Три девицы

У Владимирских ворот сидели три девицы. Сидели и думали думу темную, неразрешимую. Девицы уже были немолоды и не так хороши собой. Это продуктивно проведенные юность и молодость давали о себе знать. Творили эти девицы много разных пакостей, замуж так и не вышли, детей во благо Отчизны не произвели. Посему было решено дамочек выпроводить из крепости без права возвратиться обратно. В узелках у них были зелья да снадобья. Ничего съестного взять не успели, постольку-поскольку эффект неожиданности возымел на совершенно обалдевших девиц гипнотический удар.

;Те несколько минут, что дала им стража на сбор, была ничтожно мала. И вместо того, чтобы собирать необходимые собственному организму пропитание, дамочки, причем все, собрали атрибуты колдовства. Забыв при этом чашу для смешивания и варения.

;Сидели они у ворот с раннего утра, сидели и поражались собственной глупости. Они, такие великие, и в самый серьёзный момент повели себя как откровенные дуры. Но признавать данный факт не было сил. Ещё вчера, ну буквально пару зим назад, с ними советовался сам царь, одаривал явствами и утварью. А сейчас пришел к власти сын, и он, как водится, оказался недалёким, и всё рухнуло. Рухнуло в одночасье и стало никчёмным и пустым.
Всё ещё не веря в своё неожиданное несчастье, девицы упорно продолжали сидеть под воротами.

;Первую девицу не первой свежести звали Глаша (за глаза Ягаша), была она самая стройная из всей неразлучной троицы. Худоба была скорее болезненная, чем вынужденная. На голове крепко сидел чепчик, плотно завязанный на семи узелках. Узелки те имели скрытый умысел, наговоры и шепотки, на отвод смерти и удачу. Если подумать здраво, то от смерти всё-таки уберегли, но вот на удачу это под большим вопросом. Но на этот момент жизни думающих здраво не было от слова совсем. Большой крючкообразный нос имел небольшой дефект, большую бородавку сине-фиолетового цвета с пучком чёрных волос аккурат по центру. И если из-под чепчика выбивались серебристые кудри, то волосы на бородавке и усики были неизменно жгуче чёрного цвета. Балахон, что был надет на сгорбленной фигуре, несколько отдалённо напоминал сарафан, он был настолько стар и мят, что больше походил на мешок для корнеплодов. Лапти были огромного размера, и сухая трава, которая выбивалась из современной, на тот момент жизни, обуви, напоминала некое подобие пушка. Сколько ни старались местные дамы достичь такого же результата, у них ничего не получалось. А почему не получалось, а потому что лень движет миром во все времена и народы. Вот если бы сарафанные дамы знали, что сухая трава, что так симпатично превратилась в пушок, была собрана десять жарких лет назад, не меньше, висела в избе завязанная крапивной веревкой, много раз падала на головы нерадивым посетителям, и вследствие чего вид имела жалкий и в зельеварении не годный. А вот для мягкости грубых, сухоньких лаптей подходила само-то.

;;Вторая девица звалась Варея, за глаза (Воровка), и была поупитаннее первой, и поэтому смотрелась моложаво, одета была поинтереснее, спереди на переднике виделась вышивка толстой, но крашеной ниткой, что придавало некую загадочность и также смущало местных сарафанных дам, вносило некий диалект в моду тех далёких времён.
Чепец имел вычурный вид, за счёт также сухой травы, запиханной в верхний угол, и прилежно зашит при свете солнца, что немаловажно. При огарке свечи шитое выглядело кособоко и несуразно. Подолы одеяния были неровные и волосистые, что также выглядело интересно. С первого взгляда было понятно, что это одеяние не предназначено для повседневной жизни, и его аккуратно снимают на ночь, сон в нем не примая. Да и сами лапти были почти по размеру, что большая редкость того времени.

;Третья Пелагея, в народе (Перекати-поле), была совсем крупна, с арбузными грудями и огромными красными щёками, уродливостью, как первая, не отличалась, была бойкой, бегала быстрее молодых и крепких парней. Одета была по последнему писку моды, на сарафан был не первой свежести, надевала накидку, тяжёлую и красиво сотканную. Сарафан в пол закрывал лапти, поэтому не было понятно, но очень интересно, как выглядят лапти на этой крупной девице. На самом деле они выглядели жалко. Если обычный люд носил лапти два месяца, то Перекати-Поле носила неделю, из-за такого веса лапти приходили в упадок на пятый день, а на седьмой полностью развалились. Поэтому сарафан в пол был как нельзя кстати.

;Все три девицы к вечеру проголодались и только и делали что вспоминали о куропатке, которую вчера сперли из чужих силок, те силки, к сожалению, оказались царского охотника, и он незамедлительно поспешил нажаловаться самому царю. И вот сегодня девицы сидят у владимирских ворот и сожалеют. Не понимают до конца, что виной тому не куропатка, а накопившиеся беды от трёх нашкодивших знахарок. Молодой царь был уже давно наслышан от своих подданных, но гнев свой до поры до времени сдерживал. А тут вскипел по-настоящему, ишь ты, изо рта продукты рвут. Вот де нахалки, да ещё какие! Ох зря им батюшка волю дал, ох зря.

;Да и себя уж пора показать, второй год царствует, а характер ещё толком не показывал. С чего-то надо начинать, чтоб другим не повадно было. Вот случай и представился. После, может, и пожалел молодой правитель, но было уже поздно. Ведь медицины как таковой не было совсем, и ведуньи-знахарки хоть как-то сглаживали наболевшую, в полном понимании слова, тему, хоть и шкодничали порой.

;Как совсем завечерело и прохлада стала спускаться, девицы забеспокоились, негоже ночевать под воротами, ещё какой враг захочет овладеть опостылевшим им острогом. Девицы решили уйти в лес и переждать. К сожалению, решение было принято поздно, и ночевать им пришлось на траве под открытым небом. Что не очень благотворно могло сказаться на здоровье девиц. Но поделать уже нечего, надо было как-то на постой остановиться, что и сделали девицы, им не в первой.
Сверху на девиц поглядывала не только стража, а еще двое несколько заинтересованных лиц. Дед Федул и его друг дед Елисей давно сверху наблюдали за девицами. Наблюдали и диву давались, как хороша Варея и сверху, и сбоку прям красотка, всё при ней. Оба кавалера были влюблены по уши до седых волосков на ушах. Но друг другу в этом не признавались, стыд имели. Тем не менее от зари и до самых вечор простояли, аж шеи затекли. Дед Елисей даже сбегал до дому и принес узелок харчей, хотел девицам втихушку скинуть, но стража не дала. И пока дед Елисей до хруста в шее доказывал, что милосердие не грех, стража решила дедов отправить в темницу, чтоб не мешали охрану нести. Деды смекнули быстро и свалили вовремя, увидав на прощанье неважным зрением, что девицы, как олени, несутся в лесополосу. А Варея, раскрасавица, еще и сарафан подняла и оголила красивые белые ноги. От чего у дедов защемило в груди и несколько бабочек спустились в живот и устроили себе там неловкое безобразие.

;К слову сказать, ноги оголили все девицы, но взгляд падал только на Варею, уж больно ладна она была и притягательна.
И вот пока стража челюсти свои чуток потеряла, деды и смылись, прихватив своих бабочек. С ними и пошли к деду Федулу думу думать и харчи в узелке съедать, а то завтра всё будет негодно.

;Продолжение следует.

;