Дождь сопли любовных романов. Концентрат

- К сожалению, мне пора идти. – Сказала Катя, с удивлением оглядываясь на непонятный шум, раздающийся  возле скамейки неподалеку от них. Там собралась толпа, но парочка, поглощенная друг другом, ажиотажем возле скамейки не заинтересовалась и двинулась к  Садовому кольцу.
- Не мое, конечно, дело, но вас кто-то ждет? – Уныло поинтересовался Максим.
- Да. - Ответила Катя и бросила на него томный многозначительный взгляд.
Этот взгляд Максим понял по-своему и огорчился. Ну, разумеется, а он-то чего ожидал? Что такая прекрасная девушка одна и ее никто не ждет в самый  разгар месяца влюбленных.
- Меня с нетерпением дожидается одно существо – крошечная собачка с чудным именем – Муша. И ей уже пора гулять.
- Правда, тебя ждет только собака? – С невероятным облегчением выдохнул Максим. Не смотря на свои правильные тактические намерения не влюбляться в очаровательную девушку, просто провести в её обществе несколько приятных часов, он почувствовал, что выполнить свое решение не в состоянии. С такой чудовищной силой его еще не тянуло ни к одной женщине. – Это только начало! – Ужаснулся он, почувствовав себя запутавшимся в  невидимой волшебной паутине. Сила, не зависящая от воли, совести и разума не отпускала его от этой девушки ни на шаг.
А Катя? Под его синим взглядом у неё кружилась голова и сладко замирало сердце – влюбленность, как шампанское растекалось по её венам.
-  Вы мне обещали сходить со мной в ресторан. – Напомнил Максим.
- Разве я обещала? – Катя, нагнувшись, сняла туфельку и, балансируя на одной ноге, накинула ему руку на шею и обожгла ладонью плечо. Сердце Максима сделало перебой. Легкий, едва уловимый аромат девушки щекотал ноздри, теплый и холодноватый одновременно, запах ландышей и меда. – И, возможно её естественный запах. - С дрожью подумал он.
Вытряхнув из обуви мифическую песчинку, Катя невыносимо женственным жестом откинула с лица волосы, и он увидел тоненькую синюю жилку, бьющуюся у виска. Увидел и понял, что окончательно пропал. Этот маленький синий ручеек пересекал белый Катин висок и бился, пульсировал в унисон с её сердцем.
Это настолько потрясло Максима, что он почувствовал зимний озноб в душный майский день. Хитрая  московская девчонка простым и ласковым жестом дала почувствовать ему все обаяние своей телесной красоты. И влечение, столь мощное, как цунами в Японском море, как взрыв протуберанца на Солнце, да что там на Солнце – на Веге, Сириусе и Орионе, вместе взятых, притянуло его к ней.
Увидев рядом с собой трогательную голубую жилку, он  нагнулся и приник губами к нежной бледной коже на виске. Девушка от неожиданности испуганно отшатнулась.
- Это было выше моих сил. - Прошептал Максим.
Катя опустила голову и молча пошла в сторону театра Сатиры. Максим, догнав её, сказал:
- Вы обиделись?
«Мне было приятно». - Подумала Катя, но вслух произнесла. - Что это вы себе позволяете?
- Искушение было слишком велико, - фальшиво вздохнул мужчина. – Ну что, выгуливаем собачку и идем в ресторан? Не намерены же вы меня заморить голодом, жестокая,  или я могу рассчитывать на домашний ужин? – Пришла ему в голову другая идея.
- Не можешь. - Твердо ответила Катя. – Я не готовила сегодня…
- А где ты живешь?
- Я живу на улице Огородная Слобода. – Отрапортовала девушка.
- Это далеко? В каком нибудь Дуево-Кукуево?
- Чистые пруды устроят?
- Что-то я не помню там такой улицы. А как она раньше по-человечески называлась?
 - Переулок Стопани.
-  Да? Так поедем, поедем скорее выгуливать нашу Муху.

