Сценарист огня

Глава I. Врата Перелома

Элкайн проснулась в гулком месте. Ни пола, ни неба — всё было как пепельная зыбь, которая шептала её имя, хотя она его не помнила.

«Ты — та, кто забыла. Но ты — последняя, кто может вспомнить», — сказал голос, будто вырезанный из стекла.

Она не знала, где находится, но чувствовала, что у неё когда-то были крылья. Не ангельские, нет. Скорее… обожжённые костяные дуги, которые несли её сквозь времена. В ней были обрывки — звуки старой песни, шорох бумаги, чужие слова в её голосе. Как будто кто-то вложил в неё миллионы жизней, чтобы однажды она… сломала всё.

Элкайн шагнула в пространство, и под её ногами зажглись символы. Это были воспоминания, записанные не чернилами, а голосом. Она была  — той, кто через голос может переписать реальность.

Слова были оружием.

И первым, что она сказала, было:

«Я не прошу. Я утверждаю. Моё имя — Элкайн. И я здесь, чтобы вспомнить, почему всё должно быть разрушено».

;

Глава II. Город из Пустот

Город назывался Нэмис. Но на древнем языке, языке, который никто уже не помнит, его имя означало: место, где память не держится.

Элкайн стояла на его границе.

Не улицы — лабиринты из чужих голосов. Не дома — панцири из лжи. Здесь всё было неправдой, но выглядело настоящим. Люди шли, смеялись, спорили, любили, умирали. И всё это — словно записано заранее. Слово в слово. В интонациях. В дыхании. В паузах.

Она чувствовала: эти жизни — повтор.

«Нэмис кормится чужими воспоминаниями», — прошептал кто-то из стен.
«Если ты здесь — значит, ты не должна помнить».

Но Элкайн помнила странное.

Она не знала, откуда знала язык криков птиц. Почему могла остановить чей-то шаг одним словом. Почему, когда она сказала: «Замолчи» — мужчина перед ней исчез, будто его никогда не было.

И тогда она поняла: голос — не инструмент. Голос — это портал.
Когда она говорит — реальность перезаписывается.

Нэмис — декорация. Репетиция.
А она — единственная, у кого в горле всё ещё живёт настоящее слово.

;

Глава III. Театр Мёртвых Слов

Она вошла в него, когда часы на главной площади встали. Не остановились — встали. Как будто что-то отказалось идти дальше. Не город. Не время. А реальность. Словно всё, что окружало её, поняло — дальше она.

Театр мёртвых слов не имел крыши. Только чернота над головой и маски без глаз. Актёры без тел. Только голоса, записанные веками назад, звучали в воздухе, будто плёнка, которую снова и снова кто-то крутит.

И вдруг:

— Добро пожаловать, Элкайн, — сказали все хором.
— Ты ведь пришла, чтобы забыть?

Она не ответила.

Потому что знала: если заговорит — сломается всё.

Эти мёртвые слова — не просто речь. Это — законы.

Когда кто-то произносил «Люблю» — два сердца связывались навсегда.
Когда шептали «Умри» — даже камни сгорали в пепел.

А она пришла с живым словом.
Своим.
Не прописанным.
Не ожидаемым.
Глава IV — Пепельный Сценарист

Голос — это пепел. Он остаётся даже тогда, когда горит всё вокруг.

Элкайн стояла в заброшенном театре, где потолок рушился от собственного веса, а сцена напоминала могильную плиту. Здесь когда-то ставили пьесы, рождались легенды, писались новые миры. Теперь — только тишина, пыль и тени.

В центре сцены — одинокий стул, обитый выцветшим бархатом. Рядом — старинный микрофон, оплавленный, будто переживший пожар. Никто не знал, кто сжёг этот театр. И никто не пытался вернуть его к жизни. Но Элкайн пришла не за этим.

На шее у неё висело ожерелье с тремя замками. Один был открыт — это означало, что первая роль сыграна. Второй щёлкнет, когда она начнёт говорить так, как не позволено. Третий — когда сам мир отзовётся её голосом.

Она подошла к микрофону. Коснулась его пальцами. Он дрогнул — будто узнал её. В тот же миг стены театра пошли трещинами. На них начали проступать фразы, которые она слышала всю жизнь:

«Сначала улыбнись, потом говори.»
«Ты же девочка, зачем тебе это?»
«Будь благодарной. Ты многого хочешь.»

Она улыбнулась. Но не по правилам.

— А теперь — моя сцена. Мои реплики. Мой сценарий.

И она начала говорить.
Не голосом — вибрацией.
Словами, которые просачивались сквозь бетон, пыль и кости времени.

Каждая фраза — как кость в горле у старого мира.
Каждое слово — как ножницы по верёвкам марионеток.

Голос Элкайн стал пеплом. Он оседал на плечи тех, кто пытался молчать. Он прожигал тишину.

