На антресолях. гл. 9. Сердцу не прикажешь

                                                
                гл. 9      
               
                Сердцу не прикажешь
       
        Лишь один человек мог без приглашения завалиться к нам в семь часов утра. Это был братец Данилки –- Даня, здоровенный мужик, говоривший густым басом. Он работал журналистом в одной из питерских газет. Разбуженный хозяин
что-то недовольно пробормотал себе под нос, но всё же встал с дивана и открыл входную дверь.         
      
        Братья прошли в комнату, сели за журнальный столик и стали обмениваться новостями, время от времени обсуждая своих родственников. Когда же все темы были исчерпаны, Даня обратился к Данилке с деликатной просьбой -- предоставить ему нашу комнату на вечер.
        -- У меня сегодня важное рандеву, -- сообщил гость.
        -- Конечно, я могу переночевать и в мастерской Бородина, -- ответил хозяин. –- Но что за срочность?
      
        -- Тут такое дело, -- скрестил руки на груди Даня. –- Сегодня в банкетном зале ресторана «Метрополь» встреча выпускников журфака. Ровно двадцать лет назад мы окончили университет. Там будет Мила, с которой я учился
в одной группе. Перед ней я в неоплатном долгу.
        -- И что за долг? –- спросил Данилка.
        -- Ну, как тебе сказать, -- вздохнул Даня. –- Она всегда приходила мне на помощь: исправляла ошибки в текстах, помогала
с курсовыми работами. Можно сказать, тащила меня за уши с первого до последнего курса. Однажды я крупно проиграл
в карты. Так она две недели подкармливала меня картошкой и капустой в общаге, пока я не дотянул до стипендии.
      
        -- Это обычная студенческая взаимовыручка, -- пожал плечами Данилка.
        -- Я тоже поначалу так думал. Проще говоря, пользовался её добротой и расположением, пока одна из её подружек
не шепнула мне на ушко, что Мила по мне сохнет. Кстати, Мила единственная из группы, кто навещал меня
в Мариинской больнице, пока я там лежал с аппендицитом.
      
        -- Ну а ты?
        -- А я не обращал на неё внимания.
        -- Почему? Она некрасивая, что ли?
        -- Не то чтобы некрасивая, -- замялся Даня. -- Скорее, неприметная, неяркая, маленькая. Одним словом, серая мышка.
А я в то время западал только на самых видных баб. Помнишь, я приходил к тебе с Зинаидой?
        -- Конечно помню. Шикарная блондинка с пышными волосами. Я тогда просто обалдел.
        -- В колхозе на картошке, схлестнулся с разведёнкой Викторией, преподавательницей английского.
В общем, бабы вскружили мне голову, потерял берега.
           Я метался от одной красотки к другой, всё искал лучшую. Но тот, кто ищет лучшую, никогда не будет ценить то, что имеет. А любовь, как известно, это выбор не лучшего, а своего. Но, увы, я понял это слишком поздно. И до сих пор жалею,
что не согрел, не приласкал, не уделил ей внимания.
        -- Мог бы и в койку затащить, раз такое дело, -- выпучил глаза Данилка. -- В знак уважения и признательности.
        -- Вряд ли бы она согласилась, -- покачал головой Даня. –- Она вольностей себе не позволяла.
   
        —- На твоём месте я бы сходил в церковь и покаялся, -- сделал скорбную мину хозяин.
        -- Спасибо за совет. Когда-нибудь обязательно им воспользуюсь.   
        -- Ладно, я дам тебе вторые ключи. Будешь уходить, закрой дверь и положи их во внутренний карман зелёной куртки,
что на моей вешалке в коридоре...
      