Троллейбус, плыл по городу, как величественный кит, возвышаясь над всяческой автомобильной мелюзгой, и через десять минут довез их до раковины-улитки метро Красные ворота. Быстро проскочив Большой Козловский, почувствовав божественные запахи, Макс  затормозил возле шашлычной  «Сулико».
- Надо же, - сказал он, - во времена моего детства и бедной юности ничего подобного здесь не водилось. Интересно, там и шашлыки по-карски подают?
- Не знаю. -  Почему-то сердито ответила девушка.
- А мы это проверим. Слюшай, дэвушк, заходы! Шашлык будым кюшать. Вино будэм пить.
- Не могу,  дамы из высшего общества  с голыми ногами по ресторанам не ходят. - Назидательно сказала Катя. И, улыбнувшись, добавила. – Я хочу для первого в моей жизни визита в ресторацию надеть вечернее платье.
- Да и  Муха не выгулена у нас еще…
- Муха не проблема, она может в лоточек сходить на балконе.
- Как кошка?  - Восхитился Максим. – Удобно.
- Вот что, я сейчас заскочу домой, дам наставления Мухе, переоденусь и  вернусь через двадцать минут.
- А я пока что-нибудь закажу. – Макс улыбнулся. - Оргию заказывать? Икру тазиками, цельных осетров на серебряном блюде? Бочку коньяку?
- Пожалуй, одной бочкой мы не обойдёмся. – Катя засмеялась. Максим был такой красивый, лощеный, изысканный и при этом совершенно простой московский парень.

Заняв круглый столик, он покосился укоризненно на не слишком свежую скатерть, и стал изучать меню. Шашлыки, кебабы, сациви. Кинзмараули, Цинандали, Алазанская долина… Время, оказывается, может остановиться, замереть и потечь вспять. Подплыла величественная, как царица Тамара, официантка, и Максим заказал чуть ли не половину меню. И чистую скатерть, заодно.

Заскочив в квартиру, Катя подхватила бросившуюся ей навстречу с радостным визгом собачку, вынесла ее на балкон и посадила в лоток с песочком. Муха обиженно попыталась вырваться, но получив торжественное обещание  утром увеличить прогулку вдвое и сливочное мороженное, в качестве компенсации за моральный вред, а это лакомство кроха любила, даже сильнее, чем чудную мясную косточку и все свои игрушки, собачка на радостях сделала небольшую лужицу.   
- Мушка, не обижайся. Я встретила…- Катя замолчала, подбирая верные слова. - У него синие глаза и он… Он необыкновенный такой! – Говорила Катя, копаясь в своем гардеробе. Она вытащила и бросила на кровать костюм из креп-сатина цвета палевой розы. Под него Катя  надела салатного оттенка топик, собственноручно сшитый ею по картинке из каталога «Дикой орхидеи», по девичьи трогательный и невероятно соблазнительный. Натянула эфемерные чулочки, защелкнула вокруг щиколоки тонюсенький золотой браслет, ноги сунула в  туфельки-лодочки на шпильке.
Снова подкрасив прозрачной, с эффектом влажных губ, помадой рот, улыбнулась и подмигнула счастливой незнакомке в зеркале. Сердце ликовало:  - Это – он! Он пришел!

Максим, сделав заказ, вышел на улицу. И слегка испугался. А вдруг она передумает и не придет?  И будет он, как Буба Кикабидзе, сидеть один за накрытым столиком.  Но едва он так подумал, как из-за угла вышла чудесно преобразившаяся девушка.  Простенькая белая блузка и вытертая джинсовая юбка – дневная униформа, остались скучать дома, и на авансцену вышел прелестный летний костюмчик, сделав девушку аристократичной вечерней модницей.
- Какой гламур!
Она плыла ему навстречу, на тоненькой щиколоке  позвякивал браслет в виде цепочки – знак добровольной покорности мужчине! Он быстро и плотоядно облизал губы. Ну почему та, другая, на которой он должен жениться, имея шкафы, набитые под завязку дорогой  соблазнительной одеждой, вечно щеголяет в драных джинсах и в мятой футболке. Дура. Думает, что дичь попалась и не нужно больше прикладывать никаких усилий?
- А я уже испугался, что ты не придешь.
Катя только снисходительно усмехнулась.
И было всё как тогда - семьдесят лет назад: на вечереющий небосвод выползла круглая и золотая, как спелая айва, Луна - покровительница влюбленных. В подвале, на крохотном пятачке, возвышавшимся на две ступеньки над полом, настраивали свои инструменты трио цыган. Их солистка в немыслимых юбках из капрона, парчи, шелка и еще сотни материй читала газету «СпидИНФО», водрузив на нос безнадежной  немодности роговые очки. Лицо уставшей от жизни испанки с глазами навыкате выражало полную скуку.  Изо дня в день, вернее – каждый вечер, она пела и плясала в   задрипанной шашлычной, обрядясь в эти   дурацкие юбки, и услаждала слух веселящегося пьяненького народа, а ведь когда-то училась в Консерватории и мечтала  петь в Ла Скала… да небольшой, почти незаметный горбик помешал.
Проведя Катю за столик, Максим поискал глазами официантку и кивнул ей. Он сразу заметил, что скатерть  была заменена на свежую, и весьма это оценил, да и столик был опрятно накрыт чистой сверкающей посудой. Крепко накрахмаленные  льняные салфетки сменили дешёвые бумажные и в серебряном ведерке, полном льда, покоилась бутылка шампанского – королева праздника влюбленных. Розовые лепестки семги нежились на зеленых салатных листьях, как цветы орхидей в зарослях тропических лиан, сациви пахло Грузией в ее лучшие советские времена, а свежие огурчики и маленькие коктейльные помидорчики благоухали летом.
- Как красиво. - Сказала неизбалованная Катя.      
- И похоже на ту шашлычную на Маросейке, где я праздновал свое шестнадцатилетие  в компании лучших дружков и девушек из нашего класса. И официантка, тетка кило на сто двадцать подмешивала в вино водку, дабы мы напились, а потом дважды попыталась получить по счету.  Интересно, она еще жива?
- Кто? Официантка?
- Шашлычная.

