Дело воспитания в мирной Швейцарии. Письмо

ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ А. А. ДИВИЛЬКОВСКОГО

Сборник публикует его составитель Ю. В. Мещаненко*

_______________________________________________


ВЕСТНИК ВОСПИТАНИЯ

Научно-популярный журнал

Редактор-издатель д-р Н. Ф. Михайлов

№ 7 (VII)

3-е отд.

ОКТЯБРЬ

XXV год издания

Типолитография Товарищества И. H. Кушнерев и Ко.

Пименовская улица, собственный дом.

Москва

1914

Страниц всего: 352

Стр. 88–120

                А. Дивильковский


                ДЕЛО ВОСПИТАНИЯ В МИРНОЙ ШВЕЙЦАРИИ

 
                Письмо с Национальной выставки в Берне


   88


   История развёртывает свою величавую и страшную трагедию у самых ворот Швейцарии.

   Но эта маленькая страна, сильная веками славного прошлого, остается спокойной.
 
   Она, по мере возможности, даже не меняет размеренного течения обыденной жизни и решила не закрывать раньше срока своей Национальной выставки в Берне.

   Ещё удивительней, что народ снова, после краткого момента смущения и заминки, наполняет густою толпой, особенно по воскресеньям, всё обширное пространство выставки. Немало интересуется и богатою выставкой школы.
 
   Ибо народ знает, что школа — фундамент всех его успехов в прошлом между другими народами, в будущем — гарантия еще больших успехов.

   Со школою ему не страшны и громовые раскаты исторической грозы, как бы губительна, как бы разрушительна ни была гроза, она

                _______________

                *После того, как настоящая заметка была уже набрана,
                приведённый перечень был значительно пополнен в „Р. В."
                многими другими студенческими кружками и организациями.
                („Р. В." — „Русские Ведомости". Прим. составителя. Ю. М.)

   89


минет. Вернётся желанный и привычный мир, и культура, опираясь на широко разветвленную школу, восстановит быстро все свои поврежденные невзгодою войны органы.

   Отрадно удалиться от крика газетных вестей, от шума злого момента в прохладу и тишину обширных зал школьного павильона.
 
   Посетитель здесь немногочисленный, но внимательный.

   Это большею частью учителя, учительницы, по долгу останавливающиеся над различными подробностями экспонатов: они перелистывают, тетрадки с работами учеников, всматриваются в стенные таблицы...

   Добрые и сознательные работники на ниве народной, впрочем, и сами — прямые отпрыски того же народа.

   Так что в лице их швейцарский народ сам себе отдаёт отчёт, как в сделанном уже и достигнутом, так и в том, чего еще надо достичь, к чему устремить объединенные усилия своего педагогического штаба, намечает план, как одержать новые победы над всё ещё сильным драконом невежества, этого живучего врага школы и народа.
Внимательные педагоги, молчаливо блуждающие от витрины к витрине, не могут помешать нам тоже всмотреться в физиономию здешней школы; наоборот, их внимательность поощряет нас, создаёт в мирных залах какой-то дружелюбный уют, и тут же приходят вам на помощь в затруднительных, случаях знающие „наблюдатели" с подробными программами и устными указаниями.

   И если бы даже вам понадобилось изучить постановку и развитие швейцарского образования, что называется, досконально, до корня, — сделайте одолжение, к вашим услугам и огромный библиотечный зал, где не только собрана педагогическая литература и статистика Швейцарии, но где все устроено, как в образцовой читальне, для удобства изучающего.

   Было бы у посетителя только достаточно времени в запасе.

   Итак, я приступаю к выставке с вопросом первым: что говорит она о достигнутом уже, о совершённом школою для блага народа?

   Заранее ограничиваю мою задачу сообщением преимущественно того, что зритель получает


   90


здесь путём своего рода наглядного обучения.

   Впрочем, я не стану, конечно, избегать освещения моих впечатлений и соответствующими цифровыми и литературными данными.

   Первое впечатление, выносимое при приближении ко всем выставленным объектам, получается то, что почётное место отводится детворе. Это то же самое впечатление, которое русский путешественник выносит даже с улиц швейцарских городов в Базеле, в Цюрихе, в Берне, в Женеве по улицам, на площадях, даже центральных и наиболее людных, вы то и дело встречаете резвящихся на вашем пути детей, которым не только никто не мешает и не гонит, но которых всякий бережно старается обойти.

   Неожиданная черта „беспорядка" в Европе: на тротуаре дети играют „в кассы" (игра, знакомая и России), для чего чертят мелом или углем на плитах рисунок; и почти никогда вы не увидите, чтобы самая рьяная привратница разгоняла ребятишек, либо стирала их рисунки.

   Взгляните какие, экспонаты преобладают, подавляют своей массой в витринах.

   Не учебные пособия, не отчеты, диаграммы, чертежи и фотографические снимки школьных зданий, а бесчисленные, с любовью подобранные и рассортированные работы самих детей.

   Вы можете найти здесь целые коллекции, собиравшиеся годами, напр., письменных работ одного и того же ученика для показания всех трудностей развития ребенка и всех приближений педагогического метода к каждой ступени его естественного развития.

   И даже возьмите вы сухой, официальный отдел „кантональных школьных организаций".
 
   Вот вам выставка кантона Невшатель.

   Рядом с естественными, так сказать, для правительственной выставки экспонатами — отчётами департамента народного просвещения (в изящно переплетённых томах), графическими таблицами школьных издержек, посещаемости школы и т. д., сборниками законов, регламентов и программ начального, среднего, профессионального образования — мы находим в изобилии и иной, более близкий к живому ребенку материал.


   91


   Вот, напр., два больших тома и фотографии к ним: „Летняя колония Невшателя".
 
   Летние колонии для школьников в последние годы чрезвычайно быстро множатся и приобретают популярность. Сотни детей из душных, лишённых простора для игр городов находят здесь хотя на два летних месяца возможность развернуть свои почти атрофированные способности к игре и движению, находят и на свою долю немножко солнца, воздуха, детской беззаботности.
 
  И недалёк уже тот час, когда в иных, по крайней мере, кантонах все дети городских школ (не считая в том числе, конечно, немногих, имеющих и без того свой летний угол) будут летом обеспечены „казённой дачей".

   Я видел вблизи эти казенные дачи, мне привелось даже случайно жить в них, и могу засвидетельствовать, что и помещение, и питание, и обращение с детьми носит всё ту же печать мирного, внимательного труда над восстановлением мышц и духовных сил детей народа.

   Нет баловства, но нет и тени олимпийской недоступности воспитателя для ребенка.
 
   Видно, что искренняя цель воспитателя — ребёнок, а вовсе не какие-либо иные задачи.

   Тут же разложены тома „Школьная сберегательная касса", „Советы мировым судьям", „Советы родителям".

   Я не стану распространяться подробно о содержании этих весьма замечательных в своём роде изданий.

   Отмечу только, какая в них воплощена работа педагогической мысли над моральным ростом ребенка и над опасностями этого морального роста.

   Вот и еще: 4 стенные таблицы „Вредных и полезных грибов".
 
   Что это такое? удивится несколько русский зритель.
 
   Дело в том, что в горных местностях породы грибов, в непосредственной связи с разнообразием климатических условий по склону гор, тоже необыкновенно разнообразны, —напр., рыжиков оказывается две или три породы съедобных и много вредных, весьма, однако с ними схожих.

  И вот заботливое школьное начальство принимают свои меры для предохранения народа от опасности: учит еще в школьном воз-


   92


расте различать близкие породы.

   Не правда ли, какие разнообразные функции отправляет народная школа в стране, где сам народ — хозяин школы и главный её инспектор?

