Ногами вперед, окончание

Шелковая ночь согревает в своих бархатных объятьях облака, мое усталое сердце стучит в жестком ритме спешащего времени, одинокие снежинки вальсируют в свете уличных фонарей, дорога моей жизни убегает извилистой лентой за невидимый горизонт причинного океана.
Разочарованный в поиске бессмертия, я прибегаю к помощи вещественного мира, полагая, что разноцветный набор материальных элементов и нарядных ингредиентов может дать умиротворение моему обтрепанному, сокрушенному сердцу.
Польстившийся на восхитительную игру теней, миражей и их отражений не способен видеть красоту Самого Чародея!
Да и нет, между ними пространство, заполненное страхом и неопределенностью, мой хрупкий мир, кто-то решает за меня, рассчитывает, переставляет фигуры на шахматной доске моей жизни, не выпуская меня из запланированного им сюжета.
Я заблудился в осенних листопадах, серые дни, похожие один на другой, притихшие деревья покорно роняют на землю золотистые листья, лживая обманчивая ненадежная красота, шумит вполголоса надоедливый дождь, птичьи стаи неровными клиньями устремляются в неизвестность.
Маленький, обманутый человек, я остаюсь здесь, на этой остывающей земле, осень украла мою надежду и юность, старость неслышно просачивается сквозь мысли, желания, чувства, поры моего тела, суставы, движения, постепенно привыкаю к боли, безысходности, одиночеству и тишине.
Сладостная томная темнота ночи, едва слышные всхлипывания ночных птиц мягко сплетаются между собой в таинственную задумчивую дремоту волшебного бытия.
Сквозь разорванный занавес фиолетово-серых туч робко и застенчиво проглядываются мерцающие звезды, спящий лес, деревья, слегка посеребренные лунным светом, вокруг всё тихо и безмятежно, ленивый ветерок навевает с заснувшей реки мягкую прохладу.
Холст, краски, цвета, оттенки, полутона, прозрачные тени, уже кем-то написанная картина жизни.
Хитросплетение слов, улыбок, взглядов, губ, рук, надежд, желаний, легкой незаметной серебристой тенью легла седина, дорога моей судьбы, растрепанная бездомными ветрами, я иду по ней в безнадежном поиске упавших с неба звезд.
Кто-то играет против меня, какая-то невидимая Сила, Она всегда дышит мне в спину, всегда на ход впереди, в руках у Нее одни старшие козыри.
Отрезок от прицела до выстрела, петля времени сдавливает горло до синевы, я задыхаюсь, теряю равновесие и падаю.
Свечи погаснут, полет прервется, костер догорит, заплачут небеса, смолкнет музыка, рухнут на землю облака, оборвется песня, смех отзвучит, цветы завянут, занавес закроется, не возвратятся ушедшие, не родятся не рожденные, дождь смоет их едва заметные следы с тропинок вечности, добро пожаловать в конец игры.
Смерть избавит тебя от безутешности, печали, депрессии, подавленности и окончательно сотрет из твоей памяти воспоминания об этой дождливой промозглой осени.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 4, глава 29
Нарада: «Мирянину, погрязшему в суетных заботах, недоступна мудрость небесных сфер.
„Я“ и „мое“ заставляет бессмертную душу отождествить себя с приобретенным телом.
Душа тешит себя надеждами на вечную жизнь, в то время как тело угасает с каждым днем.
По истечении отведенного времени она в муках расстается со своим „я“ и „мое“, дабы обзавестись новым телом.
Отвернувшись от Бога, своего благодетеля, душа отдает себя на попечение иллюзии и ищет в ней свое счастье.
Действуя в разных состояниях наваждения, душа определяет свой будущий телесный облик.
Как бездомный пес, душа бродит от двери к двери в поисках еды, в одном доме ее бьют и гонят прочь, в другом накормят, прежде чем прогнать.
Одержимая бесчисленными желаниями, душа скитается по миру, порой волею судеб она взбирается на вершину жизни, порой идет ко дну, так рождается она без конца и края то в раю, то на земле, то в аду.
В странствиях душу сопровождают бесчисленные страдания, причиняемые силами природы, другими живыми существами и собственным умом.
Цель ее жизни сводится к избавлению от мук, но это возможно лишь ценою самой жизни.
Как путник, что перекладывает тяжкий груз с головы на плечо, думая этим облегчить свою ношу, душа меняет один вид деятельности на другой, в надежде обрести умиротворение.
Добрые поступки не оградят от страданий, ибо причина страданий — иллюзия, а не кара за злые дела.
Чтобы прекратить кошмар, нужно проснуться, но не бороться со злом во сне.
Дабы избавиться от страха, нужно пробудиться, преодолеть иллюзию, которая вынуждает рождаться и умирать снова и снова.
Чтобы освободиться от иллюзии, нужно безропотно предаться вездесущей Истине и принять Ее в любом облике.
Кто не служит Истине, Господу Богу, не одолеет иллюзию, каким бы разумом, знанием и волшебными силами ни обладал.
Кто доверился непорочной Истине, тот готов слушать о Ней вечно, чей разум не осквернен корыстью, тот не пресытится Истиной во веки веков.
Истина открывается тому, кто не ищет в Ней выгоды.
О Государь, святые, чьих сердец не касается скверна и себялюбие, непрестанно прославляют личные свойства Верховного Владыки, кто пьет ушами нектар повествований, текущий из их благодатных уст, свободен от заблуждений, не ведает телесного голода и жажды, страха и скорби».
 
