный пуповиной ни к одной тектонической плите появился неизвестно откуда, неизвестно зачем и почему. Прячась среди океанских волн, его раскосый глаз терпеливо высматривал жертву. Всегда дожидался. Шторм гнал к нему доверчивые корабли, сажал на мель и, хохоча над беззащитной скорлупкой, ломал палубы, разбивал шлюпки и плоты, расщеплял мачты и рубки, смывал матросов, разбрасывая их по бушующим волнам. На бездыханные тела набрасывались хищники. Трупы разрывались и расщеплялись в желудках до молекулярных отбросов без признаков национальности и рода. Концентрация мясного бульона вокруг острова с каждым годом возрастала. Погибшие забывались и казалось, что этих матросов, шумных, весёлых и всегда недовольных жизнью, никогда и не было на поверхности Земли. А дьявольский остров уходил от места трагедии, передвигаясь неведомыми силами на Восток к краю бездонной пропасти на дне Атлантического океана.
                Позади «гробницы Атлантики», на дне оставался извилистый след из затянутых донным песком длинных, вёсельные драккар воинственных викингов, римских галер, испанских парусных галеонов и обшарпанных гулет британских рыбаков, судов нантакетских китобоев с их чугунными котлами, английских шмаков и куттер из Гуля, тяжелых трехмачтовых кораблей Вест-Индской компании, изящных американских клиперов и толстопузых неповоротливых пароходов.

                1.

                Я начал жить, когда открыл глаза. Вначале ничего не чувствовал и ни о чём не думал. Тело было без меня и бесцельно смотрело вверх. Потом медленно, потихоньку оно начало заполняться «мной», моим «Я». Я вернулся в тело. И оно стало моим. Глаза увидели потолок, потом с любопытством обшарили чужое окружение. Я ощутил прикосновение простыни, ощутил свои руки и ноги. И вдруг понял, что «я» это «я». Не знаю как я это понял, но дошло сразу! Никаких усилий не потребовалось.
                Потом пошли мысли. Первая, — Где я?
                Свет шёл из окна. Свет не электрический. Такой может быть только от солнца. Значит сейчас день. Через верхнюю, не закрытую шторкой часть окна, видно небо. Медленно двигаются облака. Мелькнула птица. Ещё одна. Ещё. Это же чайки! Значит я на берегу моря или где-то около.
                Пошевелил пальцами рук, ног. Двигаются. Согнул правую ногу и увидел как медленно коленка приподнимает простынь. Согнул левую. Опустил. Полежал. Чувствовалась слабость. Попробую ещё. Так! Так! Вроде приподнимаюсь!  Ещё чуть-чуть. Резкая боль хлестнула по рёбрам и я, вскрикнув, упал на спину. Теперь любое движение туловище вызывало боль в грудной клетке. Растревожил что-то там внутри. Зараза! Не терпится встать! Вот и встал!
                Лежал не шевелясь, опасаясь возврата боли. Не вернулась. Значит ничего серьёзного. Осмелел. Начал медленно осматривать комнату. Напротив висела большая карта. Наверху крупная надпись «Map of Canada». Английский, на бытовом уровне, знал неплохо. К чему здесь эта карта?
                И вдруг сообразил!
                — Это что же, выходит я в Канаде? Это как же сюда занесло? Или здесь всегда был. Ну и ну!
                И сразу же мягкими волнами нахлынула тревога. Не то что бы боялся за свою жизнь. Нет! Вся обстановка вокруг меня была спокойной и никто не орал, что убьёт, зарежет или утопит. Тревогу вызывали возникающие друг за другом вопросы, которые ещё не оформились, были не чёткие, но их галдящая, суматошная толпа приковывала к себе внимание создавая обеспокоенность и тревогу.
                Все реакции человека в незнакомом мире, если он не знает кто он и что с ним, переключаются на аварийный режим, а физиологические системы и органы переводятся в готовность номер один. Ещё ничего опасного нет, а ты уже готов сопротивляться, защищаться.
                Послышался шум. Открылась дверь. Повернул голову. Вошла женщина в сине-жёлтом комбинезоне. Не смотря на меня, направилась к окну, видимо открыть штору. У кровати она взглянула в мою сторону и, неожиданно увидев, что я смотрю на неё, остановилась. Брови изумлённо приподнялись, она ойкнула, закрывая рот ладошками. Молча испуганно смотрела на меня, как будто из-под одеяла высовывалась морда крокодила.
                Несколько секунд крокодил и женщина молча смотрели друг на друга. Не отрывая от меня глаз она произнесла по-английски «О Боже, о Боже!». Повернулась, не отводя глаз от меня, шагнула к двери, открыла и крикнула:
                — Хелен, Хелен, твой..., Она помедлила, — Твой Сэндли очнулся.
                Кто такая эта женщина в спецовке, кто такая Хелен у которой очнулся какой-то Сэндли, я не понимал, да и не хотел понять. Просто смотрел на всё это. Смотрел и слушал, ожидая что же дальше.
                Из-за двери откликнулись, видимо не совсем поняв, — Что, что? Сейчас. Сейчас иду!
                Через некоторое время на пороге появилась девушка с больничной уткой. Она подошла, положила утку под кровать. Погладила мою руку.
                Это было совершенно неожиданно! Я ей что знакомый?
                — Ну вот и всё, — улыбнулась она, — Очнулся. Я говорила, а они не верили! Теперь всё будет хорошо.
                Женщина ничего не сказала. Подошла к окну, одёрнула занавеску и подошла к девушке. Подоткнув под мои ноги простынь, посмотрела на меня, намереваясь что-то сказать. Но я опередил.
              — Where am I (Где я)? — голос был не мой, какой-то хриплый, скрипучий.
              Девушка опять улыбнулась. Взглянула на женщину. Положила ладонь на мою руку, погладила, — На острове Сейбл. Ваш корабль утонул. Вас выбросило на наш остров.
              Сказала и тревожно посмотрела на меня, потом на женщину. Наверняка подумала, — Зачем сказала. Как бы что не случилось!
              Но ничего не случилось. Я понял всё что она сказала. Даже больше!
                Я вдруг вспомнил что произошло со мной. Это не было медленным возвратом памяти, это не было постепенным вспоминанием череды следующих друг за другом событий. Прошлое вспомнилось сразу и целиком не как картинка, а как сконцентрированное в точку ощущение пережитого.

                Но вспомнившее особо не потревожило меня. Появление этих женщин, их присутствие, спокойствие, негромкие слова и главное улыбка девушки и прикосновение её руки погасили возникающую тревогу, сомнения и беспокойство. Да и боль, покинувшая тело, оставила приятную расслабленность. Покойно и хорошо. Я закрыл глаза и вновь ушёл в беспамятство сна.

                2.