Как только он произнес эту фразу, Катя вспомнила его. Десять лет назад, будучи пухлым перекормленным ребенком; всё бабушкино воспитание сироток сводилось к усиленному питанию; Катя впервые оказалась на школьной дискотеке, которую недавно разрешил директор школы, и куда не допускалась малышня. Но крупная для своих десяти лет девочка проникла в запретный мир взрослых  ребят и со сладко замирающим сердцем смотрела на одну парочку.
 Старшеклассники из соседней школы явились гурьбой. И дабы выпендриться и утереть нашим простолюдинам нос, они в ударном темпе разучили новомодный, можно сказать, эротический танец - ламбаду и, выстроившись в многоногую гусеницу, стали темпераментно, как заправские латинос, вертеть попами, шокируя учителей, присматривавших за молодежной тусовкой.
Катя, сидевшая на камчатке среди прочей просочившейся  на танцы малышни, с восторгом наблюдала, как распалась сороконожка и одна красивая до надменности парочка, стала вертеться юлой – юноша, завороженно глядя в лицо девушки, крутил ее так, что взметалась коротенькая  юбочка, обнажая бедра и обтянутую черным нейлоном попу. Но Катя не видела девушку. Та совершенно не привлекла её внимания, весь восторг был отдан ему – он так упоительно вращал партнершу, что Катя замерла потрясенная. Проплывая мимо них,  юноша поднял черные  ресницы, и пронзил Катю своим синим взглядом. И она … влюбилась… Маленькая, глупенькая, десятилетняя девочка.
Горько плакала ночами в подушку, проплакала все лето. Папочка дабы вытереть слезки любимой дочурки повез её на море.  Она  больше никогда не встречала своего кумира, но сейчас это был тот внезапный синий взгляд.
 Юная Катя вырезала из старого журнала фотографию Алена Делона с пронзительными голубыми глазами;  юноша чем-то неуловимо был на него похож; и повесила в изголовье своей кровати. И пока подрастали ее подружки и сочиняли  слезливые письма с признаниями в любви популярным певцам и актерам, она хранила  память о  том весеннем вечере, о том танце, и о синеглазом юноше, так похожем на прекрасного принца из перламутровых девичьих грёз. 
- Ты умеешь танцевать ламбаду? – Внезапно спросила Катя.
- Умел когда-то. -  Удивившись внезапному ходу её мыслей, отозвался Максим.
- А в Москве, где вы жили?
- На Сретенке. Серый дом с  магазином «Обувь» внизу  знаешь?
- Еще бы. – Катя отхлебнула глоток шампанского и задумчиво произнесла. - Сто лет назад в нашей школе была дискотека и, кажется, я видела тебя на ней. Ты с какой-то девицей отплясывал ламбаду. Могло такое быть?
- Конечно. Мы с этой ламбадой ходили тогда школа на школу. Наверное, и в твоей отметились. Тем более что она где-то здесь, за углом?
«Да, это был он, - думала Катя, - тот, о ком я потом так долго мечтала, рисуя себя героиней прекрасной сказки. Строя воздушные замки… И … Он пришел!»
Катя смущенно, чтобы он  не прочитал её мысли, опустила глаза в тарелку. Свежайший сочный шашлык, политый выдавленным из дольки лимона соком и очень вкусным соусом, таял во рту, красное терпкое вино кружило голову. Грянул ансамбль цыганских народных инструментов,  запела удивительным сопрано  лже-испано-цыганка с красным цветком в кудрявых волосах.               
- «Очи черные, очи страстные…». -  Голос почти рыдал, но публика еще не достигла стадии «Очей». Лжекармен, овеваемая  сигаретным  дымом  шашлычной, зятянула заунывное: – «Я ехала домой… Двурогая луна…Светила в окна тусклого вагона…»
- Потанцуем? – Спросил Максим.
Катя поднялась и пошла к танцевальной площадке. Она положила руки ему на плечи, и они под многочисленными взглядами еще не пьяной  публики стали танцевать медленный танец, пристально глядя друг другу в глаза. Оторвавшись от её колдовского завораживающего взгляда, он опустил глаза и увидел, как сменившая коралловое ожерелье тонюсенькая золотая цепочка, младшая сестренка которой обвивала сухую щиколоку девушки, утекала в ложбинку между её грудей, и заметил полоску кружевного бюстгалтера.
«Соблазнительница, - подумал он, чувствуя, что рука его, прижимавшая талию девушки к себе, вспотела. – Сама того не сознает, что  просто и естественно создана на погибель мужским сердцам. А какая гремучая смесь  получилась – невинность пополам с плещущей через край чувственностью».
Наслаждением было смотреть на девушку, вдыхать медовый запах ее губ, ландышевый запах волос, яблочный запах её кожи…
В ресторане становилось душно, и Катя, подобрала распущенные по плечам  волосы, закрутила их улиткой, и хотела заколоть  заколкой-бабочкой, как Максим попросил показать ему украшение.
Бабочка – сероватые камешки в мельхиоре, как показалось Максиму, розовое ограненное стекло – тельце насекомого размером с косточку абрикоса. Бижутерия, хоть и старинная…
- Нравиться? – Поинтересовалась девушка. – Эту заколку мне подарил один бедный старик - мой лучший друг. Я иногда её надеваю, чтобы не обижать его. Он говорит, что эту бабочку очень любила носить его  мать.
- Клевая. - Подтвердил Макс.
Крылья бабочки с негодованием вспыхнули ледяным огнем!

