Ужас на кладбище

 Автор: Хейзел Хилд

 _Странная и невероятная история о жутком происшествии в старом городе Стиллуотер — леденящая кровь история о двойном захоронении._
 [Примечание переписчика: этот электронный текст был создан на основе
 Weird Tales за май 1937 года.

 Четыре года назад Хейзел Хилд покорила читателей Weird
 Tales жутким рассказом под названием «Ужас в музее», который сразу же сделал её одной из самых популярных писательниц в жанре мистики. Затем она рассказала «Крылатую смерть» — историю об африканской мухе це-це и ещё одну историю о странном монстре из
 "темное прошлое и бездна времени". Рассказ, опубликованный здесь,
 "Ужас на кладбище", такой же странный и неотразимый, как
 все, что до сих пор написал этот талантливый автор. Мы рекомендуем вам эту статью  увлекательная история, потому что мы знаем, что вы не будете разочарованы  в ней.
Когда шоссе штата, ведущее в Ратленд, закрыто, путешественники вынуждены
ехать по старой Стиллуотер-роуд мимо Болотной лощины. Пейзажи местами просто великолепные,но почему-то этот маршрут был непопулярен в течение многих лет. В нём есть что-то угнетающее, особенно в окрестностях самого Стиллуотера.
Автолюбители чувствуют себя немного неуютно из-за плотно закрытых ставен
фермерского дома на холме к северу от деревни, а также из-за
седобородого полудурка, который бродит по старому кладбищу на юге и,
по-видимому, разговаривает с обитателями некоторых могил.

 От Стиллуотера мало что осталось. Почва истощена, и большинство
людей перебрались в города за далёкой рекой или в город за далёкими холмами. Шпиль старой белой церкви обвалился, и половина из двадцати с лишним разбросанных домов пустует и находятся в разной степени разрушения. Нормальная жизнь кипит только вокруг универсама и заправочной станции Пека, и именно здесь время от времени останавливаются любопытные, чтобы спросить о доме с заколоченными окнами и об идиоте, который бормочет что-то мёртвым.

 Большинство спрашивающих уходят с чувством отвращения и беспокойства. Они находят потрёпанных бездельников странно неприятными и полными намёков на давно минувшие события. В тоне, которым они описывают самые обычные события, есть что-то угрожающее, зловещее — кажущаяся неоправданной склонность к драматизации - вкрадчивый, многозначительный, доверительный тон и в некоторых местах переходящий в зловещий шёпот, который коварно тревожит слушателя.
 Старики-янки часто так говорят, но в данном случае меланхоличный вид полуразрушенной деревни и мрачный характер разворачивающейся истории придают этим мрачным, скрытным манерам дополнительное значение. Чувствуешь, как глубоко запрятан ужас, скрывающийся за одиноким пуританином и его странными запретами, — чувствуешь это и стремительно рвёшься на свежий воздух.

 Зеваки с убедительным видом шепчутся, что заколоченный дом — это тот самый.
о старой мисс Спрэгью — Софи Спрэгью, чей брат Том был похоронен
семнадцатого июня, ещё в 1885 году. Софи так и не оправилась после тех похорон —и после того, что случилось в тот же день, — и в конце концов стала всё время сидеть дома. Теперь её даже не видно, но она оставляет записки под ковриком у задней двери, и мальчик Неда Пека приносит ей вещи из магазина. Она чего-то боится — старая  Больше всего она ненавидела кладбище в Болотной Лощине. Её никогда не подпускали к нему близко
с тех пор, как там похоронили её брата — и ещё одного. Не очень-то
Хотя, глядя на то, как бесится сумасшедший Джонни Доу, можно удивиться. Он бродит вокруг кладбища весь день, а иногда и ночью, и утверждает, что разговаривает с Томом — и с другими. Потом он проходит мимо дома Софи и что-то кричит ей — вот почему она начала держать ставни закрытыми. Он говорит, что откуда-то что-то идёт, чтобы когда-нибудь её схватить. Его нужно остановить, но нельзя быть слишком суровым с бедным Джонни. Кроме того, у Стива Барбура всегда было своё мнение.

