Идиллия противостояния

80 лет Великой Победы! Фрагмент из рассказа "Дружок"

Совершенно неожиданно получилось так, что с Алексеем мы притулились на окраине небольшой лощины, разрезавшей неширокий равнинный заколоток на две половины. С противоположного края, вдоль лиственной рощицы, тянулась заброшенная, пыльная, извилистая дорога.
От поля веяло клевером, луговыми ромашками и медом разнотравья. Неподалёку шелестели кучерявыми серёжками берёзки — символы древнерусского уклада жизни. Буйно цвела гречиха.
Воздушный мир благовоний, паривший соцветиями между небом и землёй, кружил голову. Терпкой горечи сбор нектара однолетней ядрицы завихрял разум при мыслях о родимой сторонке. Какие же сладкие воспоминания о бесценном запахе милой сердцу землицы. Аж сердце защемило. Ностальгия.
Антураж окружающей бездонной природной чаши до края напитан ароматом луговой зелени. Шикарное торжество природы запросто имело право называться разносольным летним пиром. Тем более что в празднике жизни самое горячее участие принимало уму непостижимое количество самых разных луговых растений.
Океан травянистых соцветий восхищал, пленил, завораживал. Дышалось легко, полной грудью. Казалось, что сладость из цветочной пыльцы без всяких на то пчелиных усилий самотёком    бежит по устам.
Вне сомнений, земля одета в безумно сочные акварельные наряды. Украшения тоже — беспримерные по роскошеству.
Прелестные цвета радуги, отражаясь в хрустальной росе тысячами соцветий, беспрепятственно разбегались по полям, лугам и весям.
Великолепного шедевра мазки первостихии превращались в изумрудные ковры с причудливыми узорами из ярких венчиков всех красок расписной палитры.
Высоко-превысоко в лазурном небе плыли одиночные белоснежные облака. Уже совсем скоро, ближе к полудню, вовсю будет жарить солнце. Но здесь и сейчас светлая пора окончательно вступает в свои права.
Летнее благоденствие всегда начинается спозаранку. В сладкой истоме пробуждается знойная заря. В бездонной голубой выси, прикрытые жгучей вуалью, тают рваные остатки прозрачной предрассветной дымки.
Клочья лёгкого тумана покидают золотистую парчу из цветов, неглубокие овражки, перелесные низинки. Привольные раскидистые просторы становятся абсолютно видимыми, издалека просматриваются как на ладони.
Можно бесстрастно констатировать факт — перед глазами наблюдалась заливисто-голосистая, словно иерихонская труба, шумливая, развесёлая чудесная пора.
Возле лесной пущи порхала небесная живность. Радуясь прекрасному новому дню, на небосклоне заливался переливными трелями жаворонок. На его чудесное пение откликнулись другие птички-невелички.
В кустах волчьей ягоды беспечно болтали малиновки, корольки, певчие дрозды. На лету, штурмуя небо, скворчали-тарахтели о своём насущном стремительные чёрные стрижи-пикировщики.
Кузнечики тоже не отставали от всеобщего праздника жизни. Грядущий день откровенно радовал трескучих гусаров. Сабельная щелкотня бодрила, призывала к совершению опрометчивых поступков и до умопомрачительного звона дзынькала булатами в ушах.
С утра до вечера не умолкал в близлежащей округе птичий хор. В задорных распевках участвовали тысячи разноголосых певцов. Озабоченные солисты на все лады свистели, щебетали, чирикали, каркали, трещали, пищали. Воздух звенел от громких и тихих, радостных и тоскливых, мелодичных и резких звуков.
Пернатые от души заливались, стоя на земле в густой траве, сидя на гнезде, в стремительном полёте, во время короткого отдыха. Какофония звуков поддерживала горячую пору нелёгкого трудового дня пернатых.
Шебутной мир энергичных, деятельных, неунывающих летунов, как всегда, охвачен радостным возбуждением. Никто из участников лицедейства не заморачивался на возможные проблемы. Из серебряных лужёных глоток непроизвольно вырывались на волю мажорные песни.
Птичьему коллективному ансамблю аккомпанировали, как умели, бабочки — легкокрылые летуньи, полевые сверчки, шмели, мухи и мушки, даже комарики и прочая жужжащая бесчисленная рать насекомых тварей.
Изначально хмельная луговина жила своей восторженной жизнью. Пир на жнивье набирал вселенскую силу, чувствовался восторженный трепет всех и вся перед природной стихией. Хотя оголтелый шабаш неуправляемой разноголосицы вполне даже вписывался в пасторальное спокойствие окружающего мира.
Однако не рассусоливая по мелочам, не расстилаясь всеми фибрами души, следовало приземлиться на землю и окунуться в реальное положение дел. Надо понимать, что мертвецкой натуги сегодняшняя схватка действующих лиц не отрицала неизбежное согласие миролюбивого союза совершенно разных ипостасей.
Невероятно, но казалось, что все обладатели белковой составляющей на земле обязаны жить без насилия, обид, в непогрешимом согласии. Вот и окружающая природная среда была абсолютно безвоинственно настроенной.
Ощущение дружественного сосуществования всех среди всех oxватывало людские чувства от края до края. Состояние душевного покоя — полнейшее, всеобъемлющее. Сердцем хотелось жить, созидать и любить вечно. Идиллия...

