Принимающим в нужде служение любви...

Бог входит в сердце человека через любовь, и никак иначе. Потому мы и говорим: «Бог есть любовь».

Но также сказано: «В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас» (1 Ин 4:10). Это сказано не о нашей любви к Богу, а о Его любви к нам. Любовь эта – ДАР. Богу ничего не нужно. Он даёт от полноты. Божья любовь, действуя в человеке, ничего не навязывает, она совершенно безкорыстна.
В нас, в нашу природу, Он вложил любовь-нужду – нашу форму и нашу формулу любви, и ещё вложил любовь-дар – образ Своей любви. Этим Он делает нас СОучастниками Своей любви.

Люди, любящие своей любовью, даже если хотят другому добра, то не просто добра, а своего добра, на свой лад и вкус. Кроме того, человеческая мирская любовь обращена к тем, кто нравится, кто способен на благодарность, – словом к тем, кто «достоин нашей любви».

А Божья любовь пробуждает способность любить врагов, преступников, идиотов, всяких нас презирающих, смеющихся над нами.

А дальше Господь даёт нам ощутить любовь-дар к Нему Самому.
Мы не можем ничего дать Богу, но Он отдал в наше распоряжение то, что не существовало бы без Него, чтобы мы могли свободно вернуть это Ему.
Евангелие учит, что мы даём Богу, давая человеку.

Такая любовь может действовать даже в тех, кто ничего о Ней не знает. Всякий согласится, что такая любовь даётся благодатью и можно поэтому её назвать благодатной любовью.
Это будет производная от любви как нужды, производящая исправление и изменение с желания получения на желание отдачи.

Говоря о любви к Богу, можно говорить только и именно о любви-нужде. Господь даёт нам два вида благодатной любви-нужды: любовь к Нему и любовь друг к другу.
Казалось бы, какая тут благодать? Нужда сродни корысти, а мы корыстью не обделены.
Но Господь любовью Своей обращает нашу нужду в особый, высокий вид любви – которая как поток, пролагающий себе русло, которая чудесным образом творит сосуд для самой себя! Когда Бог воцаряется в сердце, Ему приходится устранять его исконных обитателей: самость с гордыней. Но Он при этом просто подчиняет их, давая им твердую основу.
Слова «кроме любви, не нужно ничего» – смертный приговор естественной любви. В наш век «развитОго эгоизма» любая любовь, начиная с особо лелеемой нами любви к себе и до земного уровня любви к ближнему, становится как бы соперницей любви к Богу.
Да ещё и нельзя при этом требовать от человека отринуть земную любовь, которая и без того слаба и еле дышит…
Да ещё чаще всего верующий человек находится в прелестной уверенности, что любовь к Богу не даёт ему любить ближнего, который Бога не признаёт (или признаёт, но «другого Бога»).    

Да ещё и нельзя оставить без внимания вопросы о горечи и о страдании, что бывает в любви и как будто из-за любви. На самом деле не просто «из-за любви», а из-за чрезмерной любви к себе.

Древние богословы неустанно твердили, что естественная любовь у людей слишком сильна, что она мешает любви к Богу.
Так, святой Августин описывает свою печаль по умершему другу и делает вывод: когда прилепишься сердцем к чему-либо, кроме Бога – будешь безмерно страдать. Любовь принесёт радость, а не горе только тогда, когда мы обратим её к Господу, ибо Он нас не покинет. Это вроде бы разумно. Но разумность откуда? Из головы, в которой застрахованность от горя и впрямь высшая мудрость. А душа не спокойна, и совесть свербит – значит, что-то не то…
Отвечая на этот призыв, я чувствую, что отдаляюсь от Спасителя. Ведь Он и не собирался поддерживать и укреплять мою врождённую тягу к спокойному беззаботному житию! Сам Он плакал над Лазарем и над Иерусалимом, а одного из учеников, Иоанна, любил как-то по-особенному, и тот стал в Евангелии «апостолом любви».
Да и станет ли кто любить Бога по этой причине?! Человек, способный на такой расчёт, – он за пределами любви!

Да, любовь чревата страданиями и горестями. НО! – даже приземлённая грешная любовь не так противна Богу, как защитная чёрствость. Христос учил и Сам страдал не для того, чтобы мы тряслись над своим спокойствием и «счастьем».

