Три девицы. 2 часть

Ночь была не очень, спать под открытым небом тот ещё риск, но девицам повезло, на них не позарился ни зверь дикий, ни враг лютый. Только одна оказия случилась: девица Глаша проснулась с фингалом под глазом, таким хорошим и уже в фиолетовом тоне.

Это Пелагея во сне локтем чуток задела Глафиру, ну не привыкла спать на траве сырой, вот стукнула легонько соседку по несчастью. Но фингал очень кстати пришелся под цвет к бородавке, и на фоне фингального фиолета бородавка с фиолетовым оттенком смотрелась даже намного симпатичнее, чем раньше. Девицы без разговора двинули глубже в лес. Они уже смирились с участью своей и решили во что бы то ни стало выжить.

Не мы таки, жизнь така.



Чаща была непроходимая, завалена гнилыми деревьями, заросшая бурьяном и высоким лопухом. Ступали ногами непонятно куда. Скоро от лаптей остались только веревочки. Но девицы были упорные, как и все женщины, собственно, и шли по непроходимому лесному бездорожью, как по сухой тропинке в летний день. Скоро показалась поляна, и девицы прибавили шаг.

- Шалаш будем ставить здесь, - приказным тоном сказала Варея.

- А ты чавой-то раскомандовалась? - поставила руки в бок и наклонилась вперёд торсом Глаша, отчего ещё больше стала похожа на старую коргу.

- Девочки, девочки, давайте не будем ссориться, до заката осталось мало времени, шалаша нет, пропитания тоже, а вы харахоритесь, - сказала

Пелагея, выставив вперед груди и подняв высоко руку с кулаком, давая понять, что бить будет каждого, кто слово поперек скажет.

Схватка окончилась, не начавшись, вот она, сила лома, от которого нет приема.

Через пару часов были собраны лапы пихты, сухие ветки, несколько палок молодой березы и немного дикой малины на листке лопуха. Девочки выглядели неряшливо, но боевой дух не был сломлен. Ещё через пару часов поляна была завалена всем, что только можно добыть из лесу. И даже старый котелок нашли. Хоть он был и старый, но не дырявый.

Глаша от удовольствия погладила себя по голове, семь узелков с наговорами работали. Удача была на стороне девиц.

Пелагея осталась на поляне строить хижину, а Глаша с Вареей отправились за пропитанием. Глаша вернулась быстро, в руках несла большого кролика, который так и норовил сбежать. Варея пришла позже и принесла грибов в подоле и папоротник. А Пелагея уже справилась с хижиной и разожгла костер. Обед удался на славу. Девицы довольные жизнью да и вообще всё складывалось как нельзя кстати, смеялись от души. Хохот их голосов разносился далеко по лесу. Пугал куропаток и другую живность. Так громко и от души они давно не смеялись. Там, в остроге, смеяться было боязно даже ведьмачкам. А здесь сами себе хозяева и могут позволить лишнее.

Девицы всё не могли угомониться, на краю поляны выкопали ямку, и она быстро наполнилась водой. Вода была неиссякаемая, сколько бы её не черпали, она тут же становилась вровень с землёй. Похоже, где-то проходили подземные воды или болото было неподалёку. В этот раз ночевка была куда лучше. У Глаши поутру не появилось нового синяка, и значит, всё прекрасно.

Спустя три дня девицы обзавелись хозяйством: в клетке сидела беременная крольчиха, на привязи козочка, украденная или заблудившаяся — это не столь важно. В небольшом закончике несколько куропаточек. Пелагея сушила грибы и ягоды. Чувство голода пропало, и даже Глаша подобрела лицом, у неё разгладились морщины. Чувство тоски пропало и больше не заходило на эту поляну.



Дед Федул задумал бежать из острога, о чем сообщил незамедлительно другу своему Елисею. Елисей закатил глаза, бабочки бабочками, а насиженное место терять неохота. Федул взмахом руки показал размашисто, что ему всё равно и он скоро свалит с этого места, хоть и насиженного.

Елисей ушел в смешанных и растрёпанных чувствах, с одной стороны, не хотелось друга верного и проверенного терять, а с другой стороны, Варея не уходила из памяти, её белые ножки и лукавый взгляд.

Вдруг Федул тоже на неё глаз свой бычий положил, нет, ну вдруг, чем чёрт не шутит.



Ночью Елисей ворочался, почти не спал, под утро приснилась Варея, громко смеялась и обнималась с Федулом. Елисей подскочил как ужаленный, побежал к Федулу, долго стучал ногами в дверь, но Федул не открывал.

