Последний патрон

    Взрывы и выстрелы прекратились внезапно. Старший сержант Яковенко напряженно прислушался, не сдетонирует ли снова боекомплект какого-нибудь подбитого танка, не раздастся ли автоматная очередь, но было тихо. Повсюду были дым и гарь. Иногда ветер поднимал в небо ровные черные хвосты, а иногда одним сильным дуновением разрезал их, и тогда жуткий чёрный туман, пригибаясь, почти стелился по земле.

     В дыме и гари настал момент, когда сквозь дневную тьму, навязанную жестоким боем, прорезался внезапный лучик солнца. Он пробился сквозь черно-серый туман, словно приоткрыв дверь в мир живых, и скромно предложил свою компанию. Мужчина улыбнулся. Он подставил своё заросшее полуседой щетиной лицо, под тёплый солнечный луч и попытался сделать глубокий вдох. Мгновенная боль в груди дала ему понять, что рёбра повреждены. Яковенко снял перчатку и начал осторожно стягивать с себя бронежилет. Без бронежилета дышать стало легче. Боль была не острой. Сержант сделал несколько слабых осторожных вдохов, сплюнул, крови не было. "Вроде легкие целые, наверное волной меня шарахнуло" - подумал он. Хотелось пить. Мужчина огляделся, понял, что он лежит в каком-то полуразрушенном здании и попытался подняться. Вместо этого он поймал себя на мысли, что ноги не исполнили данный мозгом приказ и он по-прежнему лежит. Яковенко посмотрел вниз и похолодел: обе его ноги были уродливо вывернуты, в крови, с осколками разной величины, мерзко торчащими из разорваных обгорелых штанин. "Капец..." - подумал он...и тут же представил себя на протезах..."...Это если выживу..." В помутненном сознании всплыли события последнего боя…

      Снова прийдя в себя, сержант оглядел развалины помещения, воды нигде не было. Было по-прежнему тихо. Рядом с собой он увидел свой пистолет. Итальянская "Беретта" легла в его руку, он отстегнул магазин и проверил патронник. Магазин был пуст, а в патроннике блестел последний патрон. Яковенко недовольно посмотрел на оружие, как будто пистолет нёс личную ответственность за количество боеприпаса. Он недоверчиво потолкал пальцем пружину магазина, как будто ждал чудесного появления как минимум ещё одного патрона, потом передернул затвор, выбросив на ткань снятого бронежилета последний патрон, повертел патрон в руках, осмотрев его исправность, с сожалением вздохнул, снова почувствовав давление в груди от повреждённых ребер, втолкнул патрон в магазин, задумался, решился загнать патрон в патронник и поставил пистолет на предохранитель. "Вот так, последний..." - подумал сержант. Его размышления прервала мысль о том, что все его действия происходили в абсолютной тишине. Он снова посмотрел на пистолет, постучал дулом по полу. Ни звука. Сержант заметил возле себя кирпич и отложив пистолет - постучал кипичом по полу. Ни звука. "Эй!" - негромко произнес он - и снова тишина. Он не слышал собственного голоса. "Контузило" - подумал сержант и смирился с отсутствием слуха.

     В свои пятьдесят Яковенко выглядел хорошо и война застала его в неплохой спортивной форме. Широкоплечий, невысокого роста, в прошлом он был боксером-легковесом, а со временем стал владельцем небольшого спортивного клуба. В молодости мужчина не любил бегать кроссы, уделял внимание упражнениям для ног только по указке тренера. Теперь он осознал, что в последние месяцы его тренированные ноги выручили его в многокилометровых переходах и марш-бросках. Сейчас эти ноги нуждались в экстренной помощи, а помощи ожидать было неоткуда…

       Прийдя в себя после очередной потери сознания и раскрыв тяжёлые в запекшейся крови и черной гари веки, Яковенко начал отрешенно обводить глазами развалины вокруг. Солнечный лучик скрылся и уже не ласкал его усталое лицо, лишь темно-серый туман проникал через пробитые стены и полностью разрушенную крышу. Глухой стон словно плетью ударил его по ушам. Он подскочил на месте и начал моргать полуслипшимися от крови и пота веками, сжимая в руке рукоятку "Беретты". В ушах гудело, голова раскалывалась от боли, но слух возвращался. Снова раздался тихий стон. Яковенко начал всматриваться и прислушиваться, и на фоне разбитого кирпича от развалин увидел в нескольких метрах от себя большое тело крупного мужчины. Мужчина лежал ничком, уткнувшись лбом в пол. Обгорелые предплечья и кисти его рук со скрюченными обугленными пальцами, уродливо торчали вверх, словно в предсмертной молитве грешника, длинные обгорелые ноги выдавали высокий рост их владельца. Несмотря на то, что и лицо, и тело мужчины сильно обгорело, cержант сразу определил, что перед ним – враг.

