12. Жизнь в Воклюзе
На следующий день Веллия с сыном оказались у ворот дома Франческо. Раймон вышел её встречать.
– Сейчас хозяин работает, беспокоить нельзя.
Он усадил гостью под сень винограда и прислал свою жену развлечь разговорами, и она начала с неприкрытой лести:
–А ты красивая, – первое, что сказала прислуга и добавила, – наш хозяин не промах!
Веллия улыбнулась и самодовольно поправила блузку на груди. Чтобы не прослыть в глазах прислуги болтливой простушкой она подобно королеве изредка улыбалась в ответ и кивала головой. Служанка сочла необходимым этикетом обратить внимание на Джованни, сюсюкала с ним и делала комплементы маме.
Франческо, выйдя из дома, не был удивлён, но лишь несколько омрачён её присутствием, однако, подал вид, что бесконечно счастлив, сделав на лице улыбку гостеприимного хозяина. Мысленно он уже был готов к приезду Веллии и воспринял её появление как ожидаемый сюрприз.
– Кого я вижу! – Он распростёр руки и направился к Веллии.
Она натянуто улыбнулась в ответ на приветствие, одновременно понимая, что свалилась ему как снег на голову.
Служанка тот час откланялась и отправилась по своим делам. Франческо подпёр своей спиной стойку, подпирающую крышу веранды, с которой свисала виноградная лоза, и сложил руки на груди.
– Не боишься, что ты и от меня уедешь, а брат не примет?
– А почему меня будут гнать отовсюду?
– Всем известно, характер у тебя шибко «ангельский»…
Франческо рассмеялся, подтрунивая Веллию. Она и вправду обеспокоилась:
– А всё-таки, я имею права на свой угол в Авиньоне?
– Конечно, юридически имеешь право.
– Значит, Раймон хоть сейчас может отвезти меня обратно домой?
По её глазам было видно, что она хочет его испытать, серьёзно ли он решил её забрать. Франческо широко развёл руками, приподняв плечи, от чего голова сдвинулась на грудь:
–Как хочешь.
Она захотела остаться. Франческо приказал эконому Раймону и его жене приготовить комнату для Веллии в небольшой пристройке, примыкающей к дому с отдельным входом. Они суетливо и заботливо принялись за дело: соорудили постель из веток и соломы поставили старенькую лавку.
Веллия была в замешательстве: «будто бы обещал должность домоправительницы и почти жены и вдруг отдельная комната с крестьянской постелью». Франческо оборвал её мысли:
– Не обижайся это ложная комната на всякий случай, если ко мне пожалуют друзья.
– На какой случай? – Переспросила Веллия, будто не услышав.
Франческо понял, что сейчас начнётся буря и осторожно с улыбкой ответил:
– Я жду гостей со дня на день. Ты не забыла про ребёнка? И потом… все знают о моем сане, я не хочу сенсаций и тем более неприятностей.
– Понимаю, – покорно ответила Веллия.
Создание закулисной семьи, которую он надёжно скрывал, но небрежно показывал, был элемент хвастовства. Такое бывает с людьми в чём-то ущемлёнными.
Веллия долго осматривалась, хозяин хвастал своим виноградником, ухоженными грядками с зеленью, видом на скалу и рощу, она прижимала руки к груди, её взгляд выражал детское восхищение. Хозяин был доволен. Джованни быстро облюбовал сельское пространство, он уже бегал по двору с нескрываемым восторгом, что вызывало восторг у прислуги.
– Пойдём, покажу тебе Соргу, – предложил Франческо Веллии его предложение услышал и Джованни. Он, молча, подошёл к отцу хитро и заискивающе посмотрел ему в глаза. Франческо улыбнулся и всё понял:
– До ужина время есть, пойдём на речку посмотрим?
Сын сразу построился с отцом в один ряд, взял его за руку и ещё раз посмотрел на него снизу вверх:
–Пойдём!