   В числе официальных экспонатов невшательской выставки оказывается — какая, повидимому*, несообразность — роскошно переплетённый том „Юбилей невшательского педагогического общества".

   Это педагогическое общество — совершенно частное, хотя и состоит в значительной доле из учителей и учительниц.
 
   При чём же тут, спрашивается, государство?

   Ведь известно, что государство и общество — две разные, часто противоположные силы; в том-то и дело, что здесь они ничуть не противоположны, и даже государство получает от общества свои жизненные импульсы.

   Перелистайте, напр., на этом же столе книгу с золотым тиснением: „Ежегодные конференции школьных инспекторов романской (французской) Швейцарии", либо рядом, за аркой, в зале библиотеки, вооружитесь „Ежегодником народного образования Швейцарии" и там проглядите статью „Конференция шефов кантональных департаментов народного просвещения" перед вами поучительное зрелище: конференция эта, призванная к государственному объединению образовательных стремлений во всей Швейцарии, имеет в предмете своих суждений по большей части разнообразные предложения и ходатайства частных обществ и даже отдельных лиц.

   То, напр., швейцарский союз учителей подымает (в 1897 г.) вопрос о субсидии из федеральной казны для начальных школ страны, вопрос смелый в стране вековых традиций, Швейцарии, где народное образование по конституции — дело исключительно самих кантонов.

   Союз учителей мужественно готов был уже пустить вопрос на всенародное голосование (референдум); но конференция кантональных министров подхватывает учительскую инициативу и добивается субсидии: последняя выдаётся теперь кантонам в общей годовой сумме 2.357.528 франков (для 1911 г.).
 
   То швейцарское общество школьной гигиены в 1905 г. возбуждает вопрос о распространении надлежащего

                _______________

                *Автор применяет без дефиса, по-видимому, чтобы подчеркнуть смысл в изъявительном наклонении (явно наблюдаемо, хорошо видно)?



   93


преподавания гимнастики на все народные школы кантонов, в частности рекомендует обучение гимнастике девочек.

   Конференция кантональных министров принимает меры к осуществлению пожелания.
 
   То в 1898 г. д-р Эппли из Цюриха совместно с топографическим заведением Шлумпфа в Винтертуре выражают намерение издать школьный атлас, специально приспособленный для швейцарских школ.

   Конференция одобряет план и выхлопатывает для его осуществления субсидию в 200.000 франков! и т. д., и т. д. в более редких случаях конференция двигает, школьный прогресс по своей собственной инициативе — и это отнюдь не от недостатка таковой, а в силу чрезвычайного напряжения инициативы в самом обществе, в народе.
 
   Да, впрочем, сами кантональные министры (директора) образования обыкновенно — деятельные члены тех же частных обществ. Правильней всего будет сказать, что государство тут, выступает в своей надлежащей роли: простого органа, канала общественной воли.

   Характерной остаётся, однако, специально швейцарская черта школьного строя: отсутствие в нём постоянного государственного центра.

  А между тем вот движение образования здесь совершается вполне нормальным, спокойным порядком, да еще так, что, как кажется, для центрально управляемой школы может почесться едва ли достижимым образцом.

   И всё дело опять-таки в том, что так называемое "частное" здесь безусловно преобладает над так называемым официальным.

   В том же самом среднем отделе школьной выставки, о котором всё время сейчас идёт речь, все официальные витрины перемежаются и как бы растворяются в массе частных экспонатов; более того, здесь-то, в одной, так сказать, линии с правительственными экспонатами и нашли свое специальное место частные экспонаты.
 
   В других двух отделах, отделе „трудового принципа" и отделе высшей школы, они встречаются уже не под этой нарочитой рубрикой, а под другими углами зрения, напр., так называемые "новые школы".


   94


   Интересно детальнее взглянуть, что же за частные экспонаты выставляются здесь заодно с казёнными. Это прежде всего всевозможные новые или предлагаемые изобретателями учебные пособия.

   Так, в витринах кантона Цюрих находим исторические картины, рисованные Э. Больманом.

   Они изображают различные местности родины с громким историческим прошлым: Мерзбург, Грюнинген, Эглизау, Регенсберг, Кибург, и предназначаются для развешивания в школах и напоминания ученикам патриотических событий.
 
    В витринах кантона Люцерн Франц Тали и А. Янс — вероятно, учителя — выставляют какой-то Kubik-meter-Klapp, — складной аппарат для наглядного представления метрических мер пространства; аппарат в самом деле, вероятно, очень удобный для пользования и очень наглядный.

   В витрине кантона Гларус — опять-таки очень остроумный „аппарат для обучения чтению" с выдвижными и разноцветными буквами для складывания.

   В витрине кантона Цуг — экспонат, учителя начальной школы Бахофнера, „аппарат для вычисления дробей" и еще „таблица для вычислений с дробями" г. И. Бослера.

   Город Базель даёт нам способ обучения музыке и пению по учебным пособиям теперь уже широко известной ритмически-гимнастической системы Жака Далькроза.

   Из кантона Ааргау — интересная „карта родины", именно городка Веттинген и его ближайших окрестностей, исполненная учительницей Анной Фридрих.

   Сколько тщательности, сколько терпения, неподдельной любви к своему месту и детям потребовала эта подробная рельефная карта, в которой в самом деле и малый ребёнок легко разберется и которою будет любоваться.

   Да, но для этого необходима непоколебимо мирная атмосфера на этой самой родине, — атмосфера, где поколения учителей и учительниц и сменяющиеся, но вечнозелёные всходы детей страны привыкают видеть в школе нечто столь дорогое и столь неразрывно спаянное с детским возрастом, как с улиткой её скорлупка.

   И множество предлагаемых учебных пособий, стремящихся


   95


большей частью довести наглядность преподавания до крайней степени осязательности, выставлено частной инициативой в рамках государственной организации школы.

   Многие педагоги выставляют учебники своего сочинения; специальные магазины школьной мебели — школьный скамьи нового устройства с особыми приспособлениями для чтения, для писания, для быстрого и простого улаживания сообразно росту ученика и т. д.

   Тут же выставляют свою историю и карту своего — уже весьма широкого распространения — швейцарские „следопыты", эта небезынтересная попытка добровольной моральной дисциплины подрастающего мужского поколения на полувоенной основе.

   Как видно из обзора экспонатов этого отдела, частно-общественная самодеятельность составляет самую душу здешней школы, центром этой самодеятельности, её творческим вдохновением служит неизменная, пристальная мысль о ребёнке, как самодовлеющем существе, как — в конечном счёте — светлой надежде всего народа.

   И еще один штрих, — мало, впрочем, нашедший себе выражение в собственно школьном павильоне выставки: прямым хозяином школы и её ближайшим устроителем является не педагогическое начальство и не кантоны, т. е. отдельные державные клеточки швейцарского государственного организма, а общины, городские и сельские. Кантоны и педагоги осуществляют более функции исполнительные и общего надзора; община, т. е. сами родители данной местности сообща создаюсь и поддерживаюсь материальную возможность и обстановку учения, а в связи с этим дают желательное для данного места направление занятиям. Достаточно упомянуть, что в католических местностях, как Фрибург, Верхний Валлис, школы имеют строго католические характер и находятся в руках духовенства, тогда как в свободомыслящих городах, как Базель, Женева, религия строго исключается из стен школы.

   Материальное же значение общины для школьной организации легко оценить из следующих цифр: в 1911 г. все общины Швейцарии


   96


затратили на народные школы, а также средние и профессиональные всего 44.648.848 франков (в 1910 г. 42.181.265 фр.); тогда как кантоны и весь союз затратили на субсидии этим же школам 41.300.000 фр., т. е. доля общин в школьных расходах превышает долю государства.

