Девять лучей света Глава 16 Свиток Света

Глава 16
Свиток Света

1.

 Золотое солнце на белом шелке в последний раз блеснуло в сполохах настоящего светила и исчезло в темном проеме входа в Подземелье. Армия Заповедного леса продвигалась к неведомому замку похитителя Илленари, чье имя ярко голубело под распростертыми лучами вышитого на знамени животворного диска.
 – Ну, вот, – недовольно проворчал, подъехавший к Лесославу Богэн. – Мало того, что и так дни еле тянутся, а теперь еще и день с ночью различать перестанем.
 – Не перестанем, – по-доброму улыбнулся Хранитель: нетерпение воина было ему вполне понятным – брату Лиз хотелось как можно скорее вызволить сестру из плена черного некроманта. – Не тревожься. Совы да филины все нам подскажут. Когда глаза их слипаться начнут, – значит, день на дворе, когда лупать беспрестанно станут, – стало быть, ночь.
 – А-а, – только и кивнул головой лучник, поворачивая к своему отряду. Управление медведем поначалу давалось аллеманцу с большим трудом – не конь ведь: и свиреп чрезмерно, и медлителен на первый взгляд, да и не столь послушен. Однако освоился Богэн довольно быстро, как, впрочем, и с тем, что под его командой состояли ныне не умудренные опытом боевые вояки, а довольно хрупкие и изящные телом лесные берегини – веселые, вечно искрящиеся смехом облаченные в телесную оболочку души деревьев, ручейков да речушек, полян ягодных да урочищ звериных. Когда им в первый раз лук да оперения раздали, Богэн опечалился даже, но ненадолго: и тетиву девчушки дружно натянули, и стрелы в цель так направили, что остроносые одна в одну полегли. А уж когда на медведей своих хохотушки садиться стали, и косматые их по мановению пальчика слушались беспрекословно, тут воин и вовсе уважительно на отряд свой посмотрел.
 Вот на плечах этих самых берегинь и топорщили серые перья ночные дозорные: совы да филины. А еще в армии леса Заповедного сотни две лесовиков маршировало – воинства всегдашнего, отменного, духом боевым да выносливостью своей известного. Ими-то сам Лесослав верховодил. Собирались спешно, а то б еще Хранитель секачей свирепых с собой позвал да лосей сохатых, да великана Громобоя с окраин лесных южных, с молотом гигантским, что утесы-скалы в песок крошил с одного приклада богатырского, да дружков его Вернидуба, Водокрута и Поворотиветра. Хорошая могла бы силища выйти, однако времени для того не достало; налегке пошли.
 В Наземьи приключений избежали, да и кому там было противостоять: нечисть лесную в самые топи болотные загнали, чтобы и носа не показывала, мертвецов живых, Дезом оставленных, окончательно повыбили, просторы лесные освобождая. Под землей же сторожко шли, по сторонам поглядывая-посматривая, летунов ночных на разведку высылая, и, тем не менее, засаду пропустили. Круговертью враг захороводил, воинство славянское в кольцо взяв. Инчи проклятые на крысах огромных стремительно из-за скал вылетели да с гиканьем вдоль строя понеслись, росичей стрелами меткими осыпая. Вот один медведь носом в землю ткнулся, вот другой заревел, на дыбы вставая, наездницу сбрасывая. Вот берегиня навзничь пала с оперением из шеи торчащим, и еще одна, и еще. Сов да филинов влет били безжалостно. Одним лишь лесовикам, их коже дубовой, все нипочем было, только глаза и прикрывали.
 – Кругом! Кругом становись! – командовал Лесослав. – Лесовики вперед! Остальные за их спины!
 Только успел прокричать, как хлынула из-за камней волна серых, норовя островок защитный смять и рассеять. Не тут-то было. Вспорхнула крылатая стая с плеч хрупких, камнем вниз ударила. Когти цепкие то здесь, то там вырывали крыс из общей массы, терзали на части; клювы стальные черепа проламывали, животы вспарывали. Где птицы не успевали, лесовики трутом огненным бреши проделывали. Берегини же спешившиеся, на вражий залп своим, не менее метким ответили: и если стрелы противника в основном в коже дубовой вязли, то оперенья русские добычу легко и свободно отыскивали. И отбились уже почти, да тут Лесослав по молодости, опытом не обладая, из желания добить врага атаку скомандовал. Распался защитный строй. И свистнула тут стрела трехгранная в спину Хранителю, прямо под лопатку, со стороны сердца отважного.

