1977
VII. Летом
1. Вступление
Итак, наступило долгожданное лето. Однако это лето представляло собой сочетание удовольствия и тревоги. К сожалению, второе "перевешивало" первое. Источником последнего была Москва. Это и понятно: после гибели дяди Миши состояние здоровья наших москвичей резко ухудшилось. Их поместили сначала в разные больницы: дедушку в академическую, а бабушку в Первую Градскую. В начале июля дедушка позвонил и сказал, что бабушке будут делать операцию. Этого не произошло. Почему? Возможно, уже решили, что недолго ей осталось жить. А потому не стали делать операцию.
Довольно странно, ведь, кажется, врач должен быть заинтересован в том, чтобы пациента вылечить. И даже если пациент кажется безнадёжно больным, врач должен приложить все усилия к тому, чтобы облегчить его страдания. Если же этого нет, то он не имеет права называться врачом.
В июле бабушку перевели в академическую больницу. Там уход был лучше. Несмотря на это, 25 августа она умерла.
Дедушка остался один. В создавшейся ситуации мои родители решили, что его надо спасать, для чего мы должны переехать в Москву, чтобы быть рядом с ним. Но у меня возникал вопрос, а следует ли это делать? Почему бы ему самому ни переехать в Ленинград?
Оказывается, он продолжал работать (оказывается, в ту пору крупные учёные не могли выходить на пенсию). К тому же в Москве был более квалифицированный медицинский уход, что было понятно (всё-таки столица).
Но мне в ту пору это было непонятно, и я неоднократно об этом говорил им и даже позволял себе непочтительные высказывания в адрес дедушки.
Надо сказать, что и мама, и папа, и бабушка проявили весь свой педагогический, ораторский и актёрский талант, чтобы убедить меня в том, что предпринимаемый ими шаг был единственно правильным. Понял ли я это? Не знаю. Пришлось смириться и с этим, Но это было нелегко.
Но сейчас мы ещё не переехали в Москву. Сейчас велась предварительная работа в связи с возможным переездом в Москву.
Большую часть лета погода была тёплая. Но время от времени были периоды более прохладной погоды. Нынешнее лето для нас включало в себя и сентябрь. Он был более прохладным. В Москве в отдельные дни даже шёл мокрый снег.
К периоду лета 1977 года относится и начало новой редакции моих мемуаров. Если в начале лета я ещё продолжал писать предыдущую редакцию, то уже в середине июня (с 15 июня) я начал новую редакцию, которая, как оказалось, писалась до 1984 года.
2. Поездка на дачу
У нас будет много поездок на дачу, но я не буду каждый раз говорить: "Вторая третья, десятая и т. д." Сейчас же была первая. Но для того чтобы рассказывать о том, чем поездка на дачу была в течение лета, следует ещё раз коснуться вопроса о дачном быте. Одной из особенностей здесь является печное отопление, значит, дрова, во всяком случае, отсутствие дров было в последнее время для нас настоящим бедствием. Ещё в 1976 году мама и папа планировали заказать и приобрести дрова зимой 1976 года. И уже даже наметили день поездки. Но именно в этот день резко похолодало: температура опустилась до -23. Заниматься дровами в такой обстановке это было бы невозможно. А оказалось, что дровяная экспедиция должна быть осуществлена только в летнее время. И вот на следующий день после приезда мы с бабушкой поехали в Рощино, пришли на дровяной склад он находится совсем рядом со станцией. Здесь с нами разговаривала очень милая приветливая женщина. И вот в течение пяти минут оформили заказ. Заплатили деньги. А на следующий день к нам прибыла машина дров. Действительно, такой плодотворной была первая поездка.
Итак, мы с бабушкой выехали на дачу. До этого папа и Виктор Абрамович кое-что привезли. В частности, привезли магнитофон "Дайна" и некоторые магнитофонные записи. В частности, мы послушали оперы Верди "Бал-маскарад" и "Аиду" с участием Джильи. Другие плёнки не слушали.
Уже началась жара, и это настраивало на лирический лад. Я мог больше находиться на улице: либо загорал, либо прогуливался "по верёвочке".
Я также читал бабушке книгу В.Г. Трухановского "Уинстон Черчилль политическая биография".
В заключение о собаке Абрамовичей. У них был пёс. Он появился ещё в прошлом году. Но в этом году он вёл себя как-то уж очень агрессивно. Как только наступает ночь, он приходит к нашему дому и начинает выть. А почему у нас? Долгое время это не находило разумного объяснения. То ли его плохо кормили, а потому он хотел есть? То ли была здесь какая-то причина. Что это не сторожевая собака, было ясно едва ли не с самого начала. Да и размеров он, похоже, был небольших. Обсуждали мы этот вопрос с Линой Ивановной. Лина Ивановна высказала предположение, что такое поведение может быть связано с тем, что большую часть дня его держали на привязи. Если это перевести на язык моих представлений, этот пёс не обладал способностью приноравливаться к таким обстоятельствам. Стало быть, играть, сидя на цепи, он не умел. Но не мог он играть и, будучи свободным. Однако какого-либо общения с Абрамовичами на эту тему у нас не было, если, конечно, не считать отдельных встреч с их домработницей Клавой. И всё-таки этот вопрос нас занимал. Мама, уже когда мы находились в Москве, высказала предположение, что он предупреждал нас о том, что нас ожидает потеря близкого человека.
Но, как оказалось, и в их семье тоже произошли потери: один за другим ушли из жизни жена Льва Абрамовича, а затем и он сам. В свете действительно происшедших событий эти предупреждения выглядят как пророчества. Это кажется совершенно невероятным, что этот пёс имел такую способность. Ведь он имел репутацию глуповатого пса.
Два года спустя Клава, домработница Абрамовичей, говорила, что он припадочный, а потому его невозможно водить на поводке, а только носить на руках. В противном случае он начинал кричать истошным голосом. На следующий год прибегал к нам. Теперь он не выл и не лаял, а только чмокал губами, во всяком случае, только этот звук я тогда от него слышал, но даже это было жутковато: ты лежишь на солнышке, загораешь, а тут появляется какое-то непонятное существо и громко чмокает губами это, действительно, выглядит жутковато. По-прежнему всё, что связано с собакой, пугало меня.
А кончил этот пёс печально попал под поезд. В том же году у Абрамовичей появилась новая собака королевский пудель, по кличке Цея. Она прожила полноценную собачью жизнь 14 лет.
3. Обретаем "Вегу"
Я уже говорил, что после гибели дяди Миши его вещи распределились между разными людьми. Пластинки были распределены между нами и Ольгой Георгиевной. Она выбирала пластинки поновее (ей достались, в том числе, и оперы в знаковых записях, о которых много говорилось и в дальнейшем).
Но был среди этих вещей и проигрыватель дяди Миши. Сергей Ананьевич, бывший на похоронах дяди Миши, сразу же забрал его. И вот в начале июня, в тот самый день, когда мы приехали с дачи, папа поехал за этим проигрывателем.
Надо сказать, что в этот день по радио была передача, посвящённая 100-летию со дня рождения Титта Руффо. Мне очень хотелось записать её на магнитофон. И вот перед отъездом папа написал для мамы подробную инструкцию, как делать запись с трансляционного динамика, который прилагался к проигрывателю "Аккорд". Мы её сделали. Оказалось, что это была передача, которая уже транслировалась в 1972 году. В ней, помимо оперных арий, была необычная запись к 60-летию со дня рождения Шаляпина. Титта Руффо записал небольшую пластинку "Монолог Шаляпина" на итальянском языке (пародия).
Как он пишет в своей книге "Страницы моей жизни", итальянский язык давался ему с трудом.
На этой пластинке Титта Руффо якобы голосом Шаляпина перечислял, какие болезни обнаружили у него к 60-летию "эти глупые врачи" (давалось длинное перечисление этих болезней).
Шаляпин при встречах (уже в реальности) называл его "Руффичек маленький" (очевидно, Титта Руффо был невысокого роста). И вот в этой шутливой сценке он как бы резюмировал: "Все меня бросили, все меня оставили. Один ты, Руффичек маленький, меня не оставил. Спасибо тебе, Руффичек маленький мой",
Какая была ему от этого польза, сказать трудно ведь, судя по всему, итальянским языком он владел плохо, это при том, что первой его женой была знаменитая итальянская балерина Тарнаги.
А поздним вечером того дня папа приехал и привёз проигрыватель.
Через два дня папа наладил этот проигрыватель. Прежде всего, мы послушали записи Эдварда Кеннеди (Дюка) Эллингтона. А потом мы прослушали первую оперу.
К сожалению, пластинка оказалась заезженной. Увы, с таким явлением мы в дальнейшем столкнёмся не раз.
4. В Приморском парке Победы
За день до того, как папа наладил проигрыватель, мы совершили поездку в Приморский парк Победы. Прогуливались не спеша. Было очень хорошо. Часа два находились там. Хорошо прогулялись.
5. Приезд тёти Зины и тёти Паши
На следующий день произошло ещё одно интересное и очень важное событие: из Москвы приехали тётя Зина и тётя Паша.
С 1972 года тётя Зина в Ленинград не приезжала. В 1975 году приезжала тётя Паша. А сейчас они приехали скорым поездом №10. Мама и папа встретили их на Московском вокзале.
Тётя Зина и тётя Паша привезли пластинки, и это было главным событием. Тётя Зина кое-что присмотрела. Её особенно привлекали произведения Вивальди.
А папа сказал, что много пластинок с записями произведений Вивальди выпускается в ГДР. Наверно, советовал ей туда написать, узнать, есть ли в наличии эти пластинки или же другие произведения Вивальди (позже, уже незадолго до нашего возвращения в Санкт-Петербург, мама кое-какие пластинки с произведениями Вивальди тёте Зине отдала). В таком духе мы и беседовали.
А тётя Зина сказала, что может такое случиться: тётя Рена со всем семейством переедет в Минск. Но Саша ещё не закончил школу. Ему надо будет искать работу. А я сказал, что сам бы с удовольствием переехал в Белоруссию, но не в Минск, а в Жлобин. Тётя Зина с видимым сочувствием отнеслась к этим моим намерениям. Но, может быть, в её словах не было полной искренности, и её якобы сочувствие было не чем иным, как скрытой формой насмешки над доверчивым и наивным юнцом, верящим в чистые и бескорыстные человеческие отношения, не понимающего, что сегодня на первом месте должны быть не сентиментальные воспоминания, а соображения выгоды,
Да и папа поначалу меня не зажимал, хотя, возможно, его такая перспектива вряд ли обрадовала бы: в самом деле, жили почти в столице, а этот юноша предлагает перебраться фактически в деревню, причём было достаточно хорошо известно, что сам он к сельской жизни совершенно не приспособлен, но, напротив, из его высказываний следует, что он относится к ней с пренебрежением, а, может быть, они оба хотели дать мне убедиться на собственном опыте в бесперспективности предлагаемых мною идей.
Вот такой в тот момент была наша беседа.
А на следующий день мы всей семьёй, а также тётя Зина и тётя Паша поехали на дачу. Здесь по-прежнему было тепло. И это делало пребывание на даче особенно приятным.
Как раз в это время я начал новую редакцию своих мемуаров.
Из примечательных событий этого периода хотел бы упомянуть о поездке тёти Паши в Выборг.
Она с каким-то особенно подчёркнутым восторгом отзывалась о Выборге, сравнивая его с Таллинном.
Тётя Зина такого восторга не высказывала. (Кстати, она в Выборг с ней не поехала, осталась со мной). А у тёти Паши было ещё желание поехать в Петродворец, но туда мы поедем все вместе в 1983 году, в тот год тётя Паша приедет к нам со своим внуком Димой.