                Проснулся ночью. Темно. Только иногда, через окно проникал слабый проблеск света. Как будто кто-то, без устали, с завидной регулярностью, проводил лучом фонарика по окну.
              — Маяки! Наверное маяки, — мелькнуло в голове. Старпом говорил, что на острове работали два маяка. Это их свет я видел, поднимаясь на верхушку волн.
                Вспомнил что днём приходили две женщины. Одну, звать Хелен. Другая совсем взрослая — мать наверное. Молодая занесла утку.
                Меня охватил стыд. Вот уж никогда не думал, что буду стыдиться таких вещей. А тут-то на тебе! Я что при них писал и какал в утку? В койке? Что же выходит они видели всё. Мне только этого не хватало! Сунул руку под одеяло, поискал трусы. Их не было. Лежал совершенно голый. На клеёнке. Ну и ну! Это что же, выходит они меня видели? Мыли и какашки подтирали? Да-а-а-а! Губы скривились, голова укоризненно покачалась от нахлынувшего стыда. Ничего себе! Попал в переплёт! Хоть провались! Лучше бы утонул! Ладно бы эта взрослая видела. А то молодая! Да-а-а-а, не дай Бог что обо мне подумает! А может за мной ухаживали не они. А кто? Есть ещё какой-то Сэндли. Может он или ещё кто-то?
                Я вытер пот со лба. Настроение было испорчено вконец. Смотря в темноту начал прокручивал множество возникающих вопросов и предположений. Слава Богу, вопросов стало на три меньше. Я знал кто я, что случилось и где я.
                Хорошо бы посмотреть на карте, где этот чёртов остров Сейбл. Но карту в темноте не видно. Старпом говорил, что на острове какие-то службы. Наверное метеостанция какая нибудь, ещё что-то. Народ должен быть. Двум женщинам не справиться.
                Где-то далеко, далеко в подкорке постоянно свербила мысль, — Ага-а-а-а попался в хитрые руки капиталистов. Теперь начнут вербовать. Готовься. Будут заманивать деньгами, вином, картами и женщинами. Так нам объяснял наш парторг «Сука» на судне. Такие мысли были, но не они определяли мой состояние.
                Попробовал опять приподняться. Сесть не смог. Иногда почти удавалось, но сразу возникала боль в рёбрах и я оставил попытку. Правой рукой осторожно прощупал рёбра. Нашёл точки боли. Сломал что ли? Тогда почему дышать не больно? Сделал глубокий вдох. Бок сразу же заболел. Но боль была терпима. Видимо всё-таки не перелом, а трещина или скорее всего растяжение связок. Это уже лучше. Хотя кто его знает.
                Много чего передумал и перечувствовал до поры пока не посветлело окошко. Но что бы не думал, мысли незаметно, по каким-то невидимым, нейронным дорожкам возвращались в две ячейки памяти. В одной стоял во весь рост вопрос,— Что будет со мной дальше? В другой — тихо расположилась Хелен.
                Что касается вопроса — это понятно. Представьте себе пришёл в себя никому не известный парень, выловленный в океане. Те кто спас его обязательно зададутся вопрос «Кто такой этот бедолага?». Может шпион или беглый заключённый. А это опасно! Значит нужно срочно всё узнать про него. Расспросить когда он придёт в себя! Поэтому, наверняка скоро появится начальство или органы из комитета или как там у них называется. Допросят, запишут, сообщат куда положено и колесо моей судьбы закрутится уже по новой колее.
                А Хелен? А что Хелен? Даже не знаю что сказать! Просто мне, почему-то, приятно думать о ней. Конечно мне был интересно узнать кто она, зачем она. Но это было не главное. Я думал о ней как об абстрактном, приятном для себя воспоминании. Не более. Честное слово! Ну может быть чуть, чуть, вскользь, вспоминал её глаза. Но это так себе. Ерунда!
                Потом опять уснул.

                3.

                Разбудило меня подёргивание руки.
                — Вставайте, вставайте. Ну, ну, просыпайтесь, просыпайтесь, Пора уже.
                Открыл глаза. У койки стояла женщина. Я скосил глаза. На тумбочке лежал поднос с чашками, пузырьками и тампонами.
                — Ага, проснулись! Хорошо. Доброе утро. Сейчас приведём себя в порядок и покушаем. Как себя чувствуете?
                — Да, нормально. В порядке. — ответил я, пошевелив телом и откашлявшись.
                Женщина нагнулась, достала из-под кровати утку.
                — Не надо, не хочу, — сказал торопливо я.
                — Тогда умоемся.
                Положив назад утку, женщина взяла тампон, окунула в воду, протёрла лицо. Капли воды стекали на подушку и мочили её. Шея ощущала холодок от прикосновения к мокрой наволочке. Мои руки протёрла до локтей. Хотела протереть грудь и тело убрав одеяло. Но я вцепился и не дал. Ничего ей не говорил/, смотрел в сторону. Но она поняла. Улыбнувшись сказала, - Ладно, ладно. Лежи. Не буду. Вам скоро можно будет самому мыться, — и она кивнула куда-то вбок.
                Быстро убрала тампоны, баночки, тазики. Раскрыла сумку.
                — Ну вот и всё. Вы уже вторые сутки почти не едите. Вам выздоравливать надо. А силы откуда брать? Вот бульончик принесла, Делла приготовила. Делла — это наш повар. Хорошо готовит. Скоро придёт доктор. Лукас. Посмотрит. Давайте, покушаем. Нет. Нет, не вставайте. Бульон в кружке, приподнимите голову и выпейте.
                Выпил. Вкус какой-то необычный. Бульон, а мясо не чувствуется.
                — Ну вот! Молодец, — она тампоном вытерла губы, взяла другую чашку.
                — Здесь яйцо всмятку, нужно выпить.
                Выпил и яйцо. Затем выпил сладкий компот или сок. Откинулся на подушку. Устал. Вроде бы ничего не делал, а устал.
                Дверь открылась, раздался мужской голос.
                — Всем привет. Проснулся? Ага, уже поел!
                К койке подошёл среднего роста мужчина, плотный в белом свитере с чемоданчиком.
              — Анна! Он поел уже?
              — Да!
              — Попрошу тебя, убери здесь и выйди. Скажи, чтобы пока сюда не входили, не мешали. Хорошо!
              — Ладно, ладно Лукас! — Анна вышла.
              — Доктор придвинул стул сел у кровати, положил руку мне на локоть и помолчал, смотря на меня.
             — Как тебя звать! Откуда? — спросил он.
             — Юргис, из Латвии!
             — Понятно. А где она Латвия?
             — В Европе.
             — Понятно. Европа большая. Не слышал.
            — У Балтики.
            — Понятно. Где-то наверху. Тебя здесь называют Сэндли. Знаешь почему? Найдёныш. Так оно переводится. Это Хелен тебя так назвала. Придумала тоже — найдёныш! Тебя три дня назад вбросило штормом на берег. Хелен со спасателями обходили остров и случайно, нашли тебя. Ты был без сознания. Притащили. Два дня приходил в себя. Вот что Сэндли, ой извини, как тебя?
            — Юргис.
            — Как, как?
            — Юргис.
            — Ну это сложно. Не выговоришь. Пока буду тебя называть Сэндли. Так проще, да и привык я. Не возражаешь?
            — Нет.
            — Ну хорошо! Давай осмотрим тебя. Вчера и позавчера осматривал, но ты был без сознания и ничего не говорил.
            Доктор откинул простынь. Начал детальный осмотр, ощупывание, прослушивание, простукивание.
           — Дыхни, глубже, ещё! Здесь не больно! А так? А так? Напружинь живот! Не болит? ....и т. д., и т. д.
           Наконец закончил. Прикрыл одеялом.
           — Ну в общем не плохо. Серьёзных повреждений нет. Лёгкие в порядке! Сердце в пределах нормы. Рёбра не сломаны. Скорее всего растяжение. Если где-то и есть сбои, то думаю, дней через десять всё будет в порядке. Понаблюдаем!
          — Доктор, а вставать мне можно?
          — Не можно, а нужно. Грудь перебинтуем и можно. Пора в туалет ходить самому. Он здесь у тебя под боком. Вон видишь дверь?
          Я кивнул. С туалетом это хорошо1 Но меня интересовал не только туалет.
          — Здесь на острове живут?
          — Ну это громко сказано. Здесь гидро-, метеостанция, электростанция, есть спасательная станция с вельботами , но спасатели понемножку разъезжают. Некого спасать. Ты вот "спасёныш" за несколько лет. Затем есть медпункт. Так что набирает небольшой городок. Но все приезжие, местных нет. Есть вертолётная площадка и два маяка. Озеро, где садит гидросамолёт. Живут около 20 человек. Пять женщин. Двоих ты видел.
          — А кто они?
          — Старшая Анна. Она гидробиолог. Девушка — дочка Анны, её помощница. Будет поступать то ли в университет, то ли ещё куда. Набирает материал для реферата. Мать помогает. Одновременно обе помогают мне по медицинской части — перевязать, загипсовать, дать лекарства, сделать укол и т. д. Они откуда-то из Оркнейских островов. Есть ещё повар, официантка, две девушки спасатели. Ну ладно, если быстро не уедешь, то всё узнаешь. Разговорились с тобой. Сейчас придёт Анна с Хелен, перевяжут тебя. Выздоравливай. Завтра зайду. Если что позови. Пока.
          Доктор мне понравился. Простой мужик. Без всяких закидонов. Дело своё знает. Но я ждал Хелен.