Елисей уже на жидкое болото извелся, сидел у порога дома Федула и тихо подвывал, как вдруг откуда ни возьмись идет пропажа Федул. Да радостный такой идет и улыбается во весь рот отсутствующих или гнилых зубов.

- Ты чаво спозаранку прибег, пень трухлявый? — спрашивает Федул.

- А ты где был, коряга старый, — подскочил Елисей.

- Так я в дом к девочкам ходил, скарб собирал, не с пустыми же руками идти, — продолжал улыбаться Федул.

- А я подумал, ты того, сбежал уже. Давай я с тобой пойду, мне тут че одному куковать, я ведь и помереть так могу в одиночестве, — уже жалобно проговорил Елисей.

 - Так давай, конечно, я тебе вчерась талдычил, а ты че да как, вишь, как одна ноченька изменить все может, — продолжал радоваться Федул .

 

К вечеру двое пожилых друганов подошли к Владимирским воротам, у обоих из запазухи торчали всякие странные предметы, несвойственные для мужчин среднего и пожилого возраста. У стражи возникли вопросы, но мужички их успокоили.

- Чаво, чаво, силки пойдем ставить, не видно что ли, чаша забивать колышки будет, мечом рубить медведя, че не понятно, ох, парни, вам не мешало бы поумнее головой быть, ведь на страже стоите Отчизны нашей, — говорил уверенно Федул. Дед Елисей со страху, боясь мести царской, проглотил язык и молчал, периодически закатывая глаза и дергая себя за бороду, видимо, возвращая от полуобморочного состояния.

 

Победа оказалась на стороне взрослых дедов, наделенных мудростью и дуростью одновременно. Покинув Владимирский Острог, двое бойких старичков незамедлительно ринулись в лес, не подозревая, какие напасти их там ждут. Ведь такой недюжей женской силой они не обладали. Деды думали опять не головой, а другим мягким местом. А эти думы, как известно, ни к чему хорошему не приводили.

Где-то через несколько минут решили пробежаться, как давеча бежали девицы. Но надолго их не хватило, они быстро выдохлись и задышали как полумевшие, повалившись на траву, провалялись полдня, там и заснули, быстро уйдя в сон. Утром поняли, что так и не удалось далеко уйти, ворота острога и сам острог всё ещё виднелись.

- Вот так, козья морда, мы всё ещё недалеко ушли, — сказал Елисей, сплюнув в траву.

- Бегать надо лучше, вот седой уже, а прыткости в тебе как не было, так и нет.

Вот вошь окаянная, — выругался Федул. — Пошли уж, че галдеть, язык без костей, а идти надо, или вернемся, ведь недалече ушли? — с какой-то особой тоской в глазах спросил Елисей.

Видать, нутро чувствовало беду, как бабочки улетели, так и тоска верх брать стала. Но дед Федул был строг и подтянут, в голове сидела одна цель, и никакие препоны ему преграду не сделают. Дед Елисей вздохнул, ещё раз посмотрел вдаль на родную сторону и поплёлся за Федулом. Федул шел быстрым шагом, насколько это можно было в непроходимой чаще. Елисей шел спотыкаясь и проваливаясь в каждую ямку, в которой стояла грязь или вонючая жижа, отставал от Федула, который ни разу не провалился и бежал как победитель, грозно громыхая утварью. Дед Елисей хоть и прижимал к себе спрятанные за пазухой предметы, часть из них потерял, думая, что может ещё возвратится и найдёт утраченное. Если бы прознал Федул о таком безобразии, то вскипел бы, но пока он не знал и не ведал, и часто ждал своего друга, который шел ещё медленнее, чем прежде.

На пятый день скитания мальчики походили на леших. Все тело, причем у обоих, было искусано мошкарой, и даже в недоступных местах, таких как борода. Истрепались и изорвали на себе одежу, порвали лапти и от голода теряли самообладание. Но найти девиц не могли, они как в воду канули. Дед Елисей уже молчал, потому что ему дикие осы искусали губы и лицо, от чего тот стал похож на огромное чудище. Говорить и жаловаться не мог, чем очень стал нравиться Федулу. Мёда от диких ос не смог добыть, только разозлил, от чего теперь страдал.



Через десять дней уставшие и голодные заприметили поляну, но подходить сразу забоялись. Легли в кустах и стали наблюдать. Не похоже это был на девичий постой, больно ладный был и аккуратный.



Продолжение следует.