Эллисон. Глава II

Рабочий день закончился. Мы с Эдди отправились в стрип-клуб. Городской вечер горел огнём витрин и светом окон, а фонари автомобилей дополняли его атмосферу. В одном из этих окон я увидел целующуюся пару, которая обнималась крепкими объятиями. Мне вспомнился тот самый сон с Эллис. Хотелось бы снова в него попасть, несмотря на то, что произошло после встречи с ней. Потом эта пара ушла от окна, и наверное, пошла в спальню. Вспомнил первую совместную ночь с Эллис. Её худое тело прижималось к моему, касаясь губами моих красных щёк. Я схватил её холодную от волнения худую ладошку. Тоненькие пальчики соединялись в кулачок с моими. А после – накинул её на себя и мы стали страстно целоваться, облизывая губы друг друга. Её губы были маленькими, худенькими, не то, что мои. Она едва открывала глаза, чтобы посмотреть на меня. Серо-голубые глаза пронзили мою душу до окончания. В них я видел только одно – желание полностью отдаться любви, сладкому трансу наслаждения. Позже, он перешёл в эйфорию. Я никогда не чувствовал себя настолько живым, чем в тот момент. Спустя три месяца она заболевает лейкемией. А после – умирает.

Последний день, когда я ее посетил, было двадцатое апреля. Солнышко сияло, облаков на небе практически не было. Я открыл дверь палаты, в которой лежала Эллис. Белоснежные стены и потолок встречали меня своей белизной, а больничный запах бил мне в нос. Так вот что за помещение было в том самом сне! Это была больничная палата!

Эллис лежала на койке в углу комнаты. Мне было непривычно видеть ее в пижаме пациента. Она попыталась встать. Но я опустил руку, приказав лежать дальше. Я подошёл к ней и вручил её любимые цветы – белые розы.

– Как ты, милая? – спросил я Эллис, поправляя её волосы.

– Нормально, всё хорошо Джеймс. Иду на поправку. Чувствую себя намного лучше, чем раньше.

Белые розы сидели в вазе и смотрели вниз, но с разных позиций. Его аромат создавал на лице Эллис улыбку и наслаждение. Она не знала, что это был последний раз, когда запах роз делал её счастливее. Эллис умерла двадцать первого апреля в три часа ночи и сорок пять минут. О её смерти мне доложили по утру. На работу в тот день я не пошел, остался дома. В душе была пустота, ничего иного.

Похороны. Двадцать четвертое апреля. Родственники, близкие, знакомые Эллис и мои коллеги прибыли на старое кладбище за час до начала погребения. До этого, Эллис отпели в храме и провезли вдоль дороги в родном Уэллинглертоне, отъезжая из церкви Святого Романа. С ней прощались старики и старухи, которые знали Эллис с самого детства. Они плакали горькими слезами. Маленькие дети бежали за катафалком вдоль дороги, провожая Эллис в последний путь.

Помню прощание. Она была одета в белое платье, но не в красную горошину, а в однотонное. Я видел процесс погребения – белый гроб спустили в могилу и засыпали землёй. Спустя два часа все разошлись. Смерть приняла официальный характер. Я по прежнему чувствовал пустоту в душе. Потом она сменилась на горе. Я сел на лавочку, взял бутылку и…

– Эй, Джей, ты чего там встал? – крикнул Эдди. – Пошли!

Он всё таки затащил меня в стрип-клуб под названием «Рай», пообещав оплатить всю сумму за меня, то есть за выпивку и шлюх. Я отказывался, но Эдди стоял на своём.

– Тебе нужно отвлечься, Джей. Отдохни хоть раз, чего тебе этого стоит?

Я ломался. Мне было неприятно находиться в этих заведениях, будучи в отношениях с Эллис. В принципе, я этого позволить себе не мог. Сами понимаете почему. Но сейчас, когда её нет, можно было и пойти. Однако, её нет в другом смысле – она умерла. И поход в стрип-клуб казался для меня чем-то аморальным и экзистенциальным. Я, считай, вдовец. Совсем недавно ушла из жизни моя девушка. И я буду развлекаться с этими грязными шлюхами в каком-то стрип-клубе? Нет, это ненормально. Но с другой стороны, надо было отвлечь себя. Войти в транс, глядя на танцующие женские тела, которые чем-то напоминали Эллис, и, выпив коньяка, разговаривать с ними, пытаясь соблазнить. Чтобы отвлечься от горя. Мне было сложно отказаться от предложения Эдди, так как мы были лучшими друзьями. В итоге – мы вошли.