В то же время, надо было знакомиться с достопримечательностями нашего города. Но это, видимо, так и осталось неосуществлённым.
К тому же напряжённость вокруг нашей Москвы возрастала.
Истинного положения дел я ещё не знал, как не знал, хочу я учиться или нет.
Так меня вполне удовлетворяла моя работа. О ней я тогда только и помышлял. Но тогда в присутствии тёти Зины и тёти Паши я ни слова не сказал.
Тётя Зина начала читать мне книгу Пухарева "Жлобин". Эту книгу Тамара привезла ещё в 1976 году. Несколько разделов этой книги тётя Зина мне и прочитала. Вокруг этого и развёртывались события.
Но вот приехала бабушка и привезла часть работы. Оказывается, когда она вошла в дом, ящики с работой уже лежали на площадке нашего этажа, рядом с дверью в квартиру.
Одновременно бабушка привезла сообщение, которое поначалу казалось нам невероятным. Бабушка сказала: "Поздравляйте Леонида Ильича". Я спросил: "По какому поводу его поздравлять?" А бабушка сказала: "С вступлением в должность председателя Президиума Верховного совета СССР".
Словом, произошло то, что ранее происходило в других социалистических странах: партийный лидер становился во главе государства, и это казалось вполне закономерным. Тётя Зина сказала: "Значит, так это и надо".
Но сейчас этому предшествовала политическая интрига. В конце мая 1977 года состоялся очередной пленум ЦК КПСС, который принял ряд исторических решений. Он, таким образом, оказался чисто организационным. Так было принято решение о дате принятия новой конституции СССР. Были утверждены новые слова гимна Советского Союза как известно, после смерти Сталина гимн перестали петь, звучала только музыка. Объяснялось это необходимостью преодоления последствий культа личности Сталина. Теперь те же поэты Михалков и Эль-Регистан написали новый текст, который был утверждён, и с 1 сентября 1977 года гимн с этим текстом будет обязательным для исполнения.
Пленум освободил Н.В. Подгорного от обязанностей члена политбюро ЦК КПСС "в связи с уходом на пенсию". Одновременно сессия Верховного совета СССР освободила его от обязанностей председателя Президиума Верховного совета СССР и, таким образом, он был отправлен в отставку.
В чём причина этой отставки (об этом много рассуждалось в передачах зарубежных радиостанций типа "Голоса Америки"), наши же средства массовой информации подлинной причины так и не назвали. По "Голосам" же утверждали, что Кремль был не доволен его деятельностью во время визита в Африку. Тогда он посетил три африканских страны: Замбию, Танзанию и Мозамбик. Что именно произошло во время этих визитов, доподлинно не сообщалось.
Об этом что-то говорилось на XXV съезде КПСС в 1976 году. Более определённо тогда же говорилось и по поводу изменения конституции. Был разработан проект новой конституции. Подгорный, будто бы, был с этим не согласен, поэтому его и отправили в отставку.
Одновременно стали строить предположения, кто может стать новым председателем Президиума Верховного совета СССР, и говорили, что отставка Подгорного это новое возвышение Косыгина и Громыко. Впрочем, последнее вскоре было снято с повестки дня. Вот почему и поздравляли Брежнева с назначением на пост председателя Президиума Верховного совета СССР.
О чём это говорит? Это говорит о том, что Брежнев сосредоточил в своих руках всю полноту власти. В те годы в народе обсуждался вопрос о том, хорошо ли это или плохо. Для рядового гражданина существенных изменений не произошло. Правда, всё больше говорилось о том, что усилилась борьба с диссидентами. Об этом мы слышали, главным образом, по "Голосам".
Но вот лично для меня это ровным счётом ничего не означало. Я продолжал работать так, как это было раньше. Теперь все убедились в том, как мне нравилась моя работа.
Я думал, что она одна в целом мире будет моей главной работой в жизни. Меня пытались переубедить в том, что так не бывает, что всё когда-нибудь меняется, но я никак не хотел этому верить, а верил в стабильную, вечную работу, которая никогда не меняется, а остаётся такой желанной всегда.
Был у нас на даче пир, и казалось, что вся наша жизнь проходит весело.
В воскресенье родители вместе с тётей Зиной и тётей Пашей уехали в город. А вскоре тётя Зина и тётя Паша вернулись в Москву. Тётя Зина больше никогда не была ни в Ленинграде, ни в Горьковском.
6. Отъезд родителей в Москву
После того как тётя Зина и тётя Паша уехали, мы ещё находились на даче. Надо было продолжать работу. Когда же нужно было отвозить работу, нам на помощь пришёл Виктор Абрамович.
Он забрал работу и привёз её на машине. Перед этим мы встретились. В частности, он говорил о Васе. По словам Виктора Абрамовича, Вася рос болезненным ребёнком. Были даже опасения за его жизнь. И тут чудеса героизма проявила его бабушка, жена Виктора Абрамовича, Софья Ильинична. Сама уже будучи больным человеком, она выходила Васю. Как раз вместе с Васей и его мамой, дочерью Виктора Абрамовича, Татьяной Викторовной, они собирались в город ехать на машине. Мы же, как мне объяснила бабушка, не могли поехать вместе с ними. Поэтому мы поехали поездом, что меня очень огорчило, потому что не было мне большего удовольствия, чем проехать на машине.
И вот мы приехали в город. Здесь со мной снова была моя работа.
А уже на следующий день позвонила тётя Зина. Её слова были встречены мною, как гром среди ясного неба. Она сказала: "Срочно прописывайтесь в Москве". Это значит, что бабушка и дедушка были очень плохи, что их уже можно было и не застать. Их, а также имущество надо было спасать. Бабушка ещё раз повторила эти слова тёти Зины.
Между тем, ещё 26 июня был день рождения Таисии Ильиничны. Отмечали его в Рощино. И снова делали шашлыки. На сей раз на древесном угле, доставленном из Силезии. Для моих родителей меня на том празднике не было он был последним глотком вольной ленинградской жизни. Уже дальше начиналась полоса, которая привела всех нас к переезду в Москву и к началу нового этапа нашей жизни.
Итак, на следующий после этого дня в Рощино день мама и папа выехали в Москву. Как стало известно уже на следующий день, бабушка и дедушка, находившиеся до тех пор в разных больницах (бабушка в Первой Градской, а дедушка в Академической) воссоединились, так как бабушку перевели в Академическую больницу. Но, возможно, до этого дедушка был не полностью осведомлён о состоянии здоровья бабушки.
И даже сказал моим родителям: "Но вы же ожидались в начале июля". Между тем, бабушке ещё в Первой Градской больнице собирались делать операцию, но потом её отменили видимо, решили, что уже никаких надежд на то, чтобы спасти её, нет. Тем не менее, после отмены операции её перевели в Академическую больницу.
Но, судя по всему, спасти её уже было невозможно. Но, тем не менее, пока человек жив, надо бороться за него. Это и делали мои родители.
Одновременно и квартиру надо было привести в порядок, в том числе, освободиться от вечного московского бедствия тараканов. Но борьба с тараканами это вообще сродни настоящей войне, которая может продолжаться бесконечно долго (практически всю нашу московскую жизнь мы боролись с этой напастью, хотя лично я не понимаю, что они плохого делают. Вот я не видел ни одного таракана близко, так что не могу судить об их вреде).
Возможно, таракан является одним из символов всей московской жизни. Но недавно слышал, что они в массовом порядке покидают Москву, эти существа, которым не страшна радиоактивность, а, значит, даже ядерная война.
7. Июль-месяц
Сейчас мы будем говорить о месяце, потому что речь пойдёт о событиях, которые станут предтечей великих перемен. Верно, что мама и папа уехали в Москву. Но мы с бабушкой оставались в Ленинграде, пока я работал.
Время от времени мы находились во время исполнения мною работы в городе. По возможности, совершали прогулки и при этом не только любовались красотами окружающей нас местности. По мере возможностей решали и бытовые вопросы, например, покупки некоторых редких продуктов питания. Так купили по моему членскому билету ВОС двух цыплят-бройлеров без очереди - что может быть приятней такого воспоминания о советском времени!
Были у нас и интересные встречи.
Приезжала Елизавета Самойловна из Пушкина. Она интересовалась макулатурой, которую можно было сдать и получить за неё абонемент, по которому выдавали популярные книги, например, роман Александра Дюма "Двадцать лет спустя" и некоторые другие книги.
А по телевидению передавали интересные спектакли, например, по пьесе А.Н. Островского "Не от мира сего". По этой причине я из своей комнаты переходил работать в большую, где я "наживлял" планки. Когда я "наживлю" 100 планок, я возвращаюсь в свою комнату и закручиваю их на машинке. Если же закрутка может производиться вручную, то в таком случае весь цикл операций я производил отвёрткой.
К нам приезжали и другие наши знакомые.
А во время одной из прогулок встретились с соседкой Марией Павловной, хозяйкой кота Маркиза, Баськиного брата.
Но тогда речь шла уже не о коте и кошке. У её дочери родился ребёнок. Сейчас ему был уже год. Но вёл он себя как младенец, то есть, пищал. Во всяком случае, его ещё возили на коляске. Тут бы мне и заинтересоваться. Но я был всецело поглощён своей работой и торопил бабушку, чтобы мы возвращались домой (встретились совсем рядом с подъездом). А они с Марией Павловной обсуждали её семейные дела. А там, судя по всему, назревал нешуточный конфликт, и Мария Павловна делилась с бабушкой по поводу его разрешения. Я ещё этого не понимал. А бабушка потом выговаривала мне за это.
Один раз съездили на дачу. Здесь провели полтора дня.
Я читал бабушке книгу В.Г. Трухановского "Уинстон Черчилль. Политическая биография", а также писал мемуары.
В один из дней этого периода у нас был град.
Для наших мест, во всяком случае, в то время, град был довольно редким метеорологическим явлением. А вот сейчас оно происходило. И снова я испытал детский интерес к новому, необычному. Я стоял на крыльце, подставив правую ладонь и ловил ею градинки. И мне это было так интересно, что это, снег среди лета? Всего считанные минуты он происходил, а впечатление оставил на всю жизнь. Во всяком случае, я испытал такой же восторг, как тот кот, который, находясь на улице, ловил лапками снег, воображая, что с ним играют.
Но я и работал на даче. Ведь ещё раньше привезли машинку, которую подарил Аркадий.
8. Приезд мамы
А что в это время происходило в Москве? В Москве дело двигалось к принятию судьбоносных решений. Ещё пока переезда не было. Но надо было привести в порядок квартиру. Ведь все эти годы бабушка и дедушка не могли содержать её в порядке. А те, кто к ним приходил помогать, думали лишь о собственных корыстных интересах.
Так что приезд моих родителей предотвратил разграбление квартиры бабушки и дедушки ещё при их жизни. Ведь муж последней их домработницы заявил, что вскрытая им книжная бандероль это якобы подарок дяди Миши этому человеку. А на самом деле, эту книгу дяде Мише подарил Билл. Но дело не только в этом.
Состояние здоровья наших москвичей продолжает ухудшаться. И они уже живут в каком-то ином мире. Это выразилось и в том, что они искажённо воспринимают информацию о происходящем, которую им сообщают. Так, например, именно сейчас им сообщили, что я работаю (до этого такая информация держалась в секрете, так как опасались, что в противном случае мы лишимся небольшой финансовой поддержки от дедушки и бабушки). К слову сказать, вся эта конспирация была лишена какого-либо смысла: ещё в 1975 году дядя Миша увидел у нас приёмник "Океан", который принадлежал мне. С таким же успехом они могли узнать о моей работе, и это никак не повлияло бы на наши отношения. Но как это было воспринято бабушкой? Во время одного из свиданий с мамой и папой она сказала: "Ну, Андрюша теперь работает, он такой Крез, что может позволить себе приехать в Москву". Переубедить её уже не было никакой возможности. Да я бы и не пытался по той же самой причине сделать это.
