Дюна III часть. 1938 год. 1 Ночной разговор

Август 1938 года в Ленинграде выдался тёплым. Вечерело. Было не жарко, но и не холодно. Мягкие краски, золотые блики в окнах. Лёгкий ветерок со стороны Невы. По Петроградской стороне шли двое – женщина средних лет и паренёк.

- Тётя Оля, посмотри на название улицы вон на той табличке, - улыбаясь произнёс голубоглазый юноша, в пальто нараспашку, перешитом видимо из шинели гимназиста, показывая рукой на фасад одного из домов.

- Улица Плуталова. Нам на неё и надо, - ответила женщина с фибровым чемоданом в руке, в расстёгнутом плюшевом жакете, из-под которого был виден отложной белый воротничок платья в голубой горошек.

- А сзади вон улица Бармалеева, - чуть не смеясь заметил паренёк.
- Ну, вот мы и пришли, - мотнув головой в сторону одного из домов, сказала женщина.

На звонок в дверь на третьем этаже послышались неспешные шаркающие шаги. Из-за двери шла радиотрансляция футбольного матча, прерываемая плачем ребёнка. Дверь в тёмный коридор открылась. Резко запахло какой-то кислятиной. На пороге стояла старушка в платке.

- Вам кого, - спросила она.
- Варенцова Софья Сергеевна тут живёт?
- Ходют тут всякие, - недовольно прошамкала старушенция и пошлёпала вглубь коридора. Проходя мимо одной из дверей, показала пальцем и сказала кратко:
-  Тут.

Дверь в коридор, завешанный сушившимся бельём, открылась. Моложавая женщина в домашнем халате с лёгкой проседью в каштановых волосах улыбнулась.
- Заходите Ольга Николаевна, Глебушка.
- Ну вот мы и приехали.
- Проходите. Осматривайтесь. Чувствуйте себя как дома. Я на кухню. Сейчас поужинаем, попьём чаю, поговорим.

В окно комнаты, с откинутыми по бокам марлевыми занавесками был виден соседний дом, стены которого когда-то были окрашены в бежевый цвет. На подоконнике стоял в горшке алоэ.

Слева у стены с ковром, на котором изображались пасущиеся олениха с оленёнком – кровать, накрытая цветастым покрывалом с горкой подушек,  и никелированными шариками по углам изголовья. Около окна стоял стол с фанерными сдвигавшимися створками и выдвигающимися ящиками под столешницей, накрытой цветастой клеёнкой. Рядом два венских стула. В правом углу – этажерка, плотно заставленная книжками. Около двери -шифоньер с облупившимся местами зеркалом. Мерно тикали ходики с гирьками. На потолке с гипсовой розетки свисал оранжевый абажур с кистями.
Знакомство с интерьером комнаты прервалось появлением хозяйки, несущей в полотенце  парящий чугунок. Воздух наполнился ароматом варёной картошки с укропом.

- Оленька, достань из стола приборы и вилки.
Поставив чугунок на стол, Софья Сергеевна, сходив на кухню, принесла на разделочной доске лук, нарезанный кольцами, бутыль с постным маслом и опять ушла на кухню.

- Ну, вот. Угощайтесь гости дорогие, - поставив сковородку, сказала Софья Сергеевна, придя наконец с кухни. Она присела на край кровати сбоку стола.
- Пётр Фёдорович, сослуживец, недавно побывал в Усть-Луге в командировке. Привёз салаки и угостил меня, - указав на сковородку с мелкой пожаренной рыбёшкой, - добавила она.

Поужинав, Ольга Николаевна вызвалась  помыть посуду. Женщины, собрав незатейливые приборы отправились на кухню оставив парня одного.

Глеб некоторое время смотрел в окно потом начал рассматривать ковёр с оленями, висящий над кроватью, затем заинтересовался книжками на этажерке. Преобладали книги по ботанике севера, указывающие на профессию Софьи Сергеевны. Ещё были сборники поэзии Маяковского, Северянина, Блока. Глеб выбрал для чтения «Как закалялась сталь» Н. Островского.

Первые в своей жизни книги Глеб увидел только год назад в Сургутской школе-интернате. Отец в долгие зимние вечера, под треск горевших в очаге головёшек, пересказывал ему книжки и статьи, прочитанные им в Тобольске. Так Глеб услышал и взору его мысленно представились моря, диковинные острова, американские прерии, ковбои, золотоискатели. Он впервые узнал, что мир огромен, что в нём проживает множество народов, много стран. Также отец научил играть в шахматы, сделанными из оленьих костышек фигурками. А пока был жив дедушка Ванхо, Глеб обучался премудростям таёжной жизни.

