Константин. Одиннадцатая часть

Константин стоял на пороге. Дверь он придерживал рукой, хотя и понимал, что чем больше держит открытой, тем больше мороза пустит. Однако закрывать не хотел – боялся, что вновь что-то случится  с замком,  а открыть не выйдет. Юра пропал из поля зрения уже довольно давно, но Константин не спешил домой. И опять же, он… боялся. Константин до тупой боли в висках боялся будущего. Всё-таки… Юра что-то видел. Что-то… Он видел не «что-то», а «кого-то»! Но всё равно в груди горело ощущение, что Константин недопонимал. Он долго смотрел вдаль. Интересно, что сейчас делает Юра? Скорее всего, домой он уже вернулся. Попросил мать об ужине? Или, может, сразу лёг спать? Или… или влетел в свой сарай с заплаканными – а именно такие они у него были – глазами… Мать сразу бросилась успокаивать сына, отец начал расспрашивать. Юрец не справился с эмоциями, забыл о наставлениях Константина, и всё рассказал… Но что это – «всё»? Рассказал, как увидел в церкви сову? Поведал о злобном-подлом-гадком священнике, что пригрел дома птицу? Константин заскрежетал зубами – не стоило его так просто отпускать! Он вглядывался в темень ночи ещё долго… Так долго, что сам себе удивлялся – там, наверху, его ждала Костя! А он чем занят? Рассматривает округу? Было бы что! Он тяжело вздохнул, и-таки вернулся в церковь. Немного замялся у двери, и закрыл её на замок – мало ли, кто захочет прийти? Времена отныне изменились, и если раньше запираться казалось чем-то странным, теперь это первая необходимость. Замок щёлкнул, Константин подошёл к печке, и закинул пару дров. Вообще-то, стоило бы сходить за ними, но… до утра точно хватит, а в очередной раз покидать церковь? Уж лучше замёрзнуть и превратиться в чистый лёд! Когда стало чуть теплее, он повесил куртку, и, наконец, позвал:
 - Костенька? Костенька, выходи! Теперь мы точно одни!
Но сова откликнуться не спешила. Может, стоило сказать не «выходи», а «вылетай»? Константин тяжело вздохнул. Взял с «товарной» полки кусок хлеба, сел на стул, и задумчиво проглотил кусок. Подумал. Поел, и решил всё-таки потревожить её покой. Он дал ей достаточно времени побыть одной. Довольно! Размышляя о том, кто мог запереть церковь изнутри, он взял с амвона почти догоревшую свечу, и поднялся по лестнице. Предупредил:
 - Я дал тебе время, Костенька. Но теперь я к тебе захожу!
Металлический запах крови ударил в нос ещё до того, как Константин открыл входную дверь. Сердце его начало бешено колотиться за пару мгновений до того, как он потянулся к ручке. Привкус гнилой плоти встал во рту примерно в ту секунду, как взгляд упал на окровавленное тело. А осознание произошедшего не наступило ни до, ни после того, как он увидел всё.
Константин замер в дверях. Посреди комнаты лежало тело – именно, что тело! Самое настоящее, дурно пахнущее, но увы, уже не живое. Константин и раньше видел трупы, что-то в этом, но он понимал. Взгляд его скользил по измазанным кровью стенам, упал на собственную кровать, и глаза его округлились, когда он понял, что какой-то орган терпеливо ждал его на подушке. Сова мирно сидела на «совьем доме», и внимательно следила за священником. Вероятно ждала, что Константин как-то отреагирует, но он уже успел забыть, как правильно дышать. Кровь мелкими кривыми дорожками стекала на пол, в каких-то местах уже засохла, а в каких-то была свежей, словно пустили её совсем недавно. Константин вытянул руку со свечой вперёд. Может, показалось? Трясущимися руками он поставил её на стол посередине, чтобы увидеть больше. А стоило ли? Как только он разогнул спину, встретился взглядом с совой. Глаза её казались ещё ярче, чем раньше. Взгляд был внимательным, умным. Казалось, что если немного напрячься, то выйдет прочитать мысли.
  - Костенька, что это? – испуганным шёпотом спросил он.