Но со мной самим стали происходить странности: я уже не воспринимал бабушку Прасковью Андреевну как родного человека, бабушкой я теперь стал считать только Александру Леонтьевну.
Стал я как бы заболевать: была простуда, сильный кашель,
И вот однажды мне приснился такой сон: бабушка Прасковья Андреевна совсем больная. Причём это болезнь, скорее душевная, нежели телесная. И вот такая ситуация: к нам явно лезут воры. Они громко колотят в дверь. А бабушка говорит моей маме: "Федосья! Не слышишь что ли? Там стучат". А мама, напротив, закрывает дверь и прогоняет их. Но мы ещё не понимаем, что бабушка забыла, как зовут мою маму, а потому называет её другим именем. А, может быть, путает её с кем-то. Мне было неспокойно. А потом ещё сильнее: на бабушкиной кровати лежала совсем не бабушка. лежало некое существо, которое было точно набито соломой (этакий Страшила из сказки Александра Волкова "Волшебник изумрудного города"). Тогда у меня была простуда (видимо, померещились такие странности). Но всё это происходило как бы само собой.
На фоне всего этого мы говорили о нашем переезде в Москву. И я ещё ничего не понимал, но инстинктивно противился этому. Оказалось, что уже было послано письмо на имя президента Академии наук, академика Александрова о том, чтобы для сохранения здоровья, в целях ухода за дедушкой и бабушкой нам была предоставлена возможность прописаться на квартире дедушки. Тут я понял всё. И запротестовал. Я не хотел терять свою работу, которую я считал единственно возможной.
Между тем, мама привезла пластинки три оперы, которые мы в дальнейшем послушаем. А вскоре стало ясно, что мы с мамой поедем в Москву, и этого никак не избежать. А сейчас она уволилась из управления торговли. Как оказалось, это произошло незадолго до того, как там появились компьютеры. Можно только предполагать, что произошло бы, застань мама их появление на рабочих местах. Но произошло то, что произошло: через пятнадцать лет я приступил к освоению компьютера (правда, я мог пользоваться компьютером лишь при наличии специального периферийного устройства брайлевского дисплея. А мама, к сожалению, не смогла освоить компьютер, хотя ради этого приобрела ноутбук. Но в итоге на ноутбуке (правда, другом) стал работать я сам. Впрочем, тогда до этого было ещё далеко. До 1984 года мама не работала, помогала семье: дедушке, мне в период подготовки и поступления в университет, моей учёбы в университете и в аспирантуре. В 1984 году она временно устроилась на работу от московского городского правления ВОС работала с картотекой незрячих работников интеллектуального труда, В 1990 году вместе со мной пришла на работу в отдел социальной реабилитации слепоглухих. А в 1994 году в качестве чтеца в Центральную республиканскую библиотеку слепых (РЦБС).
К этому её устройству я буду иметь отношение. Обо всём этом речь впереди.
Вот что означал для нас переезд в Москву. Казалось бы, это существенная поддержка.
9. Первая поездка в Москву
И вот настало время, когда мы с мамой поехали в Москву. Но теперь я заранее не знал, когда я вернусь к своей работе (такое случалось впервые). Но мама мне дала понять, что бабушке надо отдохнуть. Так она меня уговорила.
Выезжали рано. На трамвае №49 доехали до Московского вокзала. Наш поезд уже стоял. Мы вошли в вагон. Прошло ещё некоторое время. Мы поехали.
В пути листали атлас железных дорог СССР. Так посмотрели железнодорожную дистанцию Ленинград-Москва (ещё в 1976 году она была написана, а в данном варианте мемуаров, к сожалению, я привести её не могу, так как на память не помню, а магнитофонные записи тех лет мне по-прежнему недоступны). Посмотрели ещё микродистанцию Елец-Валуйки. И обнаружили там интересные названия: Патриаршая, Рождество, Лев Толстой (полагаю, что так теперь называется знаменитое Астапово, где писатель и умер в 1910 году).
Итак, мы ехали скорым поездом №47. Он отправлялся в 10:40, в Москву прибывал в 19:20.
В пути делал остановки на станциях: Малая Вишера, Окуловка, Угловка, Бологое, Вышний Волочёк, Лихославль, Калинин.
На Ленинградском вокзале нас встретил папа.
Видели поезд Москва-Никель. Возможно, этот Никель находится где-то на Севере.
На метро мы доехали до станции "Проспект Вернадского". От станции "Проспект Вернадского" на автобусе доехали до остановки "38-й квартал".
Вошли в дом, поднялись на пятый этаж.
А в квартире произошли изменения. Прежде всего, изменился запах он стал каким-то более похожим на наш. Но встретить его здесь было как-то даже странно: я уже не обманывался насчёт того, что Ленинград переходит в Москву, или, наоборот, Москва переходит в Ленинград такое представление было характерно для моего детства. Но теперь-то я вполне понимал: Ленинград это, прежде всего, моя работа мои планки, а ещё трамвай, метро, Финляндский вокзал, станция Горьковское. А что такое Москва? Дом на улице Обручева но теперь он предстал передо мной в каком-то новом, совершенно необычном качестве, которого я ещё не понял, но мне это предстояло понять в самое ближайшее время. Это следы той работы, которую родители проделывали в течение всего прошедшего времени. И, как оказалось, теперь это была наша квартира. До самого последнего момента, то есть, до возвращения в Санкт-Петербург после двадцати лет жизни в Москве она была нашей. Но, прожив двадцать лет в Москве, москвичом я так и не стал.
Сейчас так случилось, что довелось находиться в Москве в течение двух недель. Об этих двух неделях я теперь и поведу рассказ.
10. Первый визит к бабушке и дедушке в больницу
Бабушка и дедушка оказались в больнице ещё в тот момент, когда папа и мама только ещё приехали в Москву. Каждый день либо мама, либо папа ходили к ним порознь, либо вместе. Сейчас папа через несколько дней должен был уехать в Ленинград, вернуться на работу, а потому мама привезла меня. Конечно, польза от меня не велика, но моё присутствие для мамы создавало более спокойную обстановку.
Напомню, что Академическая больница находится в районе универмага "Москва".
Ехать туда лучше всего на троллейбусе №62, либо на автобусе №144. Заметим, что троллейбус ходил по этому маршруту на протяжении всех этих наших 20 московских лет.
А сейчас мы вышли из дома. На улице было неуютно. Дул сильный западный ветер. Хотя с неба ничего не капало, но сильный ветер, прохлада всё это ощущения комфорта не создавало. Напротив, появлялось чувство неприятия. Очень тяжело было идти. Ведь в Москве, в отличие от Ленинграда, рельеф холмистый город стоит на семи холмах (вспоминается и Высоцкий: "На семи лихих продувных ветрах" это он так про те самые семь московских холмов говорит).
Вот как раз сегодня и довелось испытать эти ощущения.
Долго не было транспорта. И к этому придётся привыкнуть. Но вот сейчас по прошествии какого-то не очень продолжительного времени автобус подошёл. Он скоростной. Мы благополучно доехали до нужной остановки.
Пришли в больницу. Прежде всего, побывали у дедушки. Трудно сказать, как он себя чувствовал.
Но, наверно, если бы он был здоров, его бы вряд ли поместили в больницу. Но для своего состояния он выглядел довольно бодро. Разговаривал со всеми нами. А меня спрашивал, в том числе, и о моих мемуарах. В дальнейшем я кое-что прочитал ему. Однако уже тогда до меня доходило, что есть разница между тем, что и как я пишу и тем, что я читаю. Чтение показало, что стиль у меня пока остаётся чисто детским. Впрочем, и читал я, как будто, на уровне первого класса.
А потом мы навестили бабушку. Тут я почувствовал разительный контраст: бабушка чувствовала себя хуже.
Голос её был едва слышен, точно она уже находилась в могиле и из могилы обращалась к нам. Но я ещё не научился скрывать свои чувства и тут же их высказал, а этого делать было нельзя это подтачивало здоровье дедушки. Понимание пришло с большим запозданием.
А ещё меня поразило, какая у неё была койка. Она была с загородкой. Потом мама мне сказала, что эта загородка для того, чтобы она не упала. Но всё это мне напомнило о маленьком ребёнке: ведь его тоже холят, лелеют, думают о его безопасности, оберегают его. И ещё подумалось, что пожилой человек это тоже в какой-то степени ребёнок, и за ним нужен такой же бережный уход, как и за ребёнком. Но у всякого ли это найдутся силы? Тут особые качества требуются. Не каждый на это может пойти. Вот про себя я бы сказал, что, скорее всего, был бы объектом такой деятельности, но не субъектом. Впрочем, тогда я таких слов не употреблял.
Общее впечатление о состоянии здоровья и настроении бабушки было печальным. И уже подумалось, что недолго нам доведётся видеть её.
Всё это очень печально, но, как оказалось, это ещё не самый конец. С бабушкой я ещё встречусь один раз.
А дедушку выпишут из больницы, а потом направят в санаторий "Узкое". Там мы будем праздновать день его рождения. Потом его привезут домой. Мы встретимся с ним в ноябре. Потом он снова попадёт в больницу.
И тут, казалось бы, смерть постучалась в дверь.
Но врачи сделали ему операцию желчного пузыря, и это продлило ему жизнь ещё на какое-то время. А это означало, что наш переезд в Москву всё-таки состоится. А для дедушки это означало, что он вернулся к своей преподавательской работе читал лекции, в том числе, и для студентов первого курса университета, правда, сейчас, как говорили, ему давали микрофон (раньше он всегда говорил своим естественным голосом, но сейчас под влиянием всех этих событий и переживаний голос стал более тихим и глухим).
Он застанет начало моей студенческой жизни, но когда я пошёл на второй курс, его не стало. Обо всём этом речь впереди.
11. Мой обычный московский день
Тот день, когда мы ходили к бабушке с дедушкой в больницу, был, пожалуй, самым неблагоприятным. Буквально со следующего дня началось значительное потепление. В отдельные дни температура поднималась до +30 градусов и выше.
Даже если я не выходил на улицу, то всё равно чувствовал, как там жарко. Вместе с тем проявлялись результаты такой погоды. Говорили о высокой степени пожароопасности в лесах.
Но наряду с этим при такой погоде происходили и грозы. И иногда эти грозы были очень мощными. Обычно они происходили во второй половине дня.
Особенно запомнилась одна такая гроза.
В тот день родители ходили в больницу вдвоём. Форточки по случаю жаркой погоды были открыты. Гроза сопровождалась сильным порывистым ветром. И вот в момент, когда был очередной порыв, раздался удар грома и сильный треск. И мне показалось, что от ближайшего к нашему дому дерева отломалась ветка и долетела до моего лица. Возможно, это был мой испуг, но именно то, что я сейчас описал, я и почувствовал. К счастью, это продолжалось всего несколько секунд. Затем ветер стих, гроза ушла. Нормальное состояние восстановилось.
Основным моим занятием было написание мемуаров.
Других особых приключений не было.
Не было тогда пластинок и проигрывателя. А граммофоны были. Новые пластинки появились и сейчас. Папа ходил на почтамт и получал пластинки. Но в ту пору это были не самые последние пластинки.
Для меня же основным развлечением было радио. Московское местное радио было мне тогда интересно.
