Кленовая Осень

 
Нет ничего красивее проснувшегося утра в немыслимо чистой лазури, несмотря на то, что в календаре по старому стилю наступила осень, но зелёная трава сопротивлялась, нисколько не потерявшая ни свою упругость, ни первозданный цвет, она по доброте своей уступчивой вальяжно принимала тихо опускавшиеся свежие жёлтые листья, среди них попадались и румяно-смущённые и нарядно-пунцовые, и опьяняюще вишнёвые. И все они как один, медленно летая вокруг огромного клёна, благородно прощались с ним, не упрекая его ни в чём, словно понимая, что не виновен он, что наделён был и летом, и весной, и частью осени, красотой сказочной, а теперь черёд других деревьев радовать и покорять пушистой красотой.

Поэтому его разноцветные кленовые лапы лежат, словно дети в приютивших их зелёной траве. А клён просто молча уступил место зелёной ели, её время радовать народ Новым Годом, только жаль, что радость эта не её, это печаль, умытая слезами. Короткая людская радость, а по всему лесу только разносится эхо горькой утраты… Да, каждая срубленная ёлочка нынче не морозом будет украшена, не снежком блестящем запорошена, а шариками да гирляндами, канителью и бусами… Она от участи такой вскоре и аромат свой потеряет и свежесть иголочек через неделю совершенно высохнет… Пройдёт Новый Год и её, как линялую тряпицу, снесут на задний двор…

Эта прихоть кем-то придумана и природа у того в подчинении. И осень со своей красотой примирилась расстаться, хотя порой ей удаётся выиграть дней двадцать, двадцать пять и продлить "бабье лето". Бывает, какой-то ёлке повезёт, останется в родном окружении, а некто благоразумный, купит себе ёлку, покрашенную под пушистую подстриженную и никаких хлопот…

Но Туся, так её звали в детстве, ни за что не соглашалась на бумажную ёлку, но и в лес не просила родителей ездить за ней… Они жили в посёлке, на опушке леса, возле извилистой и шумной речки, берега которой украшали безвольные ивы, низко кланяясь, словно извиняясь, что выросли на её территории.

Как-то в самом начале ещё совсем зелёной и солнечной осени, они всей семьёй пошли за грибами и там она увидела маленькую ёлочку, точно с неё ростом, попросив папу выкопать, она пообещала, что будет за ней ухаживать и любить её как сестричку, которой у неё не было, а зимой под Новый Год повесит на макушку серебряный месяц и множество алмазных звёзд… Видно ёлочке эта идея тоже понравилась, потому что она разрослась, распушилась и в украшениях этих чувствовала себя волшебной, словно само небо украсило её звёздами, а месяц ходил вокруг и освещал её сказочным серебром…

Туся росла обычной девочкой, привязанной к природе, радостно подмечающей её красоту и трогательно переживающей осеннее увядание… Она рисовала, писала стихи и её мама, смеясь говорила:

- Растёт, как дворянская девочка.

К восемнадцати годам они с ёлочкой опять сравнялись ростом, елочка продолжала расти, ей всё хотелось дотронуться до звёзд небесных, которые спускались только в Новогоднюю ночь. А Наташа переросла маму и, похоже, остановилась, она была стройна, изящна, образованна чтением и языками, другие же классы её не впечатляли. Её можно было назвать даже красавицей, как называли жену Пушкина, которую по тем временам таковой считали. По странному совпадению, она тоже носила прямой пробор, он был продолжением тонкого носа, чуть заметные завитки волос по обе стороны длинной шеи, в её красивом изгибе, краски вполне осенние, цвета корицы, спускались к спине. Тяжёлый жгут туго закрученных волос напоминал светло-каштановую улитку, а глаза в меру крупные, тёмную вишню. Цвет лица при этом чуть тронутый загаром гладко-матовый и она действительно чем-то напоминала, судя по рисункам дошедших до наших дней, Наталью Гончарову и самое смешное было в том, что и папу её звали Николаем Степановичем, генерал, получивший раннюю отставку по серьёзному ранению.

Мама её вышла замуж поздно, видимо генерала долго ждала, так шутливо говорила она о себе, Туся их поздний ребёнок, воспитанием которой с радостью занималась Соня, прививая ей любовь к литературе и языкам. Многие знакомые говорили, что она и впрямь вылитая Наталья Николаевна, и Туся смеясь отвечала:

- Я буду теперь так представляться и кто мне скажет комплемент о схожести, тем и заинтересуюсь.

Наташа училась в основном дома, а на бал в Московскую элитную школу её пригласила мамина университетская подруга, преподающая там французский. Первым оказался студент театрального училища, который кем-то из учителей тоже был приглашён на выпускной бал.

- Наталья Николавна, - именно так она представилась юноше, который её первую пригласил на вальс.

Дело в том, что он был специально приглашён для открытия этого бала выпускников, в чёрном элегантном костюме, высок и недурён собой.

- Ты хорошо это придумала Наталья Николавна, ну а я тогда князь Юсупов.

Наташа была девочкой начитанной, поэтому без запинки сказала:

- Так Вы должно быть Феликс…, Ваша матушка изумительно красива.