Внутри было невыносимо душно. Розовые и фиолетовые огни горели повсюду. Войдя в зал, на стене красовалась большая неоновая вывеска, на которой красивым шрифтом было написано «Рай». Везде пахло дешевым парфюмом и сигаретным дымом, а также перегаром и едким запахом пота. Толстые дядьки в пиджаках гладили стриптизёрш по спинке, приговаривая, как они будут их жестко трахать, если они согласятся с ними на одну ночь, а те лишь соглашались, принимая это за предписание судьбы. На одной из сцен девушка в блестках крутилась вокруг шеста, её движения были отточены, но глаза пусты. Ей клали деньги, и она их поднимала с похотливым взглядом. Какой-то апогей пошлости.

Я отправился к стойке и опустился на барный стул. Эдди же пошёл смотреть на то, как стриптизёрши кувыркаются на шесте. За стойкой стоял бармен. Он был грузным мужчиной лет шестидесяти с татуировкой якоря на предплечье. Бармен протирал бокалы и стаканы, складывая их на стеклянную полку. Я заметил, что на стенке находились все виды алкоголя. Мне хотелось коньяка. Увидев меня, он повернулся.

– Здравствуйте, молодой человек! – озорно сказал бармен. – Что будете пить?

– Коньяк. Без льда.

Бармен повернулся к стойке и взял коньяк, потом прихватил стакан и открыл одной рукой бутылку, а другой налил жидкость. Золотисто-коричневое пойло сверкало от белого света, который доносился с потолка. Я легко опустошил стакан. Коньяк обжигал горло, было очень горько. Но вскоре стало полегче.

– Ты не из тех, кто здесь часто бывает. – заметил бармен, вытирая бокал. – Бизнесмены, чиновники, пузатые мужики приходят сюда покувыркаться с девчонками. А ты, видимо, пришёл сюда, чтобы выпить?

– Нет. Скорее, да. Я пришёл с моим приятелем. Он хотел, чтобы я отдохнул.

– Ну, что-ж… – сказал бармен, потирая одной рукой свои седые усы. – я тебе это гарантирую.

Он посмотрел в мое каменное лицо, которое не отражало такой же радости, как у бармена. Он всё понял.

– Друг, у тебя что-то случилось?

Я рассказал ему про Эллис, а затем – историю нашего знакомства.

Мы встретились с Эллис в одном книжном издательстве, где оба работали. Она – дизайнер, я – редактор. Два года мы были просто коллегами, пока один случай не свел нас на лестнице. Она шла, уткнувшись в эскизы, а я возвращался с обеда. Вдруг, мы столкнулись лбами. Бумаги взлетели в воздух, она упала, ударившись головой о стену. Я хотел уйти, раздраженный и злой, но увидел её глаза – серо-голубые, наполненные слезами. Что-то дрогнуло в душе. Я помог ей встать. Обработал рану, бормоча извинения. Она отнекивалась, говоря, что я в этом не виноват и всё хорошо. Но красное, маленькое как носик Эллис кровавое пятно на стене говорило само за себя.

Наши взгляды встретились. Всё уже было ясно без слов.

Первое свидание. Парк. Вечернее небо перетекало из голубого в сиреневый цвет, а фонари зажигались нехотя. Эллис говорила о своих мечтах – посвящённых стихах, песнях, совместных путешествиях. Я слушал вполуха, наблюдая, как ветер играет её вишневыми волосами. Она замёрзла. Я накинул на нее свой пиджак. Её плечо, прижатое к моему, было тёплым, несмотря на вечернюю прохладу. Где-то вдали играли на гитаре, голоса певцов терялись в шуме города.

Фонтан вспыхнул огнями. Мы сели на скамейку. Она достала две груши – тёплые, будто только что сорванные. Надкусив свою, я понял: этот вкус – сладкий, чуть терпкий – навсегда останется для меня вкусом того вечера. Позже была её комната. Тени на стенах, прерывистое дыхание, шепот. Всё просто, буднично, но в этой простоте была какая-то странная значимость.

Я не знал тогда, что это только начало. Через три месяца она умерла. Теперь её нет. Остались только груши, которые больше не пахнут летом.

– Она умерла… совсем недавно, – добавил я и допил вторую стопку коньяка. – но всё равно, я думаю, что она жива.

– Друг мой… – выразился бармен. – да нас ведь сама судьба связала! У меня тоже умерла любимая, пятьдесят шесть ей было… без неё я тоже не мог долгое время жить, думал, не дождусь – сам наложу на себя руки.

