41. Соня

 Спала я беспокойно. Я долго ворочалась, начинала дремать, но спустя время просыпалась, вспоминала, что со мной случилось за последние двадцать четыре часа, и снова плакала, дрожала и задыхалась. Взволнованная Хайди бегала с мячиком вокруг моей кровати, думая, что это меня утешит. В итоге я кое-как успокаивалась, но через какое-то время почему-то открывала глаза и опять ревела.
 Наутро моё лицо было совершенно красным и опухшим. Я решила не выходить из комнаты и попытаться всё-таки поспать - очень хотелось, но не получалось, - чтобы не беспокоить родителей своим дурацким состоянием. Мысль о том, что папа снова будет морщиться и кричать, вообще не вызывала никакой радости, а сдерживать панику, считать и придумывать план сворачивания терапии совсем не было сил.
 Но мама зашла сама. Увидев, что я всё ещё в постели (вопреки тому, что часы
 показывали восемь-тридцать), она шёпотом позвала:
 - Хайди, пойдём на улицу.
 Хайди навострила уши и подскочила. Я поняла, что маме не хотелось меня будить, и на мгновение испытала благодарность. Но это, казалось бы, светлое чувство тут же сожрала жалость к себе. Я попыталась сдержать слёзы, но они сами потекли по щекам.
 Ну почему я такая!? Слабохарактерная, трусливая, бесхребетная? Одним словом, тряпка! Почему я не могу стать сильной и победить панику!? Почему все могут, а я не могу!?
 Почему-то вспомнилось, как я гостила у бабушки с дедушкой. Ну, "гостила" - это, наверное, сильно сказано: мне был всего лишь год, и родители выдали меня на руки бабушке, а сами поехали за продуктами. Я ещё не умела ходить на горшок и поэтому все необходимые вещи делала не раздеваясь. Лишь тихонько произносила: "Ой-ой..."
 - Господи, она опять..! - сердито восклицал дедушка. - Женя, неси тряпки! Соня, когда ты научишься по-нормальному в туалет ходить, а?
 Я дедушку не понимала и только визжала, потому что было мокро, грязно и страшно. Бабушка приходила с пел;нками, стелила на испачканную мной простынь или чехол от дивана, вздыхала и несла меня купать. Молча. Её молчание тоже пугало меня, и я заходилась плачем пуще прежнего. В присутствии папы происходило примерно то же самое, и только маме удавалось быть доброй и терпеливой по отношению к моим туалетным привычкам. Спустя время я поняла, что горшок куда удобнее, чем тонкие трусики или памперсы, но эти пугающие маленькую меня воспоминания остались в
памяти навсегда.
 Тут же возникло непреодолимое желание помыть руки. Но дома был папа, и выходить из комнаты я боялась, особенно после вчерашнего диалога и тяжёлой - наверное, не только для меня - ночи. У меня даже не было резиновых перчаток: вчерашнюю пару я выкинула как только вернулась домой после приёма - хорошо, что мама ничего не заметила. Я боялась, что родители узнают про перчатки, увидят боль, которая крепко сидела во мне и никак не хотела вылезать, и - самое худшее - догадаются о причине всего, что со мной происходит...
 В двери два раза провернулся ключ: вернулась мама с Хайди. Мне стало ужасно стыдно, что за мной нужен особый уход, что я беспомощна перед своей болезнью (мама говорила, что я здорова, но тогда по какой причине я мучаюсь от панических атак?), и из меня в подушку вырвался стон. Я пыталась зажать себе рот, закутаться в одеяло так, чтобы оно заглушило мои страдания, но не вышло. Теперь я ревела в голос, даже не понимая, почему.
 В комнату буквально сразу вбежала обеспокоенная мама (надо же, сегодня она не в серых трениках и майке, а в цветастом платье. Цветастом, как моё намокшее, ещё вчера свежее и чистое одеяло), а следом за ней - Хайди с мокрыми лапами и животом. Теперь придётся подметать пол, убирать комки влажной шерсти оттенка слякоти...
 - Сонечка, что случилось? - встревоженно спросила мама. - Ударилась? Где болит, доченька?