* * *

 Кукиш напряженно обдумывал последние шаги. До назначенной Дезом встречи оставалось двое суток, а нерешенных проблем – более чем достаточно. Эгон являлся из них самой минимальной. Желания Повелителя Зла были просты и понятны: впервые с момента своего сотворения все три меча могли оказаться в одном месте; при этом собственных сил для владения ими не доставало, а упускать редчайший случай, ох как не хотелось. А посему – окружить и тех и других, и надеяться на удачу. Неказисто и просто, как медный грош, однако могло сработать. Пораскинув мозгами, злыдень решил так: отряды в тылу Деза его не интересовали, – пускай варлок сам выпутывается, но вот с теми, кто норовил ударить в спину объединенной армии Добра, волшебник Одинокой башни собрался рассчитаться собственными усилиями, для чего и придумал некую военную хитрость.
 Еще одним камнем преткновения для домового являлась стратегия предстоящей битвы. Расставить полки следовало так, чтобы не только нанести противнику сокрушительный урон, но, главное, одержать бесспорную и окончательную победу, расчистив подступы к твердыне Даркнесса. Там – их решающий бой, и ничто не должно было помешать поединку смельчаков с самой Смертью. Хлопотность дела заключалась в том, что Кукишу приходилось постоянно отвлекаться на магические рейды к стенам крепости и в сторону подтягиваемых собственных сил. Он изучал численность и готовность армий, сравнивал и оценивал, рисовал линии сражения на пергаменте, бубня под нос довольно непонятные военные термины, почерпнутые из тут же проштудированных военных трактатов, за коими пришлось тайком наведаться в библиотеку аллеманского дворца. А еще ему хотелось, очень хотелось сделать так, чтобы потери Добра оказались, что ни на есть малыми. Уже сейчас он жалел и оплакивал тех, кому предстояло погибнуть в грядущей битве. В результате Кукиш начертил следующее расположение собственных сил. Центр войска, должный принять основной удар, составил боевой порядок гномов, усиленный двумя сотнями фенке и отрядами Апфельгарта. Оба фланга почти смыкались с центром, чтобы оказать ему помощь огневой силой, поскольку включали в себя: левый – огненнострелых фавнов, усиленных лесными троллями Озгуда; правый – лесовичков Заповедного леса с их волшебным трутом и берегинь на медведях. Котов Барсёмона следовало разделить на летучие отряды и придать каждому строю, отправляя в ближний бой только при появлении серых крыс. В подвижный резерв армии волшебник включил закованную в латы аллеманскую кавалерию, способную вмиг домчаться до любого уязвимого места боя. Командование над нею он предполагал взять на себя. Остальным солдатам Хенрика, расположенным в глубоком тылу во главе с самим королем, предстояло решать чуть ли не главную задачу сражения: в случае необходимости достойно ответить шестируким демонам Эгона, задержав их до определенного Кукишем момента.
 Скатав план грядущей баталии в трубочку, злыдень вздохнул спокойнее. Оставалось последнее свершение. Содержимое свитка Света гласило: девять, в чьих жилах течет человеческая кровь, должны одновременно переступить порог цитадели Тьмы, держа в руках части того, чему в решающий момент надлежало стать кольцом Света, чьим лучам, и только им, было по силам уничтожить одушевленную ипостась самой Смерти. Девять лучей света. Их предстояло создать, следуя указаниям таинственного свитка, наделить магической маной, чтобы затем применить и одержать победу, обеспечив торжество Жизни на следующие тысячелетия. В противном случае на земле воцарится хаос, и царству живых суждено уступить место царству мертвых.
 Кукиш старался изо всех сил. Когда он закончил, до истечения отведенного срока оставалось чуть больше суток: остаток ночи сегодняшней, день да еще ночь накануне эпохального столкновения Добра и Зла. Свечи выгорели, в оконце книжницы проникло желтоватое сияние неверного светила. Злыдень откинулся на спинку стула, глубоко вдохнув ночную прохладу. Лето уходило прочь, наполняя воздух запахом спелых яблок, скошенных хлебов, тронутой желтизной листвы, приближающихся осенних туманов.
 – Мирно-то как! – восхищенно подумал Кукиш. – Хорошо! Простая истина счастья: боги дали нам разум и пять ощущений, чтобы мы наслаждались красотой мироздания. Чем же мы ответили на столь щедрый дар? Сначала завистью. Мы оглянулись по сторонам и увидели, что вон тот, рядом, вдыхает счастье более полной грудью, и позавидовали, что грудь его шире. А, позавидовав, постарались прибрать кусочки мироздания к рукам, создав собственность: мое – значит, другому вдохнуть не дам, значит, тут я выше его. Зависть родила ненависть, ненависть – силу и злорадство, сила – безжалостность и разрушение. А дальше лавина пороков покатилась с невиданной мощью и скоростью, сметая на пути все, и даже само мироздание. Мы впали в бездну грехов, искупить которые под силу только любви, но и тут, – злыдень вспомнил терзания Хенрика. – И тут нас подстерегают наперсницы первородной зависти. Боги, боги! Пророки, которых вы посылаете нам раз в столетия, остаются не услышанными, их гонят прочь, их побивают камнями. Так придумайте же что-нибудь, великие боги! Но нет. Вы предоставляете человеку самому разбираться с собственными порождениями зла. Вы не желаете или просто бессильны помочь!
 Кукиш закрыл глаза. Запахи стали острее. Мысли его перенеслись на двадцать пять лет назад, в избушку посреди Змеиной балки.
 – Вырица, Вырица, как-то незаметно было, но оказывается, мы жили с тобой в настоящем раю! Двести с лишним лет рая!! Ну, и что с того, что я теперь Великий волшебник Одинокой башни, что от меня зависит будущее человечества?! Все это я легко отдам за то, чтобы вернуться в наш с тобой райский уголок самым обныкновенным злыднем! Однако нет, – из груди домового вырвался горестный вздох. – Нет пути назад. Только вперед тащит нас неумолимое колесо жизни, колесо наших просчетов и ошибок!
 Впервые он почувствовал тяжесть давившей на плечи ответственности. Она оказалась невыносимой. Хорошо было раньше лихо расхаживать по столу и без зазрения совести завирать про геройские подвиги. Тогда рядом были совершавшие их Красомир, потом Кхашхаш, потом Эллея.
 – Эллея. Как-то тебе сейчас там, во вражеском плену? Нет уж, погодь! – Кукиш выпрямился во весь свой маленький рост. – Рановато я слабину дал. Не ко времени. Вот дело сделаем, а опосля и на покой можно!
 В дорожную котомку легли сверток с частями кольца Света и схема сражения. Он провел ладонью по эфесу Меча Четырех Сторон Света. Постоял в задумчивости у стола, после чего вывел в воздухе несколько фраз.
 – Энто тебе, Эллеюшка. Мало ли чем дело закончится. Вдруг одна воротишься, вдруг и словом перемолвиться не удастся. А тута весточка. Хошь и без милого, а все едино радость.
 Злыдень запер книжницу, спустился в зал живой карты. Последние пятна черного тумана над Наземьем растворились бесследно.
 – Вот и ладненько! – Кукиш сбежал к воротам башни, где его встретил дружный радостный рев изнемогшего от томительного ожидания боевого отряда троллей Озгуда. – Все, робяты, отмаялись. Теперича токмо морды бить будем и крепко! Вот башенку заклятием запечатаю, и тронемся.
 
