Эллисон. Глава V

Когда я отправлялся к клинику, где работал Шульц, туман висел над городом, как прозрачная пелена, сквозь которую свет фонарей казался размытым, почти нереальным. Йоханнес Шульц стоял у окна своего кабинета, наблюдая, как внизу, на мосту, замерла одинокая фигура. Он знал, кто это, даже не видя лица. Джеймс Стивенсон. Тот самый человек, чьи сессии последние три недели превратились в молчаливое противостояние. Я приходил, садился в кресло, смотрел в стену и иногда ронял короткие фразы, словно обрывки мыслей, выброшенные на берег после кораблекрушения.

Наконец, я прибыл в клинику. Девушка, сидящая за регистратурой, показала мне, где находится кабинета доктора Шульца. Быстрым шагом я отправился туда. Зачем я иду? В этом ведь нет никакого смысла. На дворе уже было первое мая. Через два дня день рождения Эллис. Я собирался совершить суицид в этот день, наглотавшись таблеток. Денег, которые я заработал с мойки окон, хватало на то, чтобы прилететь в Лондон и совершить запланированное. Сегодня, я прощаюсь с Шульцем, на следующий день прилетаю в Лондон, прощаюсь с друзьями, увольняюсь, иду в ту квартиру, где хранятся вещи Эллис, глотаю много таблеток, и вскоре умираю от передозировки. Отличный план! Круче не придумаешь.

Постучавшись в кабинет Шульца, я открыл дверь. Он сидел за своим столом и смотрел на экран ноутбука, что-то листая в интернете. Он, увидев меня, улыбнулся и предложил сесть за стол. Я отказался. Но не смотря на это, хорошее расположение духа Шульца не спадало.

– Здравствуйте, Джеймс! Очень рад вас видеть.

Он пододвинул стул, на который я должен сесть, и взяв в руки чайник, полный водой, поставил его, чтобы тот вскипел. Хотел видимо сделать кофе, чтобы выпить его со мной.

– Я не надолго.

Шульц посмотрел на меня вопросительным взглядом.

– Как это? А как же сеанс?

– Не будет никакого сеанса. – сказал я, достав пачку сигарет и взяв оттуда одну, закурил её. Шульц был не против. – Я сегодня улетаю в Лондон.

– Джеймс, ну ведь так же нельзя… надо…

– Перестаньте, мистер Шульц. Мы больше не увидимся. Я улетаю.

– Джеймс, может быть, вы передумаете? – сказал Шульц, дав понять, что он не хочет меня отпускать. Возникало ощущение, что если я от него уйду, он заплачет как маленький ребёнок, у которого отобрали конфету, или мама-кошка, у которой умер котёнок.

– Нет. Я улетаю. Я совершу суицид в двенадцать часов третьего мая и больше никогда не вернусь. Спасибо вам, мистер Шульц. Вы очень приятный человек.

Доктор сел на стол и посмотрел в окно. На его лице было видно глубокое разочарование и потеря. Пошёл дождь.

– Марта очень любила дождь. – сказал Шульц про свою жену. – Когда она умерла, он лил три дня подряд.

Мне почему-то вспомнились похороны Эллис.

– Джеймс, подумайте, может быть, вы передумаете. – сказал Шульц, вставая с кресла и подходя ко мне. – Взгляните на меня. Я ведь такой же, как и вы. Я страдал по той же причине. Я тоже хотел умереть. Но, я стою перед вами здоровый и жизнерадостный. Когда умерла Марта, мне было очень больно. Я понимаю, какого вам. Но, поймите и меня. Если я не умер, то и вы не умрёте. Вы обязаны встать на ноги.

Я практически не слушал старика. Лишь смотрел в окно, как дождь барабанит по листьям.

– Эллис любила дождь. Говорила, что он стирает всё. Но он не стёр её.

Йоханнес понимал, что время уходит, и ничего не избежно. Понимал, что если сейчас не выйдет из кабинета, не пройдет эти четыреста метров до моста, не встанет рядом со мной – завтра утром полиция выловит из реки еще один труп. Это так, образно. Он понимал, что ничего сделать не сможет, так как видел мою твёрдую уверенность в запланированном.

– Джеймс…

– Что?

– Вы понимаете, что вы просто не должны это сделать? Подумайте, каково будет вашим друзьям. Они же любят вас. Дорожат вами. Ваша смерть будет для них большим ударом.

