Эллисон. Глава VI

Что-то из сохранившихся записок.

Смотря в окно своей квартиры, мне иногда кажется, что ноябрь является своеобразным природным художником, пишущий мир в своих сдержанных тонах и грустных красках. Этот осенний, мрачный воздух уже настолько охладел. Аж казалось, что зима пришла так рано, так ещё пропитанный сыростью, окутывает землю серебристыми туманами, растворяя горизонт в дымчатых размытиях. Дни в ноябре становятся короткими, словно спеша укрыться за тяжелыми облаками, а длинные ночи укутывают ещё зелёную траву инеем, предвещая первые осенние морозы.

Деревья, сбросившие багряный наряд, тянут к небу свои ажурные тонкие ветви, будто чернильные штрихи на плотной бумаге. Я всё ещё думаю о Эллис. Но не о том, как она там, на небесах, а о том как навестить её могилу. Вечнозеленые ели и сосны нарушают монохромность пейзажа, добавляя темно-изумрудные мазки. Под ногами шелестит ковер из опавших листьев, теперь бурых и хрупких, словно старинный пергамент. Ветер, уже лишенный осенней мягкости, свистит в голых кронах, срывая последние упрямые листья с кленов.

Природа замирает в ожидании. Лужи, схваченные ледяным кружевом, звенят под шагами. Водоемы, покрытые тонкой пленкой льда, отражают свинцовое небо, а по утрам над ними стелется молочная дымка. Белки торопливо прячут в дупла последние припасы, а вороны, словно черные тени, перекликаются на оголенных ветвях. Изредка проглядывает солнце – низкое, холодное, его лучи золотят верхушки деревьев, но не греют, лишь напоминая о ушедшем тепле.

Ноябрь – это тишина, прерываемая шепотом дождя, превращающего дороги в зеркала из грязи и льда. Это время, когда земля затаила дыхание, готовясь к белому покрывалу зимы, а в воздухе уже витает обещание первого снега – чистого, безмолвного, преобразующего мир.

Иногда, начитавшись разных любовных романов, например таких, какие всегда читала Эллис, я представлял себя в роли человека, который боится потерять свою любимую до смерти. По канонам, это был один из главных героев, который вершит судьбы его отношений с возлюбленной. Мне всегда казалось, что все эти мысли и монологи это всего лишь сопливые и пошлые фантазии героя, наполненные драматизмом чуть ли не до верху. Но с другой стороны, я понимал это, и переживал этого не раз. Это всё было правдой, пережитым прошлым, которая в какой-то степени ранило тебя. Мне были знакомы все эти чувства, которые переживали главные герои в подобных ситуациях.

Погрузившись в эти мысли, я вдруг не с того ни сего представлял себе такую картину: что Эллис встречает другого. Смеется с ним так же искренне, как когда-то со мной. А я останусь с пустотой в груди, которая уже ноет, даже когда она просто молчит. Смешно, но одновременно, грустно. Теперь она ни с кем не засмеётся.

Знаю, что это нездорово. Это переходило в зависимость, в манию, в паранойю. Знаю также, как знают герои тех романов, что нужно доверять. Но как же ты будешь доверять, если ты ищешь следы чужого внимания, хотя сам же говоришь, что не будешь. Ищешь также, как самый опытный следопыт на земле ищет, за что ухватиться. А потом ненавидишь себя за это. За эту слабость. За этот страх. Мне все это было знакомо… и кое-какие отголоски внутри всё таки остались.

Иногда мне хотелось спросить Эллис прямо: «Ты ещё любишь?» Но я боюсь, что вопрос ее ранит, как-то обидит. Еще хуже, если она ответит холодно. Или, хуже того, заставит задуматься… А если ответит не сразу? Не переживу я этой паузы. Лучше молчать, притворяться сильным. Хотя внутри – словно ребенок, который прячется в шкафу, чтобы его не бросили. Словно котёнок. Словно Эллис, спящая на моей кровати… теперь она спит в могиле. Я подошёл к окну и закурил. Я уже не плакал, ничего. Постепенно пришло моё смирение с тем фактом, что Эллис умерла. Что её больше нет. Этот день я снова провел в размышлении.