Особенно впечатляющей была программа "Москва и москвичи". Особое внимание обращал на московские объявления в связи с названиями московских улиц. Ведь они и сейчас звучали необычно: Нижняя Масловка, Шаболовка, а названия районов: Чертаново, Строгино, Тропарёво, Беляево, Тёплый стан, а также критические передачи о состоянии экономики и снабжения города продуктами питания ("Овощной конвейер", в которой сообщалось, какие конторы не выполняют план, где неразгруженными стоят вагоны с овощами и фруктами).
Позже я буду иметь возможность слушать эту программу по приёмнику на средних волнах городскую радиостанцию, а на УКВ областную. В дальнейшем на УКВ стала вещать и городская радиостанция.
Слушал я и другие передачи, в том числе, и детские. Среди последних вспоминается такая, в которой герои, получив на почте посылку, не знали, что с ней делать. А один из них "догадался", что надо отправить её обратно смех, да и только.
Вспоминаю, что именно в то время я слушал спектакль по пьесе А.Н. Островского "Женитьба Белугина".
А в последующее время я писал мемуары.
12. Возвращение отца, второе посещение бабушки и дедушки
29 июля отец уезжал всего на несколько дней. Мы же оставались в Москве. Сейчас мы его провожали. На автобусе доехали до станции метро "Проспект Вернадского", а на метро доехали до станции "Комсомольская".
Пришли на вокзал. Поезд уже стоял. Все вместе дошли до вагона. Папа уезжал, а я оставался. Мне ещё несколько дней предстоит находиться в Москве.
Прямо с вокзала мы поехали в больницу к бабушке и дедушке. Чтобы добраться туда, надо было доехать до станции "Октябрьская". Это значит, что надо было перейти на кольцевую линию, а оттуда ехать на метро. Метродистанция выглядела следующим образом: "Комсомольская" (переход на кольцевую линию), "Курская", "Таганская", "Павелецкая", "Добрынинская", "Октябрьская".
От станции метро "Октябрьская" мы поехали на троллейбусе. Доехали до остановки "Универмаг "Москва". Оттуда пришли в больницу.
Я принёс с собой очередную тетрадь мемуаров. Читал их дедушке. Просто поразительно: состояние его здоровья невозможно было назвать блестящим, но от его взора не ускользнули некоторые изъяны в моём повествовании. Он сказал, что для того чтобы писать такой капитальный труд, должна пройти целая эпоха.
На данном этапе материала ещё маловато, масштабы ещё не велики, а потому трудно о чём-либо судить. Но несмотря на это, я продолжал писать. Будет ещё, по крайней мере, две или три редакции (не все они были завершены), прежде чем мы придём к той единственно правильной на сегодня формуле, которая позволит вести редактирование мемуаров, а также в дальнейшем приведёт к частичной их печати в Интернете.
А сейчас мы побывали у бабушки. Мы пришли к ней в палату. Дойдя до её койки, я снова подумал о детстве. Казалось бы, для этого созданы все условия. Но нам, здоровым, порой трудно понять больного. Ведь он потому производит впечатление ребёнка, что вследствие своей болезни он беспомощен. Но осознание того, что каждая его клеточка испытывает боль, здоровым людям приходит лишь во вторую очередь.
Пока сам чего-нибудь подобного не испытаешь, то даже можешь не поверить, что такое происходит с человеком, находящимся рядом с тобой.
И всё же бабушка была в сознании и могла отвечать за каждое сказанное ею слово. Вот она сказала, что ничего не ест. Это я мог себе представить. И заодно подумалось, что в таком случае сил человеческих ненадолго хватит.
Значит, дела её совсем плохи.
Когда мы с мамой и дедушкой покидаем бабушкину палату, мама обращает внимание на то, что у меня кровоточит зуб.
Это был тот самый зуб, который уже донимал меня в 1975 году. С того момента я со страхом ожидал, когда он заболит. В такой обстановке я и жил, что вот именно сейчас это и произойдёт. Какие-то намёки были, но, к счастью, ни тогда, ни позже этот зуб не заболел. Но всё-таки кровотечение было. Правда, оно продолжалось не слишком долго, чтобы пришлось применять какие-либо экстренные меры, Но всё-таки мама обратила на это внимание. Сейчас, находясь в палате у дедушки, я прополоскал рот, после чего кровотечение прекратилось.
После этого мы пошли в сторону дома. Но если с зубом тогда справились, то, как впоследствии оказалось, успех был временным.
Проблема была и с ногами. В связи с этим постоянно возникал вопрос о том, в какой обуви мне ходить. В ту пору он мог быть сформулирован иначе: со шнурками эта обувь должна быть или без шнурков. Я так и не научился шнуровать и завязывать ботинки, а потому предпочитал обувь без шнурков, но понимал я и то, что такой обуви не так уж и много. У меня, однако, она была мама и папа купили. Но нужно было ещё решить одну проблему такая обувь должна быть красивой. И вот у папы были итальянские туфли, которые сам он по какой-то причине не носил, но ради такого случая эти туфли были для меня в качестве неофициального подарка выданы. И вот именно сегодня, когда мы поехали на Ленинградский вокзал провожать папу, а в особенности в связи с тем, что мы после этого пойдём к дедушке и бабушке, и были надеты эти самые итальянские туфли. Но именно они натёрли мне ноги. Дело даже дошло до того, что я хромал.
Но всё-таки доковылял до дома.
А мама мне намазала ноги детским кремом (и тут оказалось, что я ещё ребёнок!). В ту пору я и не подозревал, что это будет самым безобидным, что придётся предпринять в отношении моих ног.
13. Приезд папы
Прошло несколько дней. За эти дни ничего особенно выдающегося не произошло. Мама ходила в больницу. Там всё было по-прежнему. Тем не менее, были разговоры о выписке бабушки и дедушки домой.
Но этого не произошло. Во время одного из посещений бабушка несколько оживилась. Во-первых, сказала про меня, не знаю только, осуждая или просто констатируя факт: "А Андрюша-то с бородой" (я тогда ещё не брился). А потом разговор каким-то образом свернул в сторону Индии. Положение в этой стране в ту пору занимало нас всех. В марте 1977 года там произошли парламентские выборы. Партия Индийский национальный конгресс, возглавляемая Индирой Ганди, потерпела поражение, а Индиру Ганди арестовали. К власти пришла Объединённая "Джаната-парти", Возглавляемая Мораджи Бесайи. Говорили, что это влияет как на положение внутри страны, так и на отношения с СССР. Незадолго до парламентских выборов умер президент Ахмед. В связи с этим ранее намеченный визит Подгорного в Индию был отменён. А сейчас в нашу страну прибыл новый президент Индии Нилам Санджива Редди. И с этим деятелем, как будто, нашли нужный контакт.
Он приехал в Москву, встречался с Брежневым. А к чему я здесь сейчас об этом говорю? К чему бабушка помянула Индию? Наверно, просто для того чтобы напомнить, что она ещё здесь, а не там.
И вот на следующий день после этого приехал папа. А на следующий день он получил на почтамте ещё один комплект пластинок оперу Верди "День короля" так звучит дословный перевод с итальянского на русский название этой оперы. О ней мы будем говорить в дальнейшем.
Через несколько дней мы должны были вместе с папой ехать в Ленинград. А перед этим должны произойти некоторые интересные события.
14. В магазине "Рассвет"
Поскольку наш переезд в Москву был весьма вероятен, постольку мы решили, что будет иметь смысл закрепиться в отношениях с некоторыми специальными учреждениями. Для начала съездили в магазин "Рассвет". Это произошло на следующий день после приезда папы.
Было известно, что Тамара Михайловна не работает. В книжном отделе работает Наталья Александровна Чеботарёва (как оказалось, хорошая знакомая Нины Андреевны).
С ней у нас была деловая беседа, закончившаяся взаимными дружескими рукопожатиями (позже я узнал, что рукопожатие это один из способов установления контакта с незрячим).
Между тем, мы увидели несколько интересных книг. Одну из них мы взяли сейчас, и я прочитал её за время, оставшееся до окончательного отъезда. Две другие книги (многотомные) мы заказали. Кроме того, нам дали тематический план на 1978 год. С этого момента мы будем выписывать книги.
А ещё я имел возможность наблюдать за жизнью "Рассвета". Одна женщина собиралась покупать магнитофон (скорее всего, это была всё та же "Дайна"). Она проверяла запись словами "Раз, два, три, четыре, пять" (только до пяти считала, а потом несколько раз повторила эту же последовательность). Потом она отматывала плёнку назад, включала воспроизведение и слушала.
Звук получался очень громкий и чёткий. Сейчас меня всё это удивляло, а в дальнейшем я и сам буду проверять запись точно так же на своих кассетных магнитофонах.
Другая женщина приехала в "Рассвет" на такси. Ей была нужна лупа. А ещё она хотела купить "что-нибудь почитать". Вот такой была обычная жизнь магазина "Рассвет".
Сейчас же мы поехали домой.
15. Третье посещение бабушки и дедушки
У нас с папой оставался последний день. Завтра мы уедем в Ленинград. И именно в последний день мы с мамой решили побывать у бабушки с дедушкой. Но перед этим я читал маме книгу, которую мы вчера купили в магазине "Рассвет". Позднее, однако, книга её расстроила. У мамы с папой произошёл никому не нужный разговор на повышенных тонах.
После обеда мы и поехали. На сей раз на автобусе доехали до остановки "Универмаг Москва".
Пришли в больницу. Сначала побывали у дедушки. Я снова читал ему свои мемуары. А потом мы пошли к бабушке. Я хорошо запомнил мамины рассказы о некоторой оживлённости в её поведении. Но когда мы туда пришли, я ничего подобного не увидел. Она чуть слышно приветствовала нас. Или это было уже что-то странное. Тут я уже не мог оставаться в стороне, а потому спросил: "А что, бабушке хуже?"
В ответ в очередной раз услышал упрёк, мол, не расстраивай дедушку. Да, конечно, я понимал, что дедушке видеть и, тем более, слышать это было тяжело. Но и мне тоже нужно было как-то разобраться в своих чувствах.
И это было всё. Больше я свою бабушку Прасковью Андреевну не видел. Вскоре мы ушли.
Домой мы ехали на автобусе №108. Влезать в него было сложно. И тут я выразил недовольство. А мама меня увещевала: "Ведь мы с тобой так хорошо жили эти дни!" Тут я и замолчал. На том инцидент был исчерпан.
16. Возвращение в Ленинград
На следующий день мы с папой возвращались в Ленинград. Мама оставалась в Москве. Она проводила нас на вокзал.
Путешествие было необычным, а потому вызвали такси. Без каких-либо приключений добрались до Ленинградского вокзала.
Мы сели в поезд. Через некоторое время отправились. А разговорчивым был проводник. Пока мы ехали по Москве, он рассказывал, как заправский экскурсовод, где именно мы едем. Он говорил, например, так: "Вот сейчас, вы видите, мы проезжаем мимо Останкинской телевизионной башни". Но как только мы выехали за пределы Москвы, весь его талант гида-экскурсовода значительно поиссяк и путешествие приобрело свой обычный вид.
А накануне мама купила квас целую бутылку, так что практически всю дорогу (разумеется, с перерывами) мы имели возможность пить этот квас. А ещё читали книгу итальянского оперного певца Джакомо Лаури-Вольпи "Вокальные параллели". Об этой книге я расскажу в разделе "Моё чтение".
Итак, мы ехали скорым поездом №66. Он отправлялся в 7:13, а в Ленинград должен был прибыть в 13:39. Но в районе Тосно была большая задержка. По этой причине мы опоздали примерно на 30 минут.