* * *

 – Уф, – челюсти Эга с шумом лязгнули. Так мог бы вздохнуть человек, выполнивший большую и тяжелую работу, однако человеком в полном смысле этого слова скелет не являлся. И все же он устал. Мало того, что его в его пустом черепе стремительно проносились мысли об усталости, его кости ныли, а суставы скрипели, как после неимоверной нагрузки. – Все. Освободил их, хоть и страху натерпелся. Особенно тогда, когда неугомонные эти, глупцы бестелесные, попытались тут же из-под сети разлететься. Еле удержал. Сказал, что Дез их разом отыщет и уж тогда уничтожит без всякой пощады. Послушались. А куда денешься: или хоть такая, но жизнь, или полное исчезновение. Притихли, вид делают, что связаны, сигнала нашего ждут. А знаешь, они меня видели, невидимого узрели. И это хорошо, иначе, как бы я с ними договариваться стал. Зато ни серые, ни тролли, сколько ни глядели, ничего не высмотрели, хоть и рядом вышагивали. Только вот испуга натерпелся.
 – Ты герой!
 Эг подозрительно скосил глаза в сторону волшебницы.
 – Нет-нет. Я нисколько не шучу, ты действительно смел и отважен. Мы все тебе так благодарны, ведь сегодня ты – наши глаза, уши и руки; именно ты выполняешь всю тяжкую и опасную работу, и если нам суждено спастись из плена, то только благодаря тебе.
 – Да что я? Я ведь ничего… Просто делаю, что должен… – голос Эга сделался невнятным и слегка заикающимся от волнения. – И существовать даже перестану, все одно зла миру причиненного не искуплю: того, что Деза из небытия поднял, что Мертвого рыцаря пробудил, что погибели великанов северных причиной сделался…
 – Так ведь это не со зла, по неведению больше, – возразила Эллея.
 – По неведению, говоришь? – скелет задумался. – Может и так, только зла от этого меньше не становится. Потому что, если человек последствий шагов своих предвидеть не в состоянии, значит и за вред по неведению ответ держать должен. Умный да рассудительный опрометчивым никогда не бывает, – следовательно, и плохого в мир тоже не принесет. Так-то.
 – Нет не так, – упрямо мотнула головой волшебница. – Не грех, не проступок страшен, а нераскаяние в нем!
 – Ха! – усмешка Эга получилась грустной. – Иной мошку невзначай прихлопнет, да потом всю жизнь кается, а другой сотню людей угробит и ничего. И даже если после засовестится, то этой-то сотне погибших какая в том разница? Не каяться надо, а зло не творить.
 – Без покаяния и искупления не будет, – не сдавалась Эллея. – А ради искупления, сколько доброго совершается. Что? И возразить нечего?
 Скелет пожал плечами. От пережитых ужасов он уже отошел, и голос разума в его душе напомнил вдруг, что спорить с волшебниками, – дело неблагодарное и временами даже небезопасное, однако при этом все же буркнул себе под нос:
 – А может, лучше без искупления, то же доброе, но просто так…
 На мгновение под сводами подземелья воцарилось молчание, посередине которого подруга Кукиша молвила вполголоса:
 – И все же ты молодец и герой! Были бы руки не заняты, знаешь, что сделала бы?
 – Что?
 – А вот наклонись, скажу.
 Эг снова недоуменно приподнял плечи, однако перечить не посмел, склонившись к самому лицу волшебницы. А затем его бросило в жар. Эллея резко приподняла голову, и губы ее неловко коснулись оголенной скулы скелета. Он замер в полной неподвижности, после чего ошеломленно опустился на острые выступы каменного пола. Нижняя челюсть Эга поехала вниз. Скелет долго сидел, покачиваясь из стороны в сторону, и, наконец, выдавил из себя:
 – Кольцо Лиз вернуть, или еще как поступить прикажешь?
 