Веллия была женщиной не образованной, но худо-бедно читать умела, главным было в ней то, что приобрести только образованностью невозможно, это то, что даёт природа. Несмотря на её манеру выплёскивать накипевшее с набором вульгарных словечек, главной её чертой была природная чуткость: она умела вовремя посторониться, отойти, прийти на помощь, сделать вид, что не заметила непристойного поведения других. Где-то в глубине души она благодарила Франческо за то что не оставил её с ребёнком и старалась угодить своему хозяину за то, что он избавил её от строгого брата, от грязной работы на рынке. Она понимала, что маленький Джованни будет мешать Франческо криком или баловством, поэтому, когда он предложил ей жить в пристройке, она в итоге с пониманием отреагировала на сложившиеся обстоятельства, во всяком случае, своё эго спрятала. Франческо хоть и не подал признаков радости на её понимание ситуации, был доволен.
Гости, которых ждал Франческо со дня на день, не появлялись ни через день, ни через два, но гораздо позже. Когда всё же они объявились, Веллия тот час взяла сына и ушла в отведённый ей флигель. Во дворе слышались восторженные громкие разговоры, лай охотничьих собак и даже женский смех, что привело Веллию негодование. Два друга Франческо с дамами лёгкого поведения возвращались с охоты. За некоторую плату Филиппо ди Кабасселе, разрешал охотиться в своих лесах, но одновременно через лесничего следил за тем, чтобы дичь не истребилась полностью. Регламент соблюдался. Дичь, состоящую из пары зайцев и огромного пернатого красавца глухаря, отдали на кухню. Гости громко и восторженно делились с Франческо приключениями на охоте, показывали своих породистых собак и лошадей. Две девицы уселись под сенью винограда и о чём-то говорили, часто прерываясь на смех. Наконец, хозяин приказал подать на веранду вино и сыр пока на вертеле готовится дичь. В приготовлении этого блюда Раймону не было равных во всём Воклюзе. Дичь получалась сочной с аппетитной поджаристой корочкой. Как всегда он же и обслуживал гостей. Со слов слуги пиршества затягивались на сутки, вино лилось рекой. Веллии, не ведавшей таких застолий казалось, что она попала в какой-то бордель. Ночью в разгар веселья она из любопытства украдкой пробралась на кухню. Из большой комнаты с накрытым яствами столом доносились крики, смех, взвизгивание женщин. Для Веллии это было настоящим испытанием. Гордая и независимая теперь она смиренно терпела разврат своего возлюбленного. Сердце запекалось от каждого женского смеха или крика.
– Потравить их, что ли, – тихо, будто сама себе сказала Веллия.
Жена эконома маленькая толстенькая простушка с сочувствием посмотрела на Веллию:
– Ну что ты милая, иди к себе не слушай здесь всякое, легче будет, – и сочувственно погладила её по спине.
Веллия решила, что лучше не видеть и не слышать, резко развернулась и ушла к себе. Её душа рвалась из этого дома, она обдумывала план побега, озабоченной быстро ходила по маленькой комнате, не находя себе места. Вдруг остановилась. На пороге весь в слезах стоял Франческо:
– Веллия, не могу больше так, я устал от собственного гостеприимства. Сколько упущено драгоценного времени. Я сбежал к тебе.
– А как же твои гости? – Победоносно спросила Веллия.
– Пусть как хотят. Раймон обо всём позаботится. Всё, больше никаких увеселительных попоек.
Он плакал. Веллия боялась, что сейчас начнётся истерика и поспешила его обнять и успокоить. Она знала, что слезливость – знак опьянения. В таком состоянии он всем жалуется на свою жизнь, плачет, истерит и кается в грехах как на исповеди. Он уткнулся головой в её грудь и тихо плача, осуждал человечество за равнодушие к поэзии Катула и риторики Цицерона, а короля Франции за непомерность налогов упрекал в бесчеловечности, отдельным пунктом выделил продление Веллии статуса ведьмы. Досталось и дорогам Тосканы периода весенней распутицы. Его речь становилась всё более путанной, смазанной и затихающей. Он улёгся на постель рядом со спящим сыном, притянул к себе Веллию и быстро заснул.