Он, вальсируя, и неслышно касаясь пояска её платья на тонких бретельках цвета топлёного молока, улыбаясь добавил:

- Самое смешное, что меня действительно зовут Феликс, - и чуть помедлив сказал, - и папа у меня изумительно красив.

Хотя Феликс и не сказал, что она похожа, но чем-то он её всё же заинтересовал. молодость, поразительная искренность и открытость, душа доверия, к концу вечера они уже всё знали друг о друге и им казалось, что их давно соединила общая любовь к осеннему закату, к горечи растёртой рябины и к холодному, по осенне-душистому запаху сыроежек.

Через неделю он был у них дома своим и рассказывал, как проходят театральные занятия, показывал смешно, с юмором, легко копировал актёров и чувствовалось, что он увлечён театром не меньше, чем Наташей.

Ей он нравился, скорее, как подружка, с которой так много общего, но остаться с ним наедине, ей даже в голову не приходило. Весёлый свой парень и он, надо сказать, вёл себя старательно-дружелюбно, чтобы ничем этот целомудренный цветок не смутить, хотя втайне давно был в неё влюблён.

Как-то Соня спросила Феликса о его семье, поскольку он приезжал к ним часто, а Наташу домой ещё ни разу не приглашал. Феликс уклончиво, можно сказать без вдохновения, сказал:

- Так сложилась наша с папой жизнь, что мы работаем на разных сценах.

И как-то быстро перевёл взгляд на картину, которую в детстве нарисовала Наташа, что-то в ней показалось Соне интересной, и она её сохранила.

- Любопытная картина, сколько живых красок, совмещённых в одном замкнутом пространстве, как круг Сансары, словно души, танцующие в океане, круговорот рождения и смерти…

Наташа, посмотрев на свою детскую работу, усмехнувшись сказала:

- Я не вкладывала в восемь лет Индийскую философию.

- А сегодня, - спросил Феликс, - как ты относишься к карме, к воплощению…

- Знаешь, иногда в меня вселяется тень и влечёт увядание, закат, декаданс, а иногда во мне просыпается ласточка и летит, раскрыв крылья в объятье весны, в бледную сирень восхода и в лес послушать ландышей дыхание. А бывают сумасшедшие сны, которых я боюсь, но тянусь к ним, не желая просыпаться…, нет не сегодня, как-нибудь в другой раз расскажу, поздней осенью, когда соберём лежалые листья, пойдём к речке, она в ту пору медленно ползёт чёрной змейкой, прислушивается и приглядывается, а может подкарауливает…, вот там раздуем маленький костёр, чтобы без огня, а так, чтобы только тлели листья и тянуло бы вкусным прелым дымом… Там
и расскажу…

Феликс домой не приглашал, особо ничего не рассказывал. Наташа легко поступила в институт иностранных языков, так для диплома, она свободно читала французскую и английскую классику, институт её мало занимал. Интерес к живописи ограничился музеями, самой писать картины расхотелось, уровень виденного, на выходе не соответствовал желаемому…, а стихи писала, но в них была тайна, о которой она ни
с кем не хотела делиться, поэтому никому их не показывала…. Она очень изменилась, похудела и глаз из вишнёвого почти что чёрным стал. Ушёл лёгкий загар…

Как-то мама спросила:

- А что Феликс, он тебе нравится, у вас с ним чувства, любовь, или…

Мама ещё не успела закончить свой вопрос, как Наташа продолжила:

- Мне сперва показалось, что мы, как одно целое, нам всё нравится одинаково, знаешь, как лучшие подружки. Но отношения из этого не состоят, других чувств он у меня не вызывает, он хороший, но от него вода не кипит, в нём есть юмор, но нет электричества и по-моему, даже если он и был в меня влюблён, то что-то ему ведь помешало познакомить меня со своим папой, сделать мне предложение… Сперва меня это удивляло, а потом мне стало с ним неинтересно, и как с подружкой тоже уже неинтересно, потому что интересно познавать разное, новое, а не сталкиваться одинаковым…

Соня грустно сказала:

- Я пропустила момент твоего взросления… Передо мной сейчас сидит совершенно мне незнакомая девушка.

- Ты права мама, только перед тобой сидит незнакомая тебе женщина, я не хотела об этом с тобой говорить, но ты начала первая. Я давно уже не хожу на занятия, только сдаю сессии, ежедневно уезжая в институт, я еду к нему, я его люблю, и я хочу открыто его любить, открыто с ним жить, не спрашивая на то ни у кого согласия... Это омут чувств, это оргии счастья, это сладость беспамятства, он вытеснил чёрта из моих сексуальных снов и сам влез в меня, в мою душу, в сердце, в сознание… И это отец Феликса…

Стояла кленовая осень с её растерянными, разбросанными листьями, но она осторожно обходила жёлтые кожаные лапы, чтобы не нарушить тишину их падения, она шла уверенно, тяжёлой поступью, прощаясь с уходящим раскрасневшимся закатом…


Наташа Петербужская.  @2024. Все права защищены.
Опубликовано в 2024 году в Сан Диего, Калифорния, США