37. Соня

Это ещё что такое!? Опять!? Где голос???
Я сделала резкий вдох, но вдруг мама присела и взяла меня за плечи, как Виолетта Сергеевна несколько часов назад. Меня перед;рнуло внутри.
 - Соня, подними на меня глаза, - попросила мама, внезапно перейдя в непробиваемо спокойный режим. Я посмотрела на неё, но всё равно чувствовала, как задыхаюсь. - У тебя сейчас паническая атака. Тебе страшно, но это не опасно. Давай подышим, и скоро закончится.
Я замерла. В смысле "паническая атака"?.. Это же только у больных людей бывает. Почему это происходит со мной!?
Мама прочитала немой вопрос в моих глазах:
 - Панические атаки случаются почти у всех. Это реакция твоего организма на тревожащую тебя ситуацию, но с помощью дыхания ты можешь постепенно останавливать эту реакцию. Дыши, Соня. Следи за дыханием.
Мама почему-то говорила невероятно мягко, и её голос странно влиял на меня: интонация завораживала, а смысл слов пугал ещё больше.
 - Почему я не могу говорить!? - выпалила я одними губами. Новая попытка вытолкнуть из себя голос снова закончилась тишиной. Это ужасало и подст;гивало панику. Точнее, усиливало паническую атаку.
Мама нахмурилась. Наверное, мою первую попытку заговорить она приняла за вдох, хотя законы анатомии гласят, что речь всегда появляется на выдохе. А теперь и до неё дошло, что с моим голосом что-то не так.
Мама просила меня продолжать дышать. Получалось плохо. Я пыталась осознать происходящее, найти причину того, что не было ни голоса, ни слёз, ни привычной фоновой напряжённости, что моё состояние после приёма у психотерапевта резко изменилось. Но ответы на вопросы, как и дыхание, никак не давались мне.
Когда я почувствовала, что паника отступила, я тут же спросила:
 - Что было с голосом!?
На этот раз мои слова обрели звук - я ожидала этого и одновременно была поражена.
 - Не знаю, - поднимаясь, ответила мама. - Твои связки, должно быть, ещё не до конца восстановились после ларингита. Постарайся... отдохнуть.
Она хотела сказать: "не переживать". Но я чётко понимала, что подавлять переживания насильно нельзя. Будет срыв.
Внезапно передо мной тупо встал вопрос: что мне дальше делать? Я должна срочно остановить это всё! Как мне объяснить маме, что мне не нужна никакая помощь? От этих мыслей снова сделалось серо.
 - Я тогда ещё посплю, только носки поменяю и помою руки, - с трудом сформулировала я цели из вязкого беспокойства, которое сегодня так и липло ко мне и не давало нормально соображать. Бросив взгляд на лежавшие на полу носки, которые я сняла ещё до начала панической атаки, я тихо пояснила: -  Хайди коснулась моей ноги, носки теперь грязные...
Я нервно сглотнула. До меня резко дошёл весь ужас ситуации.
Мне нужны новые носки! Срочно! Но свежая пара в шкафу, и за ней придётся идти босиком или в тапках, а для моих израненных стеклом стоп ходить без носков небезопасно: я могу за что-нибудь зацепиться, и тогда снова начнётся кровотечение, а потом заражение крови от пыли на полу или пота на резине. Значит, ноги нужно обязательно защитить. Но как, если я не могу дотянуться до носков!?
От безвыходности вдруг сковало горло, а глаза начали предательски наполняться т;плой влагой. Снова!?
Я разревелась. Почему я должна этому повиноваться!? Почему мне нужно следовать своим эмоциям!? Почему нельзя избежать паники иначе!?
 - Что со мной!? - успела выкрикнуть я, прежде чем оборв;тся голос. - Мама, что со мной!?
Хорошо, что папы ещё нет дома. Он не выносит слёз. Не знаю, как он вообще меня терпит. Особенно такого манипулятора, как я. Но я не могла остановиться. Точнее, не могла всё остановить: доступные мне способы были под запретом.
 - Тебе страшно, - терпеливо, по-доброму объясняла мама. - Но скоро паническая атака закончится. Только дыши, пожалуйста.
Как дыхание мне поможет!? Кажется, я больна чем-то серьёзным, у меня случается несколько панических атак в день, я не могу держать себя в руках (которые снова стали грязными!) - и надо просто дышать!? Я даже полного вдоха сделать не могу!
Меня продолжало трясти. Мама подошла ко мне, села слева и крепко обняла. Не как Виолетта Сергеевна, аккуратно, бережно, но уверенно, чтобы я не смогла вырваться, пораниться или убежать, чтобы была в безопасности в её кабинете, а крепко, выражая огромную любовь. И вместе с тем жалость. Я поняла, что у меня нет возможности остановить панику, прекратить плакать, высвободиться из маминых объятий, сказать, что у меня нечистые руки - ведь я трогала свои ноги!, - и из-за этого ей нужно будет менять одежду, и разрыдалась ещё сильнее.
Я снова посадила себе голос, но продолжала плакать. Из меня вырывалась боль, которую я не могла выразить и объяснить: я лишь чувствовала, что мне было очень плохо, и я дрожала беззащитным зайчишкой перед волком-паникой. Мама сама сняла с меня носки, сама достала из шкафа новую пару - вторую за неделю - и сама натянула их мне на ноги. Потом протянула упаковку влажных салфеток, которая лежала на этажерке - я положила их туда месяц назад и каждый день доставала по три-пять штук, но сейчас почему-то про них забыла. Я обработала руки и тут же почувствовала острый стыд за всё, что случилось, а ещё невероятную усталость. Хотелось снова попробовать уснуть и не просыпаться никогда.
 - Поспишь ещё? До ужина? - уточнила мама, снова прочитав мои мысли.
Я кивнула и завалилась на бок. Потянулась к одеялу и поняла, что лежу прямо на нём. Моя губа задрожала, и снова захотелось плакать.
 - Сейчас, сейчас, - заботливо захлопотала мама и достала с полки шкафа новое одеяло, в розовых и сиреневых цветочках. Оно пахло свежим бельём. Мама взмахнула им, будто добрая волшебница из сказки, и я очутилась в полумраке из цветов, куда нет хода панике. Ну, я на это надеюсь.
 - Помой руки, - попросила я маму. Было неловко, но очень страшно. Вдруг она заболеет!? Я робко добавила: - и у тебя теперь одежда грязная, ты меня обнимала...
 - Хорошо, Сонечка, - сочувственно согласилась мама и подобрала с пола носки. - Спи.
Мама ушла. Я выдохнула в подушку. На глазах снова проступили сл;зы, и во мне стали бороться порыв заплакать и желание поскорее уснуть. Я никак не могла понять, почему сегодня мне было особенно плохо, грустно, тревожно, и захныкала под одеялом. Я зажала себе рот, чтобы не беспокойную бедную маму. Спать. Спать и ни о чём не думать.