Джонни разговаривает с двумя могилами. Одна из них принадлежит Тому
Спрагу. Другая, в противоположном конце кладбища, принадлежит
Генри Торндайк, которого похоронили в тот же день. Генри был деревенским
гробовщиком — единственным на много миль вокруг — и никогда не любил Стиллуотер. Городской парень из Ратленда, он учился в колледже и много читал.
 Читал странные вещи, о которых никто больше не слышал, и смешивал химикаты без всякой
нужды. Всегда пытался изобрести что-то новое — какую-нибудь новомодную
бальзамирующую жидкость или какое-нибудь дурацкое лекарство. Некоторые говорили, что он пытался стать врачом, но потерпел неудачу в учёбе и выбрал другую профессию. Конечно, в в таком месте, как Стиллуотер, но Генри занимался фермерством на стороне.

 Злобный, болезненный характер — и тайный пьяница, если судить по пустым бутылкам в его мусорной куче.  Неудивительно, что Том Спрэг ненавидел его, исключил из масонской ложи и предупредил, когда он попытался помириться с Софи.  То, как он экспериментировал на животных, противоречило природе и Писанию.  Кто мог забыть, в каком состоянии нашли колли, или что случилось со старой миссис Кот Экли? А ещё был случай с телёнком дьякона Ливитта, когда Том привёл с собой банду - деревенские мальчишки потребовали объяснений. Любопытно, что в конце концов телёнок ожил, хотя Том нашёл его таким же жёстким, как кочерга. Кто-то сказал, что это была шутка Тома, но Торндайк, вероятно, думал иначе, поскольку он получил кулаком от своего врага до того, как ошибка была обнаружена.
  Том, конечно, в тот момент был пьян. Он был жестоким грубияном в лучшем случае и держал свою бедную сестру в страхе угрозами. Наверное, поэтому она до сих пор такая пугливая. Их было только двое, и Том никогда не позволял ей уйти, потому что это означало раздел имущества. Большинство парней слишком боялись его, чтобы сравняться с Софи.
в одних чулках он был ростом шесть футов один дюйм, но Генри
Торндайк был хитрым негодяем, у которого были способы делать что-то за спиной у людей.
 Смотреть на него было особо не на что, но Софи никогда его не обескураживала.Каким бы злым и уродливым он ни был, она была бы рада, если бы кто-нибудь мог
освободить ее от брата. Возможно, она даже не задумалась о том, как ей
избавиться от него после того, как он избавил её от Тома.

 * * * * *

 Что ж, так обстояли дела в июне 1986 года.
перешёптывания бездельников в магазине Пека не так уж невыносимо
зловещи, но по мере того, как они продолжаются, элемент скрытности и
зловещего напряжения нарастает. Том Спрэг, по-видимому, периодически уезжал в Ратленд, и его отсутствие было для Генри Торндайка прекрасной
возможностью. Он всегда возвращался в плохом состоянии, и старый
Доктор Пратт, хоть и был глухим и полуслепым, обычно предупреждал его о
состоянии его сердца и об опасности белой горячки. Люди всегда могли
по крикам и ругательствам понять, что он снова дома.

Девятого июня — в среду, на следующий день после того, как молодой Джошуа
Гуденаф закончил строительство своего новомодного зернохранилища, — Том отправился
в своё последнее и самое долгое путешествие. Он вернулся в следующий вторник утром,
и люди в магазине видели, как он погонял своего гнедого жеребца, как обычно делал,
когда напивался. Затем из дома Спрэгов донеслись крики, вопли и ругательства, и первое, что все увидели, — это как Софи со всех ног бежит к старому доктору Пратту.

 Доктор нашёл Торндайка в доме Спрэгов, когда пришёл туда, а Том был
на кровати в своей комнате, с выпученными глазами и пеной у рта.
 Старик Пратт пошарил вокруг и провёл обычные обследования, затем торжественно покачал головой и сказал Софи, что она пережила тяжёлую утрату — что её самый близкий и дорогой человек прошёл через жемчужные врата в лучший мир, как все и предполагали, если бы он не бросил пить.

Софи вроде как всхлипнула, шепчутся отдыхающие, но, похоже, не особо
переживала. Торндайк только улыбался — возможно, из-за иронии
того факта, что он, всегда бывший врагом, теперь был единственным человеком, который мог
быть полезным Томасу Спрэгу. Он прокричал что-то на ухо старому доктору
Пратту о том, что похороны нужно провести пораньше из-за состояния Тома. Такие пьяницы всегда вызывали сомнения, и любая дополнительная задержка — в условиях сельской местности — повлекла бы за собой последствия, визуальные и иные, едва ли приемлемые для любящих родственников усопшего. Доктор пробормотал, что алкогольная карьера Тома
должна была бы привести его в могилу задолго до этого, но
Торндайк заверил его в обратном, одновременно хвастаясь
о своём мастерстве и о превосходных методах, которые он разработал в ходе своих
экспериментов.