    Всех своих, а было их перед боем двенадцать человек - сержант знал не первый день и как командир, и как боевой товарищ. Они получили приказ уничтожить колонну противника, что и сделали, но полегли все, кроме него, Яковенко...да и он был не то, чтобы жилец...Он не лелеял себя надеждой, что выжил кто-то ещё из его ребят...слишком тяжело им пришлось, на связь никто не выходил и в условленом месте после боя никто не появился... Сержант посмотрел на свои рваные рукава, и понял, что в здание он, скорее всего, приполз сам.

    Снова раздался стон. Мужчина оторвал лоб от пола и начал обводить глазами помещение, медленно поворачивая голову. Его непокрытая голова с уродливо обгорелой макушкой подрагивала, глаза были полузакрыты, обгоревшие кисти рук дрожали от усилия, которое прилагало его полуживое тело для того, чтобы осмотреться.

     Яковенко молчал. Он поставил пистолет рукояткой на снятый им бронежилет и направил дуло на незнакомца. Когда их глаза встретились, сержант моментально, не глядя, снял пистолет с предохранителя. Раздался очень тихий и короткий щелчок. Незнакомец понял, что перед ним не кадровый вояка, а скорее ополченец или резервист, такой врядли будет с ним цацкаться, пристрелит и все дела... именно так сделал бы и он сам...Обгоревшее лицо изобразило улыбку.

 -Ну стреляй..., - спокойно и отрешенно сказал незнакомец.

Яковенко молчал и продолжал держать врага под прицелом.

-Стреляй, чего ждёшь?..

Украинец по-прежнему молчал. Ослабев, pаненый снова положил голову на пол, на этот раз приникнув к полу обгоревшей щекой. Теперь голова его была повернута к Яковенко. Это был первый раз, когда российский полковник Горюнов видел перед собой бойца Вооружённых Сил Украины так близко.

      Он с сожалением подумал, что сейчас умрёт от выстрела в голову и все его мечты, мысли и воспоминания потухнут как экран телевизора...Горюнов увидел себя юношей, плывущим в большом бассейне родного города, где его отец работал тренером сборной, и пожалел, что вместо спортивной карьеры выбрал военную…

-Ты хто? - внезапно спросил Яковенко - Фамилия, звание, посада(укр.), ну...должность!

Горюнов никак не ожидал, что его жизнь будет чудесным образом продлена. Да и зачем? Там, откуда он пришёл, его ждёт в лучшем случае позор, потеря должности и всех льгот, и немедленное увольнение из армии, а в худшем - трибунал и тюремное заключение, что в принципе равносильно смертной казни...Он потерял всю колонну, всю технику и всех солдат. Какой он полковник? Какой он вообще офицер?...Он снова увидел себя в юности: высокого молодого и здорового, улыбающегося и плывущего по дорожке бассейна, отец бежит рядом и, мимолетно поглядывая на секундомер, трясет им над головой и кричит: "Идёшь на рекорд!"…

…"Зачем???"-подумал Горюнов..."Зачем это всё? Зачем я здесь?.. "
         
Из его его глаза вытекла большая слеза, но она тут же растворилась в складках запекшейся обгорелой кожи.

-Пристрели меня,- тихо попросил он...

     Украинец прищурил глаз, Горюнов приготовился умереть, но внезапно прозвучал знакомый щелчок предохранителя и сержант опустил дуло пистолета вниз. Яковенко посмотрел на Горюнова и произнёс сквозь зубы (укр.):

-Та шо тебе вбивати, сам здохнеш!…

Полковник изобразил подобие циничной улыбки на обгоревшем лице:

-Патронов нет?..Были бы - пристрелил бы…

-Я в безоружных не стреляю, - ответил сержант. -А последний патрон потрачу на кого-то поживее тебя!

Горюнов оценил взглядом безнадежное состояние ног украинца и с пониманием произнёс:

-Последний патрон, говоришь? Для себя бережёшь?