Но сова не ответила священнику. Видимо, разговаривать не хотела… Такая его Костя – с характером! Он поджал губы, и взгляд невольно упал на бездыханное тело. Кровь запачкала всю юбку, угадать, чьи на теле ботинки было сложно – кто бы мог только подумать, что в теле человека так много жидкости? Константин не смог смотреть долго – тошнило, голова от всего этого шла кругом. Он отвернулся, и вынужденно посмотрел на стену. Немного погодя опять взял в руки свечу, и подошёл ближе. Вся стена, что находилась за телом, была в крови. Кровь-кровь-кровь… Слово било изнутри по вискам, -  билось подобно сердцу, но не о грудную клетку, а о черепную коробку в голове, слово то не позволяло нормально подумать. Кровь-смерть-кровь-убийство… Константин ничего не понимал. Как умалишённый смотрел в стену, глаза его, казалось, и сами налились кровью. Во рту он отчётливо чувствовал вкус крови… При чём не той, что чувствуешь, когда случайно прикусываешь губу, а той, что вытекла из  этого тела – Константин словно попробовал мясо жертвы. Он дёрнулся, метнулся в сторону, но всё равно вернулся к стене. Смотрел, угадывал на ней причудливые узоры. Рука сама потянулась, а палец сам по себе коснулся одной из кровавых дорожек. Он посмотрел на руку, и потёр пальцы. Понюхал. Как будто бы… он уже чувствовал этот запах… как будто он это… ел? Он начал носиться по комнате. То влево, то вправо, то подпрыгнет, словно хочет достать до потолка. Поначалу он огибал тело, но потом совсем потерял контроль, и пришёл в себя только тогда, когда услышал хруст под ногами. В тот момент он опять замер. И хотя не хотел, но медленно посмотрел вниз. Одна нога стояла на полу, а вторая упёрлась в разорванную грудную клетку тела. Ботинки его были мокрыми не только от крови, но и от растаявшего снега. Некогда засохшая кровь вернулась к жизни, цвет её стал ярче, количества стало больше.
 - Костя!!! – истерично заорал он, - Это кто?!
Сова отвечать не хотела. Продолжала наблюдать за ним цепким и умным взглядом. Хотела бы она назвать имя умершего? Или, быть может, собиралась оставить его при себе? Совсем медленно, почти так же, как стекала густая капля крови по стене, к Константину начало приходить осознание. Всё его жилище испачкано в крови и кишках, посередине лежал труп, что вот-вот начнёт разложение. В углу сидела огромная сова с красными глазами, на подушке лежал человеческий орган, а сам Константин… что он творил в последние дни? Он обхватил голову обеими руками, и закричал во всю глотку. Просто кричал –  не хотел что-то донести, орал так, как, наверное, орал лишь при рождении. Гул встал в голове, кровь забурлила не только в венах, но и на стенах – он не видел, но знал, что всё в помещении шевелилось. Костя начала махать крыльями, но не для того, чтобы улететь, - может, она повторяла за хозяином? Он упал прямо на тело, раздробленная кость больно царапнула, и упёрлась в бедро, в открытый из-за крика рот попало что-то вязкое. Стол его начал дребезжать так, как наверняка трясётся мебель при землетрясении, сова хлопала крыльями так громко, что звук тот почти перебивал крик. Он захлебнулся, но продолжил кричать – вокруг не смотрел, ведь ощущал, как нечто нехорошее здесь объявилось. Взмахи крыльями Кости становились всё интенсивнее, стол уже подпрыгивал на месте, кровать ездила с противным лязгом, царапая деревянный пол. Стёкла в окнах дребезжали, за окном раздался гул улетавших в небо птиц. Голос Константина хрипел, в ушах заложило, Костя  не выдержала, взлетела, и принялась летать по комнате кругами с той скоростью, что расплывалась в воздухе. Константин попробовал подняться, упал, сломанное ребро трупа пронзило кожу внизу живота. Он поднялся, но вновь упал – Костя сбила его с ног, пролетая над головой. Он кое-как слез с тела, пополз  к двери, и вдруг сердце его заболело. Он коснулся собственного рта, и с ужасом понял, что крик его давно стих. Его… а чужой до сих пор грубо разрезал воздух и больно бил по ушам. Он закрыл уши руками, и принялся молиться.
 - Господи, помоги… Господи, помоги. Помоги остановить это!
Губы его дрожали - шептали молитвы. Что-то вроде барабанной дроби слышалось откуда-то со стороны леса, с каждым новым кругом Костя ускорялась, поймать её взглядом было нереально – она достигла той скорости, что в мире не существовала. Чужеродный – нечеловеческий – крик становился всё громче.
 - Господи, спаси, господи, помоги, спаси-помоги-прекрати… - беззвучно шептал Костя,  коснувшись лбом кровавого пола.
Дверь хлопнула так, словно с той стороны кто-то ударил по ней со всей силы, ледяной ветер начал трепать седые волосы священника, «совий дом» с грохотом упал на пол. Кровать уже не просто «дребезжала», - каталась по помещению из стороны в сторону, словно церковь стояла не на земле, а на лодке, что попала в морской шторм. Стол упал на бок, бумаги книги и перья свалились вниз,  и спрятали собой кровавое тело.  В дверь внизу кто-то начал долбить огромными железными кулаками, со стены сорвалась икона, и ударила Константина по затылку. Вдруг окно  в комнате распахнулось, барабанная дробь с улицы оглушила, и… резко наступившая тишина оказалась куда страшнее постороннего неестественного шума. Сова резко остановилась и медленно, вальяжно, села на край кровати. Грохот внизу остановился, а свеча погасла в тишине. Константин поднял голову.
 - Я… умер? – беззвучно спросил он.
 - Нет. – раздался грубый ледяной голос.
Константин сдёрнул с груди крест, и вытянул вперёд.