Барабака

Когда в горах слышу собачий лай, всякий раз замираю: не Умка ли это?

Умка — удивительный охотничий пёс, бело-чёрный русский спаниель. Таких не удержишь на месте: всё им надо обследовать, всё проверить, всё вынюхать.

Наше знакомство произошло весной, возле скальника. Я спускалась вниз, когда он вдруг возник из ниоткуда, и его оглушительный лай разорвал лесную тишину. Его голос разносился эхом по всей округе, будто скалы подхватывали его тревогу.

Он не давал мне пройти. На каждый мой шаг отвечал новым залпом, будто отбивая тревогу. Всем своим видом показывал: «Стой, дальше нельзя!» Я сбавила шаг.

— Ой, а кто это тут такой грозный? — пробовала я говорить с ним спокойно. Но куда там! Его лай глушил всё вокруг, даже собственные мысли. Он смотрел на меня, как на неопознанный объект, с подозрением и полной серьёзностью.

— Какой ты красавчик... Может, дашь мне спуститься? — продолжала я в том же духе, пытаясь его умаслить.

И тут из глубины леса раздался голос:

— Умка! Нельзя! Ко мне!

Мужской голос, негромкий, но уверенный.

Однако Умка был упрям, как и все охотничьи псы. Я успела подумать, что он сейчас и вовсе проигнорирует команду, но наконец он затаился. Сквозь сосны показался его хозяин — худощавый пожилой мужчина в лёгкой куртке и керзовых сапогах, в которые были небрежно заправлены спортивные штаны. В руке он держал сложенный в несколько раз длинный поводок.

— Да вы не бойтесь, — сказал он, приближаясь, — он только лает, а так добрый. Умка, отстань от человека!

Пёс завилял хвостом и, не спеша, пошёл к хозяину.

— Я не боюсь собак, — ответила я, продолжая спуск, — у нас дома тоже охотничья порода.

Однако напряжение не отпускало — я внимательно следила за движениями Умки.

Фух. Вот я и внизу. А Умка уже носится по лесу, будто ничего и не было.

— А кто у вас? — спросил хозяин.

— Такса, — улыбнулась я. — Упрямая лопоухая морда.

— А у меня вот русский спаниель, — сказал он. — На пенсию вышел, сын подарил, чтобы я дома не засиживался. Теперь вот хожу с ним.

— Значит, вы хорошо знаете здешние тропы?

— Да как сказать… По своим местам ходим, любимые уже есть.

Тем временем Умка вернулся, подошёл ко мне, вытянул вперёд свою хитрую морду и начал обнюхивать. Я повернула ладонь к его носу — так я всегда знакомлюсь с чужими собаками. Его холодный, мокрый нос коснулся моей руки. Я аккуратно коснулась пальцами его морды и чуть погладила. Умка одобрительно хмыкнул по-своему — и тут же умчался обратно в лес, будто ни в чём не бывало.

— А вы не боитесь его без поводка отпускать? — спросила я. — Наш, если возьмёт след, то всё: для него мир перестаёт существовать. Только он и след таинственного зверя. Однажды мы так вышли на корову. Ох, он и лаял на неё! А она стоит, смотрит своими огромными глазами на нашего охотника — и, видно, не понимает, что это за зверь такой странной внешности: лапы короткие, грудь широкая, уши длинные, тело — полторы собаки.

Мужчина усмехнулся.

— Не-е, наш набегается — и сам домой приходит. Зимой вот косуль гоняет. Увидит — и понёсся. Как-то до самого лесничего дома бежал. Тут его уже и лесники знают. Пожурят немного за азартство… А что толку? Охотник он и есть охотник.

Вот и встретились два собачника… Странные мы люди: можем часами говорить о своих Тобиках-Бобиках, не говоря ни слова о себе. Да и зачем? Скажи мне только имя — Умка — и мне уже многое ясно: походка, взгляд, в каких местах он любит бегать, какие фото хозяин хранит в телефоне. Угадаю даже пару любимых — где пёс в прыжке или уткнулся мордой в снег…

Время за разговором пролетело быстро. Спаниель набегался, вернулся и начал тыкать носом в руку хозяина.

— Ну чего ты? — ласково спросил тот. — Пить, что ли, хочешь? Ну пойдём… У нас тут вода припрятана в бутылочке. Набегается — пить хочет, а у меня тайничок. Достану водичку — и напою.