   Впрочем, значение общинной ячейки для школы можно лучше оценить не столько в описываемом мною школьном отделе Национальной выставки, сколько в другом обширном павильоне её под названием „Самоуправление и городское хозяйство".
 
   Но возникает одно опасение: при подобном видимом распылении школьные дела по 22 кантонам, по бесчисленным общинам, не получается ли в постановке школы вредной для дела несогласованности, слишком большой пестроты и разноголосицы?

   Не страдает ли швейцарская школа болезнью внутреннего надрыва, который бы тормозил, в конечном счёте, более или менее всю социальную жизнь?

   Не мало имеется своих недостатков и у швейцарской системы образования (о них я говорил в майской книжке „Вестника Boспитания" за нынешний год, статья „В стране Песталоцци"), и главный из недостатков — сравнительно малые результаты 8–9-летнего курса народной школы при затрате огромных и добросовестных усилий.

   Недостаток этот, однако, — не только швейцарский, a повсеместный и происходит не столько от вины школы в собственном смысле слова либо от нестройности её организации, сколько от причин свойства внешкольного, широко социального.

   Поскольку же вопрос здесь идёт о школе, как таковой, о педагогических методах и сообразной с ними организации всей национальной школы, то надо сказать скорей напротив: по единству школьной организации, по замечательной, тщательно продуманной и основательно проводимой в жизнь целесообразности и координированности всей цепи образовательных учреждений Швейцария, вероятно, занимает одно из первых мест в свете.

   Словно бы в самом деле весь план её образования и все исполнение этого плана


97


представляли плод трудов какого-либо одного организатора-педагога, вот уже в течение более столетия неуклонно приближающего к заветной цели свою великую идею, — идею образованного народа, черпающего всю свою силу в многообразном развитии знания.

   В самом деле в швейцарской школе устроено так, чтобы по возможности юный гражданин на каждой ступени школы имел перед собою открытую дверь для продолжения своего образования в любом направлении. Поглядимте на выставке, если можно так выразиться, родословное древо разных ступеней и видов швейцарской школы.
 
   Так, на витринах всех почти кантонов находятся, между прочим, графические изображения всей цепи школьной организации в данном кантоне. Возьмём для примера графическую таблицу под названием „Органическое строение школьных учреждений кантона Золотурн за 1912–13 гг.".

   Начиная от школы народной, мы находим всюду одно и то же двустороннее явление: стремление, с одной стороны, дать данному этапу образования характер возможной закруглённости, законченности и, во-вторых, стремление открыть тут же перспективу дальнейшего образования.

   Самоё название „народная школа" применяется здесь не совсем так, как, напр., у нас, под народной школой понимается не одна начальная, низшая школа; эти два понятия отнюдь не совпадают.

   Кроме низшей школы, обнимающей здесь 6–8 и даже 9 лет (в разных кантонах), т. е. возраст от 7 до 14—16 лет, народная школа захватывает и так называемую вторичную школу, т. е. по нашему 2 или 3 низших класса средней школы.

   И часто последние бывают отделены от высших классов средней школы и, под именем прогимназий, в значительном количестве рассеяны по маленьким городам и далее деревням кантона.

   Для образца заимствую из графической таблицы кантона Ваадта: здесь, при общем населении кантона в 315.428 чел. (1910 г.), т. е. не более одной четверти населения средней нашей губернии, имелось 20 таких про-


   98


гимназий, по-местному „общинные коллежей" (collеges communaux).

   По замечанию дирекции, „ни в одной стране нет такого изобилия" этих высших народных школ.

  Впрочем, надо подчеркнуть, что еще ни в одном кантоне высшая ступень народной школы не обязательна для населения, обязательной остается лишь низшая школа.

   Но, с другой стороны, кто не продолжает после неё своего учения, обязательно должен пройти один год в так называемой дополнительной школе, где ученику низшей школы даётся известного рода окончательная шлифовка — именно в сторону укрепления знаний и большей их осмысленности.

   „Вторичная школа" (прогимназия) опять-таки в свою очередь либо заканчивает развитие ученика, либо служит (для обоих полов) подготовкой к так называемой высшей школе, соответствующей высшим классам нашей гимназии и имеющей снова целью: либо 1) подготовлять к специализации в „свободных науках" (университет, союзный политехникум), либо 2) заканчивать образование по известным его ветвям.

   Для последней цели высшие классы средней школы имеют подразделения, а именно обыкновенно три: педагогическое, коммерческое п профессиональное (промышленно-техническое).

   Гимназия же в собственном смысле, т. е. 2 высших класса средней школы, открывающих перспективу к академической науке, делится на классическую гимназию и реальную гимназию.
 
   Что касается педагогического отделения, то мужские коллежи его обыкновенно не содержат, и оно представляет тогда самостоятельную, так называемую „нормальную школу", рассадник учителей для народных школ. И в некоторых университетах имеются также специальные педагогические отделения (или хоть кафедры), посещение которых обязательно для будущих учителей средней школы, получающих здесь титул „профессоров".

   Я не имею здесь возможности проследить все побочные разветвления и канальчики, дополняющие „органическое строение" живого древа здешней школы. Только мимоходом дам


   99


один пример: девочки, поступающие после низшей школы в специальную школу домашнего хозяйства, отнюдь не специализируются. Они могут пройти „окончательный" 3-ий год, получив там диплом мастерицы по разным отраслям женского труда.

   Но могут вместо того перейти — после 2 лет хозяйственной школы — в женскую „высшую" школу (по-русски — гимназию), по коммерческому отделению, ибо в хозяйственной школе, в этих отчасти видах, преподаются и начатки счетоводства и коммерческой географии.

   Впрочем, желающие могут также закончить низшее коммерческое образование, взяв на 3-м году хозяйственной школы коммерческую специальность. А с другой стороны, по окончании коммерческого отделения женской гимназии открыта дорога в высшую коммерческую академию, находящуюся в городе С.-Галлене.

   Повторяю, обдуманность всего плана обучения, его внутренняя, так сказать, текучесть, пластичность и согласованность замечательны.

   Быть может, на деле план и не проведён во всей стране с полной точностью, но и в теперешнем своем виде органическое строение швейцарской школы даёт полную возможность ученику, по желанно, прерывать свое образование чуть не в любой момент, всегда удовлетворительно закруглённым образом, или же продолжать его, как ему позволяют личные наклонности и внешние условия.

   Нет той окаменелости, разорванности программ, и планов преподавания, которая так похожа на неумолимое разделение классов в железнодорожных поездах.

   Восстановляя из скромных на вид и немых экспонатов тонко-кружевную, паутинную ткань великого народного дела, я поневоле спрашиваю себя: где же та таинственная причина, побудившая маленький горный народец, среди природы, во многом, если не считать внешней красоты, уступающей природным данным моего отечества, — побудившая его особо пристально заняться делом воспитания?

   Ведь недостаточно сказать только, что здесь, мол, старин-


100


ная европейская цивилизация, — это еще не ответ.
 
   В Греции корни европейской цивилизации еще стариннее, а между тем Греция заглохла, одичала, и по сиё время возрождение в ней цивилизации носит какой-то двусмысленный оттенок, школьное же дело находится под сильнейшим влиянием невежественного духовенства.

   С другой стороны, Япония, повидимому, застарелый пустырь восточного застоя, едва ли не обгоняет нас в энергичном порыве к европейски-культурному развитию.
 
   А новые совсем отводки культуры в Австралии, Канаде, Капской земле — почему же они распускаются и цветут так пышно и быстро?