Новобранцы из последнего призыва вообще не успели ничего понять. В глубине лощины, возле покрытого ряской гнилого болотца, каждому третьему с подводы всучили на руки трёхлинейку и пару обойм патронов по десять штук на руки. Всё... Остальные желторотики остались с носом. Но приказ-то был един для всех, без выбора:
— Вперёд, сосунки!
Мать твою, вперёд, парни. Вперёд на врага, родимые. Давайте, ну же...
Для «старичков» это был третий по счёту штурм. Как правило, в угоду неизбежному «полному счастью» хватало и двух. Защитники родины на сверхнормативные расклады не претендовали, да и шансы уцелеть маловероятны.
Военная статистика — вещь жестокая и на большие проценты выживаемости для пехоты она не рассчитана. Обычное дело заполнять для штабистов графу во Фронтовом журнале боёв — «потери».
Посмотрим, как сложится в бою. Пан или пропал, все под одним солнцем ходим. По окончанию срубки «циркулярками Гитлера»  в передних рядах останутся в живых единицы. Возможно, в лучшем случае — каждый пятый.
Если удастся выжить в этом хаосе, они-то и вертаются назад в окопы с винторезами да боеприпасами, подобранными у погибших сотоварищей. Но теперь всё будет по-другому. Они станут другими. Они уже не будут теми беззаботными мальчишками, которые ушли на фронт несколько месяцев назад. Они станут опытными бойцами, которые прошли через ад и вернулись обратно.
Потом снова будет доукомплектование из оставшегося резерва: интенданты, конюхи, работяги из орудийных мастерских, выздоравливающие раненые из полковой хлебопекарни, писари из штаба полка, очкастые хлюпики из роты химзащиты, шофёры из автобата, оставшиеся с раскуроченной техникой на руках.
Даже наиболее храбрые бабёнки из ротного медсанбата выдвинутся вперёд и будут поджидать недобитых жертв боя ещё на подходе к нейтральной территории. Но вряд ли сёстры милосердия дождутся уцелевших красноармейцев. Нет перспектив у пацанов из, казалось бы, безвыходной ситуации.
Добровольцы обычно в уме набрасывают план, позволяющий проскочить минные поля и добраться до подранков. В рисковом деле надо готовиться к любым трудностям и опасностям.
Отчаянным вызволителям ползти вперёд смерти подобно, противник без проблем может накрыть пластами осколочных мин. Каждый шаг может стать решающим, каждая секунда может стоить жизни.
Как правило, любая история спасения – это летопись о мужестве, решимости и самоотверженности. Хронология подвигов показывает, что в самых трудных ситуациях люди способны на самые невероятные поступки.
В свою очередь, подстреленные, обездвиженные крупповской сталью, на передке двигаться самостоятельно не способны.
Бывает, что на ничейной полосе совершенно некому протянуть руку помощи страдальцам, истекающим кровью, обездвиженным, издыхающим от ран, не совместимых с жизнью.
Вон они, нефартовые, умирающие горемыки валяются неприкаянными, вповалку среди вчерашних трупов и раздутых на солнцепёке, уже позавчерашних. Угасает их жизнь, даже от бессилия материться перестали.
Досада берёт, как жаль по случаю попавших в объятья старухи с косой. Помаленьку-потихоньку кровушка до последней капли вытекает из плоти, искромсанной сплавами из германской Силезии. Фрицы даже не стреляют в потенциальных жмуриков. Издеватели.
Знают изверги-садюги, что невезучие бойцы к ночи сами кони двинут. В округе смрад трупный. Вонища забила лёгкие, невозможно продыхнуть. Эх-ма, ненароком как бы не разделить компанию с обречёнными мужиками на поле брани.
Однако не всё потеряно. Опираясь на ольховые сучья, мимо проковылял совсем юный младший лейтенант с насквозь простреленной грудью. Лёгкие у него сифонили со всей откровенностью, а до передового медсанбата оставалось ещё полтора километра.
Следом широко открыв рот, пылил на карачках мужик с ребрами, вырванными из правого бока. Всунуть кости обратно в полевых условиях — невозможно. Единственное спасение, быстрее достичь операционного стола, пока оцарапанная печень не вывалилась наружу.
Едва-едва нащупывал дорогу боец с перевязанной головой. Кокон из тряпок исподнего у него постоянно сползал на единственный всевидящий глаз. Поправляя тряпку, он замедлял движение, а потом не знал в каком направлении двигаться — взгляд замыливал ориентиры. Находились добрые люди, подтыкавшие мосинкой в сторону спасительной медчасти.
— К бою!..