Именно в этот момент шепот бездельников становится особенно тревожным.
До этого момента историю обычно рассказывает Эзра Дэвенпорт или Лютер
Фрай, если Эзра лежит с обморожением, что часто случается зимой.
но с этого момента в разговор вступает старый Кэлвин Уилер, и его голос
дьявольски коварно намекает на скрытый ужас. Если Джонни Доу
случайно проходит мимо, всегда наступает пауза, потому что Стиллуотер
не любит, когда Джонни слишком много болтает с незнакомцами.

Кэлвин подходит ближе к путешественнику и иногда хватает его за лацкан
пальто своей узловатой, в пятнах, рукой, полузакрыв водянистые голубые
глаза.

 «Ну, сэр, — шепчет он, — Генри пошёл домой и приготовил всё для похорон.
Сумасшедший Джонни Доу унёс большую часть, потому что он всегда так делал».
Генри должен был помочь с похоронами, а Док Пратт и сумасшедший Джонни должны были помочь
вынести тело. Док всегда говорил, что, по его мнению, Генри слишком много болтает,
хвастается, какой он хороший работник, и как ему повезло, что
в Стиллуотере есть настоящий гробовщик, а не тот, кто хоронит людей просто так.
они были такими же, как те, что в Уитби.

"'Предположим,' — говорит он, 'что какой-нибудь парень схватился бы за
что-нибудь, что вызвало бы парализующие судороги, о которых вы читали. Что бы вы почувствовали, если бы вас
опустили на землю и начали загребать землю обратно? Как ему это нравилось,
когда он задыхался там, внизу, под новым надгробием, царапался и
рыдал, если ему удавалось вернуть себе силы, но всё время знал, что
это бесполезно? Нет, сэр, я вам говорю, что это благословение. В Стиллуотере есть
умный доктор, который знает, когда человек мёртв, а когда нет, и
обученный гробовщик, который может так уложить труп, что он останется на месте.
неприятности.'

"Что Генри говорил, как он говорил с
бедного Тома по-прежнему; и Старый Доктор Пратт ему не нравится, что он смог
чтобы поймать его, Хотя Генри ли назвать его идеальным врачом. Сумасшедший
Джонни продолжал смотреть на труп, и это было не слишком приятно,
когда он бормотал что-то вроде: «Он не холодный, док»,
или «Я вижу, как двигаются его веки», или «В его руке дырка,
как у меня, когда Генри вкалывает мне шприц с тем, от чего мне хорошо».Торндайк заткнул его за это, хотя мы все знали, что он был прав.
давал бедному Джонни наркотики. Удивительно, что бедняга вообще избавился от этой привычки.

 Но хуже всего, по словам доктора, было то, как дёргалось тело, когда Генри начал накачивать его жидкостью для бальзамирования. Он
хвастался, что у него есть новая прекрасная формула, которую он опробовал на
кошках и собаках, когда вдруг труп Тома начал сгибаться пополам, как будто
он был жив и собирался бороться. Боже правый, но Док говорит, что он
был до смерти напуган, хотя и знал, как ведут себя трупы, когда мышцы
начинают окоченевать. Ну, сэр, если вкратце, то дело было так.
труп сел и схватил шприц Торндайка так, что
он воткнулся в самого Генри, и ввёл ему такую дозу собственного
бальзамирующего раствора, какую только можно пожелать. Это сильно напугало Генри,
хотя он выдернул иглу и сумел снова уложить тело и ввести раствор. Он продолжал отмерять ещё и ещё,
как будто хотел убедиться, что этого достаточно, и продолжал убеждать себя,
что в него попало не так уж много, но сумасшедший Джонни начал петь:
«Вот что ты даёшь собаке Лиджа Хопкинса, когда она совсем окочурилась».
а потом снова очнулся. Теперь ты умрёшь и окоченеешь,
как Том Спрэг! Помни, что это не сработает, пока не пройдёт много времени,
если ты не приложишь усилия.