Солнце медленно тает, вспыхивают глянцем желтые липы, летит под ноги багряная листва, полуголые деревья о чем-то рассеянно шепчутся между собой, потряхивая на ветру цветными редеющими шевелюрами.
С каждой секундой, с каждым ударом сердца, с каждым прожитым днем утекает сквозь пальцы неукротимое время, а где-то совсем рядом у меня за спиной, в навязчивом шуме спешащего города, среди снующих спешащих машин, мигающих трехглазых светофоров, рекламных щитов, светящихся витрин, трепещет не в моем сердце раскрывшийся цветок счастья, нелепый, беспечный, наивный, как розовые детские мечты.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 3, глава 5
Всякий человек живет надеждами на счастье, с мыслями о счастье мы просыпаемся и отходим ко сну, ради счастья трудимся и умираем.
Отчего же выходит, что чем больше мы хлопочем о счастье, тем больше тревог приносим в свою жизнь?
И вообще, возможно ли быть счастливым в этом мире?
Может быть, напрасны труды наши, может быть, осознание невозможности счастья принесет долгожданный покой мятежной человеческой душе?
 
Звезды, гаснущие одна за другой, а что за непрекращающееся и неутихающее, безостановочное движение за этой дверью?
Живая, возбужденная, взволнованная очередь из вновь прибывших решительных энтузиастов, авантюристов и мистификаторов, необузданных искателей приключений, которым уже не терпится побыстрее подписать окончательный приговор со смертью!
А где же те отчаянные стремительные первооткрыватели, строящие, отворяющие, достигающие, покоряющие, преодолевающие, занимающие первые призовые места?
Вон они в праздничных смокингах и фраках, заботливые почитатели торжественно несут их ногами вперед.
Жители мертвого царства не чувствуют зловещего хода неодолимого времени, как не чувствуют они страха пред его сокрушительным бегом.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 11, глава 10
Человеку мыслящему не сыскать счастья в здешнем мире, ибо откуда взяться счастью, если смерть здесь всюду следует за тобой.
Преступнику, идущему на казнь, сладкое не будет в радость.
 
Родился, сделал несколько решительных шагов в сторону счастья, и жизнь промчалась как одно мгновенье.
Родился, расстояние от рождения до могильных плит, от первого крика младенца до последнего вздоха старика.
Родился, односторонняя сделка, предвзятый договор между мной и смертью, договор заранее для меня проигрышный.
Родился, хрупкая реальность, временные границы, в которых я пребываю, длина, ширина, высота, путь от стены родильного дома до простреленной стены.
Родился, я уже должен, мне никто ничего не должен, должен только я и только ей, я имею в виду смерть.
Родился, очаровательная иллюзия не дает мне возможности проснуться, зеркальная гладь реки, подернутая полупрозрачным туманом, оглушительные дни и бессонные ночи, малиновые закаты и сиреневые рассветы, ее руки в моих руках, ее губы в моих губах, ее бездонные глаза цвета лесных озер и сапфирового неба, виртуальное счастье и все его удивительные производные.
Родился, бег, скорость, дорога в одну сторону, несколько десятков счастливых и не совсем счастливых лет, непреднамеренная смена декораций, резкий уход в черное, в безвозвратность, в пустоту, цель, курок, выстрел, пуля — и крошится асфальт, и стонет небо, и падают на землю облака, титры...
Кладбище, листья засохшие о чем-то шепчутся с ветром, могильная плита, эпитафия: «Верность, преданность, благородство!».
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 6, глава 12
Как птицы в тисках, мы бьемся в сетях времени, послушные высшей воле.
Все мы, люди и звери, точно соломенные куклы, танцуем на нитях невидимого Кукловода.
Он определяет нам роли, раздает имена, и Им выверен каждый наш шаг.
Все существа и вещество, проявленные образы, самомнение, стихии, чувства, мысли и рассудок, всё, что составляет зримый мир, взаимодействует между собою, повинуясь высшей воле.
Разрозненное не способно совокупиться без вмешательства высшего Начала.
Невежда мыслит себя повелителем своей и чужих судеб, хотя сам целиком зависит от внешних обстоятельств.
Без нашего прошения к нам приходят радости и печали, богатство и слава, долголетие и власть, и без нашего прошения они покидают нас в должный срок.
Потому пусть позор и слава, победа и поражение, спасение и смерть не выводят тебя из равновесия, будь всегда невозмутим, и в радости, и в печали.
 
Время, сдавленное в руке револьвером, пауза, выдох, выстрел, тьма перестает устремляться вперед и впитывается в землю.
Иногда свобода — это возможность выстрелить себе в висок! Один выстрел, одна цель, один исход, только размытый контур, нарисованный на земле мелом!
Упреки, угрозы, протесты, возражения, а мертвым все равно, лежи себе в тишине и не думай ни о чем!
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 2, глава 9
Бестелесная крупица сознания странствует из скорлупы в скорлупу, коих обольстительная сила представляет ей в великом множестве.
В видоизмененных состояниях сознание принимает себя за свою телесную оболочку, а окружающий мир мнит своей непосредственной собственностью.
 
Вы слышали, что он сегодня умер!
Неизвестно, зачем это ему понадобилось летом, мог бы потерпеть и до зимы!