Бармен молча налил ещё одну стопку. Потом ещё. Я уже слегка покачивался на стуле от опьянения. Он поставил передо мной ещё одну стопку коньяка, вытер руки в тряпку и прищурился.

– Ты не первый, кто приходит сюда с таким взглядом. Пустым. – позже прибавил бармен.

Он тоже налил себе коньяка, чтобы помянуть со мной Эллис. Мы вместе опустошили стаканы.

– Вот что я скажу, друг. Не беги от боли. Она будет с тобой. Сначала – как нож в ребро, потом – как тупая тяжесть под лопаткой. Но если попытаешься затопить её в коньяке, она просто научится плавать. Понимаешь, о чём я?

Несмотря на опьянение, я понял, что сказал бармен. Свет огней слепил глаза, заставляя их жмуриться. Опустив голову, я уткнулся в стойку. Она была холодной, как бутылка коньяка, из которой бармен снова наполнил мой стакан жидкостью.

– Говори о ней всем. Вслух, на бумаге, диктуй в диктофон. Прохожим, стене, бродячей собаке. Каждый раз, когда вспоминаешь её голос, ты даёшь ей еще одну минуту жизни. Найди её в мелочах. Запах дождя, треск кофе на плите, смех девчонки в метро – всё это она теперь. Смерть не стирает. Она рассыпает. Не вини себя. Ты не Бог, чтобы решать, кому жить. Ты просто человек, который любил. И этого уже достаточно. И ещё. Коньяк – для тостов, а горе нужно пережить трезвым.

Он поставил коньяк на полку, а позже, встал и убрал мой стакан. Я этого не заметил.

– Сегодня хватит. Иди домой, друг. – сказал бармен и позвал к стойке Эдди.

Эдди вернулся с толпой девчонок, но я уже плохо соображал, может быть, это были его приятели. Стены плыли, голоса сливались в гул. Кто-то положил руку мне на плечо – это был Эдди.

– Пора домой, Джеймс. Ты уже хорошо отдохнул.

Я поднялся, сильно шатаясь. В полумраке его лицо расплывалось, и на мгновение мне показалось, что это Эллис ведёт меня за руку. Ее пальцы, ее цветочный запах с оттенком дождя. Ночной воздух пахнул асфальтом и чем-то цветущим. Где-то в этом запахе была и она – Эллис.

– Ты здесь? – прошептал я.

Эдди не ответил. Он тащил меня через улицы, мимо фонарей, которые расплывались в моих глазах, как звёзды. Доносился запах духов. На мгновение показалось, что это была Эллис. А позже, мозг возомнил, что это действительно была Эллис. У Эдди были такие же гладкие и худые руки, как у Эллис. Он был красив, самый настоящий принц. А Эллис была настоящей царевной. Дальше я ничего не помню. Дома я рухнул на кровать. Потолок кружился. Где-то в темноте слышался её голос. Но это был только ветер за окном. Или бред. Не помню. Я закрыл глаза и заснул.

Снова сон. И снова с Эллис. Вечер. Я стоял посреди пшеничного поля и смотрел куда-то вдаль. На горизонте вырисовывались четкие очертания хвойного леса, чьи деревья поочередно стремились вверх. Небо было окрашено в цветах легкого красного вина, которое текло как река. Такой оттенок небу придавали розовые из-за рассеянного света пушистые облака, которые закрывали его голубизну. По середине неба располагалось большое бледно-розовое солнце, уходящее в закат. Большой жаркий шар прощался с Землей, желая ей добрых снов.

Повесив на правое плечо бежевый пиджак и засунув руку в карман, я жевал колосс сена. Легкий ветерок, дующий мне в лицо был настолько прохладен и облегчающий, как большой бокал холодного пива после рабочего дня. Я никогда не чувствовал такое наслаждение и удовлетворение, как сейчас. Гармония природы, состоящая из запаха леса и ласкающих уши пения птиц удовлетворяло меня больше, чем пиво. А вечернее августовское небо позволяло позабыть обо всех проблемах в жизни, полностью поддавшись этому вечеру. Именно это небо любила Эллис.

Оглянувшись вокруг, вдали просёлочной дороги я увидел белый силуэт, который медленно приближается ко мне. Это была Эллис. Она осторожными шагами двигалась в мою сторону и смотрела вокруг, пытаясь найти меня. Её серо-голубые глаза блестели от слёз, которые вызывал ветер, летящий прямо ей в лицо.