«Софи была внизу с кем-то из соседей — моей женой
Мэтильди, которая умерла и ушла тридцать лет назад, была одной из них».
Они все пытались выяснить, был ли Торндайк дома, когда Том
вернулся, и не из-за этого ли бедный Том так разозлился, когда увидел его там.
 Я могу с уверенностью сказать, что некоторым людям показалось очень забавным, что Софи
больше не продолжала разговор и не обращала внимания на то, как улыбался Торндайк.
кто-то намекал, что Генри помог Тому с какими-то его странными жидкостями и шприцами, или что Софи притихла бы, если бы так думала, но вы же знаете, как люди судят за спиной.
Мы все знали, как безумно Торндайк ненавидел Тома - причем не без причины
- и Эмили Барбур говорит моей Матильде, что Генри был
повезло, что старина Док Пратт оказался на месте со свидетельством о смерти
это ни у кого не оставило сомнений ".

Когда старина Кэлвин доходит до этого момента, он обычно начинает что-то бормотать
что было неразличимо из-за его всклокоченной грязно-белой бороды. Большинство слушателей
Я пытаюсь отойти от него, но он редко обращает внимание на этот жест.
 Обычно рассказ продолжает Фред Пек, который был совсем маленьким мальчиком во время этих событий.

 Похороны Томаса Спрэга состоялись в четверг, 17 июня, всего через два дня после его смерти. Такая спешка считалась почти неприличной в
отдалённом и труднодоступном Стиллуотере, где тем, кто приезжал, приходилось преодолевать большие расстояния, но Торндайк настаивал, что этого требовало особое состояние покойного. Гробовщик, казалось, нервничал, готовя тело, и его часто можно было увидеть
пощупал его пульс. Старый доктор Пратт подумал, что он, должно быть, беспокоится о
случайной дозе жидкости для бальзамирования. Естественно, история с
"выкладыванием" распространилась, так что скорбящих одушевил двойной азарт
которые собрались, чтобы утолить свое любопытство и нездоровый интерес.

Торндайк, хотя он был явно расстроен, казалось, намерением сделать его
профессиональный долг в великолепный стиль. Софи и другие, кто видел тело, были поражены его абсолютной реалистичностью, а виртуозный мастер из морга
укрепил свою уверенность в проделанной работе, повторив некоторые инъекции.
через определённые промежутки времени. Он почти вызывал у горожан и приезжих своего рода невольное восхищение, хотя и портил это впечатление своими хвастливыми и безвкусными разговорами. Всякий раз, когда он оказывал услуги своему безмолвному подопечному, он повторял эту вечную болтовню о том, как ему повезло, что у него первоклассный гробовщик. Что, — говорил он, словно обращаясь непосредственно к телу, — если бы у Тома был один из тех беспечных парней, которые хоронят своих клиентов заживо? То, как он расписывал ужасы преждевременного погребения, было поистине варварским и отвратительным.

 * * * * *

Церемония проходила в душной лучшей комнате, которую впервые открыли после смерти миссис Спрэг. Маленький орган в гостиной уныло стонал, а гроб, установленный на козлах у двери в холл, был покрыт цветами с тошнотворным запахом. Было очевидно, что со всех сторон собирается рекордное количество людей, и Софи старалась выглядеть по-настоящему убитой горем ради них. В
неожиданные моменты она казалась одновременно озадаченной и встревоженной, переводя взгляд с лихорадочно-бледного гробовщика на похожее на живое тело
о своём брате. В ней, казалось, медленно зрело отвращение к Торндайку,
и соседи открыто шептались, что теперь, когда Тома не стало, она скоро отправит его
по делам — если сможет, потому что с таким скользким типом иногда трудно иметь дело. Но с её деньгами и оставшейся красотой она могла бы найти другого парня,
и он, вероятно, хорошо позаботился бы о Генри.

Когда орган заиграл «Прекрасный остров где-то там», хор методистской церкви
добавил свои мрачные голоса к жуткой какофонии.
и все благоговейно посмотрели на дьякона Ливитта - то есть все,
кроме сумасшедшего Джонни Доу, который не сводил глаз с неподвижного тела
под стеклом гроба. Он что-то тихо бормотал себе под нос.

Стивен Барбур - с соседней фермы - был единственным, кто заметил
Джонни. Он вздрогнул, увидев, что идиот обращается непосредственно к
трупу и даже делает пальцами дурацкие знаки, как будто хочет
подразнить спящего под зеркальным стеклом. Том, подумал он, не раз пинал бедного Джонни, хотя, возможно,
не без причины. Что-то в этом событии действовало Стивену на нервы. В воздухе висело подавленное напряжение и какая-то
странность, которую он не мог объяснить. Джонни не следовало пускать в дом, и было любопытно, с каким трудом
Торндайк, казалось, заставлял себя смотреть на тело. Время от времени гробовщик со странным видом
щупал его пульс.