 Жалость! Снова жалость! Как объяснить, что мне больно внутри? У меня не болит
что-то конкретное, мне просто больно, нестерпимо больно.
 - Соня, посмотри на меня, - я посмотрела на маму сквозь слёзы.
 Всё снова разбивалось в осколки, снова не было кислорода, снова болело горло. Я так больше не могу!
 - Давай подышим вместе, - ласково предложила мама. - Повторяй за мной: раз - вдох, два - вы-ы-ыдох. Ещё раз: раз - вдох, вы-ы-ыдох.
 Я даже не старалась. Я устала считать, я ненавижу эти цифры, но я не могу иначе! У меня больше нет сил!
 - Соня, дышим. Вдох - вы-ы-ыдох. Вдох - вы-ы-ыдох.
 Как можно дышать, когда лёгкие отказали? Как можно успокоиться, когда в тебе живёт паника!?
 Мама взяла меня в охапку. Почему обязательно нужно меня обнимать, когда случается паническая атака? Почему так сделала Виолетта Сергеевна? Она же психотерапевт и должна держать дистанцию! Кто вообще решил, что я хочу обниматься!? Хватит пытаться меня успокоить!
 - Хочешь чаю? - предлагала всё новые варианты мама. Нет, я ничего не хотела. Мне хотелось, чтобы это всё остановилось, и меня оставили в покое! - Смотри, к тебе Хайди пришла.
 Действительно, Хайди сидела прямо передо мной и внимательно смотрела на меня, чуть наклонив голову. Ей было любопытно. И, наверное, тоже жалко меня, если собаки умеют чувствовать.
 Мама замолчала. Просто ждала, когда я наконец успокоюсь - как бабушка молча ждала, что я сделаю какие-то выводы насчёт туалета. А я, заключённая в маминых объятиях, всё плакала и плакала, не в силах что-то изменить и чувствуя себя хуже, чем на последнем приёме у психотерапевта.
 Я услышала, как по коридору прошёл папа. Он был так близко, всего в его трёх гигантских шагах, но будто не заметил моего присутствия и состояния и безучастно удалился. Я не могла понять, рада ли я его равнодушию, или мне больно, что меня не видят, не слышат, не понимают. Мыслей было настолько много, что голова раскалывалась, а я всё ревела от бессилия.
 Мама гладила меня по спине, а Хайди рассматривала меня как забитую, никем не виданную зверушку. Я не могла остановиться, будто внутри меня сорвали тормоза, а запасных не предусмотрели, и мой голос медленно, но верно садился. Ещё немного - и на следующий день я бы снова осталась дома вместо уроков, болеть и догонять класс.
 Неожиданно мама заговорила снова:
 - Сонечка, подожди немного, я сейчас сделаю тебе чай и вернусь, хорошо?
 Мама посмотрела на меня умоляюще. Наверное, ей очень хотелось в туалет, но из-за меня она вот уже час не могла отойти. Я кивнула, дрожа всем телом.
 - Хочешь что-нибудь съесть? - с жалостью в голосе спросила она.
 - Нет, - сказала я ш;потом и всхлипнула.
 - Хорошо, - кивнула мама. - Я сейчас вернусь.
 Я отвернулась к стене и набросила на себя одеяло. Я устала бороться. Болезнь съедает меня, не оставляя энергии, чувств и желаний. Есть только тупой страх. А ещё счёт и идеальность. Хотя вставать, переодеваться, делать уроки и приводить свою жизнь в порядок, жить, как раньше, я уже не могла. Что-то во мне сломалось, как раньше сломалось в Инке, в той девочке с порезами на руках. Я становилась слабой и пассивной, такой, кто не может противостоять. Я боялась этого, и это стало реальностью, доказательства которой - существование в моей жизни Хайди и Виолетты Сергеевны.
 Зашумел чайник, послышался голос мамы. Наверное, папа опять недоволен, что у неё на кухне бардак, и они опять с утра ведут диалоги на эту тему (вообще-то, кухня очень даже чистая. Я бы кое-где переставила продукты и помыла некоторые полки, но существующий вариант совсем не далёк от идеала). Или родители снова обсуждают мою психотерапию. Я закрыла глаза и попыталась перестать всхлипывать. Меня тут нет. Но воспоминания настойчиво твердили мне, что весь этот ужас реален, и мне от него не спрятаться под одеялом.