                4.

                Вначале пришла Анна. Поздоровалась, положила сумку на тумбочку, достала бинты. Я ждал, поглядывая то на Анну, то на дверь. Наконец дверь открылась.
                Она!! Приподнялся навстречу. Её распахнутые глаза смотрели на меня. Она улыбалась и шла только ко мне. Понял это сразу.
                Подошла. Положила ладошку на мою руку. Сразу. Не стесняясь. Тихо поздоровалась. Я кивнул и мы оба улыбаясь смотрели друг на друга, ощущая тепло прикоснувшихся рук и непривычную близость глаз. Нам было хорошо! Очень хорошо! Мы знали это. Слова не нужны. Мир исчез. Только глаза. Её и мои. Через них мы шли  друг к другу протянув руки. Мы не стеснялись, не боялись и не отворачивались Древний зов заглушил разум, растворил стеснительность, боязнь и неловкость. Мы свободно вошли в открытый мир друг друга. Его до жути, до коликов в сердце хотелось узнать, понять и жить в нём. Было страшно и притягательно, опасно и легко заходить в это неведомое, не твоё, другое обитание. Но мы сделали это. Мы ушли от себя, придя к единству в ощущениях, мыслях, тревогах и радостях. Жизнь остановилась. Время потеряло размерность. Вырванный у вечности миг был подарком Судьбы.
                Так было нужно Судьбе и это случилось. Линии жизни двух людей, возникнув далеко,  далеко друг от друга, в разных точках планеты Земля, извиваясь годами шли по разным направления, но всегда навстречу друг другу. Встреча произошла на крошечном острове Атлантического океана, в маленькой комнатке с зашторенными окнами. Будет ли это началом новой судьбы или соприкоснувшись линии разойдутся? Мы этого не знали. Да и не думали о будущем. Мы жили настоящим.
                Анна оторвалась от сумки, повернулась протягивая бинт Хелен. Мельком взглянув на нас, она застыла. Поняла? Для неё это было неожиданно. Рука с бинтом медленно опустилась.
              — Ты что, Хелен? — тихо, чуть хрипловато, сказала она, смотря на Хелен. В голосе был страх, упрёк и нежелание с чем-то согласить. Она ещё не осознавала, что произошло в эти несколько секунд. И в своём молчаливом ожидании она надеялась на то что ошиблась.
              Её слова разрушили нашу близость. Мы ещё улыбалась друг другу, но тревожное чувство виноватости, постепенно овладевало нами. Хелен убрала руку и опустила глаза. Стало неловко. Всем чем был заполнен мир минуту назад уходило, терялось.
              Хелен посмотрела на меня. Чуть улыбнулась и мы вновь сблизились. Почувствовали, что пока не нужно, чтобы наши чувства знали другие. Пусть это будет тайной. Нашей тайной.
              Я до сих пор не пойму, как небольшой, не явный и не видимый другим жест, взгляд, слово Хелен, её движение мгновенно меняло направление наших чувств мыслей, поведения. Мало того, что меняло. В новой ситуации, мы оба даже не видя друг на друга, ощущали настрой и желание другого и любой наш поступок был результатом этой общности. Поразительно! Но это так!
                Хелен неожиданно поднесла руку ко рту и что-то смешливо сказала опять хитро посмотрев на меня. Стало легко. Мы стали прежними. Эта девочка знала что делать. Повзрослев за несколько секунд, она всю тактику любви взяла на себя. Мы мужики раскачиваемся неделями.
                Анна продолжала смотреть на нас. Она видела эти перемены и не знала что думать. Не ошиблась же она! Что-то ведь было? А может быть ей показалось? Вон Хелен уже готовится к перевязке.
                Хелен чувствовала как мать смотрит на неё. Но она уже взяла себя в руки. Деловито попросила меня приподняться, попросила мать подержать и быстро перевязала грудную клетку бинтом.
                Это вернули Анну в прежнее состояние. Она опять посмотрела на меня и на Хелен. — Показалась! — облегчённо подумала она, помогая дочке.
                Хелен больше не смотрела на меня. Её взгляд только мельком касался моих глаз.
                В дверях она обернулась, наши взгляды встретились. Она улыбнулась, махнула рукой и тихо прикрыла дверь.
                Я остался один и думал только о Хелен.

                5.