Надо сказать, что с появлением Веллии в имении всё оживилось. Она давала распоряжения слугам, да и сама не сидела: заботилась об одежде хозяина. Франческо старался соблюдать дистанцию со слугами, никто не смел появляться ему на глаза без его дозволения. Веллия, знала рабочее время своего хозяина, и не беспокоила его ни при каких обстоятельствах. Все хлопоты и бытовые вопросы она разрешала сама. К ней обращались, даже когда хозяин уже не работал в своём кабинете и это его даже радовало. Он не был хозяином по своей натуре, поэтому каждый раз благодарил Фортуну за приобретение такой хозяйки. Что же касается чувств то признаться, страсть к Веллии не угасала, напротив, подпитываясь тайными свиданиями, только разгорались. Официально они спали в разных местах имения, Раймон с супругой из своего дворика часто наблюдали, как Франческо, пригнувшись, чтобы его не заметили, бегал к Веллии, хотя понимал, что слуги всё знают и игра в прятки вызывала у них улыбку. Иногда они слышали скандал или крик Веллии и Франческо уходил от неё быстрой злой походкой. В этих случаях слуги быстро прятались падали в постель, чтобы их не заподозрил хозяин в подглядывании. После таких ссор Франческо весь день ходил озлобленный и мог накричать на прислугу.
– Завтра получим если не от хозяина, то от хозяйки – сделал заключение Раймон, спрятавшись за каменным ограждением.
– Да уж, хозяйка у нас резвая, – захихикала жена.
Они быстро прошли к себе в дом. Лежа с женой в постели, Раймон рассуждал:
– А как они подходят друг другу! Он как малое дитя далёк от житейских проблем, ну или как телёнок без мамки и тут такая женщина!
Жена молчала. Она уже искала нотки симпатии её мужа к Веллии, но сообразительный муж быстро замолчал и склонил её голову себе на грудь.
– Будешь на неё заглядываться, получишь от Франческо. – Жена громко зевнула, сделав глубокий успокоительный выдох, и заснула.
Франческо осознавал, что за эти дни, проведенные с семьёй, он начинал привыкать к другому образу жизни, его тревожила нарастающая с каждым днём привычка которая, как известно даже прочнее любви. Он из своего опыта знал, что редкие встречи с женщиной дают ощущения новизны и от этого их отношения воспринимаются более пылко и ярко, но привычка ему показалась болотом, он подозревал, что в этом болоте можно остаться навсегда. Это то, от чего Франческо сейчас пытался убежать не видеть Веллию днями, но в разлуке ещё больше к ней тянуло. «А может я однолюб упаси, Господи?» всё чаще вертелось у него в голове. Он дорожил своей свободой и ставил её выше семейных отношений. Он умудрился, имея непосредственное отношение к сословию духовенства, не посещать место работы. Он – свободный человек. Женщина ломает всё, чего он с таким трудом достиг в своей личной жизни. Надо сказать, что Веллию тоже не очень устраивало её полулегальное положение жены-домоправительницы. Зная закон, по которому он мог в любое время её выгнать или она могла в любое время от него уйти она не стеснялась в спорах с мужем-хозяином, могла в его адрес отправить и крепкое словцо, на что Франческо, надо отдать ему должное, реагировал уже как на самобытный местный фольклор. Ему казалось, что именно за это он её и полюбил. Иногда он тоже в ответ её злил, заменяя имя Веллия на слово веккия, что означало:
– Старуха!