Я стоял посреди кабинета и смотрел на старика. Может быть, в его словах была доля правды. Но я не видел её. После того, как я умру, все обо мне забудут. Так как они не любят меня также, как я до сих пор люблю Эллис. В дружбе нет никакого смысла, так как она полностью исковеркана. Вместо взаимопомощи и поддержки – теперь приятельство. И Эдди был один из них. Если бы я умер, он бы погрустил несколько дней и перестал. Я был уверен в этом.

– Хорошо. – сказал я Шульцу. – Что вы можете мне предложить?

– Давайте вместе прогуляемся по парку. Там всё обсудим.

Мы вышли на улицу. Парк. Молодые деревья стояли и дышали. Солнышко выглянуло из-за облаков. Было довольно-таки жарко, что я аж вспотел и снял куртку. Холодный воздух обжег легкие. Всё таки, недавно прошёл дождь. Шаги по мокрому асфальту казались слишком громкими, будто кто-то намеренно стучал в барабан, отмеряя секунды. Вдруг мы остановились. Я стоял, держась одной рукой за фонарный столб. Вторая рука – пустая, сжатая в кулак. Шульц посмотрел на меня, пытаясь что-то сказать.

– Вы не убедите меня, – сказал я, не оборачиваясь. – если попытаетесь, то вы молодцы.

Йоханнес остановился в двух метрах, чтобы поправить штанину. Через несколько секунд он подошёл ко мне.

– Я и не буду. Я буду идти до последнего. Джеймс, вы же понимаете, что я хочу вам помочь? Вы просто не хотите! У вас нет интереса! Ну посмотрите на мир. Вам разве не хочется гулять и дышать свежим воздухом? Думаю, проживая в таком городе как Лондон, это было бы для вас полезно. Вы молодой, высокий, статный… на вас смотреть одно загляденье!

Я наконец повернул голову и взглянул на Шульца. Его глаза были красными, но слез не было.

– Мир никогда не станет прежним. Вы пытаетесь вдолбить мне это. У вас никогда не получился. Это просто не имеет смысла.

– Тогда зачем мы сюда пришли?

– Не знаю, вы сами меня сюда позвали.

Шульц медленно достал из кармана пачку сигарет.

– Куришь?

Я сжал губы, но кивнул. Мы закурили молча. Дым смешивался с туманом, растворяясь в ночи. Шульц стоял и покуривал, потом сел на лавочку и посмотрел на меня. Его лицо было настолько жалким, что мне стало невыносимо. Этот человек, хоть будучи чужим, переживал за меня, как будто я ему родной. Видимо, во мне он видел себя, когда его жена умерла от рака. Так же, как и Эллис. Я вспомнил бармена в стрип-клубе. Он что-то говорил, что меня и его связала судьба. Нет, не меня и его. А меня с Шульцем.

– Она умерла, – вдруг сказал я. – И мир остановился. Всё стало чужим и безвкусным. Я понимаю вас, Шульц.

– Ничерта вы не понимаете, Джеймс. Понимали бы, то шли мне навстречу. – сказал Шульц. Мне показалось, что он сейчас расплачется от плохого настроения.

– Нет, теперь я вас действительно понимаю. Вы хотите помочь мне не из-за денег, а из-за того, что вы увидели во мне… молодого себя. Наши истории похожи. Вы наверное поступили очень не правильно, или хотели так поступить. В общем, как и я. Но не стали. Вы сильны духом. И я хочу получить хоть частичку этой силы. Но, я не могу. Я не могу, понимаете?

– Понимаю, понимаю, Джеймс. Я любил Марту также, как вы любите вашу Эллис. Раз вы её так сильно любите даже после смерти, то наверное, она была очень хорошим человеком. Да что там говорить. Она лишь физически мертва. А так, она жива. Ведь вы помните о ней и до сих пор цените. Мне говорили, что вы построили в одной съёмной квартире музей, полностью состоящий из вещей Эллис. А вдруг, если их украдут? Думаю, это будет не очень хорошо. Если вы верите, что Эллис жива, то, наверное, она бы очень расстроилась, если её вещь кто-то украл. Сохраните хоть частичку о ней. Если вы умрете, то вы не сможете охранять эти вещи. Охраняя их, вы охраняете свою Эллис. Я уверен, что она жива. Нет, даже не уверен. Так оно и есть!

Шульц говорил правильные вещи, которые настроили меня в совсем иную сторону. План о суициде теперь был под вопросом.

– Я хочу увидеть её, но не могу. Смерть единственный способ, чтобы это сделать.