2.

 И сообразить-то Весёлка ничего не успела, только крикнула от боли нестерпимой да заметила, как обвисла рука ее правая, стрелой каленой пробитая. На крик этот обернулся Лесослав – Хранитель леса Заповедного, успев подхватить женку, к землице сползающую, и понял, что от погибели спасла она сердце его юное.
 – Ты откуда взялась? – только и вымолвил, прежде чем сознание покинуло чело девицы светлое.
 Тем временем добили лесовички да берегини врага многочисленного, дорогу освободили дальнейшую, но застопорились по знаку Лесославову. Из материала подручного волок соорудили, покрывалами моховыми, что берегини отдали, обернули его да между двух мишек ездовых приладили. Положили на носилки тело безжизненное. Опечалился добрый молодец, на Богэна опытного глянул:
 – Ну, чего делать-то станем? Идти, небось, долго еще, пока до Кукиша и замка того темного доберемся: до срока ведь двух ден поболее будет.
 – Да, так оставлять нельзя, – согласился лучник. – Стрела, хоть и не отравлена, а все равно нарвет так, что и руку потерять можно. Придется резать.
 – И кто же риск на себя такой возьмет? Ты, что ли?
 – А хоть и я. Другого-то лекаря промеж присутствующих ныне не сыщешь. Нас же, стрелков, не только в цель острия пускать учат, но и из плоти пробитой их вытаскивать. Давай время не терять: пока она без сознания все и закончим.
 Сказано – сделано. Обнажили Весёлке грудь тугую до пояса, прижали девицу крепко, чтобы случайно не дернулась. Богэн кинжал из ножен вынул, на огне прокалил, простудил в воздухе, к ране приладил и резанул по живому. Выгнулось дугой тело девичье, брызнула кровушка, кусок железа трехгранный выпуская. Лесослав по подсказке лекаря доморощенного мигом к плоти сочащейся трут тлевший приладил, а потом и корпию моховую. Перетянули кожу холстиной чистой да в путь-дорогу тронулись. Хранитель предводительство свое брату Лиз уступил, а сам неотступно при Весёлке, чтобы ни в чем потребности не ощущала. То водицей уста смочит, то лоб от пота промокнет, то жар губами своими проверит, то в шепот ее болезненный вслушивается. Так и достигли они через сутки моста широкого через реку Огненную, за которым равнина серая, холмами окруженная, стелилась, а на самом краю противоположном твердыня вражья черной глыбой высилась. На равнине же той палаток походных видимо-невидимо.
 – Наши, – радостно выдохнул Лесослав, к самому лицу Весёлки склоняясь. – Дошли-таки, наконец! Слышишь, родимая, скоро полегчает тебе. Поможет дядька Кукиш волшебством своим.
 Только успел сказать, как вихрь налетел на него внезапный, с ног сбивая, и покатился по пыли клубок бело-черный.
 – Не сметь! Не трогай ее губами своими погаными! Убью! Зарублю тебя, пса похотливого! – брызгая слюной, Хенрик выплевывал оскорбительные слова, пытаясь вдавить юношу в землю. Внезапность натиска дала королю Аллемании ощутимое преимущество: при падении правая рука Хранителя подвернулась под спину, левую же противник зажал, будто железными тисками, неослабным смертельным захватом. В свободной руке ревнивца блеснуло острие кинжала. Пытаясь увернуться от колющего удара, Лесослав дернул головой, и клинок пригвоздил к каменистой почве лишь русую прядь вьющихся волос. Все вокруг просто остолбенели, а между тем Хенрик уже заносил ладонь для нового выпада.
 – Цыть! Цыть, охломоны суетливые! – голос Кукиша зазвенел натянутой струной. – Оставь вас на пару минут, так вы друг друга поубивать готовы! А ну, по местам! – Скрюченная фигура аллеманского повелителя медленно оторвалась от поверженного соперника и зависла в полуметре над землей в полной неподвижности. А тем временем за спиной разгневанного волшебника прямо из воздуха на глазах изумленной толпы один за другим спрыгивали лесные тролли Озгуда.

