Вечный свет Любви

   Вечный свет Любви

Моему другу Александру Ф. посвящаю.
Спи спокойно, Саня, город помнит тебя.

Претерпевый до конца, той спасён будет (Мф 24:13)

Скорби и болезни помогают человеку оторваться от суеты земной и больше прилепляться к Богу.
Не унывай зря. Предавайся в руки Божии.
Не осуждай никого, имей со всеми мир, и Господь утешит тебя. 
                Игумен Никон Воробьёв       

               
                1
Весенний вечер разбавлял собой чернила,
Порывы ветра достигали до глубин.
Я был один у яркого камина
В таинственном молчании картин.
Мой друг-художник, плоть твоя истлела,
Ты в горнем царстве пишешь образа,
Гроза над домом звонко прогремела,
Звезда на небе быстро догорела
И за холмом загадочно истлела,
Пытаясь мне о чём-то рассказать.
Я видел взгляд взволнованно-печальный,
Её дыханье, плавное во сне,
И при луне пейзаж необычайный,
Торжественный, загадочно-прощальный,
Пылающую рукопись в огне.
Гори-гори, ушедшая эпоха,
Пылай огнём невозвратимых строк,
Заледенела к прошлому дорога,
Увял последний полевой цветок.
И на порог взошли воспоминанья,
И промелькнули музы очертанья.
У капсульных сияющих зеркал
 Её я образ в памяти искал.
О, как прекрасны были ожиданья
Назначенных часов у дивных скал,
Где я любовь блаженную искал.
Погибла фея, в небе растворилась,
Ушла тихонько в яблоневый сад,
Где ангелы стихиры голосят
На всякий лад, блаженный и бесстрастный.
Апостол Пётр в хитоне вышёл красном —
Ей не забыть его лучистый взгляд.
Апостол Пётр был бесконечно рад.


                2

О, гений мой! Тебя не взять оттуда,
Не отпросить на день или на час,
Чтоб вновь услышать бархатистый глас.
Не видел я ещё такого чуда,
Чтоб кто-то возвращался с дивных мест,
Когда стоял в ногах у него крест.
«Туда» легко отправиться «отсюда»,
Но нет обратной лестницы с небес.
Трещат дрова, часы остановились,
Потоки чувств волшебные излились
На тонкий лист без клеток и полей
Твоих ненарисованных идей.
Дождей весенних трубное звучанье
Напомнит мне про тайное венчанье.
В церквушке старой, где поют псалмы,
У алтаря вдвоём стояли мы.
Святую чашу радости и скорби
С тобой делили в честь большой любви.
Мы в верности поклялись на крови.
В цветущем парке пели соловьи
Нам нежно песни раннею весною.
Мне суждено недолго быть с тобою.
Разбилось время, треснули минуты,
В осколки разлетелся циферблат,
Увял душистый яблоневый сад,
И заросли любимые маршруты.
Твои следы засыпал листопад.
Мои стихи накрыла злая осень,
И в бороде засеребрилась проседь.
Случилось всё как будто не со мной,
И для меня закончен путь земной.
И я сижу у нашего камина,
Где так любили мы сидеть с тобой.

                3
Рассвет пришёл белёсый и туманный,
И на пороге (вдруг увидел я)
Конверт лежал загадочно-нежданный
С печатью восковой монастыря.
Писала мне прекрасная Надежда
Чернилами лиловыми небрежно,
Тоскуя непомерно обо мне
В келейно-безмятежной тишине.
Ей видится прекрасное мгновенье,
Что скачем мы вдоль поля на коне.
А после, при оранжевой луне,
Я ей читал своё стихотворенье,
Уста смочивши в рисовом вине,
Пылал в стихах, как будто бы в огне,
Чем заслужил её прикосновенье.
В конце письма PS к её словам:
«Премудрый граф, я еду в гости к вам».
Святое небо, что за наважденье?
Как не поддаться силе искушенья,
Начертанного женскою рукой,
И мнившегося странною игрой?
И как же быть, что делать? Я не знаю.
Вас видеть, незнакомка, не желаю.
Мне почерк ваш как будто бы знаком,
И веет от листочка табаком.
Другой навеки подарил я сердце,
Для остальных закрыта в тайны дверца.
Кто вы такая? Как же вас зовут?
На части мысли сердце моё рвут.
Цветут сады, сирень благоухает.
Любовь моя, тебя мне не хватает!
Порой в блаженном предрассветном сне
Являешься ты, милая, ко мне.


                4

Перо не пишет прежние мотивы,
Устал поэт рвать сердце на куски.
Уже покрылись серебром виски
И потускнели прежние порывы.
Сгорели в чистом поле колоски,
И небо затворилось от тоски,
Увидев его горькие рыданья
И жгучие любовные страданья.
Осыпались поэмы лепестки
На сбитые подошвами мостки.
Зима ворвалась белыми стихами,
Согретая мечтами, как мехами.
Пластинка закружила странный вальс.
«О, милый друг, люблю я сильно Вас!
В монастыре от суетного мира
Для Вас, мой гений, душу сохранила.
Я выезжаю завтра на санях,
Давно я не была в ваших краях.
Я выезжаю завтра поутру,
И прилечу к вам словно по ветрУ.
Встречайте же меня, мой повелитель!
Навеки покидаю я обитель.
Обеты Богу не успела дать,
Женою Вашей лишь желаю стать.
Простит меня божественный Спаситель,
Готова на том свете я страдать,
Что Вам посмела втайне написать
И без благословения святого
Уехала поэта покорять.
Как знать, где спрятан клад, а где погибель? 
Где выйдет солнце, где ударит ливень?
Подлунный мир погибнет без любви.
Премудрый Бог, спаси и сохрани».