Франческо установил порядок одинаковый для всех слуг: с утра и до тех пор, пока он сам не покинет свою комнату никому не велено его беспокоить, даже звать на обед. Вся прислуга вела себя тихо на первом этаже, второй этаж служил библиотекой и кабинетом. От Веллии обязанности заключались в заботе о чистоте одежды и обуви Франческо, кроме того, следить за чистоплотностью слуг. Чистота в помещении наводилась, когда хозяин выходил из дома. Это те пункты, на которые хозяин в первую очередь обращал внимание. Для Веллии дать распоряжения слугам и оттеснить складки на верхней одежде Франческо не составляло труда, деятельная она любила копаться в маленьком огороде, где буйно зеленели овощи. Но это были ещё не все способности Веллии. Когда Франческо вдруг надо было выходить «на люди», он заводил её в свой кабинет и просил «навести модный стиль» на его голове. И тут в Веллию вселялся творческий дух. Она бралась за горячие щипцы и с видом цирюльника, крайне аккуратно подворачивала ему кончики волос, заботясь о том, чтобы всё было ровно и красиво. Когда дело доходило до работы рядом с ушами, Франческо интуитивно втягивал шею в плечи, опасаясь получить ожёг.
– Осторожнее, ухо! – постоянно напоминал он Веллии.
До неё причёской занимался Раймон и частенько прижигал ему мочку уха или шею, пришлось его заменить на Веллию. Когда она благополучно оканчивала свою работу, он вертел головой перед круглым выпуклым зеркалом и делал одно и то же умозаключение: «Женские руки более нежные и проворные». Потом благодарил Веллию нежным поцелуем.
Джованни между тем быстро рос, хорошо соображал и быстро бегал. На досуге отец наблюдал за баловством сына, но, не зная, как с ним общаться, он складывал губами скобку недоумения и быстро удалялся. Джованни, сидя на корточках с самодельной игрушкой, осмысленным серьёзным взглядом провожал отца: «даже играть не умеет».
Каждое утро благодаря Веллии и выучке слуг хозяина никто не беспокоил, и он полностью погружался в своё творчество. Франческо работает с небывалой страстью и упоением, торопясь складывать строчки, будто его кто-то толкал в бок и напоминал: «быстро, быстро, не ровён час помрёшь после обеда». Он был жаден до пера. А когда испытывал отсутствие похвалы от поклонников его таланта, читал свои стихи Веллии, иногда в постели на ночь с просьбой оценить его творение. Особенно ей нравился сонет про белую лань.
– Ты меня часто тоже называешь ланью. Что это за история:
«Не тронь меня, не рань», не поняла.
– У Цезаря была любимая белая лань. Чтобы её не убили в заповедном лесу, он повесил на её шею ожерелье с этой надписью.
Когда он рассказывал мифы или библейские легенды Веллия, довольная ответом, прижималась к Франческо и всегда говорила какую-нибудь поощрительную фразу, например:
– Ты такой умный!
В уединении писалось легко и с удовольствием, но поощрения полуграмотной Веллии его не устраивали он испытывал интеллектуальный голод. Делиться своими сонетами, получать достойную оценку было не от кого. В таких случаях он писал трактаты с вопросами и ответами или пускался в диалоги на философские темы, делился своими мыслями в письмах.
К вечеру Франческо решил прокатиться по лугам Воклюза на своей одноколке. Сыновья Раймона запрягли в неё лошадь и подали вожжи хозяину. Не успел он сесть на козлы, как, не заставляя себя ждать, объявились родственники Веллии. Они подъезжали к его дому и из своей повозки с нескрываемым восторгом приветствовали столь высоко уважаемого зятя, с которым они имели честь породниться. Фабио с женой вышли и направились к хозяину:
– Приветствуем тебя, Франческо.
– И вам привет.
Собака Франческо залаяла, не давая Фабио собраться с мыслями и он, заикаясь от волнения, продолжил, ломая в руках шапку:
– Я рад, что мы удостоены чести породниться со столь знаменитым мужем...
Только сейчас Петрарка стал пристальнее присматриваться к этой особе. Был пасмурный и поздний вечер, но всё же, по выражению его лица можно было догадаться, что он был в хорошем настроении, слегка волнительном. Его взгляд выдавал человека хитрого и самолюбивого. Судя по его бегающему живому взгляду, было видно, что он склонен либо к воровству, либо к авантюризму, но, не смотря на эти негативные наблюдения, Франческо расцветал от комплементов родственников Веллии, молчаливо принимал приветственное бормотание Фабио, не вдаваясь в подробности. Франческо делал вид, что слушает, кивал головой и натянуто улыбался, иногда отдавая команды своему псу замолчать, от того не внимательно слушал да, в общем, и слушать не хотел.