Бабушка встречала нас на Московском вокзале. Снова "поймали" такси. Поехали домой.
Так я на какое-то время вернулся к своей работе.
17. Татьяна Валентиновна и Юрий Константинович
В это лето, а, точнее, с середины июля и весь август у нас на даче жили Татьяна Валентиновна и Юрий Константинович. Кто они такие? У мамы на работе были две сослуживицы с именем Татьяна. Одна из них замечательна тем, что была одноклассницей знаменитой оперной певицы Елены Образцовой. Как раз тогда, когда в 1975 году Образцова приезжала в Ленинград, и мы ходили в филармонию на её концерт, эти разговоры были вполне естественны. Но, насколько я понимаю, не с этой Татьяной у мамы были дружеские отношения.
Татьяна Валентиновна в последние годы работала вместе с мамой в вычислительном центре управления торговли в "Гостином дворе". И в эти годы они очень активно общались. Как я узнал позже, уже в 1976 году они с мужем Юрием Константиновичем приходили на день рождения моего папы. Но я познакомился с ними только в 1977 году.
Татьяна Валентиновна представлялась мне человеком, который сочетал в себе строгость и мягкость (как ни странно это звучит). Из дальнейших разговоров я узнал, что она жила в Абхазии, в Сухуми, закончила механико-математический факультет Ленинградского университета. В течение нескольких лет работала по специальности преподавателя математики в вечерней школе на Сахалине. Затем вернулась в Ленинград и занялась программированием. То же самое я могу сказать и о Юрии Константиновиче, её муже. Он кандидат наук, доцент, преподавал в Институте точной механики и оптики. Но, насколько я понимаю, непосредственного отношения к компьютерам он не имел (меня впоследствии удивляло, что у них дома нет компьютера). Но с другой техникой он неплохо разбирался: магнитофон, магнитола, видеомагнитофон, телевизор всё это было ему подвластно, при случае мог проделать и мелкий ремонт. А магнитофон он мог собрать и сам.
Как раз в то время (лето 1977 года) началась наша дружба.
Вспоминается, как мы с бабушкой приехали на дачу, а они там находились. Утром следующего дня бабушка пошла в лес за грибами, а я был оставлен на попечении Татьяны Валентиновны и Юрия Константиновича. Юрий Константинович сделал омлет с сыром (мне это показалось очень оригинальным: ведь я привык есть омлет с колбасой, а тут с сыром необычное сочетание). И это было очень вкусно, Таково моё первое воспоминание о нашем общении. Потом будут и другие воспоминания. И так окажется, что на протяжении многих лет (примерно 35) мы будем друзьями или, по крайней мере, так это выглядело внешне. Встречались мы с ними не только в Горьковском и в Ленинграде, но приезжали они к нам и в Москву, они также помогли нам попасть в Прибалтику, в Литву, где мы вместе провели несколько интересных дней.
Немалую моральную поддержку оказывали они и в то тяжёлое для нас время, когда происходила московская трагедия. Столь же большая их поддержка была и тогда, когда мы решили вернуться в Ленинград.
И теперь мы находимся вместе. И наша дружба выдержала испытание временем. Обо всём этом наш разговор ещё предстоит.
18. Приезд папы
Ситуация в Москве по-прежнему была сложной: ни дедушку, ни бабушку из больницы не выписывали. В какой-то момент разговор об этом всё же имел место, однако этого не произошло.
22 августа папа приехал. Он привёз ещё несколько комплектов пластинок.
Для меня самым замечательным событием этого времени была фотография на новый паспорт. Это произошло на следующий день после приезда папы. А вообще для всех это была большая история. Ведь ещё в 1974 году объявили о замене паспортов. Это касалось всех граждан СССР. Само собой, понятно, что эта кампания не может быть единовременной. прошло три года, прежде чем очередь дошла до нашего дома.
Как раз 23 августа мы с папой пошли в фотоателье. Здесь была сделана фотография на паспорт, а сам паспорт я получал в октябре. И так случилось, что именно я оказался первым членом нашей семьи, который получил паспорт нового образца.
19. Смерть бабушки
Теперь нам нужно рассказать о самом ужасном, печальном и, в то же время, неизбежном событии о смерти бабушки Прасковьи Андреевны. Следующий день папа провёл вместе с нами. Как я уже говорил, мы с ним ходили в фотоателье, где делали фотографию на мой паспорт. Но было ясно, что скоро папа снова уедет в Москву. Но в тот же день он помог, отвёз нас на дачу, а вскоре уехал. И вот теперь события разворачивались стремительно быстро. Как это происходило в Москве хронологию восстановить нельзя ни одного из участников и свидетелей этих событий уже нет в живых.
Расскажем, как это виделось нами из Ленинграда и Горьковского.
Вечером 23 августа мы с бабушкой Александрой Леонтьевной поехали на дачу. Как раз в этот день я, можно сказать, и познакомился с Татьяной Валентиновной и Юрием Константиновичем.
Уже через полтора дня мы должны были возвращаться в город. Это произошло вечером. Мы выехали из Горьковского.
Поезд отправлялся в 18:43. В нашем купе сидел солидный мужчина-армянин. (это он сам сказал). Он вёз на продажу довольно большое количество помидоров. Надо заметить, что эти помидоры были весьма крупных размеров. Кажется, один такой помидор по размерам напоминал небольшой арбуз (с той разницей, что у помидора в принципе можно есть всё, кроме плодоножки, а у арбуза только мякоть).
Помидор, как и полагается, был кисловатым на вкус. Один такой помидор он даже предложил мне бесплатно, полагая, что я смогу, таким образом, утолить голод и жажду (в самом начале нашего путешествия одолел невесть откуда взявшийся кашель, и очень хотелось пить). Но мы с бабушкой отказались. Этот человек всю дорогу разглагольствовал. Сказал, между прочим, что живёт в Туманянском районе, на границе Армении и Грузии. Заявил, что в новогоднюю ночь у них, как правило, не бывает ни снега, ни мороза.
Так вместе мы доехали от Зеленогорска до Финляндского вокзала. Дальше мы сели на трамвай №23. И тут оказалось, что произошло подобное тому, что уже было некоторое время тому назад:
Трамвай от Красногвардейской площади шёл в парк Смольного. Снова с разрешения водителя мы доехали от Охтинского моста до Смольного. Там сели на трамвай №16 и доехали до Рижской улицы.
И вот вошли в дом. Рассчитывали, что ещё встретимся с папой (предполагалось, что он поедет ночным поездом). Но вместо папы в дверях увидели записку. Там было сказано, что пришла срочная телеграмма из Москвы. Я ещё не понимал, что это значит.
А бабушка вопросом на вопрос отвечает: "О чём может быть срочная телеграмма из Москвы?" И только тут до меня дошло: бабушка Прасковья Андреевна умерла. Я что-то успел вспомнить. Я что-то сказал не то. А бабушка Александра Леонтьевна успокоила меня, сказав: "Ты этих слов не говорил". Она меня таким образом утешила.
И как-то вдруг внезапно я почувствовал, что вот именно сейчас моей той старенькой бабушки мне не хватает.
Мы пили чай. Но не вспоминали Прасковью Андреевну. А бабушка Александра Леонтьевна вспоминала, как умирала прабабушка Устинья Алексеевна. Это было ночью. Но никто в ту ночь не спал. Бабушка её целовала и обнимала, сама ясно представляла, как тяжело будет без мамы.
И вот её не стало.
Итак, двое из трёх москвичей покинули нас. Не стало дяди Миши и не стало бабушки.
А дедушку в связи со смертью бабушки выписали из больницы.
Похоронили бабушку там же, на Хованском кладбище, рядом с дядей Мишей. Мама говорила, чтобы мы с бабушкой приехали на девять дней. Но бабушка Александра Леонтьевна сделать этого не могла, так как именно в это время обострились и её болезни: ноги, печень, сердце (так на ноге у неё образовался нарыв, который ей самой пришлось вскрывать ходить к врачу было некогда. К какому-то улучшению такая самодеятельность, которую врач одобрил, всё же привела).
Каюсь: даже в этой обстановке я про себя радовался, потому что полагал, что теперь вопрос о переезде в Москву будет снят, мы останемся в Ленинграде, я, по крайней мере, останусь на своей работе, в которой только и видел смысл жизни. Такое представление держалось у меня до самого последнего момента до середины ноября.
20. В начале сентября
Итак, закончилось обычное календарное лето. Наступил сентябрь. Первого сентября мы были на даче. Я приступил к написанию очередной главы новой редакции своих мемуаров.
Обстановка в Москве была такова, что дедушку отправили в санаторий "Узкое". Тяжёлая ситуация была и у папы. Но о ней мы поговорим позже.
В начале сентября вдруг неожиданно снова потеплело, что дало повод для чуда вновь неожиданно расцвела сирень. Это считается признаком неблагополучия. Обычно в сентябре ничего расцветать не должно. Но вот иногда природа точно шутит: говорили, что в то же время, как у нас нежданно-негаданно расцвела сирень, в Киргизии неожиданно расцвели яблони. Но новых яблок от этих цветов уже не будет.
В последний раз мы поехали на дачу 6 сентября. На следующий день пошли в лес. Искали там кое-какие грибы. Но не в этом была основная история, связанная с этой прогулкой.
Погода была хоть и тёплая, но влажная. Да и день был ветреный. И вот от порыва ветра упала старая сосна на границе нашего участка и участка Александры Павловны.
А на следующий день мы узнали, что в Ленинграде было наводнение. Это не самое сильное наводнение в городе, но всё же оно имело свои последствия.
Эти последствия проявлялись на Петроградской стороне и в других местах, через которые протекает Нева. Мы же, можно сказать, отделались лёгким испугом.
Однако всё это говорило о том, что дачная летняя жизнь на этом закончилась и начиналась осень с её неустойчивой погодой, а в нашей нынешней жизни время волнений и тревог.
И снова возникал вопрос о моей поездке в Москву. Следующие события приблизят ещё на шаг самое главное событие переезд в Москву.
21. Приезд мамы
На следующий день мама приехала из Москвы. Сообщила, что ученик дедушки Николай Макарьевич Нагорный советовал моим родителям переезжать в Москву (заметим, что почти через двадцать лет он будет скептически относиться к нашему желанию вернуться в Санкт-Петербург, до самого времени совершения этого события будет спрашивать меня: "Действительно ли вы хотите вернуться в Санкт-Петербург? Подумайте ещё раз о том, все ли варианты устройства в Москве у вас исчерпаны?", и только наше твёрдое намерение позволит нам осуществить это действие).
Дедушка великий учёный, ценный кадр для университета и Академии Наук и всего мирового научного сообщества, и его надо спасать.
В связи с этим были предприняты некоторые действия. Местная власть дала моим родителям лишь временную прописку. Позже предположили, что это связано с предстоящими олимпийскими играми. Но олимпийские игры произойдут только в 1980 году, а сейчас всё-таки год 1977, и вряд ли это может служить поводом для подобного отказа.
Обратились к президенту Академии Наук Александрову. Но я всё ещё не мог смириться с тем, что это касается меня и говорил, что с переездом в Москву не согласен, что не намерен оставлять свою работу, потому что я понимал, что это может в данной ситуации произойти. Но я не имел в виду как-то ущемлять интересы дедушки (да кто я, в конце концов, такой, чтобы всерьёз думать об этом?), но, по моей логике, так и получалось. В минуту отчаяния я говорил: "А почему он не может переехать в Ленинград?" А мне говорили: "Но он же работает, он не на пенсии (где-то слышал, что членов-корреспондентов на пенсию не отпускают). А бабушка к этому добавляла ещё и тот аргумент, что только в Москве, в специальных медицинских учреждениях, врачи могут квалифицированно определить тип, характер и тактику его лечения. Был ещё один аргумент, на сей раз касающийся меня: бабушкино здоровье тоже было не крепким. Если у неё возникнет приступ, она уже не сможет оказывать мне помощь. Мама и папа в данном случае надёжней.
