Шагирт. Глава 26. Грядущие перемены

 
         -«Аз, «Веди», «Глаголи», «Добро», «Есть», «Зело»…, «Зе…Зе…» - вдруг сбился Нифон. Но, через мгновение  торопливо продолжил счёт, - …«Зе…мля», «Иже», «Фита», «Ижеи»…. Вот, слышишь, дедушко, как я быстро считаю до десятка…. Научился…. Только разок и сбился. А когда читать зачну? А то, всё считаю да считаю…. Мне  тятя сказал, что я после изучения азбуки слова составлять буду… и ещё… Часовник да Псалтырь читать, - Нифон обиженно посмотрел на стоящего у окна Феопента Алексеевича, - вон Сёмка, Лазарка да Пронька читают вовсю…,- и чуть не плача, повторил,- а я мало…. Всё считаю да считаю.
        - Ну, погоди, Нифонка…. Азбуки и счёт ты хорошо выучил…. Вот, ежели
ответишь мне сейчас на два вопроса, то и читать поручу, как другим…,- Феопент Алексеевич  посмотрел на отрока, а потом повернулся в сторону старых своих товарищей Викула и Платона, сидящих на скамье у печи, незаметно подмигнул им, - дак как?
  Отрок стоял серьёзный, насупленный. Морщил лоб, думая о своём, а потом   махнул рукой:
- А, давай, дедушко….
- Скажи, а как ты писать эти цифири будешь? – спрашивая, Феопент Алексеевич  наклонился в его сторону, прищурив глаза и всматриваясь в отрока. 
         -Я их дедушко… буду писать… так же, как и считал… буквами…, а сверху
только титло с изгибом помечу….
В избе стояла тишина; отроки за столом и старики у печи разом облегчённо вздохнули, поддержав Нифона.
- Ну, Нифонка, ещё спытаю тебя… и тода будешь с товарищами своими заниматься вместе…. И кажный раз ходить с ними ко мне в избу, а не на реке пропадать…. А то набрал себе воли….
Присутствующие напряглись, ожидая вопроса, а дед, как бы нехотя спросил:
- А как на гумаге ты запишешь число в шесть сотен…, шестьсот?
Отрок задумался, шевеля губами и вспоминая счёт; потом хлопнул себя ладонями по ляжкам:
        - Вспомнил я дедушко…. Только нехорошее это слово, дурное.
        - Как это нехорошее…, сказывай….
Отрок осмотрел всех:
        - Мне от тяти попадёт и ребята засмеют….
        - Дак знаешь, как записать цифиру шестьсот на гумаге или нет?
        - Знаю, дедушко…. Это число пишется…,- отрок вздохнул и обречённо произнёс, как в прорубь бросился, - буквой «Хер»…, - и тихо добавил, - а сверху опять же титло ставится.
        -Молодец, -  дед весёлыми глазами посмотрел на зажавших рты отроков, указав рукой на угол избы, - вон она, вица-то стоит…. Не пожалею…. Как жеребята… ржёте. Завтра, Нифонка, читать зачнёшь со всеми. А сейчас домой бегите. Конец на сёдни.
        Старики подождали, пока отроки выскакивали из избы на волю, проводили их глазами через два окна и рассмеялись.
-Эх, ребятки…, молодо-зелено…. Спаси Христос Викул Иванович, хорошее дельце подкинул мне…. Ндравится с детишками заниматься…, да и подмога…, какая-никакая от обчества.
- И тебя спаси Христос Феопент Алексеевич за приятное слово и добрые дела твои. Однако,  забавник ты…, рассмешил…. Хорошо деревне помогаешь… запрет обходить…, без учёбы отрокам нельзя! А, то приказывают:- «…учите грамоте с мирскими…»,- передразнил Викул Иванович людей Ершовского приказа. – А там рази смогут они  по силе слова читать…? Вот то-то и оно! Так и веру свою по частям растеряем!
       - А ты уж долго отроков учёбой пестуешь? – спросил Платон Иванович и, услышав в ответ, - пятый год…, - продолжил, - хорошо у тебя получается…, весело. А мы к тебе, Феопент Алексеевич, поговорить зашли…. Ты ведь самый старший в деревне из нас – седьмой десяток бежит.