– Не волнуйся, что касается твоей сестры, то в обиду её не дам, буду заботиться, – невпопад ответил он на слова гостя.
Фабио недолго соображал к чему это сказано и выпалил:
–Хорошо.
Ему интересно было видеть венценосного «зятя», знакомого с самыми высокопоставленными сеньорами мира сего и даже с императором и с самим папой. Его имя давало надежды на улучшения в положения в купеческой среде. Известность Петрарки, как он полагал, сулило несметные богатства его сестре и льстило его самолюбию. Ему казалось, что теперь точно Франческо сказочно богат.
Жена дёргала своего растерявшегося мужа за рукав, намекая, что пора бы и замолчать, но он ещё топтался на месте то ли от того, что не желал уходить, то ли от того, что не находил тему для разговора. Вдобавок, ему было неловко за тот единственный разговор, когда он сватал ему свою сестру, наконец, решил попрощаться:
– До встречи, уже совсем стемнело, а нам ещё до Авиньона ехать надо. Он учтиво поклонился. Жена вслед за ним тоже откланялась.
– А вы, собственно, в гости? – не понимая внезапности появления и исчезновения родственников Веллии, спросил Франческо.
Фабио оценил ситуацию, а она была не ко времени встречать гостей.
– Нет, мы проезжали мимо, да вот, заехали… – откровенно врал Фабио.
– Да, да, я именно так и понял, – подыграл ему Франческо.
После ослепляющей славы, Петрарка надолго исчезает из поля зрения высшего общества. Он вкусил её, и она показалась ему горькой на вкус. Пресыщенность славой, добытой в равной мере талантом и эгоизмом, заставили взглянуть внутрь себя и найти тайные черты своей натуры. Они прятались в глубине его молодой дерзкой натуры, но с возрастом эгоизм всё чаще уступал дорогу самоанализу. По другую сторону эгоизма всё ярче возвещает о себе воздержание, презрение к богатству, почтенное молчание. Он усовестился и всё дальше уходил от всего мирского, постигая глубины внутреннего мира. Он ни с кем не общался, не писал писем, никому не показывался на глаза. В высших кругах говорили, что он умер, вследствие чего была обнародована байка, что его, действительно, нашли дома бездыханным. Близкие люди сочли его умершим. На следующий день его на катафалке повезли хоронить, как вдруг перед самой могилой он ожил, вышел из гроба и отправился домой. Свидетели, присутствующие на похоронной церемонии были в ужасе от увиденного чуда. Увидев его живым, люди оправдали сплетню летаргическим сном. Тем не менее, сплетня о его кончине наконец-то дошла и разнеслась по всей Италии. Взволнованный друг Антонио да Феррара пишет по этому поводу скорбный сонет. Некролог доходит и до самого Петрарки. Он отвечает своему другу остроумным сонетом:
Узнав из ваших полных скорби строк,
О том, как чтили вы меня беднягу
Я положил перед собой бумагу
Спеша заверить вас, что если б смог –
Давно бы умер я, но дайте только срок
И я безропотно в могилу лягу,
При том, что к смерти отношусь как к благу
И видел в двух шагах его чертог,
Но повернул обратно, озадачен,
Тем, что при входе не сумел прочесть
Какой же день, какой мне час назначен.
Премного вам признателен за честь,
Но выбор ваш поверьте неудачен
Достойнее гораздо люди есть.
Наконец, Франческо отправился в Авиньон себя показать после того, как узнал от Филиппо, что в папскую курию приехал монах Варлаам Калабрийский в качестве константинопольского посла. Петрарка решил, даст Бог, исполнить свою многолетнюю мечту – освоить греческий язык с помощью Варлаама, чтобы в оригинале читать Гомера. Франческо прилагал все усилия, но читать по-гречески он так и не научился. Отсутствие хозяина в Воклюзе длилось по его меркам совсем не долго, около месяца. Веллия встретила его со скрытой тревогой в глазах, она впервые вела себя как-то испуганно и виновато. Франческо растерялся:
– Веллия, где же твои оригинальные приветствия?