И хотя вопрос о переезде в Москву ещё был далеко не решён, мама уже уволилась из вычислительного центра управления торговли. Кое-какие поиски она вела. Но главное, что, как мне казалось, она стремилась склонить меня к согласию на переезд в Москву. Именно это последнее мне никак не хотелось делать. Всё-таки мама настаивала, намекнув, что и в Москве тоже можно работать (в дальнейшем я попытаюсь устроиться надомником на предприятие слепых, но работа, которую мне предложат, требовала длительного освоения, а мне дали всего недельный срок, что было в моей ситуации нереально).
22. Вторая поездка в Москву
Итак, 12 сентября мы с мамой выехали в Москву. На трамвае доехали до Московского вокзала. Поезд уже стоял.
Мы сели, а через некоторое время поехали.
Мне было очень грустно ехать в Москву. Казалось совершенно бессмысленным пребывание там.
Мы смотрели ещё раз дистанцию Ленинград-Москва. Я узнал некоторые новые станции. Но всё равно это мало радовало.
Итак, мы ехали скорым поездом №47. Отправились в 11:06, а в Москву по графику должны были прибыть в 19:06. В пути делали остановки на станциях: Малая Вишера, Окуловка, Угловка, Бологое, Вышний Волочёк, Калинин.
В Москву прибыли с опозданием. На сей раз папа нас не встречал и на то были причины. Мы на метро доехали до станции "Проспект Вернадского", а оттуда на автобусе приехали домой. Так началось моё второе за это лето пребывание в Москве. Как оказалось, на сей раз оно продолжалось 20 дней.
23. Первая поездка в "Узкое"
Во второй половине следующего дня мы с мамой и с папой поехали к дедушке в санаторий "Узкое". Мне уже однажды доводилось там побывать. Это было в 1969 году, когда мы совершили вместе с дедушкой своего рода экскурсионную или прогулочную поездку в этот санаторий. А теперь надо было дедушку навестить.
Ехать в "Узкое" было несложно и вместе с тем непросто. Сначала надо было доехать до станции метро "Калужская". На нашей остановке надо было сесть на автобус №224 и ехать в сторону, противоположную от станции "Проспект Вернадского" (как впоследствии оказалось, это дорога в сторону станции метро "Каховская"). А до станции "Калужская" было всего две с половиной остановки. Надо сказать, что эта дорога выглядела не такой цивилизованной, как дорога к метро "Проспект Вернадского".
Автобусы ходят не так часто. А если он подойдёт, то, как правило, полнёхонек, так что втиснуться туда бывает сложно. Но всё же втискиваемся куда же деваться? Но даже если удастся сесть на сиденье, то всё равно особой радости не испытаешь. Так, во всяком случае, было сейчас.
Но ехать до станции метро "Калужская" это лишь начало пути. Само метро нам не годится. У метро нам надо пересесть на другой автобус и ехать в сторону югославского магазина "Ядран" (ни разу в самом магазине не бывал, а мама бывала. Более того, московский "бомонд" обязательно отоваривается, в том числе, и в "Ядране"). Этот участок пути мы проезжали ещё быстрее. Хотя мы всё время ехали по Москве, но мама мне говорила, что там и сям пасутся козы. Стало быть, это было сочетание города и деревни.
И вот мы приехали. Вышли из автобуса. Вошли в корпус. Поднялись на тот этаж, где находилась дедушкина палата (как и в больнице, отдельная). Вошли туда.
Мне показалось, что дедушка уже несколько пришёл в себя после всех бед и несчастий, обрушившихся на него за последние месяцы. Помнится, говорил о капризной сентябрьской погоде, какая она неустойчивая и хмурая. Дедушка сказал: "Засентябрило". Это его словечко я крепко запомнил и впоследствии постоянно употреблял его в разговорах.
А сейчас я взял с собой очередную тетрадь своих мемуаров и немного прочитал ему. По-прежнему мне казалось, что голос звучал как-то по-детски. На этот раз дедушка даже не всё понял из того, что я прочитал. А когда я произнёс: "Папа в буквальном смысле позеленел от злости, когда увидел, какое большое количество ошибок 14 было в моей работе", дедушка сказал: "Это не стиль мемуаров".
Но как раз в это время папа читал мемуары Витте. Так вот у Витте то и дело мелькали более хлёсткие фразы типа: "Милейший, прекраснейший человек, но дурак". И таких характеристик там было немало. Позже бабушка совсем немного мне прочитала из этих мемуаров (а всего было три тома, из которых у нас сохранились два). Я послушал и самодовольно подумал: "А всё-таки я пишу лучше". Он пишет так, как если бы он кому-то рассказывал (вполне возможно, что так и было). А я пишу, через какое-то количество лет, имея, во-первых, возможность объективно оценить описываемое событие, а, во-вторых, думаю о том, как написать поинтересней. И потом он писал без подготовки, а вот я сейчас пишу далеко не первую редакцию, и ещё сколько этих редакций будет в дальнейшем! Но тогда об этом не было и мыслей. Да, а кто такой Витте? Папу мой вопрос удивил: "Неужели Нина Фёдоровна не рассказывала вам об этом?" Да, не рассказывала, хотя рассказывала о многом другом, чего не было в учебнике, например, о том, что знаменитый наш полководец Суворов пленил Пугачёва в железной клетке. А Витте? Это государственный деятель времён Александра Третьего и Николая Второго. Он был при Александре Втором, во время русско-турецкой войны 1877/1878 годов начальником юго-западной железной дороги, по которой перевозили войска к месту боевых действий, в дальнейшем министром путей сообщений, министром финансов, наконец, председателем совета министров России. В этом качестве он попытался предотвратить участие России в Первой мировой войне. Он не советовал императору заключать союзные договоры со странами Антанты, разъясняя, что это не выгодно для России. Но Витте не послушали. Договоры были заключены. Россия несла всю основную тяжесть военных действий. В народе эта война была совершенно не популярна. На этой волне в России произошла сначала февральская, а затем и Октябрьская революции 1917 года. Этот пример позволяет понять, как важно прислушиваться к людям, способным мыслить дальше и шире, к тому, насколько они были правы. Ведь тем самым ход истории мог бы быть совсем иным.
Вместе с дедушкой мы провели часа два. За это время обсудили обстановку. Нет, всё же он сильно изменился. Сейчас ему уже было нужно отдыхать.
Он был менее уверен. И он нуждался в активной помощи и поддержке. И поэтому сейчас таких серьёзных разговоров, которые мы с мамой вели все дни, предшествовавшие нашей нынешней поездке в Москву, уже не заводили.
А через два часа отправились в обратный путь. Точно так же на автобусе доехали до метро "Калужская", а оттуда на другом автобусе доехали до улицы Обручева.
24. Плоды поспешности
Рассказ о следующем событии требует вернуться немного назад.
Ещё до того как ситуация в Москве накалилась до предела, и, казалось, что мы ещё поживём в Ленинграде, поехали мы на дачу. После нашего приезда туда приехал и папа.
Вместе с Виктором Абрамовичем, который вёз вещи, в том числе, и часть моей работы (папа потом рассказывал, что весь путь от Новой Деревни до Горьковского он вёл машину). Дело было поздно вечером, и, казалось, что ничто не мешает ему остаться на даче на ночь. Тем не менее, он рассчитывал попасть на последнюю электричку, но он опоздал. Увидел, что идёт товарный поезд, который стоял в Горьковском (в те, да и в некоторые последующие годы у нас такое бывало существовал запасный путь, так что товарные поезда могли при необходимости останавливаться). Он взобрался на тепловоз. Машинист его пустил. Папа думал, что доедет до Рощино, откуда ещё была электричка. Но так случилось, что поезд довёз его до Парголово, а оттуда он доехал на автобусе. В пути, ехал на товарном поезде, стоял на открытой платформе.
Как оказалось, это имело для него свои последствия, которые, однако, проявились далеко не сразу. То обстоятельство, что он проехал этот путь на открытой платформе, привело к простуде. Но простуда эта происходила у него таким образом, что он переносил её на ногах. Но дело осложнилось, потому что у него заболели глаза. Вот это уже было самым ужасным.
Поскольку эта болезнь началась ещё в Ленинграде, он пошёл к врачу. Врач Цимберг, у которой я бывал ещё тогда, когда я проходил ВТЭК, назначила ему лечение. Но из-за всех этих московских событий он пройти его полностью не смог. Но это могло серьёзно повредить его зрению. Однако обстоятельства вынуждали его быть то в Москве, то в Ленинграде. Это не способствовало его успешному лечению. Врач Цимберг его не выписала. А после того как дедушка вышёл из больницы, он употребил всё своё влияние на то, чтобы папу направили на лечение в институт имени Гельмгольца. Мама отвезла его туда.
Помимо глазной болезни, у него обострилась зубная боль. Ранее ему не вполне грамотно удалили зуб. Кажется, у него произошло то же, что было у меня в 1968 году. И вот это обострение произошло как раз в период его пребывания в институте имени Гельмгольца. Маме в создавшейся ситуации приходилось перемещаться между институтом имени Гельмгольца и санаторием "Узкое". А тут и я появился.
Хорошо ещё, что во время посещения магазина "Рассвет" купили некоторые книги, так что я мог их читать (перечитывать прочитанное по нескольку раз) и писать мемуары.
А мама в это время ходила один день к дедушке, а другой к папе. Однажды и я побывал у него. Это произошло уже ближе к концу его лечения. Какие-то положительные результаты это лечение дало.
25. На черёмушкинском рынке
Погода большую часть периода моего пребывания в Москве была неудовлетворительная: холодные ветра, дожди. Но жить ведь надо при любой погоде! И не только жить, но и делать что-то полезное.
Приближался день рождения дедушки. Мне бы радоваться: ведь за всю жизнь я ни разу не принял участие в дедушкином празднике. Но я как-то этого даже не осознал. Я всеми мыслями был в Ленинграде, а на поездку в Москву смотрел как на вынужденный досадный эпизод. Но мыслить можно всё, что угодно, а надо же принимать участие в живой жизни.
И вот накануне мы с мамой совершили поездку на Черёмушкинский рынок. Чтобы туда попасть, надо прежде доехать до станции метро "Калужская", оттуда доехать до "Профсоюзной", а затем на автобусе три остановки. Возможно, были и другие варианты.
Приехали. Вроде бы, рынок как рынок. Но много всего там есть. Мы ходим, смотрим. Ищем цветы, ищем некоторые продукты питания. И покупаем их, постоянно ходим, как бы приценяемся, прикидываем, тем более, что на улице прохладно. Совершив все дела, мы двинулись в сторону дома. На автобусе доехали до станции метро "Профсоюзная", на метро до "Калужской". А оттуда на автобусе до своей остановки. Так прошёл этот наш поход.
26. День рождения дедушки
22 сентября был день рождения дедушки. Ему исполнилось 74 года. В это время он находился в санатории "Узкое". У меня и было, и не было желания присутствовать на дне его рождения. Но я был не рад. Я умудрился простудиться (об этой микроболезни я расскажу в следующем разделе). Мне казалось, что поехать на день рождения в таких условиях невозможно. Но и папа не мог приехать, так как лежал в институте имени Гельмгольца. И получилось так, что фактически я оказался единственным родственником, который мог принять участие в этом празднике.