                Ближе к вечеру пришли три мужчины. Представились — начальник станции, радист и начальник спасательного отряда.
                Радист встал у окна, загородив широкими плечами слабый свет. Его лицо в полумраке видно было плохо, но овал и белокурые волосы, спадающие на плечи, предполагали, что это был красивый крепкий парень.
                Начальник спасателей рассказали как нашли меня, перенесли сюда и оказали первую помощь.
                — Еле откопали твои ноги. Ты был по пояс занесён песком. Ещё 3-4 часа и тебя могло полностью засосать. Тогда бы уже точно не нашли. Никто бы про тебя не узнал. Твоё спасение — неслыханная удача. Сошлись три счастливых момента — в твою сторону в бурю случайно вышла Хелен. Что её туда понесло, никто не знает. Второе — тебя перебросили через гряду. Шторм стихал и волны там уже было значительно меньше. В третьих, твои спасательные круги помогли не засыпать тебя полностью и их Хелен увидела издалека. Вот так-то «Найдёныш — Сендли».
                После спасения, на следующий день, обо мне сообщили в Галифакс. Передали название судна написанное на спасательных кругах. Из Галифакса попросили подробнее узнать про меня. О крушении такого судна сведений пока не было. Судя по одежде и названию судна они поняли, что я с русского СРТ, но это нужно было подтвердить.
                Начались расспросы. Всё записывалось. Ничего секретного не спрашивали, да я и не знал ничего такого. Спрашивал в основном Отто — начальник станции.
                Радист задал всего два вопроса, но они запомнились. Когда я сказал, что мы на СРТ пришли из Клайпеды на Ньюфаундлендскую банку ловить треску и попали в шторм, он спросил:
                — А сигналы бедствия посылали?
                — Наверное, не знаю, я рулевой.
                — Если бы сигналы были, я бы получил. У нас мощная станция. Сигналов не было!
                Я промолчал. В делах радиосвязи не соображал. Но его ответ почему-то сразу же настроил меня против него. Может быть потому, что он сказал с такой интонацией, будто не верил всему, что я говорил. Ну и чёрт с ним! Верил не верил, это его дело. Разберутся.
                После их ухода у меня возникли новые мысли, — Что будет со мной? Они что не верят, что я рыбак из СССР? Меня отсюда заберут? Куда и когда?
                Мыслей было много, но они не приводили к облегчению, а наоборот рождали новые мысли на которые тоже не было ответа, потом откуда-то повылазили ещё и опять без ответа и так повторялось, повторялось и повторялось до самого вечера.
                Говорят, что у умного человека одна мысль тащит за собой другую, та третью, та ещё одну. Весь этот хоровод фильтруется и в осадке умный мозг выдаёт разумное решение. У дурака мысли не сцеплены. Появилась одна и всё. По ней дурак и строит своё решение. Разумное ли оно или никчёмное, зависит от ценности случайно занесённой в дурацкую башку единственной мысли.
                Мне от этого не легче.
                Наконец вопросов накопилась столько, что они засыпали меня с головой. Я не знал что делать, куда деваться и бестолково смотрел в потолок. Обречённо вздохнул, раз, второй и вдруг вся эта гора навалившаяся на меня куда-то исчезла. После неё осталось отвратительное настроение, беспомощность и тревога.
                Спал плох! Не плохо, а очень плохо. Снилась какая-то бредятина. Как будто я лежу на берегу, наполовину в воде и кто-то постоянно наступаем мне на руку и на пальцы. Наступают больно. Крикнуть боюсь т. к. могу хлебнуть воду накрывающих меня волн. Несколько раз просыпался. И сразу же сбегались прежние думы, а с ними возвращали плохое настроение. Лежал и метался в полусонном состоянии между сном и явью. С трудом засыпая и тут же просыпаясь.
                Утром поднялся. Первая мысль, — Будь что будет!
                Странно, что такая никчёмная и пустая мысль подняла настроение. Иначе с чего бы появилась желание привести себя в порядок.
                Откашлялся. Рёбра не отозвались болью. Легонько приподнялся. Забинтованная грудь не болела. Опустил ноги с койки. Держась за кровать, съехал на ноги. Как только упёрся в них они задрожали. Схватился за спинку кровать. Но стоять всё равно было трудно. Кружилась голова. Ноги подгибались. Посмотрел на них сверху и не узнал — торчали какие-то мослы с выпирающими коленными суставами. Да-а-а-а! Дела! Сел на кровать. Вновь встал на ноги. Стало чуть легче! Да и голова не кружилась. Держась за спинку сделал три шага в одну сторону потом в другую. Мог бы сделать и ещё, но устал. Сел. Отдохнул.
                Теперь, пока никто не пришёл, нужно добраться до стены и держась за неё пройти до туалета.
                Слава Богу дошёл. Это была победа! Маленькая, но победа. Сделал что положено и вернулся. Вот так! На душе полегчало. Да и вообще, то что начал ходить поднимало настроение. Я это чувствовал. У меня всегда так — уходит беспокойство, приходит хорошее настроение или ещё что-нибудь. Все места в душе всегда чем-то заполнены. Пустыми не бывают.
                Завтрак принесла Анна. Я сам сел на койку, взял ложку.
                — Подожди, подожди. Быстрый какой! Умыться вначале нужно! В порядок себя привести.
                — Да утром уже сам до туалета дошёл.
                — Да ну! — не поверила она. Повернулась, посмотрела на полуоткрытую дверь туалета, — Надо же! Действительно стал ходить. Ну теперь пойдёшь на поправку.
                Я улыбнулся, взял в руки чашку и стал есть. Анна сидела рядом держа в руках полотенце и смотрела как ем. Иногда отводила глаза и вздыхала. Что это она? Что за думы заставляли её выдыхать тревогу
                — Вот и хорошо, — мягко сказала она, — Видишь! Всё идёт как надо. Скоро бегать будешь!
                — А Хелен где?
                Глаза сразу изменились. Стали тревожными. Посмотрела на меня. Помолчала. Затем, видимо ничего не заподозрив, посмотрела в сторону окна и сказала.
                — На озеро пошла. У неё по расписанию нужно кое-что собрать для работы. Она обещала прийти чуть позже. Посмотрит повязку. Снимать её пока не нужно. Лукас сказал смазать ушибы.
                — Понятно, — сказал я не поняв, что за «расписание», что такое «кое-что» и для какой «работы». Уточнять не стал. Разберусь сам. Может перевёл неправильно.
                — Здесь что, озеро есть?
                — Да есть, — она махнула рукой в сторону окна, где оно, наверное, было.
Анна собрала чашки, ложки вытерла мне рот, хотя и сам мог это сделать.
                — Приду в обед. Пока. Отдыхай!
                Дверь закрылась, наступила тишина.
                Скоро придёт Хелен! Я лежал прислушивался к шумам за комнатой, пытаясь разобрать среди них звук её шагов. Ошибался не раз. Потом чётко услышал шаги и понял — она!

                6.