Спустя минуту, Эллис была в нескольких шагах от меня. Увидев её, я сдвинулся с места, чтобы обнять. Приблизившись, мы оба подбежали друг к другу с раскинутыми руками и вскоре крепко обнялись. Крепких запах цветочных духов Эллис бил мне прямо в нос, а её гладкие руки ласкали мою спину. Постояв так несколько секунд, мы взяли друг друга за руки и пошли медленным шагом ко мне домой.

– Как день прошёл? Что нового? – спросила меня Эллис. Я взглянул на нее и с усталостью сказал:

– Да, так, ничего… Сегодня нам привезли тюки с сеном, мы их грузили в сарай. Исколол все руки, до сих пор болят…

– Ну, они же пройдут? – спросила Эллис.

– Конечно пройдут, куда они денутся…

– А мы пойдём на сено? – с интересом спросила Эллис.

– На сено?

– Да! – воскликнула Эллис.

Под словом «сено» подразумевалась большая гора, состоящая из огромных тюков сена, привезенных для свинарника. На ней всегда любили тусоваться подростки, которые хотели где-то посидеть и повеселиться. Не раз их фермеры выгоняли за это, ведь сидеть на «сене» строго запрещалось. Однажды, одну парочку застукали за крепкими объятиями. Утвердившись, что никого нет, они залезли на самый вверх и там занимались любовью. Но она длилась недолго – один из пьяных фермеров заметил их и с матами и криками выгнал с «сена». Но зато, когда пройдёт много лет, они все вместе будут вспоминать этот момент с улыбкой и со смехом. Потому что это была молодость – веселая и беспризорная.

– А можно, там как раз никого нет…

Пройдя чуть дальше от пшеничного поля, мы дошли до фермы, рядом с которым располагалось «сено».

Величественная гора вздымалась к небу. Её склоны были покрыты жёсткой выгоревшей травой, цепляющимися за каменистую почву. Фермеры уже ушли домой. Отлично! Нам точно никто не помешает. На одном из уступов лежит огромный тюк сена, плотно спрессованный и перетянутый бечевкой. Желтая солома отдавалась золотом, от которой тянулся пыльный запах. Собравшись на этот тюк, мы с Эллис полезли наверх, то прыгая или обходя тюки сена. Сено кололо наши голые ноги, залезая в обувь или тыкаясь в кожу. Спустя пять минут мы были уже на вершине горы.

Глубокая и сплошная ночная тьма уже успела раскинулась над Землёй. Она была пронизана тысячами мерцающих звёздочек, которые горели на темном небе как огонек спички. Луны нет, из-за чего звёзды кажутся особо яркими. Вдруг, где-то на небе упала звезда. Увидев это, я вмиг же сказал Эллис, чтобы она загадала желание. Но вместо того, чтобы зажмурить глаза и подумать о том, что хотелось бы сбыться, она сказала:

– То, чего я так давно хотела, уже сбылось.

– И что же? – спросил я с интересом.

– Это ты, Джеймс.

Я был слегка удивлён такому заявлению, но не особо. Это звучало как-то банально, но при этом, искренне. Однако, на моих щеках появился маленький румянец от смущения. Не каждый день в таком признаются.

– Ты разве так хотела, чтобы мы с тобою встретились?

– Нет, я просто очень сильно ценю тебя.

Я в это почему-то не верил. Ценить всем сердцем человек не умеет, это показал мой жизненный опыт. Мы ценим лишь на словах, чисто для того, чтобы показать, что мы ценим. А на самом деле нам глубоко наплевать на это. Мы будем жалеть по утрате того, чего ценили, понимая, что этого уже не вернуть. И мы будем страдать по этому до конца жизни. Конечно, можно отпустить это, но после этого жизнь не будет уже такой красочной и яркой, как казалось. Это как картина без красок, стихи без эпитетов и песни без консонантной мелодии.

– Ты действительно меня ценишь? – спросил я Эллис.

– Да, а что, ты не веришь?

– Такого не может быть.

Эллис подсела поближе и обняла мою шею одной рукой, чтобы поцеловать меня в щёку. Она хотела подтвердить свои слова поцелуем. Я уворачивался, так как я был не сильно тактильным человеком и не любил поцелуев. Однако, Эллис всё таки поцеловала мою щёку Это сняло какой-то груз с души, из-за чего мне стало намного легче.

– Я люблю тебя, дурачок.

– И я тебя, Эллис.