Преподобный Сайлас Этвуд монотонно и жалобно бубнил о
погибших — о том, как меч Смерти пронзил их посреди этого
семейка, преодолев земное связать между любящими братом и
сестра. Некоторые из соседей украдкой смотрели друг на друга с
под опущенных век, пока Софи начала нервно всхлипывать.
Торндайк подошел к ней и попытался успокоить, но она, казалось,
странно отшатнулась от него. Его движения были явно неловкими,
и он, казалось, остро ощущал ненормальное напряжение, пронизывающее воздух.
Наконец, осознав свой долг церемониймейстера, он вышел вперёд и торжественно объявил, что тело можно увидеть в последний раз.

Друзья и соседи медленно проходили мимо гроба, от которого
Торндайк грубо оттащил безумного Джонни. Том, казалось, мирно
покоился. Этот дьявол был красив в своё время. Раздалось несколько
искренних всхлипываний — и много притворных, хотя большая часть толпы
лишь с любопытством смотрела и перешёптывалась. Стив Барбур долго и
внимательно вглядывался в неподвижное лицо и отошёл, качая головой. Его жена Эмили, следуя за ним, прошептала, что
Генри Торндайку лучше не хвастаться так сильно своей работой, потому что Том
глаза открылись. Они были закрыты, когда началась служба, потому что она
встала и посмотрела. Но они, конечно, выглядели естественно - не так, как
можно было ожидать через два дня.

Когда Фред Пек заходит так далеко, он обычно делает паузу, как будто ему не хочется продолжать.
 Слушатель тоже склонен чувствовать, что впереди что-то неприятное
. Но Пек успокаивает свою аудиторию заявлением, что то, что
произошло, не так плохо, как люди любят намекать. Даже Стив никогда не выражал словами то, о чём, возможно, думал, а сумасшедшего Джонни, конечно, вообще нельзя принимать в расчёт.

 * * * * *

Это была Луэлла Морс - нервная старая дева, которая пела в хоре, - которая
кажется, положила начало всему. Она проходила мимо гроба, как и
остальные, но остановилась, чтобы вглядеться немного пристальнее, чем кто-либо другой, за исключением
Барбуров. И затем, без предупреждения, она пронзительно вскрикнула
и упала в глубокий обморок.

Естественно, в комнате сразу воцарился хаос замешательства. Старый доктор Пратт
протиснулся к Луэлле и попросил воды, чтобы плеснуть ей в лицо.
Остальные подошли, чтобы посмотреть на неё и на гроб. Джонни Доу
начал напевать себе под нос: «Он знает, он знает, он может слышать всё, что мы говорим».
— Он сказал: «Посмотрите, что мы делаем, и похороните его так же», — но
никто не остановился, чтобы разобрать его бормотание, кроме Стива Барбура.

 Через несколько мгновений Луэлла начала приходить в себя и не могла
точно сказать, что её напугало.  Всё, что она смогла прошептать: «То, как он выглядел, — то, как он выглядел»." Но другим глазам тело казалось
точно таким же. Хотя это было ужасное зрелище с этими открытыми глазами
и таким ярким цветом кожи.

И тут ошеломленная толпа заметила нечто, что на мгновение вывело из себя и Луэллу
, и тело. Это был Торндайк- на
на которого внезапное волнение и толкотня в толпе, казалось, произвели
странно дурное впечатление. Очевидно, его сбили с ног в общей суматохе, и он лежал на полу, пытаясь сесть. Выражение его лица было ужасным, а глаза начинали стекленеть, как у рыбы. Он едва мог говорить, но в хриплом карканье его голоса слышалось невыразимое отчаяние, очевидное для всех.

«Отвези меня домой, быстро, и оставь меня в покое. Эта жидкость, которую я по ошибке
влил себе в вену... сердцебиение... это чёртово возбуждение... слишком много...
подожди ... подожди ... Не думай, что я мертв, если так кажется... всего лишь
жидкость - просто отвези меня домой и подожди ... Я приду в себя позже, не знаю, как долго.
долго... все это время я буду в сознании и буду знать, что происходит...
не обманывайся .... "

Когда его слова канули в небытие, старый доктор Пратт подошел к нему
и пощупал пульс - долго смотрел и, наконец, покачал головой.
"Бесполезно что-либо делать - он умер. Сердце не в порядке - и эта жидкость, которая попала ему в руку
должно быть, что-то нехорошее. Я не знаю, что это такое.