К тому же, застраховавшийся от любви к брату, которого видит, будет ли любить Бога, которого не видит?

К Богу же мы приблизимся, не избегая скрытых в любви страданий, а принимая их и принося Ему – именно такую заповедь провозглашает Иисус. Его слова и страшнее, и милостивее богословских рассуждений.
Предупреждая: «Если кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца своего и матери и жены и детей, и братьев и сестёр, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Лк 14:26), Христос говорит не о том, что любовь чревата скорбями, – Он говорит иное: надо отринуть земное, когда оно мешает следовать за Ним.
А почему «возненавидит»? Быть не может, чтобы Само воплощение любви велит испытывать ненависть с пожеланием зла.
«Ненавидеть» – значит не уступать, сопротивляться, когда тот, кого ты любишь, говорит от имени сатаны – пусть мягко, пусть из жалости. И речь, конечно, не о чувствах, – несмотря на них, мы должны ограничить близких, когда они встанут между нами и повиновением Богу.
Поэтому желательно так настроить любовь, чтобы ближние могли правильно «расставить приоритеты» ещё до того, как возникнет ситуация выбора.
Нужно близких не вдруг, не прямо предупреждать, а предупреждать их всегда, всей нашей жизнью, тысячами мелких решений.
Договориться с ними служить одному закону. 
А когда настал выбор, поздно сообщать жене, матери, другу, что мы любили их «пока это Богу не мешает», а потом оставили – это будет против Бога.

Духовно «продвинутые» в состоянии благодати начинают что-то понимать о той любви, которая есть Бог. Но ни один мудрец и ни один святой не знают её иначе, как в подобиях, в отражениях.

Возьмём то, что ощущается вначале: благодатная любовь к Богу как нужда в Нём. Конечно, самую нужду даёт не благодать. Нужда «задана» уже одним тем, что мы тварные существа, а благодать помогает нам её понять и принять.
Духовный отклик с нашей стороны: на благодать – благоговение. Но это состояние часто нарушается, едва возникнув… Мы радостно принимаем то, что Господь нас любит, и тут же нас тянет думать, что мы чем-то заслужили Его любовь. А когда у нас проблемы, мы не можем избавиться от чувства, что мы не угодили Богу.

А что же нужно (не Богу нужно, а нам)? Нужно детское и радостное признание полной немощи. Мы чувствуем себя убогими, что мы вообще по природе своей ничто без Бога, но при этом понимаем, что это умножит нашу нужду в Нём.
Расставаясь с последней претензией на свободу, силу или достоинства, мы обретаем достоинства, силу и свободу. Они теперь поистине наши: и потому, что нам дал их Господь, и потому, что теперь мы знаем, что… они нашими быть не могут… но при этом они выше нас, они нас вверх тянут!
И потом преображают и любовь-нужду к людям. Все это – долго и трудно, и только со временем становится с явностью ощутимо.

Тяжелее всего то, что естественную любовь надо преобразить и заменить милосердием. Есть образец: Христос – совершенный Бог и совершенный Человек; любовь – совершенная привязанность и совершенное милосердие.
Когда мы не ослеплены себялюбием, трения и провалы, неизбежные в естественной любви, показывают нам, что без милосердия не обойдешься. Полное и необратимое преображение естественной любви – тяжёлый труд, и без него толком ничего не выйдет. Трудность в том, что здесь, как и во всех хороших намерениях, легко сбиться. В труде милосердия помогают сами трудности, и у нас всегда хватает поводов подбавить милосердия в любовь. Эти поводы помогают осознать и принять: ведь во всех нас, и в нас самих есть что-то, что вынести невозможно, если на помощь не явятся милость, терпимость, жалость. Вот ведь как и хитро, и мудро задумано! И приходится, опираясь на руку Божью, укреплять милосердием естественную любовь.

Когда у близких много недостатков, догадаться об этом легче. Когда всё вроде бы хорошо, нужно особое чутье, чтобы заметить опасность. Тут, как и везде, богатому труднее войти в Царство Небесное.