 - Да, она выглядела очень подавленной, когда вернулась домой, обедать отказалась, выпила чай и таблетки от ларингита, потом уснула минут на сорок. Кажется, Хайди её разбудила, лизнула ей ногу - Соня разволновалась из-за мокрого пятна на носке, началась паническая атака, но я помогла ей успокоиться. Что меня встревожило, на время приступа у неё пропал голос, а потом Соня снова могла нормально разговаривать. Возможно, это из-за недавней болезни... - делилась мама. Значит, я угадала: речь идёт о моей ненормальной жизни.
 Мне снова стало горько и стыдно. Теперь папа будет считать меня пожизненной слабачкой и презирать меня. Он слушал молча. Почему сегодня все молчат!? Хотя, с другой стороны, что ему на это ответить...
 - Я предложила ей ещё подремать, чтобы она хоть чуть-чуть отдохнула, и она согласилась. Соня поспала ещё пару часов, до того момента, как с работы пришёл муж.
 Стоп. С кем она говорит по телефону!?
 - Он в последнее время устаёт на работе и вчера вечером довольно жёстко высказался по поводу Сониной терапии. Соня поддержала мужа - она сама хочет бросить, - но мы вчера поговорили об этом, как Вы советовали, и категоричность с её стороны, на мой взгляд, немного поубавилась, но ночью она снова плакала. Сегодня я Соню не будила, она поспала до половины девятого, проснулась и теперь опять плачет. Говорит, ничего не болит, но я никак не могу её успокоить. Что случилось, тоже не понимаю... Панические атаки совсем её измучили.
 Чайник медленно затихал, и звенящий в ушах мамин голос становился всё отчётливее. "Вы" - это кто!? Только бы не...
 - Хорошо, сейчас попробую дать ей трубку, - согласилась мама.
Нет!!! Если психотерапевт узнает, что я почти весь день плачу... Я притворилась, что снова уснула.
 Мама появилась на пороге комнаты. Я всхлипнула, выдав себя, и замерла. Сейчас будет очень плохо.
 - Соня, - тихо заговорила она, будто действительно поверила, что я сплю, - с тобой хочет поговорить Виолетта Сергеевна.
 Она протянула мне свой телефон в кожаном чехле-книжке.
 - Чехол грязный, - в ответ шепнула я. - А у меня перчаток нет.
Зачем я сказала про перчатки!? Теперь мама точно решит, что у меня крыша поехала. Чем дальше, тем хуже!
 Но мама лишь с жалостью кивнула и протянула мне влажные салфетки, которые она, кажется, положила обратно на этажерку. Я немного успокоилась и взяла телефон.
 - Соня, ты меня слышишь? - из динамика донёсся голос психотерапевта.
 Я хотела кивнуть, чтобы Виолетта Сергеевна не слышала мой охрипший голос, но догадалась, что она меня не видит. А через секунду телефон завибрировал, и на экране высветилась надпись: "Виолетта Сергеевна Психотерапевт предлагает перейти на видеозвонок". Я послушно нажала кнопку "Переключиться", и она тут же увидела зар;ванную меня. А я увидела её. Как и вчера, Виолетта Сергеевна была в рубашке голубого оттенка и белых бусах, и на её руки всё так же падали длинные чёрные волосы. По одежде и бежевой стене на заднем плане стало понятно, что психотерапевт сегодня в центре, звонит с рабочего ноутбука. Теперь я уже кивнула в знак того, что я тут (а где мне ещё быть, если мама собственноручно набрала Виолетту Сергеевну и вручила мне в руки телефон) и смущ;нно сказала:
 - Здравствуйте.
 - Привет, - откликнулась психотерапевт. Её лицо приняло жалостливое выражение, и она спросила: - как ты?
 Я не знала, что на это ответить. Лишь снова начали теплеть глаза.
 - Мне показалось, что тебе грустно, тревожно. Это так? - решила уточнить Виолетта Сергеевна.
 Не так! Нельзя показывать свои проблемы! Я сделаю только хуже!