                5

Свет воссиял. Неужто всё приснилось?
Но вдруг на горизонте появилась
Лихая тройка белых лошадей.
Возница в ней, кудрявый чародей,
Заливисто свистел и улыбался,
На всех парах он по сугробам мчался.
Во всю округу пели бубенцы,
И поднимались снежные столбцы
Из-под копыт. Скользили плавно сани.
Но кто в санях? Закрыто небесами.
Возок остановился у крыльца,
По-прежнему мне не видать лица
Той милой феи, что так сердцем чую,
Её теплом я сердце уврачую
Или погибну, как былой поэт.
Прекрасной дамы вижу силуэт.
Не может быть: любимая воскресла!
Я от испуга опустился в кресло.
Какая слабость, снова боль в груди!
Виденье, я  прошу, не уходи!
В дверь постучали, я сказал: войдите,
Берите всё, но сердце сохраните.
И образ её, чистый и святой,
Как в те года, возник передо мной.
Оттуда ведь никто не возвращался.
А может быть, я просто обознался?
В горячке я, в волнении, в бреду?
В раю ли я, в чистилище, в аду?
Вспотели мои сжатые ладони,
И нервы мои словно бы во льду.
Явилась ли на радость, на беду?
Я выживу или с ума сойду?
Я слышал, как умчались её кони.


                6

— Не бойтесь, друг, — вдруг мне она сказала
И на картину пальцем указала.
— Мы с нею были сёстры-близнецы,
Две Божии кудрявые овцы.
Наделены талантами мы щедро,
Она любила краски, я — крещендо,
Диминуэндо, клавиши, орган
И нот чудесных жгучий ураган.
Я Штрауса сыграть для вас готова,
Скажите мне  хотя бы одно слово.
Чего же вы молчите, мой кумир?
Без вас мне неприятен этот мир.
Поступок мой, быть может, и постыдный,
Но, верю я, не злой, а безобидный.
Давно я в вас, мой гений, влюблена,
Не даст соврать мне гордая луна,
Которая тайком на нас взирает
И ваши слёзы тихо освещает.
Но если вы хотите — я уйду
По тонкому заснеженному льду,
На радость вашу или на беду,
В то место, что от мира защищает,
И человека к жизни возвращает,
 И обновляет в корне естество.
Таким, как есть, обитель принимает
И дарит мир, покой и торжество.
— Вы кто? Откуда. И зачем явились?
С какими колдунами  сговорились? 
Вы ведьма, призрак или страшный сон?
Но должен ведь закончиться и он.
Прошу: останьтесь и не уходите!
Так вы сестра родная, говорите?
Со мною боль вы разделить хотите?

                7

— Я на минуту раньше родилась,
И жизнь моя по нотам разлилась.
Я из страны уехать поспешила,
Играла в ресторанах и грешила,
Была в почёте у прекрасных лиц,
Но только там не встретился мне принц.
В деньгах и славе каждый день купалась
И праздной жизнью вдоволь наслаждалась,
В овациях, в короне золотой.
Душа томилась пёстрой суетой
Без благодати, без поддержки Божьей.
Мороз крепчал под гладкой нежной кожей,
Душа, опустошённая,  рвалась
В то место, где на свет я родилась,
Где тополя высокие шумели
У детской деревянной колыбели.
И русские колючие метели
Мне песню пели за  моим окном.
Благоухал лампадами наш дом,
Топилась печь, и самовар дымился,
А дедушка на образок молился.
На Родину вернулась я, мой друг,
Хандра меня встречала и испуг.
К роялю я совсем не подходила,
О жизни размышляла и грустила
До той поры, как повстречала вас.
И заструился знаменитый вальс.
Я ожила, я снова задышала,
При виде вас терялась и дрожала,
Но подойти не смела ни на шаг!
Как искушал меня проклятый древний  враг!
Сестра любила вас — и я по вам сгорала
И  каждый день тихонько умирала.

                8

— А что же дальше было? Не пойму.
О вас мне не сказала почему?
Скрывали эту тайну от поэта,
Меня не допускали до секрета.
Что здесь такого? В чём моя вина?
 Молчали все, молчала и она.      
Люблю её, за всё её прощаю,
Похоронить с ней рядом завещаю.
Зачем же вы явились, ангел мой?
Вернитесь поскорее вы домой,
Ведь до греха осталось нам недолго.
Уж лучше я завою ночью волком,
Но в страшный грех я не хочу упасть.
В котлах геенны навсегда пропасть
Я не намерен, вы меня поймите.
Простите, милый друг, и уходите.
— Куда же мне идти теперь от вас?!
Ведь я погибну в полуночный час,
Лишь только за мной двери затворите.
Ну что ж, прощайте!
— Нет, не уходите!
Останьтесь навсегда, прошу, со мной,
Лишь только с вами обрету покой.
Подарок неба с болью принимаю,
Назад в обитель вас не отпускаю.
Господь послал в такой нелегкий час
В мою судьбу разрушенную — вас.
Снимите шубу, обувь и перчатки.
У Бога не бывает опечатки
В тетрадях человеческих сердец.
Он нам свет жизни, пастырь и Отец.
Мой дом — ваш дом. Как вас зовут, скажите?
И чай поставить с мёдом прикажите.