Любящие родственники иногда задаются вопросом: узнаем ли мы друг друга в вечности и сохранятся ли там наши земные связи?
Этот вопрос обходят богословы.
По уже озвученной духовной сути это зависит от того, какой стала наша любовь. Если она была и осталась только мирской, если нас соединяли только бытовые отношения – какое этому место в духовном пространстве? Да и ведь цель христианской жизни не в воссоединении с теми, кого мы любим и утратили.
«Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не упокоится в Тебе» – пишет тот же святой Августин.
А уже в Творце мы соединяемся в духе, а не с помощью материи и даже не с помощью мышления. Мы обретем их всех в Нём и, любя Его, полюбим их много больше, чем теперь.

Если мы действительно желаем, чтобы наша любовь стала вечной, то это будет только Там. Почти все мы этого хотим и надеемся, что с воскресением плоти воскреснут и земные связи между людьми. Войти в это Царство надо хотя бы для этого.

Но войти сможем лишь при одном условии, вытекающем из сути: в Царство войдёт лишь то, что ему соответствует. Кровь и плоть Царства не наследуют. Человек может подняться в Царство Духа лишь потому, что Христос изобразился в нём через смерть и воскресение.
Так и любовь: только такая, в которую вошло милосердие, поднимается к Богу. Милосердие же войдет в естественную любовь лишь тогда, когда она разделит смерть Христову – когда природное в ней умрёт. Ничего не поделаешь, без смерти тут не обойтись, в любви вечно лишь преображающее ее духовное начало. Только оно восставит из мёртвых всё остальное.

Мечта о том, что целью жизни может быть достижение рая при земной жизни, рая в любви, заведомо ничтожна. Мы созданы для Бога. Те, кого мы любим в этой жизни, потому и пробудили в нас любовь, что мы увидели в них Его отблеск. Пусть даже это была иллюзия, но если потом мы узнаем Бога и увидим, что Он присутствовал во всех проявлениях нашей любви, то поймём, что всё ценное в наших земных связях принадлежало Ему больше, чем нам, а нам – лишь в той мере, в какой принадлежало Ему.

Какой смысл обращаться к небу за земным утешением? В нём утешение небесное и ничего больше. А земля и земного утешения не даст. Потому что земного утешения и нет. Всё это там – в обителях Духа, а не в нашей юдоли слез. Тут не проживешь без утрат, утраты и даются для того, чтобы мы познали: единственный наш Возлюбленный – Господь, в Нём всё, что нам нужно, в том числе и близкие нам люди.

Любить – это значит жить ради возлюбленных, когда их жизнь становится нашей жизнью. Любовь соединяет в одно – это Святая Троица. «Отец любит Сына» – живёт в Сыне и в Духе Святом. Сын «пребывает в любви Отца» и в Духе Святом. А Дух Святой есть «Любовь всесовершенная», Дух исходит от Отца и живёт в Нем и пребывает в Сыне.
Эта любовь являет Божественное Бытие как единый вечный Акт. По образу сего Троичного единства человечество призывается стать единым человеком. «Я и Отец – едино есмь», «Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в нас едино» (Ин 10:30,17:21).

Итак надеюсь, что мы рассмотрели два вида благодатной любви. Но есть и третий: Бог может разбудить в нас благодатную любовь-служение. Дар этот самый лучший. В нём, а не в естественной любви, даже не в нравственности – средоточие жизни. Когда он есть у нас, нам так же всё возможно. Любовь становится служением, подобием служению ангелов. Сила служения – это сила действия любви. Служение любви и в любви – это всегда отдача, это полное соответствие «образу и подобию», по которому ты создан для жизни… Достигаешь – постигаешь смысл и цель своей жизни.

Хотя конечно только Бог знает, увидел ли я хоть отблеск смысла Высшей любви. Быть может, мне только показалось, что увидел… Быть может, увидел, но не смог передать. Никак и никакими средствами не передать того, чего другие ещё не приняли.

Но если кто не может ощутить присутствие Божие – тот ощущает Его отсутствие, и с этим ощущением ему придётся убедиться в своей немощи, как и… в своём отсутствии. Вполне возможно, что для многих из нас всё, что бы мы ни испытали, лишь очерчивает дыру, в которой должна бы находиться любовь к Богу…