    
        В «Метрополе» погуляли от души. Группа была почти в полном составе, не хватало только Зинаиды, которая в то время жила в Швеции со своим вторым мужем. Танцевали, пели, играли в фанты. Из-за этих фантов Дане даже пришлось поцеловать Милу, впрочем, судя по её улыбки, она ничего не имела против.
        В тот вечер песня «Rivers of Babylon» в исполнении Boney M. вызвала настоящий ажиотаж. Никто не смог усидеть
на месте -- компания  пустилась в пляс. На паркете творилось что-то невообразимое. 

        Когда объявили белый танец («Прощай, мы расстаёмся навсегда»),  Мила изящным реверансом пригласила Даню. Он ответил лёгким поклоном. Её рука легла на его плечо, и их пара первой закружилась по залу.
Они, не отрываясь, ласкали друг друга взглядом. Невольно вспомнились слова Гомера: «Часто немые глаза красноречивее уст».
      
       После ресторана Даня и Мила решили погулять по набережной Невы, вдыхая сырой, влажный питерский воздух. Их лица обдувал прохладный речной ветер, не раз пытавшийся сбить их с ног. Его порывы были настолько сильны, что на другом берегу Невы на пляже Петропавловки поднимались песчаные вихри. А когда разъярённые волны, бороздившие реку, ударялись о гранит берегов, в нашу парочку летели мелкие холодные брызги.

        О чём они только не говорили, вспоминая забавные эпизоды их студенческого бытия, но при этом старались не касаться личной жизни. Даня частенько обсуждал с Данилкой то, что произошло в этот вечер, так что я была в курсе всех событий.
      
        Как же мне не терпелось тогда увидеть эту самую Милу. Пришлось ждать весь день, но долгожданная парочка появилась
в нашей комнате очень поздно, уже за полночь.
       
        Когда к сильному ветру добавился косой дождь, Даня и Мила не только продрогли, но и промокли. А потому, как только вошли
в комнату, то сразу же скинули промокшую верхнюю одежду.
Даня включил электрочайник, достал из серванта две фарфоровые чашечки с блюдцами и стал готовить горячий кофе, чтобы согреться. Женщина уселась на плюшевый диванчик. Так как Даня обращался к ней только по имени, я срвзу поняла, что это и есть Мила. Только теперь я смогла её хорошенько расглядеть.
      
        Красавицей её, конечно, не назовёшь. Тут я с Даней соглашусь. Вряд ли мужчина сразу обратит на неё внимание.
Лицо одухотворённое благодаря нежным бархатным глазкам, но не выразительное. Маленький носик идеально правильной формы, высокий лоб, печально опущенные уголки  губ; шелковистые русые волосы с огненным отливом спадали до плеч, обрамляя лицо. Следов косметики я не заметила, лишь ресницы слегка коснулась чёрная тушь.
        Женщина обладала стройной, но не до конца сформировавшейся фигурой, далёкой от идеала женственности:
не хватало выпуклых форм. На ней были длинная чёрная юбка и просторный чёрный блузон с узкими рукавами без изысков.   
        Когда гости выпили кофе с овсяным печеньем, они быстро согрелись. Даня потушил большой свет и включил гирлянду красных лампочек на стене. Вместе с розовой подсветкой Венеры Милосской в комнате сразу стало уютно.

        -- Здесь так комфортно, как в ресторане, -- с восхищением сказала Мила.
        -- Темнота, друг молодёжи, -- добавил Даня.
        -- Тоже мне нашёл молодёжь, -- буркнула она.
        -- Но и не старики же мы на самом деле, -- ответил он.

        -- А что, твой брат играет? –- заметив на стене гитару с блестящим тёмно-рубиновым отливом, спросила Мила.
        -- Да, иногда может взять пару аккордов. Но, в основном, играют его друзья.
        Даня снял со стены гитару и передал Миле. Она, сделав парочку переборов,  исполнила романс:
«Не для тебя, так для кого же», который он так любил.

                Не для тебя, так для кого же
                Наряды, серьги и цветы?
                Ты для меня всего дороже,
                В моих мечтах есть только ты.               
         