И когда она произнесла ту фразу, которую ей всю жизнь велели не говорить, ожерелье щёлкнуло вторым замком:

— Я больше не чья. Я — сценарист огня.

И тогда, в глубине сцены, открылся портал.
Крылья, сделанные из плёнки старых лент, вытянулись из стены.
Актёры прошлого, забытые герои, выгоревшие героини — все они тянулись к ней.
Но она их не замечала.

Элкайн писала.
Не пером. Не клавишами.
Голосом.

Она переписывала роль, в которой больше не нужно выживать, чтобы быть услышанной.

;

Глава V — Тишина до Бури

Некоторые не кричат.
Они затаились, как гром, перед тем как стать судьбой.

Элкайн исчезла.

Те, кто её искал, не находили ни следа. Ни запаха. Ни тени.
Только странные искажения в записях.

Тот, кто случайно прослушал старую плёнку, говорил, что слышал её голос —
будто кто-то шепчет из-под земли:

— Ты сам себе цензура?

Она ушла в город с заколоченными окнами.
Где каждый дом звучал, как забытая симфония: скрипы, гул, капли на трубы.

Элкайн шла босиком по бетону, и казалось —
под её ногами оживали трещины.

Она больше не говорила вслух. Она ждала.

В этой тишине она научилась слышать всё —
каждую попытку соврать,
каждое «всё нормально»,
которое на самом деле было криком.

Люди к ней не подходили. Но всё чаще —
начали видеть её во снах.

Она не говорила. Она смотрела.
И в этом взгляде — будто что-то начиналось.

;

А однажды утром по всей стране
сломались голосовые помощники.

Вместо привычного «Привет, чем могу помочь?»
раздалось:

— Ты не обязан быть удобным.

В тот день в правительственных залах отключились микрофоны.
В школах дети начали задавать неудобные вопросы.
А на всех радиостанциях разом прошёл только один трек —
записанный в Пепельном Театре,
голосом, который никто не знал.

Но — голосом, от которого никто не мог отвернуться.

Элкайн появилась на крыше старого здания.
Ветер рвал её волосы.
В руках — тот самый микрофон, с расплавленным металлом.

Она подняла его и прошептала:

— Они слышат только, когда ты кричишь.
Я заставлю их слышать, когда ты молчишь.

И тогда — небо треснуло.
Глава VI — Сценарист огня

Молчание было не пустым.
Оно стало полотном, на котором Элкайн рисовала свою правду —
и каждый штрих сжигал мир вокруг.

Но огонь — не всегда враг.
Он может быть созиданием, если ты знаешь, как его держать.

Молчание стало её силой.
Её манипуляцией с реальностью.

Когда она ступала по разрушенному городу,
где улицы напоминали параллельные миры,
каждый её шаг был не просто звуком —
он был директивой.
Зовом.

Элкайн не искала людей.
Она искала того, кто ответит.

Её пальцы скользили по трещинам в стенах,
и бетон начинал вибрировать —
как струны забытой мелодии.

Там, где раньше были окна,
теперь — только тень.
А за ней — тени тех, кто мечтал.

Кто пытался изменить мир,
но не знал как.

Элкайн шептала без звука.
И тени начинали двигаться.

Не как призраки.
А как огонь,
захватывающий пространство,
не оставляющий пути назад.

Каждая тень была полна воспоминаний.
Чужих.
Далеких.
Забытых.

Это были не голоса.
Это были непроизнесённые слова.
Те, что не дошли.
Те, что застряли между горлом и миром.

Элкайн не говорила.
Она касалась.

И тогда, как ветер в пустой комнате,
тени начинали звучать.

Но это было не слово.
Это было ощущение.
Как когда ты вспоминаешь важное,
но не можешь сказать.

Тени шептали.
А Элкайн слушала.

И она узнала:
эти тени — не просто забытые.
Они были частями её самой.

Теми кусками правды,
которые она отдала,
чтобы выжить в мире,
где на правду не было места.

;

Глава VII — Когда молчание становится голосом

Мир, который она переписывала,
больше не был игрой.
Он стал настоящим.

Слова уже не рушили.
Они зажигали.

В каждом, кто осмелился услышать.

Элкайн стояла на пороге своего прошлого —
того самого театра,
ставшего храмом разрушенной реальности.

Она закрыла глаза.
Подняла руку.

И с каждым её жестом
менялся не бетон,
а сознание.

Люди начали слышать не её,
а себя.

Те, кто молчал из страха,
заговорили.

Те, кто был заглушен чужими словами,
вдруг услышали,
что тишина — это не пустота.

Это — место для их собственного голоса.

Элкайн не вернулась.

Но она уже была не нужна.

Она стала голосом,
который разбудил всех.

Теперь те, кто стояли на грани,
смогли сделать шаг.

;

Она не просто вырвалась из молчания.
Она показала дорогу.

И теперь этот огонь
живёт в других.

В тех, кто решился
на своё первое,
настоящее
слово.