Роман Переплёт т. 1, ч. 2, гл. 6

По дороге он заглянул в кабинет истории. Там он нашёл, что искал – план-схему по теме, а заодно и деревянную указку. Он старался бодриться и до какого-то момента ему это вполне удавалось. И всё же у двери класса, он вдруг почувствовал, что ноги его будто налились свинцом, во рту пересохло, а лицо и шея покрылись испариной.
А пока он топтался у двери, собираясь с духом, прямо у него перед носом в класс прошмыгнул какой-то вихрастый паренёк. И тут же из-за двери послышалось: «Эй, слушайте сюда! Вот потеха! Оказывается, у нас теперь новый учитель!» - «Что, новый учитель, что новый учитель?» - раздалось сразу несколько голосов. «Я говорю, - продолжал всё тот же паренёк, - что новый-то учитель притащился. Он вот-вот появится».
Тверской достал из кармана платочек, промокнул им лицо и, сделав глубокий вдох, потянул на себя дверь.
Очутившись в классе, он почувствовал, словно тысячи иголочек впились ему в лицо, а сверху придавила бетонная плита. Класс был набит до отказа – ни одного свободного стола, ни одного свободного места. И вся эта многоликая толпа парней и девушек с любопытством уставилась на него. Тишина образовалась такая, что, кажется, было даже слышно, как после перемены оседала пыль.
Почти не помня себя, Тверской на негнущихся ногах дошёл до учительского стола, и остановился, как бы раздумывая, оставаться ли ему стоять, или всё-таки сесть. 
Класс продолжал хранить молчание. А он всё стоял, стараясь из последних сил собрать себя в кучу. Время подгоняло, надо было что-то предпринимать или хотя бы сказать что-нибудь подобающее случаю. Однако мысли в голове путались, и вообще он был, как в тумане.
Потерпеть фиаско, да ещё и на первом же уроке – только этого ему ещё и не хватало. А ведь накануне он много раз репетировал и то, как войдёт, и как поздоровается, а потом начнёт говорить и что именно говорить. И вдруг такой конфуз. 
Прошла минута, за ней – другая, а он всё продолжал стоять, как истукан, прижимая к себе и классный журнал, и всё остальное. На учеников он старался не смотреть, у него перед глазами маячило окно, а за ним - качающиеся ветки клёна, с дрожащими на ветру чудом сохранившимися двумя пожухлыми листочками. Ему показалось, что он слышит даже их шорох.
А тут ещё эта дурацкая указка. Он краем глаза заметил, как она дрожит у него в руке. Он попытался прижать её к себе, но сделал это настолько неловко и порывисто, что и журнал, и рулон с планом-схемой выскользнули у него из рук и свалились на пол. В замешательстве он бросился их подбирать и тут же уронил и указку.
Видимо, это и был критический момент. Из разряда тех моментов, когда человек либо окончательно падает духом и сдаётся, либо, напротив, резко берёт себя в руки и обретает уверенность в себе.
Что до нашего героя, то с ним произошло как раз второе. Ещё подбирая с полу упавшие принадлежности, он вдруг почувствовал себя настолько униженным, что ужасно, даже до зубовного скрежета разозлился. Он разозлился на себя, на своё глупое волнение и, конечно же, на неуклюжесть. Видимо, это и заставило его собрать себя в кулак. А ещё через секунду к нему вернулись и привычная его лёгкость и невозмутимость.
Собранные с полу принадлежности он аккуратно сложил на край стола и повернулся к классу.
- Ну? – поправив галстук, с усмешкой произнёс он. – Ну, и что вы на меня уставились? Учителя, что ли, не видали? Оно, конечно, так, я немного волнуюсь, - сделав короткую паузу, продолжал он: - А как же иначе, первый урок всё-таки. Сами бы попробовали, тогда бы узнали. – Он взял со стола указку и, постукивая ею по ладони, прошёлся вдоль стола.  У окна он остановился и резко развернулся.
На большинстве лиц он увидел удивление, смешанное с некоторым даже смущением.
– Так, ладно, - объявил он, стукнув указкой по руке, - с этим мы, кажется, разобрались. Ну, а теперь к делу. А для начала мне бы хотелось с вами познакомиться. Так… -
Вернувшись к столу, он присел на стул и открыл классный журнал. Нашёл в нём последнюю страницу, где в столбик были записаны имена и фамилии учеников.    