                Мы смотрели на друг друга, не замечая ни жестов, ни взглядов, ни прикосновений. Я ощущал её не по отдельности, а всю целиком. Наверное так и должно было быть. Мои чувства достигла высшей точки накала и творили невозможное. Они могли сжать необъятное в точку и снова распустить её в бесконечность. Схватить неосязаемое, почувствовать его и вновь тут же потерять. Увидеть как вспышку невидимое и знать, знать, знать до мельчайшей капельки, что она любит тебя. Это был предел в жизни эмоций, их разгул, бесшабашный, ничем не управляемый стихийный пир. В такие минуты сознание спит. Только иногда, встрепенувшись оно успокоительно шептало «Ничего страшного!», «Так и должно быть!». И не было никаких вопросов, стеснительности или недопонимания. Всё было наполнено смыслом, который понимали и без слов воспринимали только мы.
                Я не помню с чего и как начался разговор. Сейчас всё это вспоминается как какое-то светящее радужное пространство Острова созданное нашими влечениями, желаниями и ощущениями. Этот нереальный, а может и реальный, мир, возник между нами внезапно. И как хотелось остаться в нём навсегда! С Хелен.
                А ведь мы не знали и не имели никакого представления друг о друге. Мы не знали откуда мы, кто мы, кто наши папы и мамы, друзья, враги, где живём и как жили до нашей встречи. А уж о характере друг друга мы вообще не имели никакого представления.
                Вместе мы пробыли почти до обеда. Она посмотрела бинты, смазала на плече какие-то ушибы, про которые не знал. Они не мешали и не болели. Но когда она смазывала мне было приятно чувствовать холодок мази, острожные прикосновения и успокаивающий голос.
                — Потерпи, потерпи. Сейчас закончу. Не больно! Ну вот и всё!
                Было совсем не больно, Жалко что этих ушибов мало и всё так быстро закончилось.
                Она прикрыла меня одеялом, подоткнула края. Мне было покойно. Я свободно дышал, ничего не болело и каждая клеточка блаженно развалилась в моём теле, чувствуя как в неё вливается новые силы. Свежие, молодые, обновляющие.
                Я смотрел на Хелен и чувствовал «Боже мой, как мне хорошо с ней!»
                Хелен что-то говорила, поглаживая мою руку. Мы стали расспрашивать друг другу. Она с матерью и отцом вначале жили на Оркейских островах. Отец — яхтсмен, погиб вместе с яхтой во время шторма. Школу она кончила на островах. Потом с мамой переехали в Канаду, где мать заключила контракт на год работы гидробиологом на острове Сейбл. Больше года на острове трудно выдержать. Живут они в Галифаксе. У мамы после смерти отца стало болеть сердце, а Галифаксе хорошие врачи и есть работа. На следующий год Хелен планирует поступить в университет. Для поступления нужно подготовить реферат. Так что она здесь не только с мамой, но и готовит материал. Под руководством мамы.
                — А что за реферат, что за работа?
                — Ну если приблизительно, то материал связан с фауной озёр острова Сейбл.
                — Фауна это что?
                — Животные населяющие озёра.
                — Рыбы?
                — Не только!
                Рассказал и о себе. Потом спросил:
                — Хелен, Доктор сказал что это ты первая увидела меня. Как так получилась? Была же буря, а ты вдруг оказалась на берегу. Тебя же могло унести! Ты не испугалась? И зачем ты вышла в такую бурю.
                Лучше бы не задавал эти вопросы. Хелен сразу же потускнела. Исчезла живость в глазах, обмякла фигура. Она отвела взгляд. Замолчала. Мне было ничего не понятно!
                — Ты что? Хелен? Что произошло? Страшно вспомнить?
                — Нет, нет, не это! Давай договоримся. О том, почему я оказалась на берегу, ты больше спрашивать никогда не будешь! Договорились!
                — Договорились, — я кивнул, ничего не понимая.
                — И всё же Хелен скажи...., — начал я. Но вспомнив, что дал слово, замолчал.
                Незаметно посматривая на неё, понял, с Хелен что-то произошло. Она что-то вспомнила. Серьёзное и неприятное. Настолько серьёзное, что не забыла до сих пор. И настолько неприятно, что вспомнив, сразу же испугано замкнулась, ушла в себя, в свои неожиданно нахлынувшие чёрные мысли из прошлого. И это что-то было связано с тем, что она оказалась на берегу.
                Я не знал что делать. Мне стало жалко её до слёз. Приподнялся, привлёк её к себе. Поцеловал.
              — Ну всё, всё. Успокойся. Успокойся! Всё хорошо. Хорошо. Всё нормально, — целуя её говорил я, обнимая вдруг замолчавшую и прижавшую ко мне девушку.
              А ведь действительно, так оно наверное и есть! До того момента, когда меня выбросило на берег с Хелен наверняка что-то произошло и не очень хорошее. Иначе не выбежала бы на беснующийся берег. Девушка в нормальном состоянии этого не сделает. Испугается! Да и зачем? Зачем нормальному человеку выходить из тепла и уюта в беснующийся шторм?
              Как-то странно получается! Почти в одно и то же время два человека, абсолютно не знающие друг друга, попадают в беду. Один в бушующем океане, другой на острове. Разделённые ветром, молниями, километрами вздымающей воды они встречаются. Парня выбрасывает именно в ту точку на берегу, куда бросает случайный взгляд попавшая тоже в беду девушка. Она находит его и спасает. Надо же! Какой финт иногда вывёртывает судьба!
              Спасибо конечно ей. Но подобрала бы для нашей встречи более приличный остров. Мало ли их в Атлантике. А об этом острове по всем кабакам, гостиницам и тавернам идёт плохая слава. Однажды Хелен разоткровенничалась.
             — Представляешь, — сказала она, держась за руку, — Здесь, — она подняла руку и обвела вокруг, — Здесь погибло около 400 кораблей. Представляешь! Они все здесь под нами. Вместе с моряками. Я вначале даже спать боялась. Вылезет кто-нибудь из под кровати. Ужас!
             Да. Действительно ужасно!

                7.

                Прошло дней 10. Я стал выходить из комнаты. Первая недалёкая прогулка была с Хелен и радистом Генри. Генри мы не звали с собой. Когда уже одетые стояли на пороге, вошёл он и Анна сказала:
                — Сэндли ещё не вполне здоров. Вдруг упадёт или ещё что-нибудь случится. Хелен одна не справиться. Генри помоги. Прогуляйся с ними.
                Не знаю к кому она обращалась, но мне не очень хотелось, чтобы с нами был ещё и Генри. Но нужно так нужно. Хелен так же ничего не сказала. Весь её вид говорил о том, что и она не в восторге от того что Генри присоединится.
                Генри не сопротивлялся. Только сказал, — Хорошо!
                Странно, но он не смотрел ни на меня, ни на Хелен. Только иногда чиркнет взглядом и опять смотрит непонятно куда. Может такая привычка?
                Вначале Хелен решила показать место где мы жили. На острове было тепло. Небо безоблачное. Не было ветра кидающего песок в глаза, за шиворот и во все щёлочки одежды. Небольшие игрушечные домики разбросаны по зелёному ковру невысокой травки. Спокойно дышащий океан, голубе небу, песчаные, осыпающие дюны с жёлтыми боками и плоскими поросшими травой вершинами, крик чаек — прелесть. Место для отдыха небожителей. Между двумя двухэтажными домами стоял высокий дом заканчивающийся куполом. У самого берега длинные склады. Около комплекса метеостанции два мужика запускали большой метра 1,5 в диаметре воздушный шар.
                — А там что? — показал я на возвышающееся здание с белым куполом, — Церковь что ли, или обсерватория?
                — Там моё хозяйство, — сказал Генри, — Кстати там, наверху, есть площадка. Оттуда виден весь остров. Пошли, посмотришь! — повернулся он ко мне.
                Я взглянул на Хелен.
                — Идите. Я здесь побуду, — ответила вместо меня Хелен. В её голосе почувствовал что-то такое, что не мог определить. Какое-то раздражение или настороженность. Посмотрел на неё, пытаясь разобраться. Она смотрела в море. Но чувствовал — с ней опять что-то не то.
                Остров сверху напоминал серп с двумя маяками по краям. По южной стороне передвигались чёрные пятнышки. Навёл на них бинокль, стараясь разобрать что это.
                — Дикие лошади, — сказал Генри увидев, что я долго не свожу с них бинокль, — А там справа, видишь бухта, а за ней белый пляж. Там лежбище серых тюленей.
                Зрение у Генри было отменное. Да и сам он на фоне голубого неба напоминал красивого, мужественного индейца из племени Могикан.
                Тюленей не увидел. На южном берегу несколько человек спускали на воду спасательный вельбот. Видимо готовились к рыбалке. Погода спокойная, рыбная. Несколько человек кучковались на площадке у двухэтажке. Понятно! В хорошую погоду обитатели острова обязательно обходят весь берег. Три дня был шторм. Вчера закончился. Наверняка что-то выбросило на берег. Соберут. Это займёт часов пять. Так что до вечера в посёлке никого не будет. Мне два дня назад Хелен показала, находки. Чего там только не было!
                Я опустил бинокль. Нашёл стоящую внизу Хелен. Махнул ей рукой. В ответ она чуть приподняла руку. Хотел крикнуть ей что-нибудь, но порывы ветра здесь на высоте были сильными и я раздумал. Не услышит, ветер заглушит.
                — Ну что спускаемся? — спросил я Генри.
                Он ничего не ответил. Вцепившись в поручни он пристально смотрел в океан. Увидел что-то? Я посмотрел, но ничего не увидел. Остров окружала спокойная, чуть блестящая под солнцем, с редкими тёмными завитками, огромная океанская масса воды.
                — Ты поосторожней с Хелен, — неожиданно хрипловатым голосом сказал Генри. Я удивлённо посмотрел на него. Ослышался что-ли! Но нет! По его взгляду понял, что он не шутит. Мало того, интонация произнесённого была такова, что выглядело как предупреждение. Этого ещё не хватало! Повернулся к нему и молча смотрел на него, ожидая продолжения его неожиданных, таящих угрозу и непонятных к чему относящихся слов.
                — Ты скоро уедешь, а ей здесь оставаться! — опять сказал он, не дождавшись моего ответа. Я начал осознавать, что за все этой вспышкой стоит Хелен. Ударяя ладонью по металлической перекладине ожидал продолжения. Но он молчал, упорно смотря в океан. Пауза затягивалась. Я развернулся и стал спускаться. Генри пошёл за мной. Шли молча.