* * *

 – Ну, и как там наш королек? – Дез сидел, развалясь на троне. Не то, чтобы варлок устал, однако возможность наконец-то перевести дух после монотонной работы по возрождению бренных останков была как нельзя кстати. Там, за стенами Даркнесса, разделенные на полки застыли сто две тысячи живых мертвецов, вооруженных всем, что смогли дать заваленные мечами и копьями оружейные мастерские замка Тьмы. Его армия превосходила военные силы противника почти в пять раз. И это, не учитывая пятитысячного корпуса инчей, почти тысячи троллей Бэддила и бессчетного количества серых бестий Раттин. Он был уверен, что завтрашнее сражение будет кровопролитным, во многом непредсказуемым, но завтра он непременно упьется волшебной музыкой войны: звоном оружия, криками ярости и боли, стонами раненых и хрипами умирающих солдат. О, что это будет за волшебная симфония! Однако это случится только после сегодняшней ночи, и в оставшееся время ему, Дезу следует еще и еще раз продумать все детали предстоящего противостояния.
 – Что ты молчишь? Не слышу ответа, – тусклые глаза варлока уставились на склоненного перед атрибутами власти предводителя горных троллей.
 – Мы встречаемся сегодня ночью. Сначала с Хенриком, потом с Гаудой. Я сделал все по твоему приказу: в красную тряпку положу волшебный меч, в синей будет поддельный, для демонского отродья.
 – Вот и ладненько. Память твоя не подводит. Вовремя я тебя оживил: мозги-то, видно, не успели еще протухнуть.
 – Хи-хи, – подобострастно усмехнулась неуклюжей шутке хозяина старая крыса, однако лица Бэддила, Дейма, Шикука и Эга остались неподвижными, и неуместный смех Раттин тут же растворился в мрачном молчании тронного зала.
 Лицо некроманта перечеркнула кривая улыбка.
 – Хороши помощнички, – пронеслось в его голове. – Ну да ладно, одержим победу, подберем новых, чтобы понимали юмор. Ведь шутка смерти – она самая веселая, самая своевременная и самая верная. Не зря же молва утверждает, что хорошо смеется последний. А последней-то как раз смеется именно смерть.
 – Теперь вот что, – голос варлока звучал сухими щелчками бича. – Расстановка сил на завтра будет довольно простой. Валить всей массой, выдавливая противника к мосту. Инчам в первую очередь выбивать лучников, с остальными справятся мертвяки. Троллям стоять в резерве у ворот замка. Твоим серым быть наготове: в бой только по моему приказу, да смотрите, с костями падаль не пожрите, – она мне еще для нового войска пригодится.
 – Что с демонами делать будем? – Раттин хотелось предусмотреть все.
 – Не твоя печаль, – грубо оборвал крысу Дез. – Не старайся казаться умнее, чем есть на самом деле, – у тебя это плохо получается. Ха! Ребята Эгона – моя забота. С теми, что позади их армии, пускай волшебник Одинокой башни разбирается, а для тех, что за нашим замком спрятались, будь уверена, приготовлен не один сюрприз. Да, и последнее, самое главное: вы все остаетесь со мной.
 – Неужели? – ехидный возглас старухи был ответом на только что прозвучавшую издевку. – Великий валок боится остаться в одиночестве?! Он ищет защиты у своих слабых слуг?!
 Дез скрипнул зубами, но нашелся довольно быстро:
 – Отнюдь. В этом апофеозе Смерти вам уготована особая роль. А вот некоторым особо умным, на мой взгляд, следовало следить не за хозяином, а за собственным хвостом: может тогда, он остался бы более длинным!
 Глаза Раттин налились кровью.
 – Хорош-ш-шо, мой повелитель. Я учту это, – злобное шипение захлебнулось в потоке переполнившей пасть слюны. – И все же последний вопрос: что будем делать с пленницами?
 – Не беспокойся, я предусмотрел и это. Как только исход сражения станет ясен, мы пошлем Эга в подвал, где наш верный рыцарь просто-напросто перережет им глотки. Не так ли, мой добрый слуга? Ты ведь не подведешь своего господина? – ладонь варлока с силой сдавила плечо скелета. – И не захочешь огорчить меня? Правда?