   Нет, думалось мне в спокойном сумраке зал школьной выставки, должны быть необходимые, связанные с самым существом Швейцарии причины, толкающие её, именно её, на первый план даже тех народов, которые оказываются передовыми в деле воспитания и образования.

   В витринах и наполняющих их экспонатах я не находил прямого ответа на поставленный самому себе вопрос. Я лишь ощущал какую-то неоспоримую печать оригинальности на всём выставленном, в самом расположении и, так сказать, взаимное освещение экспонатов, что-то, я бы сказал, пчелиное, толково-хозяйственное и вместе с тем наполненное, как мёдом, идеальной заботой о пчелиных роях будущего, которые должны вылететь из этих бесчисленных и аккуратных ячеек кантонального, общинного и частного детоводства.

   По мне помогало в моих размышлениях и догадках то обстоятельство, что уютные ульи школьной выставки помещаются посреди обширной Национальной выставки вообще, и от материального и духовного богатства последней исходит усиленно-яркое освещение для педагогического отдела.

   И вот что говорила мне на этот счёт Национальная выставка.

   Про Швейцарию никто не обмолвится, что она „золотое дно".
 
   Напротив, беднее страны, чем Швейцария, и вообразить нельзя.

   Живописные и величественные Альпы в пода-


   101


вляющей своей части — безотрадная гранитная пустыня, и чего же ждать живому человеку от голого камня? Плоскогорье, где помещаются все главнейшие города, отличается скудной ледниковой почвой и несносным, сырым и переменчивым климатом.

   Тучные горные луга занимают сравнительно лишь ничтожное пространство, как и плоскогорье, во всяком случае дают возможность развития для одного лишь скотоводства, отрасли хозяйства, как известно, весьма мало способной прокормить сколько-нибудь густое население.

   И при всем том богатство Швейцарии повсюду известно.
 
   В самых разнообразных отраслях современной культуры Национальная выставка даёт образцы народного труда наравне с лучшими образцами его в так называемых великих державах, а часто и выше последних.

   Где же секрет?

   Нечего и говорить, что Швейцария не располагает „бронированными кулаками", какими снабжены её могущественные соседи. Швейцарская милиция представляет, конечно, образцовое войско, вероятно способное и теперь не менее, чем во времена Арнольда Винкельрида и Карла Смелого, к геройским подвигам. Но непроходимо-густыми людскими массами Швейцария не располагает, никого серьёзно „обидеть" она не в состоянии, следовательно, не в состоянии и завоевать себе силою меча хотя бы самое малое „место на солнце", по выражению Вильгельма II — ни колоний, ни „сфер влияния".

   Нe пользуется она от природы и прямым сообщением по океану со всеми отдалёнными мировыми рынками — необходимым условием для развития широкой торговли, т. е. и соответствующего последней широкого промышленного производства.
 
   Следовательно, не может Швейцария, повидимому, и доставлять себе дешевым образом недостающих ей средств и материалов производства, напр., угля, железа и хлопка.

   А между тем как жизнеспособна, эта последняя из стран, какое-то чудо, какой-то живой парадокс между


   102


странами нашей планеты.

   Нет огромных армий — она завоёвывает своё „место на солнце" путём неотразимой мирной конкуренции — и какое место! Нет колоний — она создаёт себе верных данников из всех метрополий мира, как и из чужих колоний. Швейцарские фирмы пользуются почётом и клиентурой вблизи и вдали, швейцарские служащие, инженеры, агрономы и проч. берутся нарасхват в Китае и Аргентине, в Соединённых Штатах, как и в России, и Турции.

   Где же секрет?

   Секрет, очевидно, заключается в том, что за отсутствием всех необходимых для развития культуры внешних условий, швейцарский народ был вынужден всё восполнить, всё заменить условиями внутренними — силами человека. Он должен был найти в человеке своего рода рудники и россыпи, богатство почвы и мягкость климата, недостающее сырьё и средства производства.

   Высокими качествами каждого своего работника, каждого своего гражданина должен он был уравновесить массовый напор своих мощных конкурентов в борьбе за жизнь; личной энергией, неусыпным трудом, ловкостью в делах, интеллигентностью, систематичностью и упорством характера должен был пробивать себе путь сквозь трудные теснины мирной борьбы к мировым перспективам. Словом, в человеке пришлось Швейцарии более, чем какой бы то ни было другой стране на свете, сыскать источник своей национальной культуры — и это под страхом погибнуть, как нация, стереться навеки с карты общечеловеческого прогресса.

   Разумеется, кроме чисто-отрицательных условий, не оставлявших иного мыслимого выхода, подталкивали Швейцарию в данном направлении — к человеку — и силы положительного характера.

   Такою положительной силой, на первом месте, надо считать её социально-географическую позицию — на большой дороге европейского культурного обмена — обстоятельство, никак не позволявшее стране заснуть, опуститься, одичать, как, напр., та же Греция. Но


   103


все же остается верным, что в ответ на толчки этого „первого двигателя" Швейцария могла сыскать необходимую основу своего современно-культурного развития — только в человеке.

   В остальных благоприятных данных ей было, как бы нарочно, судьбою отказано — словно бы в поучение всем гордым народам-соперникам, никак не умеющим подчас и с колоссальными „даровыми" данными устроить, хоть сносно, свое национальное существование.

   Итак, понятна причина, почему Швейцария должна была оказаться излюбленной страной рационального воспитания. Понятно, почему она должна прилагать пчелиную заботливость к выхаживанию каждой своей малой личинки, к шлифовке каждого маломальского дарования своих детей — как будто бы это были не дети, не люди, a редкостные драгоценные камни.

   Каждый швейцарец, каждый ребёнок швейцарский— драгоценность в глазах её матери-родины, её надежда и радость; из каждой из них, из всей их совокупности она рассчитывает извлечь со временем еще многое, что только может дать хорошо выняньченное, выхоленное, выхоженное, благодарное за материнскую заботу дитя.

   И обратно, швейцарская родина дарит каждому из своих любимых детей, а у неё все дети любимые, нет особо балованных любимчиков, мамашиных сынков, наряду с тьмою забитых и загнанных по разным углам сандрильон, — она дарит каждому из них всё, что только может придумать, для увеличения их способности брать трудную жизнь с бою.

   Она в своих школах твердою рукою проводит ту идею, что самым сильным в житейской борьбе может стать человек, который, во-первых, привязан к жизни, жизнерадостен: может ли, в самом деле, хотеть бороться тот, на кого „жизнь взглянула сквозь слишком тусклое окошко", по выражению Гоголя, кто, едва не с колыбели, свыкается с мыслью, что самоубийство, пожалуй, предпочтительнее жизни?...

   Во-вторых, жизнерадостному швейцарцу, по мнению швейцарской педа-


   104


гогии, никто и ничто не должны мешать выбирать свои средства борьбы и свои пути в жизни по своим наклонностям и по своему личному разумению. Самоопределение, самодеятельность, развитие личной инициативы, личной отваги и, так сказать, охоты к жизненной атаке — вот заветные идеалы швейцарской школы.

   Идеалы...

  Я ничуть не хочу забывать, что и в Швейцарии всё сказанное на добрую долю остаётся ещё в эфирной области идеала.

   В действительности имеется ещё слишком много условий и влияний, загораживающих дорогу идеалу по просторам жизни.

   Так, напр., тут же на выставке мне пришлось убедиться в несколько неожиданном для меня самого и весьма существенном факте далеко не полного соответствия среднего швейцарского учителя с требованиями свободного педагогического идеала.

   Именно, мне как раз удалось попасть на конгресс учителей и учительниц всей Швейцарии, нарочито приуроченный к выставке.

   И конгресс этот поразил меня скудостью, бедностью своих занятий, в демократической стране — почти полным отсутствием на нём работы самих учителей-конгрессистов.