Какое-то оцепенение, казалось, охватило всю компанию. Новая смерть в
палата смерти! Только Стив Барбур догадался упомянуть о последних словах Торндайка.
Был ли он действительно мёртв, если сам говорил, что может только притворяться?
Не лучше ли было бы подождать немного и посмотреть, что произойдёт? И, если уж на то пошло, что плохого в том, что док
Пратт ещё раз осмотрит Тома Спрэга перед похоронами?

Безумный Джонни стонал и прижимался к телу Торндайка,
как преданный пёс. «Не хороните его, не хороните его! Он не
умер, как собака Лиджа Хопкинса или телёнок Дикона Ливитта».
он выстрелил в них. У него есть кое-что, что он в тебя втыкает, чтобы ты казался
мёртвым, когда ты не мёртв! Ты кажешься мёртвым, но знаешь всё,
что происходит, и на следующий день ты встаёшь как ни в чём не бывало. Не
хорони его — он восстанет из-под земли, и его не поцарапать!
Он хороший человек, не то что Том Спрэг. Надеюсь, что Том чешется и
кашляет часами напролёт..."

Но никто, кроме Барбура, не обращал внимания на бедного Джонни.
Действительно, слова самого Стива, очевидно, остались без внимания.
Неопределённость царила повсюду. Старый док Пратт проводил последние испытания и
бормотал что-то о бланках свидетельств о смерти, а вкрадчивый старейшина Этвуд
предлагал что-то сделать с двойными похоронами. После смерти
Торндайка в этой части Ратленда не было гробовщика, и если бы его пришлось везти оттуда,
это означало бы огромные расходы, а если бы Торндайка не забальзамировали в такую жаркую июньскую погоду,
то и говорить было бы не о чем. И не было ни родственников, ни друзей, которые могли бы
высказаться слишком резко, если бы Софи захотела, но Софи стояла в другом конце
комнаты и молча, пристально и почти болезненно смотрела на гроб своего
брата.

Дьякон Ливитт попытался восстановить видимость приличия и велел отнести бедного
Торндайка через холл в гостиную, а сам тем временем
отправил Зенаса Уэллса и Уолтера Перкинса к гробовщику за гробом подходящего размера. Ключ был в кармане брюк Генри.
Джонни продолжал скулить и лапать тело, а старейшина Этвуд занялся выяснением вероисповедания Торндайка, поскольку Генри не посещал местные службы. Когда было решено, что его родители в
Ратленде — все уже умершие — были баптистами, преподобный Сайлас решил
что дьякону Ливитту лучше бы вознести краткую молитву.

Это был торжественный день для любителей похорон в Стиллуотере и окрестностях.
Даже Луэлла оправилась достаточно, чтобы остаться. Сплетни, перешептывания и
перешептывания, деловитое жужжание, в то время как несколько композиторских штрихов были внесены в
Остывающую, застывшую фигуру Торндайка. Джонни выгнали из дома, как, по общему мнению, и следовало сделать с самого начала, но его жалобные вопли то и дело доносились до нас.

 Когда тело положили в гроб и поставили рядом с телом Томаса
Спрага, молчаливая, почти пугающая Софи пристально смотрела на него.
Она смотрела на него так же, как на своего брата. Она не произносила ни слова
очень долго, и выражение её лица было таким смешанным, что его невозможно было описать или истолковать. Когда остальные ушли, оставив её наедине с мёртвым, она сумела выдавить из себя что-то вроде механической речи,
но никто не мог разобрать слов, и казалось, что она обращается то к одному телу, то к другому.

И теперь, как могло бы показаться стороннему наблюдателю, в кульминационный момент жуткой бессознательной комедии всё похоронное действо этого дня было вяло повторено. Снова заиграл орган, снова заскрипел хор
Снова раздалось монотонное заклинание, и снова нездорово любопытные зрители прошли мимо жуткого объекта — на этот раз двойного ряда погребальных покоящихся тел. Некоторые из наиболее чувствительных людей содрогнулись при виде всего этого, и снова Стивен Барбур почувствовал скрытую нотку сверхъестественного ужаса и демонической ненормальности. Боже, какими реалистичными были оба этих трупа... и как искренне бедный Торндайк не хотел, чтобы его сочли мёртвым... и как он ненавидел Тома Спрэга...
 но что можно было сделать перед лицом здравого смысла — мёртвый человек был мёртв
мёртвый человек, и тут был старый док Пратт с его многолетним опытом...
если никто больше не беспокоится, зачем беспокоиться самому?... Что бы ни получил Том, он, вероятно, это заслужил... и если Генри что-то с ним сделал, теперь счёт был равным... что ж, Софи наконец-то была свободна...