* * *

 – Говорю тебе, он что-то подозревает, – заложив руки за спину, Эг мерил камеру Эллеи размашистыми шагами.
 – Не мельтеши, прошу тебя, – думать мешает.
 Скелет замер на месте, потом шагнул к стене и уселся на корточки, привалившись к холодному шершавому камню. Он ждал терпеливо и долго, постукивая время от времени пальцами по отдававшему гулкой пустотой лбу. Наконец Эллея заговорила.
 – Думаю, вряд ли. Подозревал, вел бы себя иначе. Хотя бы раз, но спустился сюда…
 – Зачем? – возразил Эг. – Чтобы увидеть, что здесь творится, ему нет необходимости попусту ступени считать: он и так все рассмотрит, не сходя с трона.
 – Согласна. На то он и волшебник. Однако в подземелье он должен был бы придти не за этим, а для того, чтобы лишний раз поиздеваться, чтобы дать понять, что знает о наших планах, и что нам больше не на что надеяться. Разве мелкая душонка может упустить шанс снова покрасоваться перед собой и упиться осознанием собственной власти? Никогда! Так что, поверь, ничего он еще не знает. И все же удвоим предосторожности. Ты предупредил души, чтобы они были готовы к моему мысленному призыву?
 – Да, конечно.
 – Ты помнишь все, что тебе надлежит сделать самому?
 – И это тоже.
 – Тогда нам остается набраться терпения. Завтра решающий день. Думаю, ничто не должно сорваться. Осложнение лишь в одном: вдруг варлок передумает и не отпустит тебя. Тогда нам придется уходить самим.
 – Не вижу никаких осложнений, – хрустнув суставами, Эг выпрямился во весь рост, неуклюже нависнув над закованным в цепи телом. – Главное, чтобы вы сумели бежать отсюда целыми и невредимыми. Все.
 – А как же ты? Что будет с тобой, – скелет уловил в голосе волшебницы заботу, неподдельную заботу о нем, жалком ничтожестве, повергшем мир в пучину страданий, заботу и боязнь за его, мертвяка, существование. Он пожал плечами: – Ничего не будет. Спасусь как-нибудь, я живучий: не в таких переделках бывал. А не выберусь, тоже не велика потеря.
 – Лучше выберись, – вполголоса произнесла Эллея, и Эга снова бросило в жар.

3.