                Не для тебя, так для кого же
                Мне снятся лишь цветные сны?
                Они так сказочно похожи
                На пробуждение весны.
                (https://disk.yandex.ru/d/8BM1I5zEf0m_tg)   

        Когда она закончила петь, он громко захлопал в ладоши и поцеловал ей
руку.
        -- Наконец-то и ты оценил! –- радостно закивала она.

                *           *           *           *

        Заглянув в старый холодильник «Саратов», что стоял под антресолью, Даня увидел там бутылочку золотистого токайского вина.
        -- Может, по бокальчику? –- предложил он.
        -- Нет, на сегодня с меня хватит, -- отказалась она.
        С явным разочарованием он закрыл холодильник, подошёл к магнитофону и включил песни Демиса Руссоса, но очень тихо, только для фона. После чего уверенно подсел к ней на диван и, приобняв за плечи, притянул к себе и поцеловал в шейку.
       
        Мила вздрогнула от неожиданности, вопросительно подняла брови и отстранилась от него. Затем, глядя ему прямо
в глаза, спросила:
        -- Даня, что с тобой?  Раньше ты не обращал на меня внимания, а теперь вдруг решил проявить интерес? Из-за того, что Зинаида не приехала?  Пытаешься найти ей замену, чтобы пополнить свою коллекцию?
        -- Ты столько для меня сделала, -- выдавил он из себя, -- а я...
        -- Решил меня отблагодарить?
        Даня смутился и пробурчал что-то невнятное.
      
        Мне в этот момент вспомнилась "Старуха Изергиль" Горького. Конкретно тот эпизод, когда уже сорокалетняя Изергиль ради спасения бросившего её молодого любовника, поляка, убила часового. На радостях поляк назвал свою освободительницу "моя королева", что её сильно разозлило. Она не хотела, чтобы её любили только из благодарности,
и прогнала его.
          
        -- Признайся честно, ты ведь не любишь меня? –- допытывалась Мила.
 –- Скажи, что любишь, и я сама сниму одежду.
        Кровь бросилась ему в лицо, он снова пробурчал что-то невнятное. А когда встал с дивана, его качнуло. Он не знал, куда спрятать свои глаза.
    
        Эта сцена напомнила мне эпизод из фильма «Идиот», где Настасья Филипповна бросает деньги в огонь.
Перед этим она обратилась к своему жениху Гане:
        «Ну, так слушай же, Ганя, я хочу на твою душу в последний раз посмотреть; ты меня сам целых три месяца мучил; теперь мой черёд. Видишь ты эту пачку, в ней сто тысяч! Вот я её сейчас брошу в камин, в огонь, вот при всех, все свидетели! Как только огонь обхватит её всю — полезай в камин, но только без перчаток, с голыми руками, и рукава отверни, и тащи пачку из огня! Вытащишь — твоя, все сто тысяч твои!».
       Все, кто набились в гостиную, обезумели, а Ганя, от невыносимого волнения собрался уйти, но потерял сознание и рухнул на пол. Настасья Филипповна сама выхватила пачку из огня каминными щипцами и оставила деньги Гане в награду за его страдания...

    
        -- Ну я жду, -- сжав кулачки, напряглась Мила. –- Скажи только одно слово, и я буду твоей!
        Даня сглотнул. Голова закружилась, по телу пробежала дрожь. Он словно окаменел и не мог шевельнуть
ни рукой, ни ногой.
        Повисла неловкая пауза. Казалось, она будет длиться вечно. Первой взяла себя в руки Мила.
        -- Давай останемся друзьями, -- наконец выдохнула она, вытирая капельки пота на лбу. -- Отвези меня лучше в гостиницу. У меня завтра поезд в Тюмень
в 10 часов.
        -- А ты где остановилась? –- немного придя в себя, спросил Даня.
        -- Гостиница «Ленинград», это напротив крейсера «Аврора».
        -- Так это на правом берегу Невы.  Тебе туда уже не попасть, -- взглянув на часы, сказал он. –- Мосты уже разведены.
        -- Ой-ё-ёй! –- схватилась за голову Мила. –- Сколько лет прожила в этом городе, а про мосты всегда забываю.
        -- Ничего страшного, -- успокоил её Даня. -– Переночуешь здесь, а завтра заберём твои вещи из гостиницы и отвезём тебя на вокзал.
        -- Ну что ж, выбора нет, -- покачала головой Мила. -- Придётся оставаться.
      