   Лучше сказать, что вообще большая часть работы этого конгресса состояла из различного рода „удовольствий"; празднично-беглого осмотра всех отделов выставки с частым заглядыванием в бесчисленные пивные и рестораны; празднично-шумных концертов и дивертисментов, „национального" представления в театре так называемой Dоrfli („Швейцарской деревни") и проч.

   Что касается собственно деловых занятий конгресса, то они исчерпаны были в течение половины дня общим собранием конгрессистов и конгрессисток в выставочном „Зале Празднеств", где были им сказаны приличные случаю торжественно-общие речи членом швейцарского правительства, членами бернского правительства и президентом города Берна.

   Дискуссия, сперва предвидевшаяся в порядке дня съезда, была сведена почти на нет.

   Главную же роль и на этом „деловом" заседании, и


   105


вообще на конгрессе, как и в делах швейцарского учительского общества вообще, играл „национальный советник" (т. е. депутат союзного парламента) Фричи, тоже сказавший „поучительную" речь присутствующим педагогам, из которых многие выделялись своими седыми головами и, вероятно, достаточным педагогическим опытом. Но какой-либо мало-мальски активной роли на конгрессе им, очевидно, не полагалось. И, как я узнал из бесед с некоторыми учителями, таков вообще „порядок" деятельности в этом обществе: г. Фричи - председатель общества, он же и редактор печатного органа общества „Учительской Газеты", и казначей, и почти самодержавный администратор!

   Какая, в самом деле, неожиданно-пассивная организация в стране нарочитой человеческой активности—Швейцарии. Конечно, пассивность эта более или менее выкупается всё-таки самодеятельностью педагогов в педагогической печати, в местных учительских союзах, не носящих того поверхностно-праздничного характера, как национальное общество.

   Наконец, и в пределах своей школы, особенно своего класса, учитель швейцарский располагает значительной долей самостоятельности, незнакомой совершенно нашим учителям. Но всё же нельзя отрицать, что в полу молчаливой робости собраний конгресса отразился пониженный уровень — пониженный хотя бы по сравнению с педагогами нашей родины — личного, в особенности гражданского, развития массы швейцарских учителей.

   Дело понятное, что-такой полу придавленный состав педагогов не может обеспечить полное торжество в жизни идеалу не придавленного, привольного развития детей.

   Чем же объясняется такое бьющее в глаза и на первый взгляд мало понятное противоречие внутри швейцарской школы?

   Объяснение лежит снова за пределами последней.

   Поэтому я не стану о нём распространяться здесь и ограничусь указанием, что в нём отражается сильнейшее развитие в местном обществе экономического гнёта обеспеченного слоя населения над


   106


малоимущими слоями.
 
   Учителя же швейцарские принадлежать по своему положению, вообще говоря, скорее к первым, что, как это ни покажется, может быть, странным, имеет способность приглушать в них живой голос педагогической совести, — голос, требующий от учителя суровой гражданской борьбы, а если надо, и гражданского мужества в борьбе за идеал.

   И они слишком часто предпочитают оставаться пассивными.
 
   Я отнюдь не имею в виду сказать этим, что обеспеченность учителей нежелательна.
 
   Подобный парадокс, разумеется, не вытекает из предыдущего, где я лишь добросовестно постарался констатировать факты, не скрывая и их грустных последствий.

   Но из фактов этих скорей следует вывести совершенно иное, более общее и широкое заключение: материальная обеспеченность масс должна быть повышена.

   Тогда будет устранена и рознь социальных слоёв, и её неблагоприятные отражения на школе...

   Как бы там ни было, идеал воспитания человека — а не только орудия и объекта власти — не лежит вовсе под спудом в швейцарской школе, не прячется смиренно лишь где-либо в пыли её „фундаментальных библиотек", а действует и живёт, и требовательно заявляет о себе вопреки экономическому гнету в обществе. Заглушаемый, опутываемый тиной социального не благоустройства, идеал постоянно пробивается снова и снова на свет и всегда с новою и новою силой.

   Нa школьной выставке мы то и дело останавливаемся полюбоваться его практическими проявлениями в разных направлениях.

   Едва ли не всего ярче проглядывает он в отделе „Заботы о детском благосостоянии", входящем, собственно говоря, уже в состав соседней выставки „Общественного благоустройства", но тесно связанном со школьной выставкой и даже внешне, архитектурно сливающемся с ней. Здесь мы имеем дело не столько со школой, сколько с общественным воспитанием в тесном смысле слова. Экспонируются здесь, напр., обществом попечения о грудных младенцах способы нормального кормления — в противопо-


   107


ложность ненормальному кормлению: перед нами соответствующие манекены кормилиц с грудными ребятами. Затем забота о детях в дошкольном и школьном возрасте, общества „Яслей", общества завтраков для детей, общества снабжения школьников одеждой; забота об окончивших школу обществ, дающих юношам советы относительно выбора профессии, обществ „путешествий" (Wanderungen) молодых людей: один из экспонатов — карта приютов, какими располагают о всей Швейцарии сказанные общества.

   Из этого уже видно, как частная, т. е. общественная, мысль стремится неотступно оберегать каждый шаг подрастающего человечества. Если же проследите историю подобных начинаний за десяток-другой лет, то увидите, что множество из них, проходя сперва медленную и трудную стадию скромных и разрозненных первых шагов, вырастают потом на степень официальных и широко распространенных учреждений.

   Так, в ряде кантонов „огосударствлены" уже школьные завтраки и пособия школьникам одеждой и обувью.

   Немалый интерес представляет в этом отделе выставка воспитания "детей, находящихся в специальных условиях". Дело идёт здесь о сиротах, одиноких либо брошенных детях.
 
   Помимо выставленной статистики и детских работ, обращают внимание полные жизни отчеты „опекунов" этих детей, детей общества.

  Опекуны избираются общинами, и в Швейцарии, по общему правилу, но имеют ни малейшего сходства с хорошо известным типом бюрократов-попечителей.
 
   Здесь опекуны едва ли не передовые борцы в деле реформы всего общественного воспитания.

   Надо сказать, что опекунская организация выходит за пределы страны и присоединяется, как часть к целому, к германской опекунской организации, и съезды ежегодные происходят поэтому то в Германии, то в Швейцарии.

   Нынешним же летом, как раз тоже во время выставки, такой съезд опекунов состоялся в Цюрихе. И из речей


   108


общественных воспитателей выяснился происходящий сейчас идейный перепорот в данном деле.
 
   С великим отвращением говорили ораторы — большею частью люди пожилые, а не юноши, увлекающиеся новизной — о старой системе воспитания сирот и брошенных детей в герметически закупоренных от внешнего света, тюрьмообразных приютах.

   Опекуны находили, что прежде всего губительно действует насильственное обрывание всяких связей питомца с его естественной средой, в особенности с родными, какой бы последние печальный облик ни являли под воздействием своего социального слоя — ибо ничто так не ожесточает, но огрубляет детское сердце, как внезапное и насильственное разрывание подобных естественных связей.

   Напротив, сохранение таких связей полезно и необходимо, при условии, конечно, доброго педагогического надзора со стороны общественных воспитателей.

   Затем, нельзя относиться к детям так же, как к своего рода маленьким отщепенцам, от которых прежде всего надо предохранить в будущем общество; наоборот, их самих-то и надо предохранять от вредных влияний современного общества в борьбе за жизнь, столь часто обнаруживающего слишком жестокие черты.
 
   „Стены заведения должны направляться против общества, а не против питомцев" — так формулировал новый принцип председатель съезда, цюрихский опекун Пфлюгер.

