Север Гарри

Прекрасное утро — отметил Сириус, томно потягиваясь на своём любимом подоконнике. Бархатная кожа на спине переливалась в лучах солнца, а тонкие капли росы на утренней туе выглядели, как драгоценности с какой-то жемчужно-туманной планеты.

Он прищурился.
Каждая капля отражала небо, листья, мир… и, конечно, самого Сириуса, если чуть наклонить голову.

— Каждая капля — как маленький мир, — подумал Сириус. — А миры — как капли. Только кто в них главнее — капля или наблюдатель?..

А Сириус, как известно, любил размышлять.
С этим вопросом он сидел, вглядываясь в росу, пока очередная мысль не вспорхнула в его сознании:

— Гарри снова куда-то убегает. Уже третий день. Подолгу. Подозрительно долго.
А подозрение, как известно, — любимое лакомство котов.

Он спрыгнул с подоконника, сделал свои утренние кошачьи растяжки, грациозно встряхнулся, словно сбрасывая из себя всю человеческую серьёзность, почесал за ухом (для равновесия души) и направился в сад — искать пса, в которого вселилось вдохновение или подозрительное влечение к исчезновениям.

Гарри нашёлся в кустах, как и полагается всем, кого долго ищут.
Сидел за шезлонгами, между двумя туями, которые сплелись ветвями в подобие арки — будто природный портал между участками.
Он сидел, буквально врос в землю, и пристально смотрел через забор.
Сириус приблизился бесшумно, как тибетские пылинки в мантиях.

— Мяу, — сказал он, и это «мяу» звучало одновременно как «Привет», «Ты в порядке?» и «Что опять натворил?»

— Сириус? — вздрогнул Гарри. — Это ты?

— Конечно, я. Сколько других бархатных синевато-серебристых котов у нас в доме?

Гарри снова почесал ухо (тревожность — уровень 1) и, не поворачиваясь, заговорил, как заговорил бы герой старого кино:

— Ты не поверишь…
На соседнем участке… живёт хаски.
Голубоглазый и могучий. И совершенно один на улице.
Он смотрит на звёзды… Я думаю… он разговаривает с ними.

— И?.. — Сириус сел рядом.

— И... я так проникся его жизнью. Я уже знаю, когда он ест, когда он спит. Я даже знаю, когда он задумывается!

— Ты стал его фанатом?

— Я стал его учеником!

— А, понятно, — кивнул Сириус. — Симптом: "Хочу как у него". Диагноз: начальная форма зависти. Прогноз: критическое переосмысление собственной миссии в течение 24 часов.

Гарри зашуршал под лапами хвоей и замотал головой:

— Нет, ты не понимаешь! Мне просто интересно. Это не зависть… это, эээ, познавательный интерес!

— Ха! Познавательный интерес с тревожностью второго уровня? Гарри, я кот, я знаю эти повадки.

Сириус поднял хвост, сел в позу мыслителя и добавил с видом лектора на факультете мимики и душевных волнений:

— Слушай, у людей то же самое.
Психологи доказали: люди чаще завидуют друзьям и коллегам, чем далеким знаменитостям. Потому что звезда — как звезда: светит, но не рядом.
А вот хаски на соседнем участке — рядом. И у него свободный график посещения улицы.

Гарри уставился на него так, как будто не поверил своим ушам.

— А ещё, — продолжал Сириус, — зависть бывает двух оттенков:
Белая: "Хочу, как у него".
Чёрная: "Хочу, чтобы у него не было!"
И вот когда ты наблюдаешь за хаски, Гарри, ты уверен, что ты — на светлой стороне?

Гарри почесал оба уха сразу. Уровень тревожности — три с половиной.

— Ну… в целом… может, чуть-чуть… мне грустненько, что он такой свободный и глубокий… А у меня лежанка у двери и выпускают на улицу по часам и под присмотром.

Сириус вздохнул:

— Вот. Ты не хочешь его жизнь. Ты грустишь, что своя кажется не такой яркой.
А это уже не зависть, Гарри. Это сигнал.
Зависть — как внутренняя сирена, говорящая: "Ты живёшь не той жизнью, которую хочешь."

Психологи называют это «отражённой тоской» — ты тоскуешь не о чужом, а о себе… нереализованном.

— О, да! — заорал Гарри, как будто услышал звонок в голове.
— Ты гений, Сириус!

Он вскочил и начал скакать вокруг кота, как щенок, впервые узнавший, что хвост — это часть его тела.

— Я понял! Если бы на Земле исчезли зависть, жадность, корысть и подлость, и остались только дружба, преданность и любовь —

— Мы бы все стали собаками! — закончили они вместе и расхохотались.

Гарри, отдышавшись от прозрения, сел рядом с Сириусом.

— Я буду просто наблюдать.
Не с тоской , а с уважением и немного с интересом.

Сириус мягко улыбнулся.

— Главное — помнить, кто ты. И не менять свою душу на чужой лайфстайл. А ещё неплохо бы с ним познакомиться.

— Точно! — взвизгнул Гарри. — Идём скорее!

И пошли к тому самому участку, за туи, где жил хаски.
Голубоглазый, могучий и озарённый луной, как шаман Арктики.

— Приветствую, брат северного ветра, — сказал Сириус, и в этом "приветствии" чувствовалась вся арктическая мудрость всех его усачей по Сириусянской линии.