...Рядовой Захаров обернулся. Прилуков стоял на четвереньках лицом к врагу и тряс  кровоточащей головой, расколотой осколками.
Из пробитой насквозь дыры на груди ещё живые лёгкие отхаркивали на волю омлетные клочья розовой пены.
Из разорванных ушей текла кровь. Перекошенный рот изрыгал в разукрашенную красным цветом землю то ли проклятья, то ли нечеловеческий рык, то ли прощальный стон.
Видно было, что рвота со сгустками крови, давалась оглушённому младшему лейтенанту с трудом, на пределе возможностей с адской болью.
На прощание всему свету невыразительные, мутнеющие Лёшкины глаза с прискорбием отражали безрадостную картину не выигранного боя.
Всполох огня и дыма рванул землю за спиной младшего лейтенанта Алексея Прилукова.
Опалённое взрывом голубое небо в одночасье рухнуло на многострадальную землю.
Пожухла трава.
Смолкли птицы.
Угасло летнее солнце.
— Поживи за меня, Дружок… Поживи… За меня… Поживи, Дружок!..

Братцы, простите что не смогли сберечь... Бедолаги...
Спасибо, что не бросили в беде, жили с огромною душой, смотрели в глаза невзгодам, не убегали от проблем, защищали от чёрной скверны, людское чтили...
Даже если дома ждали, в них стреляли, а они шли и шли. Падали, матерились, вставали, снова падали и матерились, но вставали. Жить бы да жить героям, творить вечное на земле...
Белокрылый ангел мог бы помочь, увы...
А теперь они в облаках живут и рассвет встречают раньше нас, хотя в небе мало места пацанам для мирных встреч...
Словно замерший кадр из документального фильма. Как во сне треск киноплёнки: в них стреляют, а они идут. Падают, ползут, встают, идут... Даже если дышат в последний раз, идут...
Теперь они в облаках живут... И рассвет встречают раньше нас...

Ноябрь 2018 года