Они подошли к сосновому пню. Его корни были приподняты над землёй — видно, дерево когда-то повалило ветром, а кто-то потом спилил ствол. Пень остался, как странная деревянная арка. Мужчина ловко просунул руку меж корней, нащупал что-то и достал пол-литровую пластиковую бутылку. Сложив ладонь ковшиком, стал медленно наливать — а Умка с жадностью пил.

Я с удивлением и теплотой смотрела на эту сцену. Такая простая, но полная заботы и понимания — как будто пёс был не просто животным, а равным спутником по жизни.

— Ладно, мне пора! — крикнула я, — Умка, пока-пока!

— До свидания! — ответил мужчина за двоих.

Прошло лето, пролетела осень, но больше я их не встречала. Как-то даже стало скучно. Наступила зима. В горах теперь можно ходить только по протоптанным тропинкам. Я вглядывалась в каждый след, будто надеялась узнать, что здесь бегал тот самый пёс, поселившийся в моём сердце.

Я шла по зимней  тропе, ведущей к кормушкам. Вдруг — лай. А потом из леса вылетает… Умка!

— Умка! — закричала я от радости, — Умка! Хороший мой!

Он остановился, чихнул, внимательно посмотрел на меня, потом развернулся и побежал назад в лес.

Аааа, всё понятно, — подумала я. Хозяин где-то рядом. Побежал звать его.

Через пару минут я увидела идущих мне навстречу старых знакомых.

Собачники - это особый вид людей. Они со стороны кажутся слегка с причудами. Их никогда не поймет человек, который ни разу не говорил своей собаке: будь здоров или не вылазил из под одеяла с умениями черепашки - ниндзя - лишь бы не разбудить сладко спящую морду на твоей же собственной кровати. А этот взгляд, когда хозяин чуть задержался на работе или задержался у магазина. Этот взгляд собаки — не упрёк, не обида. Это целая буря чувств, где есть и радость, и тревога, и тысяча немых вопросов: «Где ты был? Я скучал. Сильно. Очень сильно».

Собачники разговаривают со своими псами, как с равными. Делятся мыслями, советуются, спорят. Кто-то слушает со вниманием, кто-то в ответ облизывает щёку или ложится мордой на колени, словно говорит: «Не переживай. Всё будет хорошо. Я рядом».

Именно поэтому собачники мгновенно узнают друг друга. По походке, по интонации команды «рядом», по привычке проверять, где там хвостатый спутник. Они не всегда знают, как зовут друг друга, но им и не нужно. Главное — знать, как зовут собаку. Это и есть пароль.

— Здравствуйте! На кормушку ходили? — поинтересовалась я.

— Даа, оттуда идём. Сегодня он наказан был, так второй раз только гуляем, — поведал хозяин Умки.

— Умка, это как так? — удивилась я.

— Нашкодил с утра. Стащил тапок и погрыз его, — с негодованием отозвался мужчина.

Умка, услышав, что речь идёт о нём, посмотрел в нашу сторону виноватыми глазами. Хотелось хоть как-то его выгородить.

— Ох, и наш таскает тапки. Глазом моргнуть не успеешь — уже под носом нет! А что он на днях учудил! Пока я на кухне посуду мыла, этот ушастый из кошачьего лотка наполнитель в зал перетаскал. Разложил его по всему полу, а сам — на диван, как король. Лежит, любуется своей работой. Я как зашла в зал — ахнула! По всему паласу деревянные гранулы рассыпаны.

Умка перевёл взгляд на хозяина, будто говорил: «Ну вот, там ещё хлеще собака, а её любят. А ты меня сразу ругать».

Хозяин усмехнулся, заметив взгляд пса:

— Ну чего ты так на меня смотришь? Иди гулять!

Умка тут же рванул вперёд, прыгая по сугробам. Я провожала его взглядом, представляя, как бы на его месте буксовал наш коротконогий такс.

Хвостатый ураган мелькал между соснами, а я улыбалась: какие же они всё-таки удивительные — собаки. У каждой свой характер, свои привычки, свои маленькие слабости и глупости. Но главное — у каждой свой способ любить. Они не спросят, как прошёл день, но почувствуют, если что-то не так. Не спросят, куда ты идёшь, но будут рядом. Даже если не зовёшь. И пусть таскают тапки, рычат во сне, вываливаются из лежанки, а иногда устраивают бардак на весь дом. Или храпят на всю квартиру, как старый дед, отобрав половину подушки. Но без них было бы слишком тихо. Слишком чисто. И слишком пусто.

Может, кто-то скажет: «Ой, собака в доме. Это же кругом шерсть, запах…»
А я отвечу: вы просто ещё не встретили свою Барабаку. Она — та ещё шкода, но вы её полюбите.