                9

— Надежда я последняя для вас
И свет для дивных васильковых глаз.
Всю жизнь вам буду музой, и царицей,
И белоснежной благодарной птицей.
Сестру свою я, как и вас, люблю!
За её душу всякий раз молю
Пречистую прекраснейшую Деву,
 Чтоб не оставила сестренку мою Еву.
Ведь все мы грешны — кто не без греха?
Полна соблазнов жизнь и нелегка.
Вы посвятите мне, о друг, хоть пару строчек?!
Мне лирика необходима, как глоточек
Испанского игристого вина!
О, как пьянит проказница луна!
Я рождена для горя иль для счастья?
Я ниточку повешу на запястье
В честь нашей встречи в столь прекрасный час.
Быть может, стану светом я для вас,
Осколком неба, рифмою, стихами,
Полями райскими, пушистыми снегами,
Брегами веры, счастья и любви.
 Царица ночь для нас зажгла огни,
И тишина блаженным фимиамом
Соделалась величественным храмом.
Комета в небе в этот час зажглась —
Любовь меж нами, значит, родилась.
Мне не забыть чудесные сонаты,
Что помогли подняться от утраты
И задышать трепещущей весной.
Скажи мне, друг, но разве виноваты,
Что встретились сегодня мы с тобой,
Укрытые бушующей зимой,
Как снегом заметённые солдаты?


                10

Ведь каждый перед всяким виноват —
Так говорил священник наш и брат.
Все мы друг перед другом виноваты,
Немножко все мы Понтии Пилаты.
Оставим  эти думы ни о чём,
Есть тут вина, иль все мы ни при чём.
Не будем понапрасну себя мучить,
Мы верой в Бога распугаем тучи.
А завтра посетим чудесный храм,
Взлетим святой молитвой к куполам,
Совет испросим и благословенье
На тихое совместное спасенье.
Я расстелю для вас свою постель,
А сам пойду послушаю метель
На чердаке, в уютной колыбели,
Где всё в стихах, картинах, акварелях.
Там с Евой до утра порой сидели.
Мы пили чай и слушали буран.
Нас накрывал эмоций ураган,
И океан восторгов и сомнений,
И творческих безумных откровений.
Друг друга вдохновляли на экспромт.
Спускался нам на плечи  горизонт.
Спокойной ночи, милое созданье,
Не помутилось только бы сознанье.
От нашей встречи в праздничный январь
Поэзии откроется  дыханье
И новое увидит мир сиянье,
Похожее на дорогой янтарь.
Зажгусь или погасну, как фонарь,
Покажет время, а теперь ступайте,
«На сон грядущий» в полночь прочитайте
И со стены снимите календарь.


                11

Застыл он кротко на печальной дате,
Напоминая  горько об утрате.
Покровом ночь деревню обнесла,
От тяжких мук поэта ты спасла.
Мне снилась Ева в поле золотистом:
Цветочек — брошь — на платье серебристом,
Распущенные кудри на ветру,
Свет вытеснял густую темноту.
Смотрела на меня, и улыбалась,
И приближалась, плавно приближалась.
Я замер в ожидании суда.
Открыл глаза — от Евы ни следа.
Потерянная брошь в ногах лежала,
Кусочек неба ярко отражала,
И лист бумажный тонкого пера,
А в нём слова, слова, слова — одни слова.
 Его я поднял, а под ним сияла
Монета из литого серебра.
«Пишу я к Вам, мой кучерявый гений!
Я сделана из Вашего ребра,
Была я музой Вашего пера,
Свидетельницей ярких откровений,
Прекрасных писем, знойных посвящений.
Мы были вместе с ночи до утра,
С утра до ночи время проводили,
По лунным горизонтам мы бродили
И пили одуванчиковый сок,
А время убегало, как песок.
Мы вдохновлялись, пели и любили.
Земного счастья вышел для нас срок —
Так посчитал всемилостивый Бог,
Призвав меня в чудесную обитель.
Он Искупитель наш и наш Спаситель.

                12

Доверимся с тобою мы Ему,
Роптать не будем, милый, на судьбу.
Где нет смиренья, там судьба в дыму.
Ему виднее. Значит, понапрасну
Себя, Арсений, мучить ни к чему.
Сестра моя, Надежда, хороша!
Я знаю, что лежит твоя душа
С ней рядом быть, тем паче мы похожи,
Как две росинки в вечер непогожий.
Вручаю твоё сердце ей навек.
Она прекрасной мысли человек.
И вдохновить тебя, и приголубить,
И чашу на двоих с тобой испить
Под силу ей. С тобою жизнь прожить
Она готова. Вместе крест несите,
Любите жизнь и каждый миг цените. 
Монету из литого серебра
Вы в жертвенник на службе опустите.
Прощаю вас, и вы меня простите.
Благословляю дивный ваш союз.
На этом, милый, тихо расстаюсь.               
Пусть зимний луч коснётся твоих прядей,
Стихи заполнят пыльные тетради,
И ты воскреснешь снова, как поэт,
И стихотворный сотворишь букет
На память миру о любви и счастье.
Браслетик ты повесишь на запястье,
Который я связала для тебя
Из тонких грёз любви и сентября?
Прощай, Арсений, велика дорога,
Но твёрдо знай, что смерти больше нет.
И мертвых нет, и живы все у Бога,
Жива и я  — вот мой тебе ответ».