   Прибавлю, что, в виде иллюстрации к речам опекунского съезда, члены его знакомились с цюрихским сиротским домом — за городом, среди большого, тенистого парка.

   И приговор некоторых из гостей, в общем, как мы видели, хорошо настроенных к детям, был всё же: „это слишком хорошо, слишком мягки постели сирот, слишком хороша пища".

   Выражалось опасение, что сироты избалуются, и им трудно будет потом привыкать к менее благоприятным условиям жизни.
 
   В действительности, кроме образцовой опрятности и гигиены, ничего особого не получают цюрихские „божьи дети", коли не считать, впро-


   109


чем, сердечного отношения со стороны города-матери.

   И опекуны-скептики тут просто показали, что всё-таки еще не освободились окончательно от следов узкого и близорукого взгляда на детей, как на существа, подлежащие укрощению.

   Мы видим, как далеки уже, однако от слепо-подозрительной старины педагогические идеи Швейцарии, сейчас уже осуществляемые. Дальновидный, истинно государственный расчёт заставляет здесь видеть в детях залог всяческого добра для страны в будущем. Подобное же, как к одиноким детям, отношение вы увидите и в витринах различных обществ и учреждений, взявших на себя задачу воскрешать к жизнеспособности обиженных природой „убогих" детей — слабоумных и эпилептиков, слепых, глухонемых и всяческих калек.

   Особенно слепые поражают зрителя богатством скрывающихся в их тёмном духе человеческих способностей. Ручные работы слепых: разные корзинки, щетки, половики, плетение, шитьё, вязанье, затем чисто-учебные ручные работы по географии, естественным наукам и проч., их замечательные школьные „тетрадки", кроме тщательности и солидности исполнения, отмечены часто какою-то трогательной чертой нежного и тонкого художественного вкуса. Достойно удивления их рисование, a более всего их разноцветные орнаменты, в которые, кажется, вкладывалась вся душа маленького слепца, жаждавшая творить своими руками игру цветов, коли ему отказано в возможности ее воспринимать.

   Менее обнаруживают дарования другие „убогие", но все же работы глухонемых-слабоумных так неожиданно толковы и пригодны к употреблению — хоть конечно и грубы и несложны, — что не знаешь, право, чем больше любоваться: маленькой победой ли полу заглушенных ростков человеческого духа над самыми мрачными условиями его проявления, или истинно ангельским терпением и знанием детской души у тех швейцарских учительниц, что не боятся посвящать свои труды для подобной, повидимому, жестоко неблагодарной задачи. Да!


   110


   Вот где учиться надо, что такое называется любовь к человеческой личности...

   Я не могу, к сожалению, точно определить число слепых, глухонемых и даже слабоумных в Швейцарии, получающих возможность а) целиком или б) частью поддерживать своё существование заработком по окончании данных школ.
 
   Могу только указать, что число таких слепых превышает далеко половину всех выпущенных воспитанников.

   Таким образом для Швейцарии не пропадает даром почти ни одна человечья душа, и самое, повидимому, непригодное к жизни существо не остается лишь тяжкою обузой для себя самого, для семьи и для общества. Напротив, почти каждое даёт свой цвет и плод.

   Мудрено ли, если и всё общество в целом даёт в результате несравненные, так сказать, по удельному весу плоды прогресса, материального благосостояния, наконец, даже личного счастья, приходящегося на долю каждого из его членов — и не только „в среднем", т. е. в отвлеченном, но и в действительности, во всей толще общества насквозь (пусть всё же и с необходимой оговоркой: „более или менее").

   Между прочим, должен здесь привести не лишённые интереса сведения из статистики народонаселения Швейцарии: в последние два десятилетия замечается здесь медленное, но заметное уменьшение относительного количества слепых и глухонемых в стране.

   Не решаюсь, разумеется, ставить — это явление в прямую связь с заботами общества о своих калеках, но не могу не отметить, что как бы сама природа стремится вознаградить общество за заботу об улучшены расы.

   Подобное же замечание можно сделать и по поводу выставок обществ школьной гимнастики, школьной гигиены и проч.

   Наблюдается увеличение на 1 сантиметр с лишним среднего роста рекрутов повсюду в Швейцарии, где школьная гимнастика давно и систематически применяется.

   То же, по всей вероятности, относится и к физической силе вообще.
 
   Между тем, как известно, есть в подсолнечной и другие


   111


страны, где физическое вырождение, уменьшение роста и проч. рекрутов — печальный факт дня.

   Но зато те страны имеют колонии, постоянные армии без числа, широкие военные планы и проч.

   Швейцария, к её счастью, лишена всего этого как в силу природных данных, так и волею судеб исторических...

   Зато настоящая выставка даёт нам благодарный материал экспонатов, открывающих светлые перспективы будущего перед искусством воспитания человека вообще.
 
   Целый большой отдел, третья часть выставки, носит, напр., название „Отдел трудового принципа", и собранные тут множество образчиков приложения на деле этого „метода будущего" показывает, что плодотворная идея пустила широкие корни в швейцарской школе и усердно разрабатывается уже сегодня.

   Впрочем, надо тут же оговориться, что все же устроители выставки трудового отдела не обнаружили достаточно отчетливого понимания этого термина.
 
   Так, в каталоге школьной выставки вы найдете следующее пояснение к названию отдела: „Под именем трудового принципа понимается метод преподавания, ставящий себе задачей возможно большую самодеятельность ученика".

   Не к чему и доказывать, что такое определение трудового принципа грешит чрезмерной широтой, ибо под него подойдут многие методы обучения, не имеющие ничего общего с трудом, как таковым, т. е. с ручным трудом: таков, напр., теперь весьма распространенный наглядный способ обучения чужим языкам при помощи немых стенных картин или так называемые „предметные уроки" в низших классах, где учитель должен сообщать новые сведения путём лишь внесения связности и некоторой полноты в личные, опытные, предметные познания ученика и т. д.

   И действительно, мы находим в „отделе трудового принципа" много экспонатов, строго говоря, совсем сюда не относящихся, преимущественно разнообразных усовершенствований наглядного метода преподавания.

   С другой же стороны, подобных экспонатов немало находится в дру-


   112


гих отделах школьной выставки, что и естественно, так как они туда гораздо больше подходили.

   Получается порядочная путаница, при которой зритель подчас перестаёт отдавать себе отчёт в действительной новизне и преимуществах собственно трудового принципа.

   Это показывает конечно, что его новизна и преимущества не вполне еще проникли в сознание официальных руководителей швейцарской педагогии, почему вообще следует относиться с большим разбором и осторожностью и к литературным изображениям — даже педагогическими авторитетами — сказанного принципа.

   Также и на выставке приходится самому выделять, что наиболее относится к делу.
   Впрочем, дело это само за себя говорит.

   В своей сути трудовой принцип до такой степени выразительно-своеобразен, что относящиеся к нему экспонаты поневоле бросаются в глаза.

   Отчётливее всего он представлен в витринах „Союза для пропаганды трудового принципа".

   Союз обнимает собой педагогов некоторых низших, частью средних школ в ряде немецких кантонов (Цюрих, Берн, Базель, Шафгаузен и др.), где ручной труд введён в качестве обязательного или факультативного подспорья для преподавания.

   В этих-то витринах в особенности каждый сознательный педагог найдёт чему поучиться.

   Главную роль, в частности, на низшей ступени трудового обучения играет конечно моделировка.

   Полные коллекции ученических работ по моделировке, систематически расположенных по возрастам, а также по предметам преподавания родного языка, геометрии, естественной истории и т. д., — все это дышит на вас радостным подъёмом жизненности преподавания.
 