                8.

                Приближаясь к Хелен увидел беспокойство в её глазах. Видимо она поняла — на вышке что-то произошло. Взгляд метался от меня к Генри пытаясь понять, разобраться. Это не удавалось и она тревожно смотрела на наше приближение. Остановились. Навалилось непонятное напряжение. Мы не знали о чём говорить. Такого раньше не было.
                Видимо возникшее у нас с Хелен чувство, не спрашивая нас, мгновенно прощупало окружающих и вынесло свой вердикт, которому мы подчинились — Генри чужой и неприятный. Сторонитесь его! Это опасность!
                Судя по всему Генри, так же это понял и мы ещё не приспособившись к новым отношениям ощущали неловкость в присутствии друг друга. Мы не были врагами. До этого не дошло, да и вряд-ли дойдёт. Но мы и не друзья! Было какое-то третье состояние, когда он для тебя и не друг и не враг. Тебе просто неприятно находиться рядом.
                Хелен почувствовала это первой. Она несколько раз вопросительно посмотрела на меня. Наши взгляды встретились и этого было достаточно. Она поняла, между мной и Генри, что-то произошло. И это что-то сблизило нас ещё больше. Она чуть улыбнулась, и, ничего не сказав, пододвинулась ко мне.
                Так мы и стояли втроём. Молчали, пряча взгляды. Неловкость так сильно сдавила нас, что мы не знали что делать. Мы были уже не те, что пришли сюда несколько минут назад и это уже не исправишь. Да и зачем?
                Всё решила Хелен. Неожиданно, она взяла меня за руку и сказала
                — Пошли Сэндли. Нам пора!
                Обращённые ко мне её слова «Сэндли» , «нам» и то что она сама взяла меня за руку сразу всё расставило по местам. Генри сразу же был отделён от нас. Мы показали, что мы близки. Не рядом, а вместе. И это серьёзно.  Нам вместе хорошо и мы не хотим ничего менять.
                Генри сразу это понял. Отвернулся. Вздохнул.
                Я изумлённо смотрел на Хелен. Сработал древний инстинкт заложенный в каждой женщине. На моих глазах эта девочка превратилась во взрослую девушку, знающую, что ей надо, кого и как это сделать.
                Мы, держась за руки, на виду у всего посёлка, пошли по узкой протоптанной тропинке к нашему домику. На нас смотрели! Повернули головы люди собравшие обойти остров. Остались смотреть на нас из окон случайно выглянувшие. Пока эти пристальные взгляды, кроме любопытства ничего не выражали, но они, чуть позже, всё равно вызовут предположения пытающиеся понять и объяснить наше поведение. К каким выводам приведут эти мысли? К плохим или хорошим для нас? Мы не знали. Всё это было ново и непривычно.
                Но главное не это. Идя с Хелен начал понимать — в нас стала появляться зыбкая уверенность, что мы всё делаем правильно. Эта уверенность в своей правоте ещё не была крепкой, способной выстоять и бороться. Но она была уже способна к этому. Мы готовы были защищать не только друг друга, но и то хрупкое, пока не очень понимаемое нами чувство, что возникло между нами. Оно было новым, неожиданным и не ведомое нами раньше. Когда уверенность превратилось в силу, мы почувствовали спокойствие, правоту всего что мы делали. Вопреки мнениям и желаниям других, мы действовали так как считали нужным. Мы вышли из-под управления других людей. И не они стали решать наши вопросы. Мы стали решать их сами — Хелен и я. В тот момент это пожалуй было для нас главным.
                Генри остался. Наверное он смотрел нам вслед. Мы этого не знали. Не оглядывались.
                Зашли в комнату. Хелен остановилась, повернулась ко мне и прижалась всхлипывая. Мы заперлись и остались одни.
                Наконец Хелен успокоилась. Подошла и посмотрела в окошко. Повернулась ко мне.
                — Отвернись.
                — Зачем?
                — Нужно. Отвернись.
                Я отвернулся. Когда повернулся она лежала на кровати, прикрытая простыней. Одежда лежала на стуле.
                Солнце ещё не опустилось, когда мы увидели в окно людей, возвращающихся с осмотра берега. Хелен оделась и ушла.

                9.

                На следующий день для меня прошёл впустую. Забежавшая на минутку Анна сказала, что Хелен с утра собирает биоматериал на озере Уоллеса. Придёт поздно.
                — Ничего мне не передавала?
                — Вроде нет. А что? Вы о чём-то договаривались?
                —Да нет.
                На следующее утро Хелен пришла рано. В ней не было ничего необычного. Я почему-то побаивался встречи и чувствовал себя неловко. Думал, что буду стесняться произошедшего позавчера между нами. Но она даже виду не подала, что что-то изменилось. Мне стало спокойно. Улыбнулся в ответ на прикосновение, затем посмотрел в глаза, привлёк себе, поцеловал. Она потёрлась лбом, взглянула на мены, чмокнула в губы, сказав, — Вот тебе!
                Мы отправились к пресному озеру острова. Там Хелен нужно было ещё что-то собрать для своего реферата.
                Никаких недомолвок, или чего-то ещё, не было. Нам было легко вдвоём. Мы шли постоянно ощущая присутствие другого, говорили что-то всегда для другого, смотрели на что-нибудь, отмечая боковым зрением другого. Мы не могли без этого. Может быть поэтому не помню конкретных деталей, обстановки, событий.
                Не могу точно и последовательно рассказать о своей жизни на острове. Осталось ощущение большого, солнечного, тёплого пространства, окружающего нас. Время было неподвижно. Я отмечал только его вехи — вот уже утро, а вот вечер, вот день, «ой смотри уже солнце садится». Мы оба не шли со временем, мы оставались в нём. Недели проходили как миг.
              Сегодня ветра нет. Кричат чайки. Хелен собирает сачком в озере мелких членистоногих. Я как мог, помогал ей.
              Но разве удержишься от поцелуя, если рядом лицо красивой девушки с разлохмаченными волосами? Конечно нет! И я не раз получал шлепки за свою смелость и пригоршни брызг. С грозным предостережением, — Если ещё раз помешаешь, то .....
             — Что "то"... , что "то"... , — допытывался я, наступая на неё, пытаясь обнять. В ответ получал по рукам, брызги воды и звонкий хохот. Она стремительно убегала, поднимая тучу всплесков в которые я обязательно попадал. Бегала эта девчонка быстро. Но когда догонял, то она была моя. Моя полностью от пальчиков ног до сияющих глаз.
              Часто проходили мимо песчаных дюн. Высоких, неуклюжих, неповоротливых. Она забегала на дюну, на самую верхушку. Оттуда дразнилась, смеялась, кружилась в каком-то неистовом, непонятном, диком танце. Он заманивал и обещала. Знала — не достану. Поэтому и была свободна и вольна как птица, как лёгкий бриз с лазурного океана.
             Я вижу её стоящей на плоской, поросшей зелёной травой верхушке дюны, на фоне голубого неба и окружающего темноватого, молчаливого океана. Она поднимает руки к небу и хохочет, дразнит меня, стоящего внизу. И весь мир смеётся, пляшет и целуется в эти сумасшедшие переполненные полыхающей страстью дни. Это были наши, только наши дни.
             В обед пришёл Отто и сказал, чтобы готовился к отъезду. Завтра самолёт.
            Я с трудом пришёл в себя. Это был удар, удар сильный и неожиданный. И сразу же прибежала Хелен
           — Я знаю, я знаю. Ничего не говори. Отто заходил к нам. Сообщил. Мы тоже улетаем с тобой в Галифакс. У мамы через месяц заканчивается контракт, но заболело сердце и ей разрешили уехать. Писать отчёт, — всё это Хелен выпалила на одном дыхании. Но видимо не это было главным для неё. Она вдруг замолкла, посмотрела на меня и тихо сказала, — А как же мы?
           Что я мог ответить? Это мучило и меня! Я не знал что делать! В голову ничего не приходило. Прежде всего успокоил её. Мы начали придумывать различные варианты наших действий. Но ни один из них не был реальным. В конце концов договорились, когда станет известна моя судьба в Галифаксе, мы решим что делать.