                13

Колокола звенели перезвоном.
То праздник был — Крещение Христа.
Карета нас ждала под старым клёном,
И в небе ещё теплилась звезда.
В церквушке старой разгорались свечи,
Народ стекался к дивным образам,
А снег ложился нежно нам на плечи,
И сердце восходило к небесам.
Протоиерей в потёртой грубой рясе
Молитвы к Богу тихо возносил,
Бескровную он Жертву приносил,
О свышнем мире Господа просил.
Предивный ангел на иконостасе
С заточенным мечом на всех взирал,
Своим смиреньем  души обнимал.
Как юноша, лицом он был прекрасен,
И кроток сердцем, и как тень безгласен.
Грехи своей любовью покрывал.
Под нос себе дьячок псалмы читал
А мы стояли возле аналоя,
Крест на котором с дерева лежал,
Лобзаний покаянных ожидал.
Чтобы впитать в себя людское горе,
Отец на исповедь святую изошёл.
Я первый к этой тайне подошел
И рассказал, о чем болело сердце,
А ветер бил в двухстворчатую дверцу.
Священник кротко слушал мою речь
И дал совет любовь свою сберечь
К прекрасной Еве, если то возможно.
Потом добавил, очень осторожно:
— По немощи жениться второй раз,
Брат во Христе, Арсений, тоже можно.


                14

На исповедь я следом  подошла,
И душу, что грехами обожгла,
Я старому священнику открыла,
Всё рассказала, ничего не скрыла.
Он задал мне вопрос, и я застыла,
Не зная, чем заполнить тишину, —
Он сердце натянул мне, как струну.
Но голову епитрахиль накрыла,
И я печали разом позабыла,
И сила благодати и любви
Моё нутро  тихонько осенила.
— Что есть семья? — спросил он у меня,
Боюсь ли я геенского огня,
А после отпустил на все четыре,
Благословив жить в кротости и в мире
С Арсением, и до скончанья дней
Служить ему и быть ко всем добрей.
И клироса божественные ноты
Заполнили сердечные пустоты.
На «Херувимской» дрогнула душа
И улетела в небо. Чуть дыша,
В груди моей сердечко трепетало.
Исхода время вот уже настало.
Седой отец  поднялся на амвон,
Горячей проповедью славен очень он.
Растолковав священное писанье
И указав пример для назиданья,
Благословил намоленный народ
И с Богом отпустил честной приход.
Осыпав всю деревню перезвоном,
Звонарь нас одарил своим поклоном.
Арсений в ящик что-то опустил,
Задумался о чём-то, загрустил
И никого ни в чём не осудил.


                15

По белу снегу ехали назад
Герои наши. Я за них был рад.
На литургии с ними я молился,
Я в судьбы их восторженно влюбился.
Что будет дальше? Я ещё не знал,
Каким для них окажется финал.
Печальный ли, а может быть, счастливый?
Красивый ли, но точно — справедливый!
Опережать событья не берусь…
О, Русь моя! О, зимняя ты Русь!
О, грусть моя! О, зимняя ты грусть!
Каких людей ты хлебом накормила,
Простила многих и к себе впустила!
Каких людей водою напоила
И в недрах приютила навсегда
До Страшного и Грозного суда!
Герои наши вскоре поженились,
От счастья и любви они светились,
Как  звёздочки на небе голубом.
Уютен стал их  деревянный дом.
Перо в руках поэта заскрипело,
Оно кружило, пело и горело.
Стихи рождались и текли ручьём,
А души пели звонким соловьём.
И новой жизни сладкие минуты,
В любовь и вдохновение обуты,
Переполняли радостью сердца,
И счастью не было предела и конца.
И все довольны были — автор тоже,
Хоть был я их немного помоложе.
Кругом всё расцветало и влекло,
Благоухало. Грело и текло
По венам, словно ручейки, —  тепло.

                16

Молодоженов  я встречал не часто,
Но вам скажу я, милые друзья,
По воскресеньям в храме видел я
Их вместе. Как это прекрасно,
Когда они у дивных образов,               
Готовившись услышать трубный зов,
С приветливыми лицами стояли,
И не было в них грусти и печали,
Лишь тишина касалась нежно их.
Делили они счастье на двоих,
И благодать их сладко покрывала.
Своей любовью души согревала
И освещала рукопись луна,
А за окном уже цвела весна.
Запели птички, почки распустились,
Сердца людские так же обновились.
Жужжали пчёлы, разливался мёд,
Был рад весне ликующий народ.
И перезвон пасхальный разлетался,
Лечебной силой будто прикасался
К болезнующим душам и сердцам.
Спускаясь на могилы к праотцам,
Он воскрешал их пепел на мгновенье
И Божие дарил благословенье
Богатым, бедным, умным и глупцам,
Слепцам — надежду, воду — мудрецам,
Без разделений, несмотря на лица:
В гробу лежит вдова или царица,
Или художница здесь обрела покой,
Навек застыла куклой восковой,
Себя отдавши полностью искусству,
Высокому, пленительному чувству,
Покоится на запад головой.

