Плохое место

                — Когда-то они всё понимали, — сказала Мэри
                Поппинс, складывая ночную рубашку Джейн.
                — Как? — хором откликнулись Джон и Барби,
                ужасно удивлённые. — Правда? Вы хотите
                сказать — они понимали Скворца, и ветер, и…
                — И деревья, и язык солнечных лучей и звёзд —
                да, да, именно так. Когда-то, — сказала
                Мэри Поппинс.
                — Но почему же они тогда всё это позабыли? —
                спросил Джон, наморщив лоб. — Почему?
                — Потому что они стали старше, — объяснила
                Мэри Поппинс.
                (Памела Трэверс “Мэри Поппинс”)

          После затяжных и холодных июньских дождей на Архангельский север вдруг снизошло июльское тепло, да какое! Столбик термометра вплотную приблизился к отметке в 30 градусов. Водоёмы быстро прогрелись и свободное от службы время  народ проводил на природе: на озёрах, на дачах, на рыбалке с купанием и в лесах, куда массово выезжал за грибами и ягодами. А во второй половине июля, с редкими тёплыми дождями, пошли боровики…

          Как-то, накануне выходных этой чудесной поры, меня, “безлошадного”, мой друг, капитан Андрей Чирков, пригласил на “грибную охоту”. Я согласился при условии, что поеду со своей шестилетней Настенькой.
          На другой день, поутру, мы отправились довольно большой и шумной компанией, сразу на четырёх легковых авто, куда-то на юг от Плесецка, в сторону села Дениславье. Мои боевые товарищи, по многу лет отслужившие на Космодроме и имеющие свои машины, прекрасно знали когда и где здесь можно собирать морошку, чернику, грибы, бруснику и клюкву. Место, куда нас привезли, оказалось сосновым редколесьем, покрытое белым мхом. Отойдя от дороги метров двести, офицеры и их жёны с детьми развернулись широкой цепью, выстроились параллельно возвышающейся впереди пологой гряды и двинулись в её сторону. Среди белого мха под ногами нет-нет, да и попадались бархатно-коричневые шляпки крепких боровичков. Настенька идёт рядом со мной и беспрестанно что-то щебечет про то, как ей здесь нравится, какое здесь раскрасивое место, как вкусно пахнет мхом, как мама обрадуется, когда мы с грибочками вернёмся. И вдруг, когда до вершины гряды оставалось метров двести, она замолчала. Я, сосредоточившись на грибах, вначале не придал этому значения, но потом повернул голову и вижу, что она отстала - остановилась и нахмурившись что-то высматривает впереди.

          Я вернулся и спрашиваю – Доча, ты гриб нашла? Она мнётся в нерешительности. Я подошёл ближе, а она показывает пальчиком вперёд и спрашивает:
          – Папа, а что там?
          – Там тоже, что и здесь: лес, мхи, грибы, трава. А почему ты спрашиваешь?
          – Папа, давай не пойдём туда, там плохое место.
          – Почему?
          – Давай не пойдём, папочка!
          При этом личико у неё было какое-то испуганное и растерянное. Объяснить толком она ничего не могла, но было видно, что чего-то боится. Я был обескуражен, оглянулся - всё нормально, народ, рассматривая находки радуется, шутит, смеётся и не спеша двигается цепью в верх по затяжному склону. Погода прекрасная – тепло и солнечно, мягкий ласковый ветерок, поют птички, безмятежно порхают бабочки…   Для того, чтобы разубедить дочу, пришлось присесть на корточки, обнять, чмокнуть в носик, погладить по головке, всячески успокаивая, после чего она с сомнением, согласилась идти дальше, но молча, рядом и как бы прячась за меня.
          Наши товарищи, поднявшиеся на гребень раньше нас, заглядывали друг-другу в корзинки оживлённо переговариваясь и не обращая внимания на то, где именно они находятся.
 
          А мне вдруг стало не по себе, аж как в голову вступило и холодок пробежал между лопаток… Мы стояли на оборонительной позиции какого-то сражения Гражданской войны, которая прокатилась по этим местам 70 лет тому назад. По гребню сопки, во всю его длину, тянулся разбитый окоп, оборудованный когда-то по всем правилам фортификационного искусства - в полный профиль, с земляным бруствером, с нишами под боезапас, укреплённый брёвнами и обитый изнутри полуистлевшими досками. Вся земля вокруг окопа, и он сам, были изрыты воронками от снарядов, в которых повырастали бурьян, кусты, а местами и деревья.
          В памяти сразу всплыл роман В.Пикуля “Из тупика” о событиях Гражданской войны на Архангельском севере. Было абсолютно ясно, что здесь произошло какое-то ожесточённое сражение, а вкупе с реакцией дочери понятно, что погибло много народа. Выходит она это как-то почувствовала? Значит что-то есть такое, что находится за гранью нашего современного представления об окружающем нас мире, какая-то неизвестная материя, какие-то биополя их неприкаянных душ?
   
          Я взял Настеньку за ручку и повёл вдоль основной траншеи, рассказывая, что это такое - почему, зачем и когда она здесь появилась. А в голове крутились мысли — вот что она почувствовала? Что это может быть? Про 40 дней вроде как все знают, но что бы 70 лет... И почему никто не почувствовал, что здесь ПЛОХОЕ МЕСТО - ни другие дети, ни взрослые, ни я сам?
 
          После той “грибной охоты” прошло уже больше 30 лет, за которые Настенька получила два высших образования, стала доктором медицинских наук и философии, но мы оба так и не знаем ответа на те вопросы…


          P.S. Найдено в Интернете: - 11 октября 1919 года белые взяли стратегически важную станцию Плесецкую, и продолжили наступление. В боях их пехоту поддерживали танки… В оперсводке 18-й стрелковой дивизии, датированной 21.00 17 октября, говорилось следующее: «В 14 час. открыл сильный артогонь по участку 8 версты дороги Дениславская — Плесецкая, и в 15 час. 45 мин. цепи с одним танком, который двигался впереди цепей, перешли в наступление. Огнём нашей артиллерии танк был подбит, и остановился, пехота приостановила наступление…
          К 29 октября 1919 года танковое отделение в полном составе вернулось с фронта в Архангельск для ремонта машин и отдыха. И лишь 25 ноября обе машины вновь отправились на фронт. Через три дня один из танков участвовал в бою, поддерживая наступление белых вдоль дороги Дениславское-Наволок.
          В середине декабря 1919 года наступили сильные морозы, и активные боевые действия на фронте прекратились. Видимо, вскоре после этого танки были оттянуты на станцию Плесецкая, и участия в боях больше не принимали. Во всяком случае, по данным разведки 18-й стрелковой дивизии красных, на 21 января 1920 года обе машины находились на станции, где стояли погруженные на железнодорожные платформы. В начале февраля танки вывезли в Архангельск, а 11 февраля 1920 года станция Плесецкая была взята частями Красной Армии.

                M.V.

          Иллюстрация из Интернета