   Самые темы, сюжеты моделированных работ показывают, что преподаватель неизбежным образом подталкивается тут в сторону ближайшего житейского опыта детей.
 
   Дитя становится руководителем педагога — не это ли идеал, заложенный во всей современной педагогии, начиная с её, так сказать, провидцев и пророков — Амоса Коменского, Локка?


   113


   В самом деле, поглядите эти работы городских детей по моделированному изучению родного языка.

   Что, какие именно сюжеты в состоянии передать в работах из мастики или глины городское дитя, не видавшее, быть может, от роду ни полей, ни лесов, ни диких и домашних животных, кроме кошки да собаки, ни птиц, кроме воробья, ни даже процессов человеческого производства непосредственного, т. е. прямо из продуктов природы и в рамках природы?

   Конечно, такое дитя городского рабочего класса знает лишь трамваи, уличные фонари, велосипеды, автомобили, выставки магазинов с предметами фабричного производства, 6-этажные дома, еще, может быть — швейную машину, телефон, железную кухонную плиту, на которой стряпает его мать...

   Все это вы встречаете на моделях витрин Союза трудового принципа.

   Двойное впечатление: внушающая сожаление бедность восприятий городского дитяти, и в то же время поразительная верность, точность, обстоятельность этих восприятий.

   Ваше двойное впечатление подтверждается и усиливается, когда вы читаете приложенное описание пером самого же маленького „скульптора" его модели, часто с тщательно смешными иллюстрациями его же карандаша (не только черного карандаша, но и цветного).

   Но бедность впечатлений — дело без сомнения поправимое впоследствии, дело наживное, особенно если трудовая школа будет снабжаться от общества достаточными средствами для планомерного обогащения детской души впечатлениями природы и жизни.

   Остается, следовательно, серьёзная работа ученика над выяснением своего маленького личного опыта, — работа, совершенно посильная, лежащая вполне в кругу повседневных интересов ученика, следовательно работа высоко продуктивная, неизгладимая.

   Не то, что зазубрить едва понятое, ответить урок учителю, а потом сдать надолго в скучный архив памяти, в большинстве же случаев — в архив забвения, ибо хорошая память не так-то уж распространена даже в детском возрасте.


   114


   Повторяю, трудовой метод вынуждает учителя идти по линии детского опыта, а не по указке официально одобренного учебника. Оттого перед вами в витринах сказанного союза — настоящий детский мир, мир наивный, смешно-упрощённый, подчас нежданно-фантастически объясненный, но всегда свежий, добрый, радостный.
 
   Все эти трамваи, уличные колонны с афишами, фабричные трубы оказываются тут какими-то живыми существами, стоящими друг к другу и в особенности к ребенку в постоянных моральных отношениях — род неумолчно-живого концерта, подобного в своём роде концертам певчих птиц, ручьёв, солнечная света, о которых столько чудес рассказывают поэты.

   Поэзия детской души — вот что удается вывести наружу трудовому методу, и во сколько же раз отраднее становится работа педагога (оговорюсь опять-таки: призванного педагога), погружающегося в эту прозрачно-поэтическую среду!

   Трудовой метод, по моему глубокому убеждению, вынесенному из обзора выставки, должен перевоспитывать самих педагогов, создавать из них новый тип воспитателей, живущих всеми интересами маленьких людей, которые состоят под их командой, а не одними лишь специальными интересами более или менее осмысленной передачи им таких-то и таких-то, указываемых программой сведений.

   Ибо трудовой метод тем и отличается, что ставить передачу сведений на широкой базе всего практического опыта, т. е., в сущности, всей жизни детей.

   Это приходило мне в голову, в частности, в связи с моделировкой и её применением для развития детей в области родной речи.

   Но то же относится более или менее и к прочим разновидностям и ступеням трудового преподавания. так же точно трудовая методика арифметики, геометрии, географии — чего угодно — оказывается на деле, поскольку это видно из витрин школьной выставки, методикой существенно-житейской, наиболее конкретной из всех, следовательно и наиболее привязанной к окружаю-


   115


щей ребёнка обстановке.

   Поглядите, как проходится здесь первоначальная арифметика с малышами: это уже даже не арифметика с рядами пуговиц, цветных „блошек", пучками спичек и проч. (есть, впрочем, тут достаточно и такого рода занятий с детьми младшего возраста), а арифметика выклеиваемых детьми из яркой, разноцветной бумаги яблок, звёзд, человечков, петушков и проч.

   Сугубо-конкретная арифметика...

   То же по отношению к высшим ступеням школы.

   Разница — и огромная, конечно — в том, что чем дальше подымается трудовое преподавание по ступеням школы, тем более выходит оно из полусказочной атмосферы золотого младенчества, тем ближе подвигается к трезвым областям практической жизни, тем плотнее проникается духом научного анализа, логического отвлечения от непосредственных восприятий внешних органов чувств.

   Параллельно с нарастанием умелости в картонажном, столярном, токарном, слесарном искусстве значительную роль начинает играть изготовление руками учеников всевозможных учебных пособий и приборов как для них же самих, так и для обучения их младших товарищей.

  Таковы образцы для копирования младшими учениками геометрических тел, ботанических форм и проч.
 
   Для своих же занятий старшие ученики изготовляют, напр., физические и химические приборы, причём в особенности, по-видимому, любовь учеников направляется, в согласии с духом нашего электрического века, на электричество.
 
   Среди экспонатов средних школ Цюриха, Берна, С.-Галлена самодельные электромоторы с подъемными кранами, телеграфные аппараты и проч. занимают обширное место.

   Большою симпатией старших учеников пользуются, по-видимому, еще две отрасли учебного труда: рельефы из песка (также из глины, мастики) по изучению отечествоведения и работы фотографические.

   То и другое имеет, очевидно, интерес опять-таки близости к ученику либо немедленной применимости.
 
   Первое — рельефно-творимое оте-


   116


чествоведение, понятно, представляет особый интерес в Швейцарии с её прихотливым разнообразием и рельефной красотой географических форм — горами, долинами, ущельями, озерами, полуостровами, мысами и проч.

   Исполняемый рельеф, по общему методическому принципу трудовой школы, срисовывается, описывается самим же его творцом в приложенной к экспонату тетрадке „сочинений по географии".
 
   Другое любимое занятие старших учеников—фотография (см., напр., экспонат „Любительская фотография на службе школы" с.-галленского учителя И. Бюхеля) показывает нам, как может служить зараз одна и та же отрасль труда для двух педагогических целей.

   Занимаясь фотографией, ученик естественно подталкивается и к приобретению химических знаний — чем больше он сведущ в химии, тем удачней его фотографические работы, — и к более пристальному ознакомлению с природой и бытом людей. Конечно, и последнее — при условии толкового руководства наставника.

   Словом, выставка открывает перед нами почти неисчерпаемую перспективу конкретных средств, находящихся в руках трудовой школы, для пробуждения и поддержки самодеятельной любви к знанию в головах учеников.

   Прибавлю, что в числе средних школ, иллюстрирующих на выставке свою методику трудового преподавания, находятся и так называемые „нормальные" школы, т. е. учительские семинарии для мужского и женского пола.
 
   Здесь учатся путём личного, ручного труда, как обучать малых ребят — путём того же труда, так сказать, трудовой метод в квадрате. Учителям приходится становиться, в этих видах, по возможности дельными, настоящими работниками во всех главнейших ремеслах, а также немножко скульпторами и живописцами.

   Дело это, однако, надо признаться, находится всё еще в исходной точке своего будущего развития.

   Тем не менее „школьная реформа"— как называется здесь всё обширное движение, связанное с идеей трудового преподавания — двинулась уже вперёд в


   117


Швейцарии и отзывается, судя по настоящей выставке, в самых разнообразных уголках и проявлениях детского образования.
 