Эллис начала прижиматься ко мне всё ближе и ближе, и запах её кожи смешивается с запахом ночной природы. Я безумно люблю Эллис, но не могу показать свою любовь к ней в полной силе. Я стесняюсь это делать, потому что вдруг она не поймет это? С момента нашего знакомства прошло три месяца. Кто же знал, что случайная встреча на лестнице обернется таким разворотом к нам обеим? Я думал только о ней. Вот он – ангел, сошедший с небес. Маленький ветер шевелит ее волосы, серо-голубые глаза смотрят в небо, тоненькие пальчики держат меня за руку. А маленькие губки касаются моей щеки и сладко целуют их. Разве это не то, чего я так долго хотел?

Где-то далеко кричит сова, сверчок выводит свою нескончаемую трель, но эти звуки лишь подчеркивают безмолвие мира вокруг. Мы – единственные люди под этим небом, и оно принадлежит только нам.

Эллис поворачивается на бок, чтобы видеть моё лицо в свете звезд. Я встречаю ее взгляд. В глазах – все созвездия, все галактики, все бесконечности. Под мерцающим покрывалом ночи, мы понимаем, что счастье – это не место, не время, не событие.

Это – мы.

И больше никто.

Но вдруг мы проваливаемся сквозь тюки сена и падаем на какую-ту дорогу. Это была протоптанная дорожка кладбища. Встав, я увидел толпу. Нет, только не это… похороны Эллис.

Я побежал. Пройдя сквозь толпу, я увидел, как гроб с Эллис опускали в землю под монотонное бормотание священника. Дождь стучал по крышке, как будто кто-то стучал изнутри. Я думал, это град. Потом раздался крик. Тонкий, разрывающий – это ее голос. Я бросился вперед, расталкивая людей. Чьи-то руки цеплялись за плечи, но я рванул к краю могилы. Гроб качнулся.

– Она жива! – закричал я, схватившись за крышку – холодную, скользкую от дождя.

– Эллис!

Из-под дерева донесся стук. Я рванул крышку на себя. Доски треснули. Мы рухнули вниз все вместе – гроб, я, и комья глины. Тьма. Только её голос где-то рядом:

– Открой…

Я бил кулаками по крышке, пока не сломал ногти. Сверху посыпалась земля. Первая лопата. Потом вторая. Я закричал. Но толпа молча смотрела вниз, и в их глазах не было ни ужаса, ни удивления. Только странное понимание. Песок хрустел на зубах. Последнее, что я услышал перед тем, как проснуться с воплем:

– Ты же сам её похоронил…

И я проснулся. Забегал по комнате, несмотря на похмелье. Думал, что бы сделать. Уронил вентилятор. Тот сломался. Пошёл в гостинную. Подошел к серванту. Взял «Анну Каренину». Это была любимая книга Эллис. Открыл первую страницу, начал читать. «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему»… чёрт. Мы счастливая семья? Мы вовсе не семья. Мы не похожи на семью.

Я рвал книгу. Не в переносном смысле – в самом буквальном. Страницы «Анны Карениной» хрустели в моих пальцах, как тонкий лёд. Обложка с золотым тиснением треснула по корешку. Я швырнул её в стену, но она не издала ни звука – упала на ковёр, как убитая птица. Эллис любила эту книгу. Перечитывала каждую зиму, подчёркивая карандашом места, где Анна «по-настоящему живая».

– Вот видишь, – шептала она, тыкая пальцем в абзац, – она же не просто несчастная.

Я поднял книгу с пола, разгладил помятые страницы – и вдруг начал читать. Вслух. Срывающимся голосом.

– «Все счастливые семьи похожи друг на друга…»

Голос ломался на слове «счастливые». Я читал, как будто слова могли вернуть её. Как будто если дойду до конца, Эллис вдруг войдёт в комнату и скажет: «Ты неправильно ставишь ударение». Дошел до сцены на вокзале.

– «И вдруг она вспомнила о человеке, раздавленном поездом в день ее первой встречи с Вронским…»

Замолчал. Потом засмеялся. Потом зарыдал. Книга снова упала на пол, раскрытая на странице, где Анна бросается под поезд. Я пнул её ногой.

– Чёрт! – кричал я, ходя по всей комнате. – Сука! Нет!

Спустя час я поднял книгу, аккуратно сложил вырванные страницы и поставил обратно на полку. Между «Войной и миром» и «Идиотом». Как она любила. Потом пошёл на кухню и просидел там до вечера. Телефон разрывался. Звонил Эдди. Я взял трубку. Сказал что заболел. Сбросил. Закурил. Пошёл спать.