Между тем, погода продолжала удивлять. Был холодно, но вдруг потеплело: температура после +4 градусов накануне в тот день поднялась до +12.
Но вернёмся к событиям, связанным с самим днём рождения дедушки.
Был куплен фирменный торт "Листопад" (даже более, чем через 40 лет после свершившегося события, считаю, что это был лучший московский торт песочный, с очень воздушным сладким кремом и, возможно, с шоколадом).
Ни разу после этого праздника не доводилось его едать. Но я опережаю события.
Тут следует упомянуть о самых разных людях из окружения дедушки. В дальнейшем свою роль они сыграют и в моей жизни. Первой из них была Зинаида Андреевна Кузичева, жена Александра Сергеевича Кузичева, одного из его учеников и коллег. Сама Зинаида Андреевна тоже математик, специалист по истории математики. Мне она сама с самого начала показалась прямо-таки профессором. У неё был очень энергичный, отчётливый голос. Этим голосом она была способна убедить самого упрямого и неисправимого скептика. Каково же было моё удивление, когда я узнал, уже заканчивая первый курс, что она, оказывается, ещё только защищает кандидатскую диссертацию. Вот ведь как бывает в жизни. Она приехала к нам, и мы вместе поехали в "Узкое". Как и раньше, мы на автобусе доехали до станции метро "Калужская", а оттуда другим автобусом до санатория "Узкое".
Приехав в "Узкое", я ощутил какой-то особый праздничный аромат. Во всей обстановке это чувствовалось. Ко мне подошёл человек с очень приятным зычным голосом. Позже я узнал, что это был Альберт Григорьевич Дрогалин, один из наиболее активных его учеников и последователей, помогавший дедушке в эти последние годы Нередко он возил его на мероприятия, а затем привозил домой. Конечно, решали они и научные проблемы. Ко мне он обратился с вполне обычным для нашей ситуации вопросом: "Вы в специальной школе учились?" Я сказал: "Да".
Больше со мною никто не говорил. Но я прислушивался к тем разговорам, которые происходили за столом. Старался примечать наиболее характерные черты, чтобы потом рассказать об этом в мемуарах.
Так дедушка сказал, что на днях медсестра его спросила: "А кто лучший математик в СССР?" Дедушка подумал и сказал: "Колмогоров" (его на этом празднике не было возможно, болел).
А дедушка рассказал историю из своей юности. В ту пору он увлекался сочинениями философа Бердяева. И вот, придя как-то раз в университет, он встретился со своим кумиром. Но тот, видно, был не в духе.
Дедушка так разволновался, что нечаянно наступил ему на ногу. Он извинился. А Бердяев обозвал его "молодой советский хам". Для нас с отцом уже по этой причине сей господин был неприятен.
А вообще за столом царила непринуждённая дружеская атмосфера.
Увы, последующая жизнь дедушки показала, что не так уж и много было в ней весёлого. Но вот хотя была усталость, некоторая слабость. И всё же он делал над собой усилия, чтобы и люди, его окружающие, чувствовали, что от него ещё идёт энергия, способная зажечь сердца и укрепить мир. Именно на эту сторону он обращал самое пристальное внимание в этот праздничный день.
Мы также встретились с одной милой, молодой и очаровательной женщиной. Мама мне сказала, что она внучка Ногина. Какого Ногина? Мама сказала: "Ну ты же знаешь площадь Ногина?" Так вот, оказывается, того Ногина, революционера соратника Ленина, члена Совнаркома, того самого, который после подписания брестского мира вышел в знак протеста из совнаркома. Но мне думалось, что раз она математик, то и её дед тоже должен быть математиком. И я никак не мог взять в толк, что может быть и иначе. Звали её Елена Юрьевна. На своём автомобиле (у неё был тогда автомобиль "Жигули") она отвезла нас домой. И она также в дальнейшем сыграет свою роль в моей жизни.
На этом празднике была вкусная еда: салат, торт "Листопад" и многое другое. В той обстановке, которая царила на этом празднике, мы чувствовали себя свободно, потому что на фоне тех трагических событий, которые произошли у наших москвичей, это был едва ли не самый весёлый день. И слава Богу, что он был таким.
27. Микроболезнь
Почти всё время, пока я находился в Москве в этот раз, погода была прохладная. Шли дожди, дул сильный леденящий ветер. Так было в течение нескольких дней, когда мы выходили на улицу. Более-менее тёплая погода была всего один день именно в день рождения дедушки. Казалось, что будет потепление. Но, как говорили, тёплая воздушная масса, пришедшая с Чёрного моря, прошла через Украину, через Москву, а затем ушла в Казахстан. А на европейскую часть СССР вновь обрушились холода.
Не было ничего удивительного в том, что я простудился. Это произошло, как я полагаю, после посещения Черёмушкинского рынка. Ведь в это время было холодно и ветрено, а мы большую часть времени проводили на улице. И это, я полагаю, могло оказать отрицательное влияние на моё здоровье. У меня заболело горло, начался насморк. А ведь нужно было идти на праздник. Отопление ещё не включили, да и пользы от него, мягко говоря, было немного даже в зимнее время. Пришлось включить обогреватель "Рыбу". Эта "Рыба" издавала довольно неприятный запах горящего провода (напоминала запах коптящейся рыбы, а потому, видно, и получила среди наших москвичей такое меткое название). Но долго пользоваться этим обогревателем было трудно. Всё же какое-то тепло она давала, а потому в наиболее сильные холода её включали.
Были надежды на то, что отца скоро выпишут, и мы с ним вернёмся в Ленинград. Но оказалось, что ему ещё надо было продолжать лечиться. Тут я и вовсе приуныл. Я плакал как маленький ребёнок. А это, говорят, усиливает насморк. Между тем, погода совсем испортилась: уже 23 сентября в Москве был первый снег. На этом фоне было ясно, что может ожидать невесёлая перспектива оставаться в Москве ещё какое-то неопределённое время.
Но решили так: надо находиться в Москве хотя бы до конца сентября или начала октября. Но в ближайшее воскресенье бабушка звонила и сказала, что поедет в Москву за мной.
А чем же я занимался? Я слушал радио. Как раз в эти дни начали чтение романа Шолохова "Поднятая целина". Начали с самого начала и прочитали фактически всю первую книгу. Как потом оказалось, вторую книгу записали к 1980 году. Читал тот же актёр Матвеев.
Была по радио также передача, посвящённая 80-летию со дня рождения казахского писателя Мухтара Оуэзова (в частности, прочитали фрагменты из его романа-эпопеи "Путь Абая").
Появились и видения. Алёшу Несмелова поместили в манеж. Он играет с погремушкой, с куклой-"неваляшкой". Потом его переносят в кровать. Здесь к спинке кроватки подвешен специальный детский колокольчик. Он трогает его. Ему нравится это действие.
28. Приезд бабушки
Как я уже говорил, отец ещё не выписался из больницы. Поэтому в Москву приехала бабушка. Это произошло 27 сентября. Мама встретила её на Ленинградском вокзале. Прямо с вокзала на метро они приехали домой.
Всем вместе нам предстояло находиться в Москве в течение нескольких дней. После этого мы поедем в Ленинград.
29. Поездка к отцу и к тёте Зине
На следующий день после приезда бабушки мы все вместе: мама, бабушка и я поехали к отцу. Он лежал в институте имени Гельмгольца. Я был там ещё маленьким ребёнком, а последний раз в возрасте шести лет.
Тогда меня возили туда на машине, и я знал только то, что этот институт находится в районе станции метро, которое назвали "Красные ворота". А теперь же мне предстояло получить представление о том, как туда надо ехать простому смертному.
Итак, мы вышли из дома. К счастью, снег растаял. погода была вполне осенней. На автобусе №42 мы доехали до станции метро "Калужская", а оттуда поехали на метро. метродистанция выглядела следующим образом: "Калужская", "Новые Черёмушки", "Профсоюзная", "Академическая", "Ленинский проспект", "Октябрьская", "Новокузнецкая", "Площадь Ногина", "Тургеневская" (переход на станцию "Кировская"), "Лермонтовская".
Идти сравнительно недалеко. Пришли в здание. Наша встреча прошла не в палате, а в коридоре.
Мне показалось, что сейчас отец выглядел бодрее.
Не так много он рассказывал о себе, гораздо больше спрашивал меня о том, как мои дела. Как-то я совершенно случайно сказал о приёмнике (опять сбился контакт, так что кроме "УКВ" другие диапазоны не работали). Отец сказал: "Ладно, приеду, тогда разберёмся".
Из института мы поехали к тёте Зине. Напомню, что в последний раз был у неё в 1975 году. Тогда они с Иваном Тимофеевичем переехали на Пятую улицу Соколиной горы. От центра это довольно далеко. Теперь же они получили квартиру на улице Димитрова или на Большой Полянке (после очередной "революции" многие московские улицы получили старые названия, в том числе, та улица, где находился дом тёти Зины и Ивана Тимофеевича, в советское время называлась улицей Димитрова, а в постсоветское Большая Полянка).
А ехать надо до станции "Октябрьская". Поэтому, выйдя из института, мы дошли до станции метро "Лермонтовская", а оттуда доехали до станции "Октябрьская".
От метро идти сравнительно недалеко. Дом большой, ещё больше нашего восемнадцать этажей. Но я обратил внимание на то, что, в отличие от нашего дома, здесь есть обычная нормальная лестница, так что никакого чёрного входа здесь не нужно (конечно, он есть, но при обычных условиях им не пользуются).
Разговор был вполне обычный. И еда была вкусная.
Тётя Зина дала мне приёмник (это был всё тот же "Вэф", который я уже слушал в 1974 году). Впрочем, я так и теряюсь в догадках, принадлежал ли он тогда Руслану, или же с самого начала он был у тёти Зины. Про Руслана тётя Зина вскользь упомянула во время своего приезда в Ленинград в июне 1977 года. Она сказала, что у него теперь японский магнитофон. Мы его видели в 1979 году. Это было впечатляюще.
А сейчас слушал разные передачи.
Ближе к вечеру пришёл Иван Тимофеевич. Он, оказывается, ещё работал. И теперь уже не на военной службе, но всё же по своей специальности связь. Но поразила меня тётя Зина.
Я полагал, что она одна из самых благородных женщин, и такое чувство я пронёс через всю свою жизнь.
Никогда грубых слов от неё я не слышал, и так был удивлён тому, как она грубо разговаривает с Иваном Тимофеевичем, точно она сама генерал, (причём не мудрый стратег, а лишь человек, способный лишь к тому, чтобы покрикивать на подчинённого), а Иван Тимофеевич что-то вроде денщика. А он, подлинный генерал, вынужден был обороняться.
И даже, оказывается, неясно, кто здесь генерал. Очень я был удивлён, и было ужасно присутствовать при подобной сцене, которая в тот момент разыгралась. Мне всё это было неприятно. И хотелось поскорее уйти.
К счастью, в этот момент мы и уехали. На этот раз ехали на троллейбусе №62. Вот это было примерно такое же путешествие, которое мы у себя в Ленинграде совершали на троллейбусе №7 от Малой Охты до Петроградской стороны, приближаясь к Васильевскому острову такова была протяжённость этого маршрута.
Нас встретила мама. После этого мы пошли домой.