                17

      Письмо Богу от Надежды

О, как я рада, добрый наш Создатель!
Так рада, что решила написать
Я Вам письмо, как верный созерцатель,
Как благодарный, преданный мечтатель.
Словами не могу я передать,
Что сердце хочет чуткое сказать.
Попробую пером излить мгновенья,
Которые так будоражат кровь,
Поведать Вам про юную любовь,
Которая терзала сновиденья,
А после растворилась навсегда,
До Грозного и Страшного суда.
О нет! Не буду! Ведь и так всё ясно!
О нет! Не буду! Ведь не утаить
От Бога ничего! И так прекрасно
Тебя, Творец, за всё благодарить!
Арсения люблю я, Ты ведь знаешь!
Арсения люблю я всей душой!
Но Ты, Отец, и строг порой бываешь,
И этим только нас ты умудряешь
И наставляешь властною рукой,
Даруя радость, счастье и покой.
Теперь мы вместе — это ли не чудо?!
Теперь мы вместе, и не верю я,
Что счастье вдруг пришло из ниоткуда,
Что счастье вдруг пришло. И для меня
Жизнь потекла чистейшими ручьями.
Согретая горячими лучами
Душа моя к Тебе устремлена,
Небесным светом вдруг озарена,
Освещена пасхальными свечами,
Украшена премудрыми речами.
Живой воды душа теперь полна.


                18

        Письмо к Богу от Арсения

Премудрый Бог, пишу тебе посланье
Я ровно в полночь слабою рукой.
Не погуби прекрасное созданье,
А со святыми душу упокой.
Сестричка Ева так Тебя любила!
Переносила мир твой на холсты,
По воскресеньям в храм Твой приходила,
Продала всё, жемчужину купила,
Твоё ученье до конца хранила
И поливала чудные цветы,
Евангельской, духовной чистоты.
И, у последней находясь черты,
Она тебе, Отец, не изменила,
Душой и сердцем к вере не остыла,
Всё больше возгоралась и цвела
И в этом цвете тихо умерла.
В Твой сад ушла на цыпочках, неслышно,
Не обвиняя свет, что так всё вышло.
Ты дал надежду сердцу моему,
Когда оно переставало биться,
Когда хотелось навсегда забыться,
Закрыться в доме, с ветром раствориться,
Оставив навсегда свою печаль,
Тетрадь, чернила, скрипку и хрусталь.
В Надежде вижу Еву, в Еве — счастье!
Люблю обеих. И с души ненастье
Исчезло, не осталось и следа
От толстого и режущего льда.
Пусть внешне схожи, но характер разный
У двух сестёр, которых так люблю.
За всё тебя, Отец, благодарю.
Письмо своё я этим завершаю
И воскресаю, к жизни воскресаю.

                19

Вложив в бутылку скрученный листок,
К реке Арсений вышел на рассвете,
Он поклонился в пояс на восток,
За бороду его щипал бродяга ветер.
Посланье закупорив сургучом
И став перед рекою на колени,
Пустил письмо в небесные купели,
Согретое живительным лучом,
Невидимым защищено мечом.
И аромат раскрывшейся сирени
Блаженным фимиамом проводил
Всё то, что наш Арсений сообщил
В письме к Творцу: и тихое рыданье,
И неба бирюзового сиянье.
Приятные минуты сохранил —
Начало дня, начало жизни новой
В шкатулку чувств Арсений опустил.
Несёт река то пламенное слово,
Бурлит река, шумит река сурово,
Но греет душу ласковый покой,
Посланье исчезает со звездой.
Небесный почтальон его доставит,
Тому, кто жизнь Арсения управит
И не оставит в горе унывать,
Страдать безмерно, душу убивать,
А прикоснётся тёплою рукой,
Направит Вифлеемскою звездой
В свою пещеру мира и добра.
Пора, Арсений, милый друг, пора!
Грядёт твой час, но ты ещё не знаешь,
Лелеешь музу, пишешь и мечтаешь.
А жало не спеша пронзает плоть,
Чтоб твоё сердце бритвой распороть.


                20

Надежда вечером письмо послать решила
И, улыбаясь, к речке поспешила.
Луна тайком взирала из-за туч,
И ветер был и холоден и жгуч —
Погода разыгралась не на шутку.
Ещё чуть-чуть, ещё одну минутку,
Уж слышно, как внизу бурлит река
И долетает гром издалека.
Вот-вот, и ливень сокрушит просторы,
Закрыли люди ставни и затворы.
Кто затаился с книжкою в руках,
Кто у икон с молитвой на устах.
В бутылку Надя лист свой заточила
И водам серым вмиг его вручила,
Перекрестилась кротко и ушла,
Назад в избушку тихую пошла.
Арсений молча думал у камина,
А над камином Евина картина
Смягчала, убаюкивала взор.
О, как прекрасен был на ней узор!
Он взял перо и чистый лист бумаги —
Идеи, словно кони, понеслись,
Стихи его над миром вознеслись.
А ливень за окном не прекращался,
Сюжет для новой повести рождался,
А может быть, для русской древней саги,
Где развевались княжеские стяги,
И кровь текла по выжженной траве,
И Спаса лик был виден в синеве.
Тем временем посланья уносило
Холодное течение реки,
А нашего  героя воскресили
Любовь и вера, смерти вопреки.