На что Яковенко неожиданно начал хохотать, хватаясь за больные рёбра:

-Та мы ж не вы! У нас наивысшая ценность - это жизнь, а у вас - смерть! Мы живем и для себя, и для семьи и для страны тоже, а як же (укр.), мы Родину любим и жить в ней хотим. А вы - вы любите и сами дохнуть и других убивать! Для вас человек - так, расходный материал! У вас такая жизнь, шо и cдохнуть не жалко! Неее, я не для себя этот патрон берегу, я нехай (укр.-"пусть") безногий буду, но вернусь и дооолгую жизнь проживу...а ты тут, в этой развалюхе, которую ты, зараза, сам развалюхой и сделал, cдохнешь!..А тот из ваших, кто приедет за моим последним патроном, тот его найдёт, не боись!

    Заметив тяжелое ранение собеседника, Горюнов, вскормленный на принципе: "последний патрон для себя", был удивлен услышанному монологу. Ему - полковнику российской армии, было важно не только достоинство офицера, но и достойная смерть. Как офицер, как командир, как полковник - он погиб в этом бою...и неважно бьётся ещё его сердце или нет - он в этой жизни уже не нужен никому...Он - позор России, позор армии и хуже - только плен!..Нет, врядли он выживет, но...вдруг он выживет и попадет в плен?...он, российский полковник - в плен!...каково будет его жене, детям?.. Его-пленного покажут по телевидению, пятно позора ляжет на всю его семью, все отрекутся от него...нет, лучше смерть...

-Пристрели меня,- снова попросил полковник и потерял сознание.

-Эй!- окликнул незнакомца украинец...-Ты шо, сдох? Эй! Підсмажений! (укр."подкопченый").

Сержант подобрал мелкий камушек и бросил им в незнакомца. Тот продолжал лежать неподвижно. Сержант бросил камушек покрупнее. Снова никакой реакции.

      Яковенко недовольно поморщился, удручённый тем фактом, что теперь ему непонятно сколько времени находиться рядом с трупом врага, посмотрел на неподвижное тело, потом на свои израненные ноги, потом снова на тело и как-будто вспомнив о чём-то, начал судорожно рыться по своим карманам, приговаривая (укр.): "А я не здохну...з ногами чи ні - не здохну! Ти здох, а я не здохну!" Не найдя того, что искал, сержант резко остановился и хитро посмотрел на снятый им бронежилет (укр.): "Ось куди ти сховався, друже!" Он уверенным движением перевернул бронежилет и достал из кармана на спине сотовый телефон. Ткнув в треснутый экран пальцем и убедившись, что аппарат реагирует - Яковенко набрал номер и облизав запекшиеся от жажды губы, замер в ожидании.

 - Папуля! До тебе неможливо було додзвонитися! Як ти? (c укр.: "К тебе невозможно  было дозвониться! Как ты?")
 
- Доця, зірочка моя, у мене все добре! Коли пологи? (c укр.: "Доченька, звёздочка моя, у меня всё хорошо! Когда роды?)

- Кажуть, година-півтори і я буду мамою! Де ти? Чому не відповідав? (c укр.: "Говорят, час-полтора и я буду мамой! Где ты? Почему не отвечал?")

-Та я був на нараді, все добре, сонечко моє! (c укр.: "Да я был на совещании, всё хорошо, солнышко моё!")

-Знаю я твоі наради, тебе не поранило? (укр.: "Знаю я твои совещания...Тебя не ранило?")

-Та яке поранило? ”Живее всех живых!!!"

 -Ну тоді добре. Ой, акушер прийшов, все, цілую!..

     Яковенко продолжал умилённо смотреть на фото дочери на треснутом экране телефона, проводя пальцем по изображению, как будто гладил дочку по щёчке. По его счастливому лицу текли слёзы, а он, забыв о боли и ранах, летел ввысь, к внезапно открывшемуся перед ним теплому приятному свету и ароматам такой любимой ему с детства сирени! Он видел перед собой белую и фиолетовую сирень, много сирени и ему стало так хорошо!.. Перед ним пронеслось его раннее детство, где он впервые учится кататься на велосипеде "Зайка-люкс", потом отец учит его рыбачить на прилегающих к Десне-реке озёрах, потом он гребёт вёслами лодки по устью Десны-реки, отец учит его под каким углом держать лодку, чтобы причалить в нужном месте на противоположном берегу. Грести против течения трудно, но он уже окреп и хочет доказать, что настоящему мужчине это под силу…