 – Нет мира в наших душах, – Кукиш сокрушенно развел руками. – А значит, нет мира и вокруг нас. Суетны мы, и устремления наши суетны. Суета же их и тщетность множат сомнения. Из сонма сомнений проистекают все беды мира. Круг замкнулся, и нет из него выхода. Сегодня нет. Завтра же, кто знает… Очень хочется верить.
 В палатке волшебника Одинокой башни было тесно: Лесослав, Фастфут, Озгуд, Радовид, Барсёмон, Хенрик, три брата Лиз, Оттин и чуть поодаль – еще бледная от ранения Весёлка. Места оставалось немного, однако вполне достаточно, чтобы злыдень мог свободно мерить его короткими решительными шагами.
 – В испытаниях единение надлежит иметь, а не ножиками друг друга пырять, – домовой окинул взглядом разгоряченные лица Хранителя Заповедного леса и короля Аллемании. – И выяснять, кто кого, не сегодня – врагу на потеху, а завтра – перед лицом опасности смертельной надобно. Воину геройством верховенство свое доказывать пристало, не сварой бабьей. Понятно?! Да и точку главную в споре вашем запросто не жизнь, а смерть поставить может.
 Не хотелось, очень не хотелось Кукишу нравоучения читать, но пришлось, потому как все время, пока он излагал диспозицию завтрашнего боя, Лесослав с Хенриком вместо внимательного сосредоточения метали молнии каждый, взглядом пытаясь испепелить соперника в споре за женскую благосклонность. Сейчас же взоры обоих медленно опустились к земле, укрытые пунцовым румянцем стыда.
 – Так то, – довольным голосом завершил злыдень. – По сражению грядущему все. Теперича самое главное.
 Из складок голубого камзола появился весьма потертый, тронутый временем, скатанный в трубочку листок пергамента. Развернув текст, Кукиш приосанился и даже как будто стал выше ростом.
 – Слушайте внимательно и не перебивайте! – он откашлялся. – И захотелось Смерти придти в мир живых. И выбрала она подходящее время. И воздвигла бастионы Мрака, призвав из могил легионы мертвых. И столь могучей была ее мощь, что ни один из варлоков был не в состоянии противостоять ей. И гибли чародеи один за другим, и множили их армии силу Смерти. И мир оказался под угрозой уничтожения. И тогда прекратили маги вражду и объединили усилия. И было их числом девять, и текла в их жилах человеческая кровь. И сложив знания, создали они кольцо Света, и напоили его лучами дарующего жизнь Солнца, и разделили кольцо на девять частей, дав в руки каждому свою часть. И назвали они себя девятью лучами Света. И назвавшись так, вошли в цитадель Мрака и сразились с самой Смертью. И была эта битва для многих последней, но, взявшись за руки, объединили они части кольца: и Свет уничтожил Мрак, низвергнув Смерть в глубины мироздания, к первозданным основам его. И спасены были мир, и человечество, и жизнь.
 Кукиш перевел дыхание:
 – Так вот! Мы с вами вторые девять лучей Света, и именно нам надлежит во второй раз отправить Смерть в ее подземную обитель, ибо не простой варлок Дез противостоит нам, но сама Пожирательница жизни. В этом и есть главный смысл грядущего дня. Именно этого ждет от нас Жизнь. Победить или погибнуть, но тогда вместе с нами погибнет весь мир.
 Воцарившееся молчание нарушил трубный возглас Озгуда.
 – Эгей! – тяжелый кулак тролля ударил по крутой груди. – Но нас тут не девять, а двенадцать! Или ты считаешь, что кто-то недостоин погибнуть за Жизнь и может струсить?! А?!
 От подобных слов все десять мужчин с шумом вскочили со своих мест, и даже Весёлка, до боли закусив губу, чтобы не потерять сознание от слабости, подалась вперед.
 – Нет! – поднятая ладонь волшебника выглядела довольно убедительно. – Никто ни в ком не сомневается! Ни единого мгновения! Просто вы слушали меня невнимательно. Вспомните: «И было их числом девять, и текла в их жилах человеческая кровь». К сожалению, ты Озгуд и наш гость – великий воин Барсёмон – людьми не являетесь. А Весёлка – женщина, к тому же раненая. Вот и остается нас ровно девять.
 – Ха! – не сдавался Озгуд. – Фастфут-то тоже не человек, а гном!
 – Гном, – согласился Кукиш. – Но если его отец был гномом, то мать принадлежала к человеческому роду.
 – Хм! – тролль обиженно засопел носом. – Ну и ладно!
 – Друг мой, – примиряюще улыбнулся злыдень. – Поводов доказать свое геройство завтра хватит на всех: прежде чем проникнуть в цитадель Мрака, нам еще нужно добраться до нее, по возможности оставшись в живых.
 – А что будет потом? – подал голос Радовид.
 – Потом у врат Смерти каждый из вас получит свою частичку кольца, сделанного мной по описанию в свитке. Мы войдем в оплот врага, чтобы вступить с ним в последний бой, чтобы соединить части в кольцо Света.
 – И все?! – в голосе Лесослава звучало сомнение: предстоящее казалось ему слишком простым.
 – И все, – передразнил юношу Хенрик. – Ты только, смотри, раньше времени в штаны не наделай, юбочник бабий.
 – Ах ты! – Хранитель буквально задохнулся от ярости, потянувшись к Мечу Четырех Стихий, однако мощные руки Озгуда сдавили горячего воина в железных объятьях. Укоризненные взгляды собравшихся героев заставили короля Аллемании проглотить подстегиваемые ревностью остальные слова.
 – Все, да не все, – спокойно возразил Кукиш, никак не прореагировав на новый взрыв ненависти, – он уже все сказал перед этим, и потому не считал необходимым повторять нравоучения. – Чтобы кольцо Света стало тем, чем оно должно стать, вашему покорному слуге следует произнести пару магических строк, и желательно, без помех со стороны, что тоже ляжет на наши плечи, ведь мешать-то нам будут, и очень здорово. Ясно? Теперь все: марш по палаткам, времени до утра осталось не так уж и много.
 Герои потянулись к выходу.
 – Фастфут, Лесослав, други мои, а к вам у меня есть еще одно небольшое дельце, – улыбнулся волшебник, бережно скрывая свиток Света в широких складках своего платья.