                21
— Надежда, я пишу для вас сонеты,
Кипит в душе поэзии река,
И добрые наивные сюжеты
С души слетают, словно с языка.
Стихов изящных несколько тетрадей
Я исписал в таинственной усладе.
Посмел я песнь хвалебную сложить
И на мотив достойный положить.
Теперь я смею с вами поделиться
Плодами заскучавшего пера.
Я был так одинок ещё вчера,
Не верил, что смогу я возвратиться
В мир из задумок, рифм из волшебства.
В преддверии Христова рождества
Мне удалось поэтом возродиться
И на листах тетрадных отразиться,
Свои идеи, чувства воплотить
И снова в этой жизни полюбить.
Нет больше счастья в жизни для поэта,
Чем в упоении творить и сочинять,
Любовь и музу сердцем воспевать,
Притягивать к себе и отпускать,
А отпуская, в ревности сгорать,
Страдать по ней, скучать по ней и снова
Вернуть её хотя бы с полуслова.
Присядем мы с тобою у окна.
Ты посмотри, как лечит тишина, —
Снежинки опускаются на крышу.
Ты моё сердце слышишь, слышишь, слышишь?
Испей бокал, испей его до дна,
В тебе пусть растворится глубина
Моих талантов, дум и откровений,
Творений, искушений и суждений.

                22

О, этот вечер! Он незабываем.
А, как читал ты нежные стихи!
Порывом сердца был ты согреваем,
А строфы были сладки и легки.
И ручейки струились по бумаге,
И в этой сладкой драгоценной влаге
Увидела я свет воды живой
И словно полетела за мечтой.
Я утонуть в морях твоих хотела.
Ты всё читал. Моя душа летела
В небесный рай невидимой стрелой,
Подсвеченная зимнею луной,
Натянутая тонкою струной.
Её полёту не было предела.
Ты всё читал, а я дышать не смела.
Горели свечи, полыхал камин,
И отражал сияние графин.
И время на часах остановилось,
В стихах твоих я словно растворилась,
Забылась, окунулась  в глубину.
Впитала сердцем чутким тишину.
Пережила с тобой всю гамму красок,
Разлитых аккуратно по судьбе.
Ведь это жизнь, далёкая от сказок,
Поход по морю в хрупком корабле.
Ты замолчал, окинув взглядом стены,
Хрусталь, картины, свечи и вино.
Снег за окном струился белый-белый,
Царапая хрустальное стекло.
И благодать  собою заполняла
Весь дом, весь мир, все судьбы и людей
И кротко, незаметно выправляла
Путь в никуда ушедших кораблей.


                23

Ты меня обнял за худые плечи —
Я слышала биение сердец.
Потрескивали восковые свечи…
Какую ночь нам подарил Творец!
Всему на свете предстоит конец —
Мы сном уснули тихим и блаженным.
В сад белоснежный падали лучи
От той звезды, сияющей в ночи
Сребристым светом, тихим, обнажённым…
Звезду ты эту Евою назвал
И очень часто на неё взирал.
А утром к нам просилась злая вьюга
И ветер порывался поглотить
Всё то, что мы успели полюбить.
Под натиском дрожала вся округа.
Влюблённый дух не в силах пробудить,
Бродяга ветер в ставни начал бить,
Но сладкий сон не в силах он нарушить
И свечи восковые затушить.
Он приказал с тобой нам долго жить,
Он приказал гулять и веселиться,
Плодом запретным вдоволь насладиться,
Кружиться снегопадом, танцевать
И жизнь свою, как воду, расплескать.
Забыться, к солнцу правды не стремиться
И ничего хорошего не ждать.
Часы пробили полдень — мы проснулись.
За окнами царила благодать.
Мы к тишине сердцами прикоснулись.
Ту тишину пером не описать,
Не передать, не выразить словами,
Но только в памяти надёжно сохранить,
А в тишине и небо полюбить.

                24

Звон колокольный лил во всю округу,
Звезды вечерней возгорелся свет,
Уже готов и праздничный обед,
Луна ползёт по замкнутому кругу.
Спешат волхвы, всё дышит рождеством,
А воздух переполнен торжеством.
Так радостно на сердце, так спокойно,
Как дорог этот час для всех живых,
Блаженных, мертвых,  грешных и святых.
Мы проведём с тобой его достойно,
Очистим покаянием сердца
И встретим Бога, нашего Творца.
Ура, свершилось! Боженька родился!
Мир ждал Его уж столько тысяч лет,
И тьму рассеял несказанный свет.
Сам Бог через Марию воплотился,
Чтоб каждого из нас с тобой спасти
И в своё царство души привести.
Давай запомним этот день, Арсений.
Заполним этот день с тобой огнём.
Ещё покуда мы с тобой живём
В эпоху царских смут и треволнений.
Младенцу честь и славу воздадим,
Простим весь мир и каждого простим.
Продолжим царский путь мы без сомнений,
Что так спасёмся, вечность обретём.
Всё продадим, жемчужину найдём.
На пир в одежде ветхой не войдём,
А в заповедях сладких растворимся,
В небесной книге жизни отразимся
И устремимся к свету и теплу
Сквозь временную сумрачную мглу.
Мы в сад Эдемский снова возвратимся.

                25

Уже марток вовсю звенит ручьями,
И тает снег, как в исповедь грехи.
Апостол Пётр собрался за ключами,
Запели на деревне петухи.
В постели тихо умирал Арсений —
Болезнь его сразила наповал.
Ни у кого уж не было сомнений,
Что час исхода для него настал.
Сбежала жизнь песочными часами,
Надежда умывается слезами,
Никто уже не ждёт былых чудес,
И молвят: «Уж такой у него крест».
Лежит Арсений наш под образами
С потухшими, закрытыми глазами.
Священник исповедал, причастил,
Грехи больному тихо отпустил.
И долго у иконы он молился,
С колен поднялся, с Надею простился,
Арсения в чело поцеловал,
Затем всю ночь поклоны отбивал.
Поэт сгорал, как восковые свечи,
Поэт сгорал, как рукопись пера,
Письмо он начертал позавчера
И вскрыть велел лишь только в час под вечер,
Когда минует день сороковой
Его отхода в дивный мир иной.
Картины на стене с весной сливались,
Лампада освещала кроткий лик.
Соседи приходили и прощались,
Казалось, ветер шепчет где-то стих.
А кто-то слышал нежный  голос Евы,
Псалмы и сладкогласные напевы,
А кто-то видел ангелов двоих.