   Дыхание „школьной реформы" сказывается даже на выставке консервативного, а подчас и реакционного крыла швейцарской школы — частных учебных заведений.

   Может быть, покажется удивительными что в стране, где, по моим же словам, прогресс школы так много обязан прежде всего частной инициативе, частным учебным заведениям оказываются наиболее консервативными.

   Факт этот в действительности не представляет ничего ни удивительного, ни противоречивого.

   Частная инициатива в общественном воспитании, — при условии, разумеется, отсутствия неразумных препон и препятствий, — легко и естественно проявляет в каком угодно масштабе и направлении всю свою плодотворную силу; в сущности даже частная инициатива, поскольку она противополагается государственно-бюрократической, тождественна с инициативой самого общества.
 
  Другое дело, когда частная инициатива направлена на создание отдельных от общественной школы, тесных, замкнутых уголков и закоулков просвещения, предназначаемых, для детей исключительных — исключительных не по своим природным данным, развитости, талантам, а просто по классовому положению родителей.

   Такие частные учебные заведения для привилегированных классов, не желающих, чтобы их отпрыски мешались с демократической массой детей и становились к последним в сколько-нибудь близко-человеческие отношения, — такие заведения, необычайно изобилующие в живописной курортной и „дачной" стране Альпов, принимают по необходимости консервативную физиономию классов, которым призваны служить.

   Аристократия и плутократия разных народов, соседних со Швейцарией, — либо более далёких, европейских, либо заморских, экзотических, взяла моду посылать своих детей в пансионы и институты по берегам Лемана, Цюрихского и Боденского озера, ввиду ледников Энгаддина, в улыбающихся долинах Аппенцеля.


   118


   Цена пансиона с обучением в таких приютах никак не ниже 2—3 тысяч франков в год, не считая разных добавочных расходов.

   Рекламы и фотографические снимки трех дюжин этого рода частных школ в изобилии красуются в витринах Швейцарского союза директоров институтов.

   Из этих витрин можно усмотреть преимущественно, что со стороны комфорта, спорта, наведения светского лоска на юношество обоего иола родители здесь, вероятно, вполне обеспечены.
 
   Программы же преподавания кое-как плетутся вслед за установленными программами общественных школ Швейцарии.
 
   Зато гарантированы ученики со стороны безупречной постановки религиозного воспитания, в женских пансионах — и со стороны строго домашнего, рукодельно-гостиного тона.

   Есть даже такие женские пансионы, где и вообще науки, преподаваемые девицам, сведены к „начаткам", и всё, чем могут похвастать на выставке такие заведения, — пара-другая диванных подушек, шитых шёлком, да довольно искусно вязаных салфеток.

   Тем не менее и в это утонченно-фешенебельное педагогическое захолустье проскальзывают понемногу хоть косые и слабые лучи „школьной реформы".
 
   Прежде всего, из общей серой массы „институтов" надо выделить те, которые целью себе поставили не доставку аттестатов с „правами", а специально подготовку к экзаменам в высшие учебные заведения.
 
   Неизбежный внешний контроль, необходимость конкуренции при поступлении в высшее заведение отзываются здесь известной практичностью постановки всего дела, подтягиванием к современным требованиям, даже подчас самостоятельным прогрессом в своей узкой области.
 
  Так, не лишена интереса и поучительности выставленная „частной коммерческой академией и подготовительным институтом" д-ра Шмидта в С.-Галлене подвижная световая таблица, иллюстрирующая приемы „индивидуализации" преподавания.

   Здесь сортируют и комбинируют всех учеников по трём признакам: степени прежней подготовки, цели обучения и времени пребывания в институте, чем до-


   119


стигается наибольшая однородность состава учеников в каждой группе и следовательно успешность преподавания.
 
   На меня этот род „индивидуализации" произвели впечатление несколько суммарного и механического, но тем не менее надо отдать справедливость д-ру Шмидту: должно быть, это практично и для данной узкой задачи полезно.

   Из частных и дорогих школ всего более затронуты „школьной реформой", в трудовом смысле, многочисленные „новые школы" или — в переводе с немецкого—„сельские воспитательные очаги" (Landerziohungsheime).

   Их на выставке представлено около 15 из немецкой и из французской Швейцарии, причём выставляют они тоже коллективно, от имени союза новых школ, в отдельной уютной комнатке, изящно украшенной густыми гирляндами и букетами пунцовых цветов в вазах.

   Выставка состоит преимущественно из собственных работ учеников в применении к разным наукам — аналогично с подобными работами в общественных школах труда.

   Видно, из прилагаемых отчётов и альбомов со снимками, что, сверх того, здесь стараются придать всей жизни в школах характере домашний, семейный.

   Иные из „новых школ" намеренно ограничивают в этих видах число учеников тесными пределами, не более 20–30 душ.

   Но мне показалось, что, вопреки всем этим усилиям, какой-то дух вялости и немощности проглядывает из красивых, первосортных экспонатов „сельских очагов".
 
   Нет той печати увлечения, одушевления со стороны учеников, какая бросается в глаза в простых и большею частью грубых работах народной трудовой школы.
 
   Очевидно, нелегко-таки вести по трудовой дороге детей, которым с малых лет внушается перспектива житья чужими трудами.

   В итоге нельзя не сказать, что, страна решительно мирная, неизбежно самодеятельная, преимущественно человеколюбивая, Швейцария даёт своею школьной выставкой убедительнейший образец, чего может достичь народ, раз навсегда сказавший себе, что всё его будущее, вся надеж-


   120


да — во всё большей и большей обработке природных способностей каждой отдельной личности, a, следовательно, и всей суммы их — всего народа.


                А. Дивильковский.


                --------------------


       Для цитирования:


А. Дивильковский, Дело воспитания в мирной Швейцарии (Письмо с Национальной выставки в Берне), Вестник воспитания, 1914, № 7 (VII), 3-е отд., 88—120 стр.
   

       Примечания


      *Материалы из семейного архива, Архива жандармского Управления в Женеве и Славянской библиотеки в Праге подготовил и составил в сборник Юрий Владимирович Мещаненко, доктор философии (Прага). Тексты приведены к нормам современной орфографии, где это необходимо для понимания смысла современным читателем. В остальном — сохраняю стилистику, пунктуацию и орфографию автора. Букву дореволюционной азбуки ять не позволяет изобразить текстовый редактор сайта проза.ру, поэтому она заменена на букву е, если используется дореформенный алфавит, по той же причине опускаю немецкие умляуты, чешские гачки, французские и другие над- и подстрочные огласовки.

   **Дивильковский Анатолий Авдеевич (1873–1932) – публицист, член РСДРП с 1898 г., член Петербургского комитета РСДРП. В эмиграции жил во Франции и Швейцарии с 1906 по 1918 г. В Женеве 18 марта 1908 года Владимир Ильич Ленин выступил от имени РСДРП с речью о значении Парижской коммуны на интернациональном митинге в Женеве, посвященном трем годовщинам: 25-летию со дня смерти К. Маркса, 60-летнему юбилею революции 1848 года в Германии и дню Парижской коммуны. На этом собрании А. А. Дивильковский познакомился с Лениным и с тех пор и до самой смерти Владимира Ильича работал с ним в эмиграции, а затем в Московском Кремле помощником Управделами СНК Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича и Николая Петровича Горбунова с 1919 по 1924 год. По поручению Ленина в согласовании со Сталиным организовывал в 1922 году Общество старых большевиков вместе с П. Н. Лепешинским и А. М. Стопани. В семейном архиве хранится членский билет № 4 члена Московского отделения ВОСБ.