Когда любопытная процессия наконец двинулась в сторону холла и входной двери, Софи снова осталась наедине с мёртвым. Старейшина Этвуд был на улице,
разговаривал с водителем катафалка из конюшни Ли,
а дьякон Ливитт договаривался о двойной норме носильщиков гроба.
К счастью, катафалк вмещал два гроба. Спешить было некуда — Эд Пламмер и
Итан Стоун уже копали вторую могилу.
 В кавалькаде будет три ливрейных кэба и множество частных экипажей —
бесполезно пытаться удержать толпу подальше от могил.

 Затем раздался этот неистовый крик из гостиной, где находились Софи и
тела. Его внезапное появление почти парализовало толпу и вызвало
то же ощущение, которое возникло, когда Луэлла закричала и упала в обморок. Стив Барбур и Дикон Ливитт направились к нему, но не успели.
Не успели они войти в дом, как Софи выбежала из комнаты, рыдая и задыхаясь: «То лицо в окне!.. То лицо в окне!..»

В то же время из-за угла дома появилась фигура с безумным взглядом,
лишившая Софи возможности драматично вскрикнуть. Это был,
очевидно, владелец лица — бедный сумасшедший Джонни, который начал
прыгать вверх-вниз, указывая на Софи и крича: «Она знает!» Она знает!
Я видел это по её лицу, когда она смотрела на них и разговаривала с ними! Она знает, и она позволяет им спускаться на землю, чтобы почесаться и поточить когти
— за воздухом... Но они будут говорить с ней так, что она сможет их слышать... они будут
говорить с ней и являться ей... и однажды они вернутся и
заберут её!

Зенас Уэллс оттащил вопящего полудурка в дровяной сарай за домом и запер его там, как мог. Его крики и удары
были слышны издалека, но никто больше не обращал на него внимания. Процессия была готова, и Софи, сидевшая в первой повозке, медленно проехала небольшое расстояние от деревни до кладбища в Болотной
Лощине.

 Старейшина Этвуд произнёс подобающие случаю слова, когда Томаса Спрэга положили в могилу.
Он присел отдохнуть, и к тому времени, как он закончил, Эд и Итан уже закончили
закапывать могилу Торндайка на другой стороне кладбища, куда вскоре переместилась толпа. Затем дьякон Ливитт произнёс витиеватую речь, и процесс погребения повторился. Люди начали расходиться группами, и стук удаляющихся тележек и саквояжей был слышен повсюду, когда лопаты снова застучали. Когда земля с глухим стуком опустилась на
крышки гробов, Торндайк первым заметил странное выражение
лица Софи Спраг. Он не мог уследить за её взглядом.
из всех них, но за остальными, казалось, скрывалось какое-то мрачное,
извращённое, полуподавленное выражение смутного триумфа. Он покачал головой.

 * * * * *

 Зенас вернулся и выпустил сумасшедшего Джонни из сарая до того, как
Софи вернулась домой, и бедняга тут же бросился бежать на
кладбище. Он пришёл раньше могильщиков и
пока многие любопытные скорбящие ещё бродили вокруг. Что
он кричал в наполовину заполненную могилу Тома Спрэга и как он царапал рыхлую землю на свежевырытом холмике Торндайка
кладбище, выжившие зрители до сих пор с содроганием вспоминают. Джотаму Блейку,
констеблю, пришлось силой отвезти его обратно на городскую ферму, и его
крики вызвали ужасное эхо.

На этом Фред Пек обычно заканчивает рассказ. Что еще, спрашивает он
, можно рассказать? Это была мрачная трагедия, и вряд ли может
удивительно, что Софи выросла странно после этого. Это всё, что можно услышать, если
настолько поздно, что старый Кэлвин Уилер уже побрёл домой, но когда он
ещё здесь, он снова прерывается этим чертовски назойливым и
коварным шёпотом. Иногда те, кто его слышит, боятся проходить мимо
потом в запертом доме или на кладбище, особенно после наступления темноты.