                26

Ни на минуту очи не сомкнула
Надежда у постели в эту ночь.
На красный угол коротко взглянула:
Арсению молитвою помочь
Решила в полночь наша героиня.
И раскалилась знойная пустыня,
От её слёз обильных и святых.
Она просила мёртвых и живых,
К святым и к Богу плач свой возносила.
«Да будет Твоя воля, — говорила. —
Ведь не осталось у меня родных,
Уж исцели ты, Боже, всех больных».
А утром наш Арсений не проснулся.
Ушёл он в вечность, пробил его час.
Но не закончу этим свой рассказ.
Что было дальше — тоже интересно.
Смолчать об этом было б неуместно.
А рассказать всё сразу без прикрас
Намерен я, лишь вытру слёзы с глаз.
Ведь я любил Арсения, признаюсь,
Почти как брата, друга своего.
И с болью с ним навеки я прощаюсь,
Но возродить его не собираюсь,
Его кресту коленопреклоняюсь
И всем желаю только одного:
Стать одесную Бога своего
На страшном и последнем испытанье,
Которое судом наречено,
Которое коснётся всех живущих,
Ушедших в вечность и туда грядущих,
Заблудших ли, царей ли, королей,
Твоих врагов или твоих друзей.
Последний суд коснётся всех людей.

                27

Два дня лежал усопший в старом храме,
На третий тело предали земле.
Деревня обливалася слезами.
За свой поступок стыдно было мне.
Я мог бы написать конец счастливым,
Красивым, добрым и без горьких слёз,
С цветеньем лип, благоуханьем роз,
Но я во всём стараюсь быть правдивым,
Не растворяюсь в облаке из грёз.
Арсений мог бы жить лет двести точно.
Всё, решено! На этом ставлю точку.
Не прочитать вам тысячи листов
Сего рассказа из печальных слов,
Но уронить ещё слезу скупую —
Возможность предоставлю я такую.
Я б с радостью и Еву оживил,
Избавил от болезни, исцелил —
В моих стихах нет к прошлому возврата.
Прощай, Арсений! Велика утрата!
Откройте же, друзья, молитвослов,
За Божьих помолитесь вы рабов.
А рассказать вам, что же было дальше,
Желание имею я без фальши.
Надежда тосковала, не спала,
Молилась и держалась как могла
И на помин души родного мужа
Своё богатство нищим раздала.
Одежду Евы отвезла в приюты,
Одежду Сени — страждущим, больным.
Бог укреплял в тяжелые минуты
Вдову поэта. Чуткий серафим
Был рядом с ней и утешал Надежду,
 Давал Надежде светлую надежду.

                28

Минуло сорок дней  в одно мгновенье
В молитве, покаянье и слезах.
Прощальное в письме стихотворенье
Прочла Надежда с радостью в глазах.
Ко всем писал любимый наш Арсений,
Ко всем писал любимый наш поэт,
Которого не виден силуэт,
Которого в живых уже и нет,
Но льётся несказанный дивный свет,
И воскресенья брезжится рассвет,
В чудесной вязи тонкого чернила.
Она потом всю жизнь конверт хранила,
Под сердцем, словно ладанку, носила.
Он был и компас  с картой, и ответ
На многие вопросы прежних лет.
Я вам завесу тайны приоткрою
И любопытство ваше успокою,
Но в своё время, только не сейчас.
К концу подходит грустный сей рассказ.
Поплакала Надежда, погрустила
И в монастырь обратно укатила.
А в ярком небе вспыхнула звезда,
Сверкая так, как будто изо льда.
Такой звезды не знали никогда.
Светила всем Арсения звезда.
Бок о бок две звезды в ночи горели
И всю округу светом своим грели.
Пройдут недели, месяцы, года,
Названия изменят города.
В народе закрепится навсегда,
Что та звезда — Арсения звезда.
А рядом с ней звезда прекрасной Евы —
То ли художницы, а то ли  мудрой девы.

                29

Настало время заглянуть в конверт,
Прощальный написать пора куплет.
Недосягаемый его венец творения,
Уснувшего лирического гения,
Перо в руке трясётся от волнения,
Благоухает мудрости букет.
Теперь пишу письмо я вам Арсения
И в назидание, и в поучение,
На его строки проливая свет.
А после я уйду встречать рассвет
К той речке, где забуду я про время,
Которая несёт так кротко бремя
Посланий тайных, дерзких, роковых,
Тревожных, ясных, чистых, вековых;
В тот сад из дыма и воспоминаний,
Из одиноких серых очертаний;
В то место из осколков ледяных,
Воспоминаний чистых и живых.


              Письмо Арсения

Эй, живой, пока бьётся сердце,
Ты успей попросить прощения.
Эй, живой, пока дышишь небом,
Ты успей подарить любовь.
Ты уйдёшь — и закроют дверцу.
Твоя смерть — это день рождения.
И растаешь весенним снегом,
Навсегда обретёшь покой.
Эй, живой, береги минуты —
В конце жизни их будет мало.
Эй, живой, береги любимых
И успей их согреть теплом.
Все грехом, как один, согнУты,
Из земли мы берём начало
И проходим юдоль гонимых,
Возвращаясь в свой Отчий дом.