30. Возвращение дедушки
Это событие произошло 2 октября. Закончилось дедушкино пребывание в санатории "Узкое". И вот он вернулся домой. Как он в тот момент изменился, и в какой степени положительно сказалось на его самочувствии и настроении пребывание в санатории "Узкое", этого я сказать не могу в тот момент видел его буквально считанные минуты. Но когда мама его привезла на академической машине, и когда они пришли домой, мне на какое-то время показалось, что вернулся прежний дедушка - бодрый и весёлый. Верно, что он уже не смеялся (а то, что он не смеялся, я заметил ещё в 1974 году), но всё же что-то от прежнего в нём осталось. Но, наверно, я ошибался. Это была только временная передышка. Но я в ту пору об этом не думал. А думал я о том, что именно сегодня я уеду из Москвы в Ленинград. Про себя я уже решил, что Москва для меня больше не родной город. А мой родной город Ленинград.
Там есть работа, там есть приёмник, там есть телевизор и вообще всё, что для меня родное. А Москва это скука на все 24 часа.
О том, что в Москве я мог и должен поступить в университет и закончить его, я в ту пору и слышать не хотел. Впрочем, у нас ещё будет время поговорить об этом. А сейчас временно прерываем изложение событий в хронологической последовательности, чтобы коснуться некоторых общих вопросов.
31. Из моей коллекции (оперы: "Сельская честь", "Паяцы" (запись 2), "Чужестранка", "Калиста", "Кармен" (запись 2), "Андре Шенье" (запись 2), "Трубадур", "Мефистофель".
Теперь все оперы, которые я буду слушать вне оперного театра или концертного зала, и о которых я буду говорить, являются пластинками из коллекции дяди Миши.
Ещё в январе 1977 года он подарил мне в качестве новогоднего подарка комплект из трёх пластинок, на которых были записаны оперы "Сельская честь" Масканьи и "Паяцы" Леонкавалло. В этих записях приняли участие выдающиеся певцы: Мария Каллас; Джузеппе Ди стефано; Тито Гоби; Роландо Панераи; хор и оркестр театра "La Scala" (Милан), дирижёр Туллио Серафим.
В целом исполнение хорошее. Только Тито Гоби пролог к опере "Паяцы" заканчивает не на "Си-бемоль", а на "Соль". Не вполне понятно, чем это вызвано.
Позже я слышал другую запись этой арии в его исполнении. Там он заканчивает эту арию на "Си-бемоль". В остальном всё было хорошо.
Была ещё одна запись оперы Леонкавалло "Паяцы". В ней участвовали: Марио Дель Монако; Клара Петрелла; Альдо Протти; хор и оркестр академии "Санта-Чечилия" (Рим), дирижёр Альберто Эреде, запись 1953 года.
Ранее мне довелось слышать в исполнении Марио Дель Монако ариозо Канио, из первого акта. В той записи певец показал всю мощь своего голоса. Особое впечатление производит его плач в конце арии. Но то, что мы услышали в полной опере на этой пластинке, свидетельствует о том, что в тот момент лишь намечались подходы к такой трактовке образа. Там в ариозо был лишь намёк на это. А певец Пьеро Де Пальма, певший эпизодическую партию Арлекина, добился даже аплодисментов факт, неслыханный для студийной записи.
Об опере Винченцо Беллини "Чужестранка" я уже говорил ранее. Это было как раз то исполнение, которое уже слышал у Гурьева. В нём участвовали: Монсеррат Кабалье; Амедео Вамбон; хор и оркестр под управлением Антонио Лозанно. запись по трансляции 26 марта 1969 года в Нью-Йорке.
Сама эта запись была великолепна, несмотря на то, что, например, Гурьев охарактеризовал её как любительскую. Особенно покорила
"Коллиста" это совершенно иная опера. Автором её был композитор семнадцатого века Джанни-Франческо Кавалли.
Исполнителями были: Джоан Сазерленд; Мэрилин Хорн; Джанетт Беккер; Лернборнский оперный хор, оркестр "Новая филармония" (Лондон), дирижёр Ричард Боннидж.
Возможно, в таких камерных операх большее значение имеет сама музыка. Вокалу, возможно, уделяется меньше внимания. Но всё-таки опера очень своеобразная.
Об опере "Кармен" мы уже говорили. Сейчас исполнителями являются: Мэрилин Хорн; Джеймс Маккрекер; Том Краузе; хор и оркестр театра "Метрополитен-Опера" (Нью-Йорк), дирижёр – Леонард Бернстайн. Пластинка выпущена фирмой "Мелодия" по лицензии фирмы "Palidor" (ФРГ)
Оказалось, что я слышал эту запись по радио в 1976 году. А в начале 1977 года папа узнал от Александра Аверьяновича, что фирма "Мелодия" выпускает по лицензии оперу в данной записи. Как сказал Гурьев, "запорят". К сожалению, так и было.
Особенность данной записи заключалась в том, что в этом случае опера исполнялась с разговорными диалогами, как это было при жизни композитора. Ведь её пытались трактовать как комическую. Как оказалось, ни в новелле Проспера Мериме, ни в опере нет ничего комического, если, конечно, не считать Хозе комическим персонажем, который был очарован, околдован, обманут цыганкой Кармен. Но такая трактовка была бы неправильной: уже одно то, что Кармен, изобличённая в неверности, гибнет, говорит о том, что это не комедия, а, скорее, драма или даже трагедия. Но всё же отдельные комические эпизоды были соблюдены. Правда, эти комические диалоги существенной роли в развитии сюжета оперы не играют. Нет специальных, характерных для комедии мизансцен. Их же не было и у Мериме.
Уже после смерти Бизе его друг, композитор Эрнест Гиро, оркестровал эти диалоги, переделав их, таким образом, в речитативы, а некоторые фрагменты из музыки к драме Доде "Арлизианка" он переделал в балетные вставки в четвёртом акте. Сейчас же мы фактически услышали тот спектакль, который был поставлен в парижской комической опере на премьере 3 марта 1875 года. И это хорошо.
Об опере Умберто Джордано "Андре Шенье" мы уже говорили ранее. А теперь у нас есть и вторая (как было установлено недавно, единственная из сохранившихся) запись этой оперы.
Исполнителями являются: Марио Дель Монако; Рената Тебальди; Этторе Бастианини; Мариано Карузо; хор и оркестр академии "Санта-Чечилия" (Рим), дирижёр Джанандреа Галадзени.
Конечно, в центре внимания был Марио Дель Монако. Особенно сильно в его исполнении прозвучали сольные номера импровизация из первого акта и куплеты из четвёртого акта.
Одновременно можно сказать, что вся роль проведена певцом ровно, и лиризм, и драматизм постоянно присутствуют в его голосе. И это делает исполнение певцом партии Андре Шенье правдивым и прекрасным.
А в целом здесь получился великолепный ансамбль, монолит, коллектив, столь же единый, как один человек. И слушать эту запись представляет огромное удовольствие.
Об опере Верди "Трубадур" мы уже говорили ранее.
Исполнителями оперы в данной записи являются: Марио Дель Монако; Рената Тебальди; Альдо Протти; хор и оркестр "Гран-театра" (Женева), дирижёр Альберто Эреде.
Можно было предположить, что участие Марио Дель Монако приведёт к полнейшему триумфу. Но тут свою недобрую роль сыграло плохое качество записи. Во всяком случае, голос Марио Дель Монако, особенно в ключевых сценах (третий и четвёртый акты) производят такое впечатление, что-либо певец был не в лучшей форме, либо что речь идёт лишь о каких-то намёках на возможное будущее мастерство, а, может быть, речь идёт о каких-то интригах и кознях, специально призванных к тому, чтобы скрыть истинные возможности исполнителя.
Впервые я услышал оперу Арриго Бойто "Мефистофель". До тех пор всё, что говорилось о достоинствах этой оперы, однозначно связывалось с именем Шаляпина. И Шаляпин, действительно, спас и закрепил эту оперу на сценах всего мира. Но, тем более, представляет интерес, как эта опера трактуется в современных условиях и соотечественниками автора, то есть, итальянцами.
Исполнителями оперы были: Чезаре Сьеппи; Марио Дель Монако; Рената Тебальди; хор и оркестр академии "Санта-Чечилия" (Рим), дирижёр Туллио Серафим.
Прежде всего, особо следует сказать о роли оркестра, что роднит эту оперу с вагнеровской. С другой стороны, произошло смещение акцентов в трактовке сюжета. Дело в том, что в центре внимания здесь оказывается фигура Мефистофеля, тогда как Фауст занимает менее высокое место, если сравнить с оперой Шарля Гуно. Поэтому и вокальное решение здесь тоже иное.
Уже в прологе (а Бойто писал почти прямо по Гёте) мы видим, прежде всего, Мефистофеля. Определённое сходство даже в отдельных мелодических штрихах трактовки партии Мефистофеля, как она представлена у Гуно здесь есть, например, визгливые и свистящие интонации куплетов Мефистофеля, звучащие у Гуно в оркестровом сопровождении, в "Мефистофеле" Бойто переходят в вокальные характеристики героя, но есть и различия: Мефистофель у Бойто более ужасен и более реалистичен, если, конечно, такое представление допустимо, когда речь идёт о нечистой силе.
32. Моё чтение
После продолжительного перерыва вновь начнём говорить о книгах, которые я читал.
Я прочитал повесть Н.С. Лескова "Леди Макбет Мценского уезда". Это повествование о том, что может сделать с человеком любовь, если человек не остановится ни перед чем ради достижения своих целей. Когда он доходит до физического уничтожения своих соперников. Ну, убийство старика Измайлова ещё как-то можно оправдать (он был тиран и деспот). Но как оправдать убийство ребёнка? В конце концов, её так называемый возлюбленный, ради которого она всё это делает, отворачивается от неё.
Она гибнет на каторге, всеми забытая и брошенная.
В разделе "Моё чтение" я пишу о книгах и журнальных публикациях, которые я сам читал. Но сейчас случай особенный. Мама, папа и бабушка читали мне книгу итальянского оперного певца и теоретика вокала Джакомо Лаури-Вольпи "Вокальные параллели". Это рассказ об оперных певцах далёкого прошлого (первым из них упоминается Мануэль Гарсиа, отец будущей знаменитой певицы Полины Виардо-Гарсиа, жил в начале девятнадцатого века) и до близких к современности, например, Этторе Бастианини, Марио Дель Монако и др. Однако это не заметки биографического характера. Это попытка выявить особенности вокального мастерства того или иного исполнителя, в сравнении с другим, чей голос оказывается в чём-то сходным с голосом сравниваемого с ним певца. С этой целью автор использует метод параллелей, то есть, сравнения двух исполнителей, в таланте которых, по мнению автора, есть нечто общее. Впрочем, не всегда эти параллели являются чисто вокальными.
Вот, например, какая может быть параллель между Джильи и Тальавини? Оказывается, Джильи дебютировал в 1914 году, а Тальавини родился в этом году.
Но можно ли в таком случае говорить о параллели? Вопрос, по крайней мере, спорный. Но есть и чисто вокальные (Шаляпин – Росси Лемени). А есть голоса, не имеющие параллелей: Мария Каллас, Виктория Де Лос-Анджелес. К голосам, не имеющим параллелей, он причисляет и себя. Ему повезло творить среди певцов, составивших целую эпоху в истории "Бельканто". Однако некоторые выводы страдают излишней категоричностью: он утверждает, что за всю историю "Бельканто" не было ни одного исполнителя, который бы на все сто процентов адекватно исполнял бы свой репертуар. Практически у каждого знаменитого певца он находит изъяны. Но, тем не менее, книга интересна по тому, что предметом исследования является человеческий голос как таковой, так что человека, интересующегося историей и современными тенденциями в развитии вокального искусства, не может оставаться равнодушным.
(Продолжение следует)
Часть вторая. На пороге взросления 7
© Copyright: Андрей Андреевич Марков, 2025
Свидетельство о публикации №225052101093
Свидетельство о публикации №225052101093
Рецензии