* * *

 Очень ласково, почти любовно, гном вытащил Меч Четырех Ветров из ножен и положил его на походный столик рядом с клинком Четырех Стихий, ранее обнаженным Хранителем. Ни Фастфут, ни тем более Лесослав, не спросили волшебника ни о чем: надо – так надо. Домовой приблизился к сверкающей стали, держа в руках нечто, напоминавшее собой большое зеркало, в котором явственно отразились оба меча, но ничего более. Приспособление зависло над остриями, хозяин Одинокой башни произнес несколько заклинаний, едва успев подхватить выпавшие из воздуха точные копии магических клинков. «Зеркало» исчезло.
 – Энто тебе, а энто тебе, милай, – протянул Кукиш новоявленных «братьев» отданного ему во временное пользование оружия. – С энтим по утру в бой и пойдете.
 – Как это?! – в один голос произнесли юноша и гном.
 – А запросто, – отрезал злыдень. – Мечи сии не для битв и сражений ковались, а для того, чтобы Повелителя Зла изничтожить. Так? Так. Вот завтрева они для основного дела и сгодятся. – От волнения Кукиш снова перешел на речь домового из Змеиной балки. – Не хотелось говорить, одначе вам придется. А то не поймете и, все едино, сомнения в душе носить будете: а сомнения воину, в битву идущему, что смерть. Окромя Деза у нас и другой противник имеется. Войско эгоновское по тылам затаилось, и по нашим, и по варлоковским. Хочется проклятущему судьбу испытать, поживу воинскую поиметь знатную. Зажелал враг наш обчий один из мечей с бою добыть: глядишь, по случаю и обломится. Одначе не на тех нарвался! Вы, други мои, в сражение ступайте смело: мечи новые не слабее старых будут. Вот токмо без свойств магических, но зато крепкие: не подведут, не переломятся. А настоящему герою больше ничего и не надоть. Правда, ведь?! Моя же задача – все три клинка под рукой иметь, чтобы, значитца, вовремя супостата встретить, чтобы погибель он свою нашел окончательную. Ясно?!
 Ответом волшебнику были два кивка склоненных голов.
 – И, чур, не журиться, носы ниже пояса не вешать, сопли не распускать! Или вы токмо с волшебным оружием герои, а?! То-то! Ступайте, да глядите, виду армиям своим не подавайте: о том, что подмена в руках ваших, никто знать не должен! Во-первых, чтобы не пугать оробевших да не стращать сомневающихся, а, во-вторых, чтобы Эгон, не ровен час, о подвохе ничего не проведал, да не смылся бы в глубины свои мрачные. Теперича шагайте! Ну, чего с ноги на ногу мнетесь? Труса играете?!
 – Нет, – ответ короля гномов звучал твердо. – Не это беспокоит нас.
 – Не это, – подтвердил Лесослав.
 – А чего ж тогда?!
 – Ты за весь вечер ни слова не сказал о тех, кто томиться в застенке, в темнице черной. Или позабыл о них уже?! Так зато мы не позабыли: души у нас изболелись!
 – Ка-анешно! Токмо у вас память и имеется! Можно подумать! А Кукиш, значитца, лапоть старый, из ума выживший, сердца лишившийся! Ага? Не выйдет! Все-то я помню, и не менее вашего. Одначе от памяти той ноне никому легче не станет. Наша помощь страдалицам не в «охах» да «ахах» заключаться будет, а в победах ратных, на поле бранном! А в застенке том тожеть есть, кому об них озаботиться. Ему оттедова и виднее и сподручнее.
 – Это ты про скелета, что весть от Деза принес?! И ты ему веришь?!
 – Верю, не верю – вопрос, милаи, пустопорожний! Нехай об ём те, у кого головы от мозгов пухнут, мудрствуют. Я же другое твердо ведаю: иного помощника у нас нетути, на него и надежды все. Оправдает – честь и хвала, не оправдает, – ответит!
 – И кому тогда легче станет?! – понуро произнес Фастфут.
 – И-эх, жизня! – развел руками Кукиш. – Вот чего любовь с мужиками творит: телками, что при сиське мамкиной пристоят, их делает! И с таковским настроем ты завтрева гномов своих поведешь?! Дурачина глупая! Их сгубишь попусту, и сам далеко не уйдешь! А как же девять лучей, как же победа над злом окончательная?!
 Королевская ладонь в тяжелой перчатке со звоном задвинула подменное лезвие Меча Четырех Ветров в ножны. Скрипнув зубами, Фастфут, покинул палатку волшебника, Лесослав последовал за ним.

4.

 Шорох в углу камеры заставил Илленари передернуться от омерзения.
 – Отродья крысиные, – с отвращение пронеслось в ее голове. – Даже тут покоя не даете! А ну, прочь отсюда, мерзость серая! – добавила Хранительница уже в слух.
 Однако шорох не прекращался. Он то затухал, то возобновлялся с новой силой, становясь все явственнее и явственнее, будто под гранитным полом обосновалось с десяток огромных кладбищенских крыс. Мало того, каменные плиты вдруг задрожали мелкой дрожью и начали приподниматься кверху. Подземельная принцесса напряглась, втиснувшись в самый угол. Ее расширенные глаза внимательно следили за происходящим.
 – Крак! – самый большой камень раскололся вдруг пополам, отлетев в сторону. В полу образовалась черная дыра, которая расширялась с каждым мгновением. Земля и осколки камней ложились рядом с дырой растущей грудой. Наконец шум стих, и над отверстием показалась лысая безобразная голова, оглядевшая окрестности прищуренным правым глазом; на месте левого зиял грубый рубец. И во всем свете не было на сегодня для принцессы маахисов головы ближе и желаннее.
 – Сэвин! Мой милый Сэвин! – прошептали тронутые улыбкой губы.
 – Ваше величество! Моя повелительница! Моя Илленари! – начальник королевской охраны выбрался на поверхность. – Мы успели! Теперь-то вы в безопасности: маахисы сумеют позаботиться о своей королеве! Где этот недоносок, где тот, кто посмел заключить вас в эту вонючую дыру?! Прикажите, и мы сравняем его замок с землей, а его самого заставим есть эту самую землю! Ваш народ с вами, ваше величество, ведите его!