Хаски повернул голову. Его взгляд был внимателен, спокоен. Он не удивился. Хаски вообще ничему не удивляются — они старше всех эмоций.

— Приветствую, — сказал хаски, повернув голову к коту.
— Ты — тот самый звёздный кот с бархатной кожей. Позволь мне прикоснуться.

Сириус кивнул:

— Осторожно, она заряжена туманностью Ориона.

Хаски мягко провёл лапой по его спине и замер:

— Я… я впервые прикасаюсь к космосу.
Вдохну-ка.

Он вдыхал глубоко, как будто втягивал молекулы других измерений.

— Это пахнет… тишиной.
И, возможно, лёгким флером валерианы.

Хаски хмыкнул:

— А это кто с тобой?

— Гарри, — сказал Сириус. — Тойтерьер, в процессе пробуждения. Наблюдал за тобой из-за туй.
Каждый день, с вдохновением, тревогой и лёгкой трепетностью.

— Ха-ха, — Хаски усмехнулся. — Та самая знаменитая медитация под Туей.

— Не смейся, — сказал Гарри. — Я просто… искал ответы.

Хаски кивнул:

— А ты пришёл по адресу, юный наблюдатель.
У нас как раз разгорается костёр из разговоров. Присядь-ка.

Сириус устроился, как философский компаньон. Гарри — чуть поодаль.
Хаски начал рассказ:

— Когда я был щенком, жил я на севере. Где ветер — как дуновение судьбы, и ночь длиннее всех рассказов.

— А с кем ты там жил? — тихо спросил Гарри, подбирая лапки под себя.

— С рыбаками, — ответил Хаски.
А ещё рядом, в тени тундры, жил один старый северный волк. Его звали Арук. Он умел разговаривать глазами.
И один раз он заговорил со мной. Мы сидели у костра, он уставился в пламя и сказал:
"Ты думаешь, что твои мысли — это ты? Мысли как северные птицы.
Они пролетают мимо тебя, если ты не начнёшь их кормить из руки."

— Я не понял тогда.
Но потом… потом понял.

Хаски приподнялся и продолжил:

— В ту зиму я оторвался от стаи. Мне казалось, что все идут неправильно. Что я знаю лучше, как надо всё делать.
Что если бы я был главным, то всё было бы по-другому.
Я стал вечно недовольным псом.
Начал завидовать тем, кто спокойно спит, ест первым, да просто смеётся и радуется от души.
Меня грызла тоска изнутри.
Прямо в грудной клетке жил какой-то чёрный ветер.

— Это была зависть? — спросил Гарри, наклоняя голову.

— Нет, — ответил Хаски.
— Это было моё голодное одиночество, замаскированное под важность и значимость.
Ведь зависть — это не злоба.
Это ощущение, что у кого-то есть целый мир, а у тебя только метель и голодный ветер внутри.

Я стал сторониться всех и начал скитаться.

И вот тогда я снова встретил Арука.
Он стоял один на льду, смотрел, как по небу плывёт северное сияние.
Я подошёл, сел рядом.
Мы сидели долго в тишине и молчали.
Потом Арук сказал:

"Ты слышал когда-нибудь, как тишина внутри тебя спорит сама с собой?"

— Да, — ответил я тихо.

Он посмотрел в мои глаза и сказал:

"У тебя внутри два твоих следа.
Один ведёт к свету, другой — к пустоте. Смотри, какие следы ты прокладываешь чаще."

Гарри замер, и даже уши перестали дрожать.

— Так… по-моему, я всё понял.

Хаски мягко улыбнулся:

— Каждый раз, когда ты сравниваешь — ты идёшь по чужому следу.
Каждый раз, когда злишься на чужую радость — ты оставляешь свой след, но он ведёт в никуда.
А когда ты смотришь в себя, честно, то ты наконец выбираешь направление.
Не лучше, не хуже, не выше — просто своё.

Сириус вставил свой звёздный комментарий:

— Я знал одного кота, который всё время смотрел на других и думал: "Почему у того миска больше наполнена едой?"
Пока не понял, что его собственная миска стоит полная — просто он отвернулся и смотрит в другую сторону.
И с тех пор каждый вечер он подходил к своей миске и говорил:
"Извините, миска. Я был ослеплён чужими тарелками."

Гарри тихо улыбнулся и сказал:

— Я… всё это время думал, что просто восхищаюсь.
Но теперь я понимаю: мне казалось, что кто-то живёт спокойнее, интереснее и увереннее, чем я.
Получается, что всё это время я пытался быть кем-то, быть похожим.
Даже… быть вами.

Хаски подошёл ближе, тёплой лапой дотронулся до его груди.

— А ты попробуй быть собой.
И посмотри, что произойдёт.

Гарри всё понял, его внутренний ветер утих.
Он посмотрел на Хаски с благодарностью, в которой было что-то новое.
Не почтение и не обожание.
А ровное, тёплое уважение к тому, кто показал дорогу.

Сириус тоже остался доволен:

— Наконец-то. Познакомились, поговорили, по-человечески… точнее, по-собачьи.
Теперь и у Гарри есть свой персональный северный Хаски.

И в этом прозрачном моменте, когда больше никакие слова не нужны, все трое разошлись по своим участкам.