        - Ну, Платон Иванович…, далеко ли от тебя убежал- то? – Зашевелил губами, вспоминая и ведя счёт,- однако, год один токо. А, вот, Викул Иваныч… на пяток годков отстал. Молодая у нас деревня пока.
Закачали старики головами, глядя друг на друга: разрисовала их жизнь морщинами да серебром окатила головы.
Когда-то, около пяти десятков лет назад, малыми отроками вместе со своими семьями пришли они на это место и заложили с отцами единственную улицу починка, вытянувшуюся на версту вдоль речки Шагиртки. Долгие годы жизни в одной деревне связали их не только крепкой дружбой, но и родственными отношениями. Стали вспоминать последнюю сказку: насчитали по улице двадцать два двора и новых, заложенных, ещё три; фамилии перечислять по хозяйствам начали.
- Слушай, Патон Иваныч, а ведь нас, Килиных, в деревне более половины всех…,- Феопент Алексеевич считал, загибая пальцы, – одиннадцать дворов. – Да, чё говорить: первый двор по улице брата - Якова Алексеевича, а последний, двадцать второй, вот он - мой. По три двора Полонянкиных да Чепкасовых, по два Вахрушевых и Смолиных, да один двор Фёдора Зотеевича Макарова, - перекрестился,- царствие ему небесное, тепереча сына евоного - Анфиногена. Дак, ты же Викул Иванович последнюю сказку в Ершовку сам передавал…. Скоко там народу писано?
- Твоя правда, Феопент Алексеевич: двадцать два двора и двести пятнадцать рабов Божьих: мужиков девяносто восемь да баб сто семнадцать. – Помолчал минуту,- вот и хорошо разговор зачали…. Говори новость свою Платон Иваныч…, подумаем вместе.
-Чё, мы с тобой хотели…,- взял паузу, задумался,- по учёбе отроков посмотрели…. Справляешься хорошо. В зиму много желающих будет. А ещё из Ипат просились к нам…. Тогда и привезём в помощь отставного солдата Савелия Карпыча из Малой Тапьи. Найдём избу, поселим…. Я уж с ним говаривал об этом…. Но в церковную школу Старого Шагирта ни ногой - там хорошему отроков не научат, а от веры нашей отвадят….
- Об обучении обчество пусть не беспокоится – добросовестно приложусь к этой заботе,- Феопент Алексеевич трижды перекрестился, - не подведу.
- Да мы знаем тебя не первый год Феопент Алексеич,- Викул Иваныч заулыбался,- лето-то, какое ныне дождливое зачалось…. Путникам в дороге сейчас несладко приходится. Что я хочу посоветоваться с вами….
-Да, давай уж, Викул Иваныч, не напрягай…, рассказывай, - Платон Иваныч пригладил бороду.
-Был я с альняшинским другом своим Семёном Прокопьевичем в приказе…, вчерась, под вечер вернулись…. Трудно далась дорога, не молодые уж…. Так вот, писарь тамошний, Григорий Афанасьевич, что на подарки падкий, рассказал о переселении удельных крестьян за Урал в Сибирские  губернии. Мол, сначала туда катаржан гнали, а сейчас за переселение платят, только согласие покажи. Землю дают по 15 десятин на душу, деньги на скот и инвентарь; от рекрутов на три призыва освобождают; снимают все недоимки и на восемь лет освобождают от податей и повинностей…. Во как! Переселяют только малоземельных крестьян, а самовольства не терпят,- себе дороже будет. Наш приказ, мол, уже почти, как два года переселяет некоторых, деньги на помощь выдаёт. Григорий Афанасьевич предлагает и нам правильные заявления готовить, по которым в переселение не откажут. Опять же говорит, что от вас много не надо - уважения да подарков чуток. Старошагиртские тоже там были, узнали об этом и сразу всполошились: семьи-то большие уже, а земли маловато. Думают, как на крыло подняться, да в Сибирь лететь. Нам тоже надо бы задуматься о переселении: земля-то вольная заканчивается…. Мы уж обговорили меж собой, обдумываем. Тебе вот весть эту принесли для размышления….  Как думаешь, Феопент Алексеевич?