     Шёл мелкий дождь. Сквозь серые дождевые тучи нерешительно, на считанные секунды, пробивались солнечные лучи, которые быстро пропадали под покровом хмурой тени. Дождь полил сильнее, но через десять минут прекратился совсем, а серое небо, пронизанное тонкими солнечными лучами, осветило холодным неровным светом двенадцать могил. Они выстроились в шеренгу, как при построении перед боем… Перед их последним боем их было двенадцать: четверо - с "джавелинами",
остальные восемь - с гранотометами и гранатами всех мастей и времён...Они прибыли выполнить полученный приказ и выполнили его… Аккуратные могилы были украшены цветами. Кроме одной. Одна могила оставалась неукрашенной и зияла пустотой... Перед шеренгой из могил стоял гладко выбритый и коротко подстриженный невысокий мужчина. Он немного покачивался, зажав под мышками костыли и неуверенно балансируя на пока что временных протезах, под порывами ветра.

     Провалявшись в коме около месяца, старший сержант Яковенко выжил. То ли вера в Бога спасла его душу и тело, то ли желание увидеть внучку, а может и то, и другое, и третье...Одни люди верят в чудеса, другие в стечение обстоятельств. Так или иначе, любопытный мальчишка из соседнего села прибежал посмотреть на бой и нашёл его… А дальше - госпиталь.

   На вертолётах доставили всех погибших боевых товарищей и полумертвого Яковенко. Доставили и Горюнова. Это потом сержант узнал, что тот был полковником российской армии и при высадке украинских спасателей всё-таки дотянулся до пистолета потерявшего сознание Яковенко, пытаясь застрелиться. Но итальянская "Беретта" не ответила на "ухаживания" российского полковника и сгоревшие до костей пальцы не дали ему покончить с собой. Четыре попытки суицида в госпитале Горюнову также не удались: слишком хорошо за ним следили в больнице и пресекали все попытки на корню.

     Полковника обменяли на украинских военнопленных, но никто не знает на каких и сколько. По просьбе российской стороны, сделка по обмену не была освещена в СМИ. После обмена полковник не появился на родине...скорее всего, его возвращение уже не нужно было никому: ни тем, кто его послал, ни тем, кого он считал своими друзьями, ни членам его семьи не получившим денежный эквивалент телу "героя"... и его тихий, немного запоздалый уход в мир иной под грифом: "пропал без вести" прошёл бесславно и незаметно...

     Яковенко, мокрый от дождя, продолжал стоять перед могилами. Его просьба оставить двенадцатую могилу для него была удовлетворена и узаконена специальным решением.  Он стоял, вспоминал товарищей и благодарил Бога за такой замечательный подарок под названием: "жизнь".

     Никто не мешал ему и не торопил ни окликом, ни взглядом.
 
     Поодаль, в машине, на местах для пассажиров, сидели его жена и дочь, а в кресле для младенца - крохотная внучка. Водительское место было свободно: Яковенко водил сам. Потеряв обе ноги значительно выше колена, ему пришлось заново учиться водить с протезами. Временные протезы были не очень удобные, но, вспоминая как его тренер  учил его, что "удар в боксе идёт на руку волной от бедра с поворотом таза", Яковенко, как заправский танцор, елозил всем тазом на водительском кресле, пока не научился нажимать на педали "новыми ногами"…

      - Ось якось так, хлопці...пробачте, шо не з вами, але прийде час, зустрінемось! 
(c укр.: "Вот, как-то так, мужики, простите, что не с вами...но, прийдёт время - встретимся!..").
     Произнеся эту фразу, Яковенко медленно поклонился могилам боевых товарищей и неуклюже развернувшись на костылях, поковылял к машине.

     Окна машины были открыты и он услышал детское мурлыканье проснувшейся внучки. Его до этого печальное лицо расплылось в широкой улыбке и он,  быстрее перебирая костылями по промокшей земле, тихо произнёс: "Мій останній патрон вистрілить коли треба буде, а зараз є кому допомагати!" ( с укр.: "Мой последний патрон выстрелит, когда надо будет, а сейчас есть кому помогать!") и подойдя к машине, с уверенностью открыл водительскую дверь. 

************************