                10.

                Улетали на гидросамолёте. Прилетел не тот, что постоянно привозил почту, а другой, вместительный. Он сел на озере Уоллеса. На нём прилетел сопровождающий, которому Отто передал папку и меня.
                На берегу стояли почти все жители острова. Был и Генри.
                В Галифаксе меня уже ждали наши представители из СССР. Несколько дней продолжались допросы с обеих сторон, оформление. Наконец освободился. Но мне не разрешали выходить и встречаться с людьми.
                Я несколько раз просил разрешения встретиться с Хелен. Вначале на мою просьбу не реагировали, но в конце концов, наши и канадские представители записали мою просьбу. Но ничего не обещали. Пока я был в Галифаксе я не раз спрашивал о результатах моей просьбы. Мне отвечали, — О Вашей просьбе сообщили. Но никто о Вас не спрашивал и не приходил.
                Самому найти её не разрешали. Я, дурак, не взял у неё адреса, где она живёт или где остановится. Как потом сожалел об этом!!! Так у меня было не раз. Находишься с кем-то рядом и думаешь что так будет всегда. В глупую башку не приходит мысль, что можем разойтись. А потом бац! Расстались. Как снова встретиться — непонятно. Так и на острове, рядом с ней думал, что всегда будем вместе. Эх! Виноват только я. Всё-таки взрослее её, мог бы догадаться! Но что теперь казниться!
                Через неделю с сопровождающим вылетел на родину. Вначале в Москву, где меня долго расспрашивали о каждой мелочи моей жизни на корабле и острове. Помучили изрядно. Выматывали не допросы, а то что следователи не верили ни одному моему слову. Наконец отпустили и я уехал в Клайпеду.
                С прежними товарищами не встретился, кто ушёл в новый рейс, кто в отпуск уехал.

                11.

                Думал от меня отстали, но как бы не так. Целый год не мог никуда устроиться на работу. В отделе кадров смотрели куда-то вбок и говорили, — Пока ничего нет. Приходите попозже. Наконец устроился.
                Не сам. Помогли. Ещё до рейса на Ньюфаундленд я познакомился с Константином. Я тебе рассказывал, кажется, о нём. Он из органов. Парень не плохой. Помогал мне как мог. Так вот мы опять встретились. Неожиданно. Или мне показалось что неожиданно.
                В то время начал выпивать. Работы и денег не было. В основном я отирался на рынке, подрабатывая случайными заработками. Работа, да и с выпивкой там не проблема. И переспать было где.
                Стою, ожидая расплаты за разгруженную машину вдруг слышу сзади:
              — Привет Юргис, — оглянулся, а это Константин. Ну и ну! Он и виду не подал, что удивился. Коротко сказал, — Пошли. Как будто специально пришёл за мной. Зашли в кафе. Посидели. Знаешь мне казалось он всё про меня знает. Говорили долго. Не буду говорить о чём. Но вышел я совсем другим.
              Не сразу, но без всяких сбоев жизнь стала лучше. Пить бросил. Купил приличную одежду. Старую, заплёванную, изодранную выбросил в море с пирса. Да ещё и плюнул вслед. Вновь пошёл на промысел. Опять на Ньюфаундленд и опять на СРТ. Недавно пришёл с рейса. И вот тебя встретил.


                От автора.


                Я давно записал эти вспоминания Юргиса, но потом забыл и про него и про то что он рассказывал. Мы тогда встречались ещё несколько раз Потом перестали. Как-то особо не тянуло друг к другу. Видимо дружбы настоящей не было. А то что однажды вместе попали в рейс? Ну и что? Да мало ли с кем были. Всех не упомнишь! Правда следует отдать должное, на тяжёлой работе в океане Юргис показал себя как надо! Парень был не только физически сильный, но ещё и не как все. Пожалуй для его характера подошло бы определение «несгибаемый». Гнуться будет. Но до определённого предела. Этот предел чувствует только он. Другие наоборот думают, — Ну теперь парню конец! А парень вдруг взрывается, распрямляется и «сгибатели» клочьями летят в разные стороны, визжа и матерясь. Его сила чувствуется сразу как только он пожмёт тебе руку, посмотрит в глаза и скажет два три слова.
                Прошло уже около 8 лет или чуть больше и неожиданная встреча всё изменила.
                Я был в Таллине, там открывали Морской музей. Завозили экспонаты в башню Толстая Маргарита. Мы сдали всё что от нас просили. Вышел из башни направляясь в порт через Морские ворота.
                На скамейке аллели сидели, разговаривая, двое. Ничего особенного. Сидят и сидят. Проходя мимо, боковым зрением заметил в руках одного короткую трубку. Но и в этом ничего необычного не было. Такие короткие трубки курили не только капитаны судов, но и гражданские. Единственное, что привлекло моё внимание на голове человека с трубкой была мичманка с крабом. Такую обычно носят капитаны переодевшись в гражданское. Но и это нормально. Человек с трубкой, поднял голову, когда я проходил мимо, мы мельком посмотрели друг на друга. Я пошёл своей дорогой, человек с трубкой продолжил разговор.
                Через несколько шагов меня кольнуло, — А ведь я знаю этого человека. Где-то видел его. Но где, где? И вдруг вспомнил — это Юргис.
                Я остановился, обернулся и негромко произнёс,- Юргис?
                Человек прекратил говорить и медленно повернулся. Ничего не говоря встал вопросительно смотря на меня.
                — Юргис это ты? — повторил я.
                Человек несколько секунд непонимающе смотрел на меня. Затем произнёс, — Это ты?
              — Я, я, я, я Юргис. Ну и ну. Встреча! Надо же! — обрадовался я, направляясь к нему.
             Юргис стоял опустив руки и смотрел на меня ничего не говоря.
             — Ты что забыл меня? Рыбку ловили, на СРТ в Ньюфаундлендской банке. Помнишь? Ты мне ещё про себя рассказывал, как тонул, как спасся на острове Сейбл.
              Судя по изменившемуся лицу он всё вспомнил. Сделал два шага навстречу. Остановился.
             — Понимаешь. Тебя помню, но звать забыл, — он виновато смотрел на меня. Я назвался.
             — Теперь вспомнил!
             — Пойдём посидим где-нибудь, — предложил я
             — Подожди я с товарищем распрощаюсь.
             В кафе сидели долго.


                Вот что он рассказал.