Это было его первое в жизни путешествие из глухих уголков Сибири в центральные области СССР. Вместе с приёмной матерью они плыли на пароходах, ехали по железным дорогам, побывали в Москве, а теперь и в Ленинграде. За месяц Глеб узнал и увидел столько, сколько он не знал и не видел за все свои восемнадцать лет.

Общая кухня, как и в других коммуналках, представляла собой тесное пространство, заставленное шкафами, шкафчиками, стоящими вдоль стен. В углу находилась раковина, напротив окна – газовая плита. В середине общий стол  и несколько табуреток. Картину украшали протянутые с угла на угол верёвки для сушки белья. Стоял стойкий запах прокисших щей и чего-то жареного.
 
Соседи Софьи Сергеевны, сделав свои кухонные дела разошлись по своим комнатам.
Трансляция футбольного матча завершилась и из репродуктора зазвучало:
«Эй, вратарь, готовься к бою, —
Часовым ты поставлен у ворот!»

- Софьюшка, что слышно о Борисе? – тихо произнесла Ольга Николаевна.
-Пойдёмте погуляем. Подышим свежим воздухом, – так же тихо ответила Варенцова.
Рука её непроизвольно взяла из нагрудного кармана блузки платочек и поднесла к глазам.

Женщины вышли на Большой проспект. Погода стояла ясная. Алел закат. Взяв, друг дружку под руки они пошли в сторону Карповки.

- В том ужасным тридцать шестом осенью он вернулся из экспедиции какой-то весь потерянный, с потухшими глазами. Я думала, что все несчастья для нас кончились. Однако, через год, тоже осенью, ночью за ним пришли. За всё время пришло три письма из Соловков. Последнее было весной. На почтовом штемпеле почему-то вместо заглавных букв СЛОН было напечатано СТОН.  Я послала ему несколько писем и две посылки с тёплыми вещами, и салом. А, тебе, он писал? -  сказала Софья Сергеевна и начала промокать намокшие глаза.

- Он прислал мне из Сургута письмо тогда же, осенью тридцать шестого. В нём он писал, что их самолёт попал в аварию, но им удалось спастись. Ещё о том, что он договорился с заведующим Сургутской больницы, чтобы приютили жену и детей Алёши. Весной тоже получила письмо с таким же штемпелем СТОН - ответила Ольга Николаевна.

- Олюшка, расскажи про Глеба, - попросила Софья Сергеевна, немного проплакавшись.

- В прошлом году летом, первым пароходом я приехала в Сургут, как меня в письме просил Борис. В больнице встретилась с Полиной, Глебом и маленькой Оленькой. Полина – женщина неразговорчивая. Она устроилась на работу уборщицей. Им отвели небольшую комнатку. Всё рассказал Глеб, когда мы с ним прогуливались по берегам Оби и Саймы. Они весной с небольшим скарбом вещей, на двух долблёнках, называемых обласками, приплыли в Сургут. Оленей оставили братьям Полины Степану и Еремею.

- Да, кстати, сейчас фамилия Глеба – Васильев. Вернувшись в Тобольск, я оформила ему метрику и усыновила. Так, что он теперь носит мою фамилию. С отчеством повезло. Мне помог это сделать бывший соратник моего погибшего в гражданской мужа Алексея Ивановича – царство небесное. Кое-как уговорила парня, исходя из соображений дальнейшей успешной его жизни, чтобы не говорили – сын врага народа.
Женщины, дойдя до речки Карповки повернули назад. Немного помолчав, Ольга Николаевна сказала:

- Вы ведь раньше жили в Детском селе?
- Сейчас это город Пушкин. Пришлось сдать профессорскую квартиру Ботаническому саду, - ответила Софья Сергеевна.

- Как быть с нами? Нам с Глебом надо где-то жить и устроиться на работу.
- Попробую договориться с начальством о вашем трудоустройстве. Если получиться потом и с пропиской.

Вернувшись и потихоньку войдя в комнату женщины увидели спящего, сидя на стуле Глеба, положившего голову на раскрытую книгу на столе.

- Софьюшка, он привык спать на полу. Постели ему, что-нибудь, - прошептала Ольга Николаевна.
Софья Сергеевна достала из шифоньера экспедиционный ватник мужа,  и вдвоём уложили юношу, накрыв его кроватным покрывалом. Сами родственницы уместились на кровати.