– Вы каждый день видите её портрет. Я уверен, он сохранился где-то у вас в куртке. – старик полез в мою куртку, и нащупав фотографию Эллис, достал её. – Вот! Видите? Она хранится у вас под сердцем. Вы охраняете её. Это видно по вашим действиям.

– Да, вы правы, мистер Шульц. Я каждый день вижусь с ней.

Йоханнес посмотрел на реку. Вода текла мирно, она была чёрная, безразличная. Йоханнес бросил окурок в воду. Тишина.

– Джеймс, я уверен, что мы можем стать друзьями. Мне, может быть, осталось недолго, но, знайте – вы мне были как родной. Честно. Я вижу в вас себя. Я никогда такого не чувствовал к своим пациентам, но, наверное, это единственный случай в моей жизни.

Шульц взял вторую сигарету и закурил ее.

– Да, мы могли бы быть настоящими друзьями… а что нам мешает в этом?

– Ну, сами подумайте. Расстояние. Пока вы тут, мы можем работать вместе.

Йоханнес вздохнул.

– Вам просто надо жить. Жить. Просто жить. Не вопреки. Не из-за чего-то. Просто – дышать, курить, смотреть на этот проклятый туман. Пока однажды не заметишь, что он стал не таким густым.

Я закрыл глаза.

– А если не станет?

– Тогда позвони мне. И мы вместе его разгоним.

Он взял ручку и листок из кармана, после написал на нём свой номер телефона и дал его мне. Я медленно взял его. Он был теплый от рук старика. Сказав друг другу слова прощания, мы разошлись. Йоханнес не обнял меня. Не хлопнул по плечу. Мы просто пошли обратно – два силуэта, растворяющиеся в серой дымке утра. Мост остался позади.

Май. Прошло ровно месяц с момента смерти Эллис. Я не заметил, как пролетело время. Вся эта котовасия с лечением полностью изменило меня. Я стал еще более замкнут, отчаянней и мрачен, чем раньше. Даже смерть Эллис не произвело на меня такое впечатление, как времяпровождение в дурке. Наверное, это всё из-за тех таблеток которые мне дам давали. А иначе как объяснить это, я не знал. О судьбе двух моих друзей-товарищей мне не было ничего известно.

День рождения Эллис давно прошёл. Впервые я не подарил ей подарок. Хотя хотел. Даже если бы она не умерла, подарок был бы подарен. Я бы положил его на могилку. Как хотел. Пускай многие подумают, что какой-то чудак выбросил какую-то вещь на могилу и осквернил её. Эллис с небес знает, что это мой подарок для неё. При жизни, думаю, она бы очень сильно была рада обручальному кольцу и предложению выйти за меня. Как же жалко, что это не случилось.

Я перестал разговаривать с предметами Эллис. Я теперь хранил их в маленьких пакетиках, которые находились за пазухой в внутреннем кармане куртки. Брошки, закладки, волосы – всё, что у меня было в данный момент от Эллис хранилось в этих пакетиках. Я уж начал думать, что снова схожу с ума. Но, нет, это не так. Я охранял то, что принадлежало Эллис. Как мне посоветовал Шульц.

Я не стал совершать суицид. Шульц меня в этом убедил. Молодец, так держать. Ещё немного, и он вытащит меня из той клоаки, в которую я загнал сам себя. Господи, неужто таблетки мне помогли? Я теперь не верю в паранормальное, и смотрю на свет трезвыми глазами. Теперь мне не мерещится Эллис везде где только можно. Лишь грустные воспоминания из прожитых трёх месяцев нашей совместной жизни всплывали на уме, когда я был слегка подвыпивший. Наверное, именно этого и я хотел.

Кроме этого, я хотел вернуться в Англию, чтобы приехать в родной город Эллис и прийти на кладбище, чтобы навестить ее, но у меня не получилось – хозяйка квартиры высосала все деньги. Эта жадная немка с подлым еврейским носом всё и смотрит на мой кошелёк. Тот подсолнух, за которым она обещала ухаживать, был вырван каким-то мелким арабом, когда его семья прогуливалась по улице. К счастью, я этого не увидел. А если бы увидел, то непременно выбежал на улицу и отогнал его, а потом ввязался драку с его отцом, говоря, что вырывая подсолнух, он вырывает Эллис из моей памяти ведь я назвал его в её честь. Да… казалось бы, я почти вылечился, и на моей душе осталась только грусть, которая будет мучить меня всю жизнь, но я до сих пор страдаю от этого фанатизма по Эллис. Моментами, мне хотелось её забыть, но не получалось – брошка звенела в кармане куртки. И тогда всё началось как с чистого листа.