        Даня принёс ей подушку, простыню и лёгкое пуховое одеяло, оставив Милу спать на диване, а сам, сняв пиджак,
в расстроенных чувствах забрался на антресоли.         
        Когда они устроились на своих местах, своим ласковым голоском она пожелала ему спокойной ночи. 
        -- Спокойной ночи, -- неуверенно ответил он.
   
        Однако заснуть в эту ночь им было не суждено, сон упорно не шёл: они лежали с открытыми глазами, даже не пытаясь забыться. Но если Даня лежал неподвижно на спине, то Мила постоянно ворочалась с боку на бок, голова горела, путались мысли.
«Не слишком ли я была непреклонной?» –- задавала она себе один и тот же вопрос. И, хотя любимый мужчина был так близко от неё, она не знала, что предпринять.
        «А представится ли ещё такой случай? –- хотелось мне ей сказать. -- Как бы потом не пожалела».
Конечно, казаться гордою сил ей, может, и хватит, но стать счастливою, может, и не хватить.


        Не знаю, что на неё нашло. Возможно, Мила услышала мои слова. Но как бы то ни было, она первой нарушила молчание:
        -- Даня!
        -- Что? –- отозвался он.
        -- В горле пересохло.
        Он спустился вниз, зажёг светильник на стене. Достал из холодильника вино,  наполнил два бокала и присел к ней
на диван.
        -- За что пьём? –- спросил он.
        -- Раз нет любви, значит, за дружбу, -- ответила она и села рядом с ним.
        -- Давай так: за трепетную дружбу.
        -- Хорошо, я согласна, -- кивнула она, и они выпили вино.
        Приятное тепло разлилось в груди.
       
        Он поставил бокалы на столик, а потом, откинув голову назад, виновато произнёс:
        -- Прости, что так вышло. Я просто хотел тебя немного приласкать.
        Она ничего не ответила, только сильнее сжала губы, но, когда он попытался встать, придержала его за руку.
Даня посмотрел на неё с удивлением и увидел, как в её глазах заблестели озорные огоньки, а на лице застыла загадочная улыбка.

        Тогда он придвинулся ближе и обнял её за талию.
На этот раз она не противилась, а сама потянулась к нему. Плечи её мелко дрожали, дыхание стало прерывистым и неровным.
Когда их губы встретились, страстное желание охватило её,  жар пробежал по телу, всё поплыло в белом тумане...

        На следующее утро Даня вызвал такси. Они собрались и присели на дорожку.
Но вдруг Мила внезапно вскочила, взяла гитару и, пританцовывая, исполнила арию Кармен: 
               
                «Любовь -- дитя, дитя свободы,
                Законов всех она сильней.
                Меня не любишь, но люблю я,
                Так бойся же любви моей!»
      
        Ох, как при этом горели её щёки! Ох, как при этом горели её глаза! В этот миг не было на свете женщины более прекрасной, чем она.
               
                «Меня не любишь ты,
                Так что ж, зато тебя люблю!
                Тебя люблю я, берегись любви моей!»

        Потом они направились в гостиницу, забрали вещи и поехали на Московский вокзал.
Всю дорогу он осыпал её комплиментами и радостно улыбался. Она же молчала, погрузившись в  свои мысли. Когда подошли к её вагону, он попросил номер телефона. Но она не дала.
        -- У меня муж есть, -- растерянно призналась Мила. -– Прости, забыла тебе сказать.