Сон 18764 финики

— …например, я прямо сейчас могу выкачать немного коллагена из этого ребёнка…

В зале повисла тишина — не мёртвая, нет, слишком дрожащая. Она затрещала где-то у стен, прошлась стоном по потолку. Кто-то приглушённо ахнул. Я почувствовал, как моё сердце пропускает удар.

Лектор, высокий, странно вытянутый человек в безупречном белом халате, наклонился к своей ассистентке — блондинке с подносом, расписанной будто кукла — и вкрадчиво спросил, не отводя взгляда от зала:

— Как зовут девочку?

Он указал огромным разделочным ножом куда-то за мою спину. Движение было небрежное, ленивое, но в нём чувствовалась привычность. Профессионализм.

— Майя, кажется… — пробормотала девушка, и на её лице на мгновение проступила поддельная, дрожащая улыбка, будто у манекена, который только что узнал, что он живой.

Я резко обернулся. В дальнем углу аудитории — странно размытом, будто плывущем — оказался детский уголок. Он выглядел неправдоподобно уютным, как рекламная картинка из старого журнала. Там играла Майя. Моя дочь. Маленькие пальцы перекладывали цветные кубики с надписями, которых не существовало в алфавите. Она смеялась — открыто, безмятежно, как смеются только дети или святые.

Я вскочил. Мозг ещё не решил, что делать, но тело уже металось: то ли вцепиться в горло лектору, то ли вырвать дочь и бежать прочь.

Лектор, казалось, ожидал этого. Он развёл руками, как артист перед бурей аплодисментов, и голос его сменился — стал мягким, округлым, почти домашним.

— Да вы что же, всерьёз испугались? — воскликнул он с нарочитым изумлением. — Неужели вы поверили, что я — Имя ускользает, будто песок из под пальцев — трону ребёнка? Уважаемые, да я гуманист до кончиков пальцев! Это была гипотеза. Гипотеза, понимаете?

Он развёл руками — ножа уже не было. Или, может, он не исчезал вовсе — просто вытек за пределы восприятия. Голос его был как волна, и я вдруг заметил: почти весь зал уже снова сидел, снова слушал, снова вдыхал его слова, как сладкий пар.

— А вы, мужчина, — он посмотрел прямо на меня, в глаза, будто с лёгкой грустью, — садитесь. Дышите. Всё хорошо.

Я сел. Не потому, что поверил, а потому что не мог не подчиниться. Веки налились тяжестью. Слова лектора стали вязкими, как патока. Я почувствовал, как меня обволакивает странное спокойствие, опасное, как морская гладь перед бурей.

— Итак, — продолжил он, — представляю вам наш продукт.

Он сорвал покрывало с подноса, и я услышал хруст — не то ткани, не то времени. На старинной, золочёной тарелке лежали два финика. Они выглядели неподвижно и в то же время… живыми. Пульсирующими. Словно в их мякоти дремлет что-то первобытное.

— Вот вы возмутились, — продолжал лектор, ласково, как будто уговаривал упрямого кота. — А ведь я всего лишь хотел показать, как эффективно наш продукт восстанавливает то, что кажется невосполнимым.

Он повернулся к мужчине в сером и неожиданно жёстко спросил:

— Вы, в каком возрасте узнали, что финики содержат бор, регулирующий метаболизм костей?

Мужчина испуганно заморгал. Я вдруг ощутил, как мозг подсказывает: да, конечно, бор… и калий, и магний, и медуза…

— Мы использовали генетический фрагмент Turritopsis dohrnii, — лектор снова стал мягок, почти лиричен. — Эта медуза не умирает. Она разворачивает время вспять. Как финик, поглощающий старение.

Внутри меня что-то дрогнуло. Образы наплывали, как вода в расколотую лодку: жена — бледная, исхудавшая, с глазами, в которых растворялась сила. Болезнь как лёд в её костях. Я вдруг понял: финик нужен ей. Это — шанс. Пусть даже иллюзорный. Пусть даже во сне.
И тут я услышал голос.
— Ты где?..
Тихий, почти шёпот. Но во мне он отозвался громом. Я обернулся. Пусто. Лектор продолжал говорить — о белках, о коже, о вечной юности, но я больше не слушал.
Голос повторился. Чище. Ближе.
— Проснись… завтрак остывает…
И тогда я понял: сон не кончился. Он захлестнулся. Стены зала начали плыть. Уголок с Майей рассыпался точками, как фотография, растворяющаяся в воде. Но финики остались. Они смотрели на меня.
Я моргнул
---
 Свет. Тишина. Запах кофе.
Жена стояла у плиты, живая, улыбающаяся, как прежде, и звала меня.
— Ну что ты… завтрак остынет..
Я долго смотрел на неё, стоящую в нелепом переднике возле усыпанной солнечными зайчиками плиты, красивую, улыбающуюся, не в силах поверить что проснулся.