Она почесала лоб и доверительно тихо кивнула:
– Всё хорошо.
Джованни подошёл к отцу:
–Я тебе хочу что-то сказать на ушко.
Франческо присел к нему поближе:
–Ну, давай, посекретничаем.
–У меня скоро будет братик или сестричка.
Он подошёл к Веллии:
–Это правда?
Она отвернулась и кивнула в окно головой:
–Уже вторая луна на исходе.
Для Франческо это был удар. Он не стремился к большой полноценной семье, напротив, – к абсолютной свободе. Он осторожно обнял Веллию, но она была как натянутый канат.
–Почему ты раньше об этом не сказала?
–Я не хотела тебя тогда беспокоить, думала, всё обойдётся.
Она тихо плакала, Франческо это почувствовал по лёгкому вздрагиванию её тела и мокрой от её слёз рубахе. Он поглаживал её по спине и, не зная как отвлечь, наконец, промурлыкал на ушко:
– Там под оливой я потерял несколько золотых, поедем, поищем?
– Что ты на них собираешься купить? – поверила Веллия.
– Что захочешь. – Франческо многозначительно улыбался, намекая на романтическую прогулку.
Поздно вечером, как любовники, прячась от всего Воклюза, они отправились на прогулку, но причина была не в любви, а в лошади: она хотела сочной луговой травы. Веллия и Франческо шли, касаясь друг друга, и к ним возвращалось тепло первого свидания. Они молчали и наслаждались этой чувственной близостью. Лошадь шла спокойно, лишь издавая тихое цоканье подков о дорожные камни, напоминающие о бывшей когда-то добротной дороге. Они вышли в поле, желание близости накатывало на него как наваждение. Веллия это чувствовала с затаённым дыханием. Наконец они пришли к раскидистой оливе. Под её ветвями образовался небольшой шалаш.
–Не здесь ли под деревом ты любовался своей златокудрой красавицей? Спросила она, стряхивая, лепестки с его плаща. Показываешь мне свои сокровенные места?
Франческо, чтобы она успокоилась, не стал врать:
– То была яблонька и растёт гораздо ближе к Авиньону. Ты когда перестанешь говорить о ней, где ты взяла стихи?
Франческо понял, что она проникла в его кабинет в его отсутствие.
Она молчала не долго:
– По привычке нашёл здесь другую «яблоньку»?
Франческо приблизил её к себе и заглянул ей в глаза:
– Да, другую, – он многозначительно посмотрел ей в глаза, давая понять кто здесь другая яблонька, – и добавил: – Ты себя в стихах не увидела?
Веллия на мгновение затихла и сама первая потянулась к Франческо.
– Я просто, ревную.
Они сидели под деревом. Им было тепло и уютно вдвоём. Франческо оборвал молчание:
– Мы с той девушкой только пару раз обнялись, дальше отношения не заходили. Я любил её сердцем и свей душой. Это называется платоническая любовь или небесная. – Он надеялся вызвать в ней всплеск ревности, но она рассмеялась:
– Ты когда её обнимал, у тебя ничего земное не шевельнулось?
Он обнял Веллию страстно, не ровно дышал ей в ухо, ей было горячо и щекотно, и тут же убедился в правоте её слов.
Он приостановил свои ласки, но это ничего не меняло.
– В реальности не получается.
– Ты всё придумал?
Он молчал, и Веллия восприняла это как акт безоговорочной капитуляции. Ему легче и лучше было бы с ней согласиться, и он сказал своё безоговорочное:
–Да.
В душе Франческо льстила ревность Веллии. Полумифическая возлюбленная перестала быть предметом скандалов. Франческо иногда по настроению раззадоривал её стихами, вызывая у неё ревность к незнакомым красавицам. Где-то здесь была и она, и её образ мелькал между сладострастных строк.
Свидетельство о публикации №225052000509