-А, что думать-то..., готовить надо отъезд заранее…, разведчиков засылать. Расчёт простой: в кажном дворе у нас сейчас по десять человек с малыми детишками да отроками. Через десять-двадцать годов, это скоко дворов новых надо будет ставить и земли искать? А…? Оскудеем всей деревней. Что и говорить…. Молодых да сильных в новые края готовить к отправке заранее надобно, раз землю да деньги раздают. Не на свои, как мы здесь зачинали….
Викул Иванович как бы и не слыша размышления своего товарища, продолжил:
- Нам известно, что некоторые наши уже переселились из Савы, Усы…. Но не это главное…, позднее мы услышали то, о чём до сих пор не было известно…. Григорий Афанасьевич, когда получил подарки от обчества на своём дворе, давай рассказывать нам всякую всячину. Мол, удельным, с прошлого года земли дозволено самим в собственность приобретать, лесами пользоваться, а ещё переходить в другие сословия и завещания оставлять. Только начальники приказов мол, просили не говорить об этом. А потом испугался, что лишнего сболтнул и умолял нас не выдать его. Видать император новый, Александр, решил больше воли крестьянам дать…, а нам пока не говорят. Вот, какое дело, мужики.
После полученных в приказе новостей  на протяжении нескольких дней выискивал Викул Иваныч предлоги для разговоров с каждым из сынов своих: Игнатием, Лазарем, Иваном и Родионом. Всё выспрашивал:  как же они, мужики молодые к полученным новостям отнеслись, с замиранием сердца выяснял и так и этак о том, что думают о переселении в Сибирь. Нет ли задумки, отправиться туда? Вон ведь какие перемены предстоят в жизни!
Успокоился только после Петрова дня, когда за столом старший сын Игнатий, получив от него разрешение, поднялся и, поздравляя семейство с праздником, сказал:
-Ты, тятя не волнуйся, живи себе размерно, помогай советами, нас и внуков уму-разуму учи. Нашей семье земли пока хватает…, лет двадцать ещё беспокоиться не стоит,- засмеялся.- Мы здесь с братами всё взвесили и надумали: слава Богу, сестёр в семью нам господь много дал, а они земли не требуют, к мужьям перешли. А нам на четыре семьи да на родителей землицы  хватит…. В прошлом годе осенью у зелёного лога часть земли от поросли, кустарников и старого лесного завала освободили…, хороший кусок прирезали к пашне.
Успокоился Викул Иванович, но всё равно уснуть не смог, всё ворочался, вздыхал да размышлял о своей многочисленной семье – десять деток с Праскевой сохранить удалось: Игнатий, Зиновия, Лазарь, Ефимия, Иван, Родион, Параскева, Анастасия, Пелагея, Устина. Всех  перечислил.  Шесть дочерей отдал в семьи друзей и единоверцев, со многими через них и жён сыновей породнился: с Вахрушевыми, Глуховыми, Зворыгиными, Килиными, Смолиными, Чепкасовыми…. А прошлой поздней осенью 1859 года, под Филиппов день, перед Рождественским постом ещё один внук появился, первенец младшего сына Родиона.  Назвали внука, как водится Филиппом – и  по-празднику и в честь деда Родиона, отца матушки Параскевы. И ведь точно как имя Богом даётся! На прошлой неделе, как только первый раз внук на ноги вставать начал, так  сразу и под коня заполз. Просмотрели няньки! Хорошо беды избежали…. Вспомнил внука - мальца, потеплело в груди, пригрелся и уснул незаметно.
       Ранней весной 1861 года император Александр II подписал Манифест об отмене крепостного права, который назывался  «О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей»; хоть документ и был обнародован в Прощённое воскресенье,накануне Великого поста, но послужил основанием для множества крестьянских выступлений, так как земля по-прежнему оставалась в помещичьей собственности. 
          Жители небольших староверческих починков, деревень и сёл, затерявшихся среди уральских лесов и полей, оторванные от внешнего мира, отнеслись к Манифесту весьма спокойно, так как после церковного раскола и длительных притеснений властями считали себя людьми вольными и свободными, отвечающими за свои действия и поступки только перед Всевышним.