"Ха-ха-ха... Фред тогда был совсем маленьким и не помнит и половины того, что происходило! Вы хотите знать, почему Софи держит свой дом запертым и почему сумасшедший Джонни до сих пор разговаривает с мёртвыми и кричит в окна Софи? Ну, сэр, я не знаю, знаю ли я всё, что нужно знать, но я слышу то, что слышу.

Здесь старик выплюнул табачную жвачку и наклонился вперёд, чтобы
обратиться к слушателю.

"Это было в ту же ночь, заметьте, ближе к утру, и всего восемь часов назад.
после похорон, когда мы услышали первый крик из дома Софи,
 мы все проснулись — Стив, Эмили Барбур, я и Матильди.
Мы бросились туда в ночной одежде и нашли Софи одетой и мёртвой,
лежащей без сознания на полу в гостиной. Хорошо, что она не заперла дверь.
Когда мы её уложили, она дрожала как осиновый лист и ни словом не обмолвилась о том, что с ней. Матильда и Эмили сделали всё, что могли, чтобы успокоить её, но Стив шептал мне на ухо такое, от чего мне было не по себе. Примерно через час мы решили, что пора идти.
скоро домой, эта Софи... Она начала склонять голову набок, как будто она
к чему-то прислушивалась. Затем внезапно она снова закричала и
упала в очередной обморок.

"Ну, сэр, я говорю что я говорю, и не делать не догадываюсь, как
Стив Барбур бы и поступил, если бы посмел. Он всегда был мастером намекать на что-то... умер десять лет назад от пневмонии...

"То, что мы слышали так смутно, было, конечно, просто бедным сумасшедшим Джонни.
'До кладбища больше мили, и он, должно быть, выбрался из окна, где его заперли на городской ферме, — даже если
Констебль Блейк говорит, что он не выходил из дома в ту ночь. С того дня и по сей
день он бродит вокруг их могил, разговаривает с ними обоими, ругается,
пинает холмик Тома и кладёт цветы и разные вещи на холмик Генри.
А когда он не занимается этим, то слоняется вокруг закрытых ставнями окон Софи и
воет о том, что однажды за ней придут.

"Она никогда не подходила близко к кладбищу, а теперь вообще не выходит из дома и никого не видит. Я хочу сказать, что на Стиллуотере лежит проклятие — и я буду не я, если она хоть в чём-то не права.
В наши дни всё идёт наперекосяк. В Софи определённо было что-то
странное. Однажды, когда Салли Хопкинс пришла к ней — в 97-м или 98-м, кажется, это было, — у неё в голове
что-то ужасно затрещало, а Джонни в это время был надёжно заперт — по крайней мере, так
констебль Додж клялся и божился. Но я не обращаю внимания на их
рассказы о шумах, которые раздаются каждое семнадцатое июня, или о тусклых светящихся
фигурах, которые пытаются открыть дверь Софи и кружатся каждое чёрное утро около
двух часов.

"Видите ли, около двух часов ночи Софи услышала
В ту первую ночь после похорон я дважды падала в обморок. Мы со Стивом, а также Матильда и Эмили слышали второй голос, хоть и слабый,
как я вам и говорила. И я снова говорю вам, что это, должно быть, был сумасшедший Джонни на кладбище, пусть Джотам Блейк говорит, что хочет. Издалека не разобрать, что это за мужской голос,
а наши головы были забиты всякой чепухой, так что неудивительно, что мы
подумали, что там было два голоса — и голоса, которые вообще не должны были
разговаривать.

 «Стив, он утверждал, что слышал больше, чем я. Я действительно верю, что он
взял некоторый запас в призраков. Matildy и Эмили была так напугана, что они не помните, что они услышали. И что довольно любопытно, никто больше в городе - если кто-нибудь не спал в этот нечестивый час - никогда ничего не говорил о том, что не слышал вообще никаких звуков.
"Как бы там ни было, была настолько слабой, возможно, это было ветра, если естьне было слов. Я кое-что разобрал, но не хочу говорить, что я подтвердил
всё, что, по словам Стива, он поймал...

"«Она-дьявол» ... «всё время» ... «Генри» ... и «живая»
ясно ... и так было 'ты знаешь' ... 'сказал, что будешь рядом' ... 'избавься
от него' и 'похорони меня' ... каким-то изменившимся голосом.... Потом было
это ужасное 'когда-нибудь снова приду' — в предсмертном крике ... но ты
не можешь сказать мне, что Джонни не мог издавать такие звуки....

«Эй, ты! Куда ты так торопишься? Может, я мог бы рассказать тебе ещё кое-что, если бы захотел...»