Саркома легких

Умирал великий писатель. В сущности, то, что он велик, никто из современников не подозревал. И не мудрено: даже во внешности писателя не было ничего от великого и примечательного: ни тебе окладистой бороды и жгучего, пророчески пронзительного взгляда, ни даже густых висячих усов, как у Максима Горького- внешность заурядного городского франта, да такие на улицах Москвы каждый день сотнями, тысячами ходят, и на них внимания кроме молоденьких смазливых женщин, никто не обращает. Он и пользовался успехом, в основном. благодаря своей внешности среди прекрасной части человечества, и, доживя до 48 лет, так и не приобрел ни любви, ни признания, если не считать успеха его одной ранней пьесы про гражданскую воину, лет десять назад,- тогда он еще питал иллюзию по поводу своей писательской карьеры, но те времена давно ушли безвозвратно, и теперь он умирал. Он сам был врачом и прекрасно сознавал собственное положение: с подобным диагнозом долго не живут. Как это ни странно, больше всего теперь волновал вопрос, успеет ли он завершить свое последнее и, в сущности, самое важное произведение своей жизни.

Роман этот он писал и переписивал несколько раз, и если бы не приближаюшийся конец, работал бы над ним еще несколько лет. Но теперь времени на это не оставалось совсем: книгу надо было заканчивать так или иначе, и жизнь тоже. В разговоре с женой он избегал об этом говорить, не хотел огорчить и причинить боль ее излишне впечатлительной натуре. Она была ему верна во всем, жила и дышала жизнью своего супруга. В сущности, она единственная и верила в его исключительный талант, но в тот день его прорвало, и, главное, по совсем глупому поводу. У них гостил знакомый писатель, чей ум он весьма ценил и мнению которого доверял. Жена мелодичным, хорошо поставленным голосом прочла несколько отрывков из романа.

Гость внимательно выслушал, потом встал учтиво, попрощался и ушел. Вид был у него такой, как будто ему только что нанесли оскорбление, и только учтивость и воспитание не позволяют на него отреагировать подобающим образом.

-Они всегда вот так воспринимают мои произведение, будто я их чем-то огорчил или оскорбил. Им было бы намного проще, если бы меня вовсе не было ,-в голосе писателя чувствовалась не только обида на равнодушие коллеги, но и за свою впустую прожитую жизнь, его жизнь, такую никчемную и скудную.
 
Знакомый писатель появился вновь через несколько дней.

-Можно я с тобой откровенно поговорю? У меня есть что сказать, -видно было, что гость в присутствии супруги хозяина с трудом сдерживал себя. тщательно выбирая слова.

Писатель бросил взгляд на свою жену, и та молча вышла из комнаты.

-Ты написал великую книгу, хотя, признаюсь, поздравлять не с чем. Твою книгу никакая цензура не пропустит, она до читателя не дойдет. Тут гость, боязливо оглядываясь, перешел на шепот -Сам знаешь, какие нынче времена, Достаточно одного доноса, и не будет ни книги, ни ее автора. За такое поставят к стенке без разговора. Это же надо быть марсианином, чтобы сегодня, в этой стране, написать подобное произведение.

- Я и так умираю, какая теперь разница?
-И зачем тебе это нужно?
-Будет звучать банально, если скажу, что хочу остаться в памяти миллионов людей даже после смерти.
-Хочешь стать бессмертным? А зачем тебе бессмертие, позволь спросить?

Умирающий писатель поежился в кресле и попробовал собраться с мыслями, -Как тебе сказать, вот молодежь, она щедра и беспечна, потому что вся ее жизнь в будущем, все впереди, и даже если сегодня ничего нет, будущее-то принадлежит ей. Когда мне было 16 лет, 30 летние казались стариками, ведь до них еще столько, сколько я всего прожил. Когда ты молодой, кажется, что всегда будешь молодым, было ощущения громадного, бесконечного запаса времени, и чем меньше я понимал в жизни, тем больше было во мне самоуверенности и ощущения собственной особенности. На других я смотрел как бы свысока. Ведь я не такой как они, умения-то в жизни все будить по-другому, не так, как у них. Со временем это притупляется, приходит осознание того, что ты не особый, а такой же, как и все, и время, твое богатство, которое было впереди, теперь осталось позади, и с тобой все будет так же, как с другими, и ты тоже, один из них, будешь стареть и умирать, как старели и умирали твой дед и отец, а жизнь- она одна, и она проходить, в сущности, такая пустая и никчемная.

Со временем приходит возраст, болезни и разочарование от несбывшихся надежд охватывает тебя. Ты ждал лучшего времени, но лучшие времена не наступили, потому что лучшие времена не наступят никогда. Что бы ни произошло в нашей жизни, чего бы ни достигли, мы -то будем стареть, вы же чувствуете это дыхание смерти, которое все ближе. Помрешь- и нет тебя, считай, нас никогда не было и не будет.

Бессмертие может дать только слава, т.е. память о тебе, которая будет жить в других людях, и не важно, какая это будет слава, хоть Герострата или Пилата, все едино. Хочется знать, что не зря прошла твоя жизнь, не зря ты пришел в этот мир, что хоть что-то останется после тебя.
 
-После тебя останется память о том, что был женат три раза.
-И все?
-Тебе этого мало, так женись четвертый раз.
-А что останется после тебя?- зло переспросил умирающий писатель.
-После меня останется вот это пустая бутылка, - гость со значением указал на стоящую на столе бутылку вина, которую они за разговором допивали.
-И тебе не жалко?
-Ничуть, фортуна- дама не только слепая, но и весьма глупая, порой она делает своим фаворитом черт знает кого, Ты вспомнил Герострата, вот столько веков стараются его забыть, а он не забывается, ни с кем его имя не спутаешь, или возьмем твоего Пилата. В римской империи ведь были прокураторы более достойные и значительные, но про них история забыла, а Пилат остался, а за какие такие заслуги, что он такое совершил? Пилат и прославился тем, что ничего не сделал, просто умыл руки, А вспомни про Гусей, которые спасли Рим: глупые, безмозглые птицы благодаря своему птичьему происхождению даже не в состоянии были осознать собственную славу, и, скорее всего, закончили  свою жизнь в качестве жаркого, насыщая утробы храмовых жрецов, но бессмертие они обрели. Вот пока существует Рим, все будут помнить, что этот великий город спасли гуси. Я сказал, что фортуна дама глупая, но может быть, и не глупая. а весьма циничная, издевается над людьми, над их тщеславием и ничтожеством, неужели тебе необходима компания Герострата, Пилата и этих глупых гусей. чтобы это осознать? Если ты ничтожество, никакая фортуна или слава не изменит это обстоятельство, а если чего-то стоишь.
 то и без фортуны... Понимаешь, это как достоинство или честь, его никто не может дать, никто не может и отобрать. и меньше всего эта глупая, циничная фортуна. Ты написал великую книгу, вот кто то про стихи сказал, что они пишутся для бога, т.е. люди, конечно, могут ее читать, но, по большому счету, они написаны не для них... не для них. Твоя книга из этого ряда, и ты сам это знаешь... не можешь не знать.

Писатель умер через несколько недель после этого разговора. Умер безвестным и непризнанным, но через четверть века о нем странным образом вспомнили, и он стал бессмертным классиком великой русской литературы. Только сам он об этом так и не узнал никогда. Кстати, могли и не вспомнить, запросто.