Они танцевали, глядя в глаза друг другу. Его руки лежали на талии девушки, и голова Максима кружилась. Он чувствовал, что эта девушка, желанна ему, как ни одна в мире. 
Вечер подошел к концу, и Катя сказала:
- Теперь мне, действительно, пора. Уже поздно, а я пообещала Мухе сегодня все же её выгулять.
- Я ты всегда выполняешь свои обещания?
- Во всяком случае, стараюсь.
- Ну что ж, пора так пора. - Вздохнул Максим. – Кстати, а что у нас за зверь Муха?
  - Папильон.

 Пройдя переулок, они свернули во двор и продефилировали мимо цветущих каштанов, к светящемуся в темноте светлозеленому дому.
- Вот здесь я и живу. - Сказала Катя.            
- Приятное местечко, - отозвался Максим, оглядываясь, - такой чудный  зеленый оазис посередине мегаполиса.
- Спасибо за замечательный вечер и ужин. - Вежливым, но упавшим голосом сказала Катя, чувствуя, что он сейчас уйдет. Даже телефона не попросит. Да и зачем ему там, в Канаде, номер её телефона?
- И тебе спасибо. – Искренне сказал Максим. – До встречи с тобой я чувствовал себя здесь неуютно, смешно сказать, но почти иностранцем в родном городе.
Не сказав больше ни слова, девушка повернулась и ушла в подъезд. Остановилась, дожидаясь лифт, и произнесла  строго:
- Запомни, Катерина, вы - люди разных миров! Провел приятно вечер, угостил тебя шашлыком, даже благородно не стал требовать продолжения банкета, и ушел навсегда. Знать не про нас заморский принц. У него свои заморские принцессы имеются. Дагмары-Лили-Марлен  Карлмарксштадские.  Но … Красивый какой!

Истомившаяся от одиночества Муха бросилась к Кате с жалобным поскуливанием.
- Сейчас выведу, - Катя присела перед ней на корточки и маленькая собачка, привстав на коротких лапешках, облизала солоноватое лицо хозяйки. Неужели она плакала?
Выйдя из подъезда, Муха тут же бросилась в кусты сирени к своему личному холодильнику, где была закопана на черный день стратегическая косточка, и вдохнула божественный запах  припрятанной пищи.  Оглянувшись, она увидела, что Катя разговаривает с высоким парнем. Лицо её хозяйки светилось  таким счастьем, что Муха ревниво присмотрелась к незнакомцу и поняла, что давешние слезы Катеньки каким-то образом связаны именно с ним.
Он смотрел на Катю с высоты своего роста. Море, море плескалось в его взгляде, и улыбка была трогательная и какая-то незащищенная, что ли.