             — Спасибо. Мне не заказывай. Пить не буду. Давай лучше кофе закажем. Так вот, я целый год после острова Сейбл не мог найти работу в Клайпеде. Я тебе рассказывал. Забыл? А помнишь ты  из меня все жилы вытянул своими расспросами про меня. Я думал роман собираешься писать.  Написал? Ну нет так нет.
             — Юргис, а помнишь ты на острове познакомился с девушкой Хелен. Не видел её потом?
             Юргис помолчал. Подвигал кофе.
            — Я её помню. Помню всегда. Моя жизнь на острове — самое светлое время. А встретил или нет. Трудно сказать.
           Юргис опять подвигал кофе. Отхлебнул.
           — После нашей встречи с тобой многое изменилось в моей жизни. Я тебе говорил, что меня долго не устраивали на работу. Начал выпивать. В конце концов всё устроилось. Бросил пить, взялся за учёбу, стал капитаном, ходил на промыслы в разные районы.
            Однажды после очередного рейса мы с товарищем, так же капитаном, пошли провожать на круизное судно в Стокгольм его хорошего знакомого — яхтсмена из Швеции. Судно стояло на терминале, провожающих почти не было. Да и кто придёт — туристы на судне не местные. Живут в разных странах. В Клайпеде ни знакомых, ни родных. Судно после Стокгольма отправлялось в Европу.
            Они уже отходили от причала. Товарищ махал яхтсмену, стоящего на палубе, и что-то выкрикивал. На судне вдоль борта стояли люди, их было немного. Стояли и смотрели на чужую пристань, на чужой народ. Мы с товарищем были в капитанских формах, при параде. Наверняка выделялись среди нескольких людей стоящих на причале. По крайней мере некоторые зеваки с судна смотрели, переговариваясь, на нас.
             Вдруг слышу женский крик.- Сэндли! Потом тишина. Я ничего не мог не сообразить ни понять. Голос и слово «Сэндли» сильно тряхнуло меня, даже дышать не мог, да и в голове какой-то непонятный шум. Я замер. Как бывает в детстве — крикнут «Замри» и ты замираешь. Понимаешь это слово не слышал много лет. Да что слово! Голос. Голос был до боли знакомый. Не мог его перепутать, забыть или не узнать. Не мог. Клянусь!
              Не сразу, но пришёл в себя. Стал оглядываться. Не мог понять кто и откуда позвал! Или мне показалось? Но голос! Голос узнал сразу. Хелен! Она! Только она и никто больше не звал меня так. Я снял фуражку, вытер пот со лба. Была тишина, как бывает когда уши заткнуты и ты слышишь не окружающие звуки, а шелест собственной крови, текущей по сосудам перепонки.
                Наверное показалось !!! Посмотрел на лайнер. На лайнере стояли отплывающие. Может кто-то кому-то крикнул оттуда, а мне послышалось, что меня! Но голос! Понимаешь! Голос не мог спутать. Её голос неповторим.
              Я внимательно разглядывал людей на борту. И вдруг опять крик, — Сэндли, Сэндли, это я. Я здесь!! Хелен, Хелен.
              Я увидел её! Она махала мне рукой. Это была она! Хелен! Узнал её сразу. Это она! Рядом стояла девочка лет 10 и какие-то дамы в кепи. Я шагнул к лайнеру, поднял руку.
              — Хелен, Хелен, — говорить я не мог. Да и не знал что говорить. Она увидела, что я узнал её, протянула ко мне руки. Так и стояла, а я слышал, — Сэндли, Сэндли, Сэндли.
             Товарищ жёстко схватил меня за локоть, — Ты куда, дурак, идёшь, не видишь конец причала, вода! Упасть захотел. Ты что с ума сошёл? Болен? Да что с тобой?
              Я остановился. Судно отошло достаточно далеко. Хелен нагнулась и приподняла стоящую рядом девочку, показывая её мне. Понял сразу. Дочь! Моя дочь!
              Юргис замолчал. Отвернулся и долго глядел в окно. Я не мешал. Для меня всё что он рассказал было неожиданным.
                — Понимаешь, потом она поставила девочку впереди себя, посмотрела на меня и закрыла лицо руками. Заплакала? Не знаю, вряд ли. Она так всегда делала, когда я смотрел на неё. Не любила она этого. Сразу отворачивалась, закрывала ладошками лицо и просила, — Ну не смотри на меня, не смотри. Я не красивая.
              Она вряд ли догадывалась что её красота не имеет для меня никакого значения. Иногда спрашиваю себя за что я её люблю. Не знаю! Люблю и всё! Понимаешь за что-то не любят, за что-то ненавидят. «Что-то» здесь совершенно не причём. Если появится «что-то», то любовь уйдёт в мелочь! В ноль.
              Они уплыли.
              В пароходстве мне никто не мог сообщить фамилии туристов с судна. Говорили, — Ты что с ума сошёл. Кто это нам такие данные предоставит. Во-первых, нам не разрешат и во вторых, никакая фирма не представит фамилии своих пассажиров для СССР.
              Потыкался я в разные организации но толку никакого не было.
              А через неделю у меня на корабле случился пожар. Были жертвы. Мне дали срок. И все мои попытки разыскать Хелен прекратились. А ведь я имел награды, занимал первые места по добычи. Похвальных листов — целая кипа. Комнату можно всю обклеить. Ничего не учли. Виноват и всё. Ты ведь начальник? Начальник. Твои матросы курили в неположенном месте? Курили. Ну значит ты и виноват. Не привил им дисциплину.
              Освободился досрочно. Устроиться никуда не мог. Запил. Потом бросил. Не сразу. Срывался несколько раз. Взялся за ум. Никуда не восстанавливали. И опять меня встретил мой знакомый Константин. Поговорили. О многом. Я уже был не пацан, да и он — мужик суровый. С его помощью лёд тронулся. У меня взяли документы в училище. Повторно закончил училище. Только не в Клайпеде а Ростове. Мореходку («Рыбка») на Оборонной улице.
              Хелен искал постоянно. Константин дал дельные советы. Наконец нашёл её следы в Галифаксе.
              Она говорила ещё на острове, что будет поступать в университет на гидробиолога. В Канаде есть реестр всех специальностей. Там были сведения о 17 гидробиологах. По возрасту подходила только две. У одной были несколько работ по островной фауне . Думаю это она. Как попасть в Галифакс, пока не знаю. Но попаду обязательно.
                Да, чуть не забыл! Знаешь кого я встретил в Галифаксе? Никогда бы не подумал! Томаса! Он зашёл с переводчиком с канадской стороны. Ничего не говорил. Стоял и слушал. Только ухо пощипывал. Потом исчез. Ну, раз он виду не подал, то и я сделал вид что не знаю его. Вот такие дела! Меня кстати Константин спрашивал, — Не видел ли я кого-нибудь знакомого в Канаде. Я сказал про Томаса.
                — Ну и что? Разговаривали? — спросил он.
                — Нет. Он всё время молчал. Ухо тёр.
                — Чего это он? Какое ухо?
                — Правое.
                — Ну ладно, чёрт с ним.

       В кафе с Юргисом мы засиделись допоздна. Договорились о следующей встречи.Я обещал помочь с розыском Хелен!
                На следующую встречу он не пришёл. Опять исчез.
                Дурак, я опять забыл спросить его адрес! Думал теперь будем видеться всегда. Вот и увиделись! Но есть надежда! Может быть случайно прочитает, то что я написал? Найдёт меня.
                Ну а если не встретимся, значит судьба!

                Попутного вам ветра Юргис и Хелен!

                Надо же! Дочка у Юргиса!