 Я почувствовала, как по моим щекам скатились две солёные слезинки.
 - Я вижу, что ты плачешь, - продолжила Виолетта Сергеевна. В её голосе было столько жалости, что я, ненавидя себя за всё, завыла. - Это сейчас полезно: ты выпускаешь накопившееся напряжение. Потом станет легче.
 Мне показалось, что психотерапевт надо мной издевается. Вспомнилась поговорка - "слезами горю не поможешь". Папа её очень любит, да и его родители тоже. И ещё они говорят, что нет у меня никаких проблем. Так я и запомнила: плакать в моём случае стыдно, потому что я ничего не знаю о настоящем горе.
 - Ты молодец, что позволяешь себе грустить и бояться, чувствовать, переживать. Для этого нужна смелость. Дыши.
 Я вообще не понимала, что говорит мне Виолетта Сергеевна, и не могла сдерживать слёзы. Так прошло ещё полчаса. Я почему-то подумала, что мама платит психотерапевту лишь за то, что я плачу или паникую, а она Виолетта Сергеевна просит меня дышать. И ещё за то, что с нами живёт Хайди.
 У меня кончилось дыхание. Только я набрала в лёгкие новую порцию воздуха, и слёзы готовы были снова политься водопадом из моих глаз, психотерапевт вдруг сказала:
 - Знаешь, Соня, ты могла бы мне помочь.
 Её реплика снова показалась мне издёвкой.
 - Как? - сдавленно спросила я. "Я" и "помочь" - вещи несовместимые.
 - Дело в том, что я пишу научную работу на тему "Влияние собак на психику человека", и я собираю статистику, как изменяется состояние подростков, когда в их жизни появляется собака, - объяснила Виолетта Сергеевна. - Эту работу я буду защищать летом на конференции, но пока мне не хватает фактических данных.
 - Но чем я могу помочь? - искренне не понимала я. Действительно, где я, а где научная работа?
 - Если ты будешь рассказывать мне о ваших взаимодействиях с Хайди, я смогу включить это в статистику. С твоего разрешения.
 Нет у нас с Хайди никаких взаимодействий! Я даже прикоснуться к ней боюсь! Что тогда будет у Виолетты Сергеевны в статистике? Одна десятая процента опрошенных - "не в состоянии физически и вербально взаимодействовать с собакой". И этой позорной одной десятой процента буду я.
 - Но я никак не контактирую с ней! - воскликнула я.
 - Это тоже данные, - кивнула психотерапевт. Я представила себе диаграмму-пирог с тонкой красной линией. Эта линия прямо-таки кричит: "Посмотрите сюда! Есть и такие странные люди!"
 - Это же глупо! - я снова начинала впадать в истерику. Что за бред!?
 - Твой случай показался мне интересным, но если ты не хочешь, я не буду вносить его в статистику, - примирительно сказала Виолетта Сергеевна.
 Я не нашлась, что ответить. Было стыдно за своё поведение, за свою трусливость, вообще за себя. Я понимала, что мне стоило быть смелее, но я уже не знала, в чём моя смелость должна была выражаться. Так или иначе, мысль о том, что о моих странных проблемах узнает весь мир, была сравнима с новостью о приближении конца света.
 - Давай сделаем так: мы будем анализировать и обсуждать влияние Хайди на тебя, но эту информацию я не буду использовать для своей работы, - предложила психотерапевт. - Хорошо?
 - Хорошо, - меня отпустило.
 - Тогда попробуй пока понаблюдать, меняются ли твои желания, настроение, когда Хайди рядом. Может, ты чувствуешь себя более расслабленной, тебе легче принимать ошибки, проще делать уроки, или наоборот, тебе тревожнее, и становится сложнее сосредоточиться. А во вторник мы обсудим.
 Задание Виолетты Сергеевны показалось мне странным. У меня никак не получалось связать его с рекомендацией отдохнуть. Я перестала понимать всю ситуацию. Но я кивнула:
 - Поняла.
 Нужно делать вид, что мне всё понятно. Всё нормально.
 - Тогда до свидания, - улыбнулась психотерапевт.
 - До свидания, - будто эхом повторила я.
 Я окончательно запуталась.