                30 

Минуло с той поры лет  десять точно.
Я жив, здоров, собрался на погост —
Проведать близких захотелось в пост.
Прошёл я реку, сад, прошёл и мост
И вышел к дому  (знаю, не нарочно),
И сердце моё дрогнуло в груди.
А если сплю, читатель, разбуди!
Камин в том доме свет бросал песочный.
Я постучал, мне отворили дверь.
О, мой читатель, ты уж мне поверь!
Стоял мужчина с жиденькой бородкой.
— Поэт Аркадий, — уронил он кротко. —
Сосед ваш новый. Въехали с женой.
Она художник очень неплохой. 
Петровы мы, с соседнего уезда.
Вы проходите, если интересно.
Как много здесь мы встретили картин,
Седых, как небо в блеске паутин,
Подписанных Герасимовой Евой,
Не правою рукой — рукою  левой!
Стихотворений целый саквояж,
Перо и краски, кисти и гуашь.
Как вас зовут, поведайте нам смело?
И кто тут жил и где же нынче Ева?
Кто тот поэт, кто автор дивных строк?
— Забрал их Бог. Забрал, друзья, их Бог!
Шедевры эти бережно храните,
Свою семью и веру берегите
И не взыщите, если что не так!
А звать меня Григорий, я рыбак.
Живу один я, около колодца
И каждый день смотрю, как всходит солнце.
В округе говорят, что я чудак.

                31

Погост осенний  истинно прекрасен
И одинок, как полная луна.
Путь человека ясен и неясен.
Исход один — покой и тишина.
Во власти дум стоял чудак Григорий.
О чём он думал — тут уж разбери.
Всего одна из тысячи историй,
Из тысячи историй о любви.
А с обелисков на него взирали
Арсений с Евой — милые друзья.
И не было в глазах у них печали.
А кто сказал, что им помочь нельзя?!
Молитвой мы усопшим помогаем,
Молитва как целительный бальзам.
Мы милости над ними ожидаем,
Все силы направляя к небесам.
Стоял Григорий в думах и надежде
На милость Божью в страшный час суда.
Стоял Григорий в сотканной одежде
Из  многих лет терпенья и  труда.
Он  голос Евы выпростал украдкой
Из глубины взволнованной  души.
Казалась жизнь одной сплошной загадкой,
Казалось, смерть притихла за оградкой,
И представляется не горькой она — сладкой,
И с речью обращается к нам краткой:
«Верши свою историю, верши.
Дыши на ладан, миленький, дыши.
Спеши ко мне в объятия, спеши,
Но знай, что я коснусь тебя в тиши».
Григорий вздрогнул, точно пробудившись;
Могилам в пояс кротко поклонившись,
Перекрестившись, он побрёл домой.
А в голове звучало: «Эй, живой!»

                32

В монастыре под спелою рябиной
В вечерний час сидела на скамье
В раздумьях долгих с просветлённой  миной
Надежда наша в полной тишине.
Она молитву к Богу возносила,
За Еву и Арсения просила
И в этот час златого октября
Жалела, что сбежала с корабля —
Поддавшись страсти, бросила обитель.
Увёл её отсюда искуситель
Во времена несбывшихся надежд.
Она ушла, переступив рубеж.
Скорбями снова в стены возвратилась,
И чистым сердцем к небу устремилась,
И ни на шаг не покидала врат,
Как ни пытался помешать ей враг,
Как ни шептал он ей на ухо сказки,
Как ни юлил и как ни строил глазки.
Молитвой отсекала она грех,
Была крепка, как кедровый орех.
Как мудрый воин на посту стояла,
Духовный меч в руках своих сжимала,
И, не теряя над собой контроль,
Прошла через страданья, через боль,
И стала той, кого зовут невеста.
Закваска малая, а квасит много теста.
Невеста Бога Вечного — Христа!
Пора мне затворить свои уста
И удалиться прочь в морские дали
От грустных строк из боли и печали,
Начать поэму с чистого листа,
Начать картину с белого холста
И  душу греть  под тёплыми лучами.

                33

О, жизнь моя! Тебя благословляю.
О, смерть моя, тебе благоволю!
Друзей своих, как и врагов, люблю,
Святую Русь в поэмах прославляю
И часто ту деревню вспоминаю
И лица драгоценных мне друзей
В сиянии сгорающих свечей;
И речку, уносившую посланья,
Премудрых строк  глубокое дыханье
Стихотворений славного певца,
И промысл удивительный Творца.
А всё, что было — было не напрасно,
А всё, что будет — будет не зазря.
Теченье дней нам, грешным, не подвластно,
И реку вспять нам повернуть нельзя.
О, мой читатель, искренне я каюсь,
Что твою  душу зацепить посмел.
Я выразить, наверно, не сумел
Всю гамму чувств, которую хотел
Излить на труд, смиренный и глубокий.
О, этот мир! Как он порой жесток!
Любви природа будто бы хрупка
И в тоже время мощна и крепка.
И смерти той природы не разрушить
И стен её пурпурных не обрушить.
Любовь сильнее смерти и мудрей,
Любовь и солнца ясного милей.
Любовь дарует жизнь и после смерти,
Любви боятся демоны и черти.
Она сжигает грех и темноту,
Возносит на иную высоту.
Прости, мой друг, и я тебя прощаю —
Любви я эти строки посвящаю.