– Да, чуть не забыл, - сказал он, - зовут меня Сергеем Петровичем.
- А фамилия? – вдруг поинтересовался кто-то, сидящий на одной из задних парт. Тут же послышалось и несколько робких смешков. 
- Фамилия? – Тверской рассеянно усмехнулся. – Интересуетесь, значит? Что ж, имеете право. Так вот, фамилия моя Тверской. Надеюсь, не будет возражений?
- Не будет, не будет! - раздалось сразу с несколько голосов.
Это были в основном парни. Девушки же пока отмалчивались, присматриваясь к нему с каким-то усиленным любопытством. Иные из них при этом ещё и загадочно улыбались.
- А теперь договоримся так, - убрав с лица улыбку, объявил Тверской, - я  буду называть ваши фамилии по списку, а вы должны будете вставать и говорить: «я». Это понятно?
Далее последовала довольно скучная процедура, которая, впрочем, дала ему дополнительную возможность окончательно справиться с волнением.
- Так, Лобачевский Олег, - назвал он следующее по списку имя. – А ну-ка, покажись. Кто это у нас Лобачевский?.. Ого!
Из-за последнего стола поднялся рослый увалень, с широким конопатым лицом.
– Послушай, - хитро прищурился Тверской, - а ты часом не дальний родственник?..
- Знаменитого математика, что ли? – угрюмо ухмыльнулся тот. – Нет, не родственник. И вообще, я сам по себе.
- О! – приподнял бровь Тверской. - А вот это хорошо. Я бы даже сказал, отлично! Когда «сам по себе» – это замечательно! Да ты садись, садись... Так, кто у нас тут следующий? Ах да, вот… вернее, следующая… Майорова Дарья.
- Это я, - вставая, смущённо улыбнулась невысокого росточка миниатюрная девушка, с приятным открытым лицом. Её небольшие выразительные глаза смотрели как-то уж очень сосредоточенно. – А у меня к вам вопрос, можно? – вдруг покраснев, спросила она.
- Вопрос? – удивился Тверской. – Ну, что ж, давай свой вопрос?
- А вы, к нам как, только на время или навсегда? То есть я хотела спросить… - Она запнулась, лицо её сделалось почти пунцовым, - я хотела спросить… ну, то есть вы только на замену Петру Яковлевичу… ну, то есть пока он болеет… или останетесь и дальше?
- Ну, насколько мне известно, - неспешно отвечал Тверской, - Пётр Яковлевич вышел на пенсию. Кажется, так… Во всяком случае, мне так было сказано. Так что мне, видимо, придётся здесь задержаться.
- И надолго? – тут же последовал очередной вопрос. Спрашивала всё та же Майорова.
- Ну, вообще-то, я надеюсь, что надолго. По крайней мере, я постараюсь. А уж там, как получится. Это всё?
- Да, всё. Спасибо.
Она села, а Тверской продолжил знакомство. Ну, а когда с этим было покончено, он приступил к объяснению темы урока. Насколько ему было известно, его предшественник остановился на событиях февраля 1917 года. Речь, видимо, шла о Февральской революции в России. Тема, в общем, сама по себе не простая и не вполне, надо сказать, изученная. По крайней мере, в школьных учебниках о ней упоминалось довольно скупо и, как показалось Тверскому, довольно поверхностно. А кроме того причины тех событий и подспудные обстоятельства были как-то и вовсе опущены.
Между тем, он помнил, как им, тогда ещё студентам истфака, на лекции по этой самой теме было недвусмысленно рекомендовано не слишком углубляться в детальный разбор вышеупомянутых событий. Так как подразумевалось, что на этот счёт существует масса самых противоречивых сведений и суждений.
Так или иначе, им, будущим учителям истории, предписывалось, освещая те события, строго придерживаться утверждённой официальными инстанциями версии, а также исключительно в границах, очерченных ими же в опубликованных методичках. 
Что до самого Тверского, то на него весь этот кусок истории всегда навевал смертельную скуку. Поэтому он и сам никогда особо и не стремился в него углубляться. Во всяком случае, до вчерашнего и позавчерашнего дня. Но зато в эти дни, готовясь к занятиям, он постарался хорошенько проштудировать всю имеющуюся у него на эту тему литературу. И, надо сказать, в этом немало преуспел.
Так что теперь, объясняя урок, он постарался довольно живо и увлекательно рассказать всё, что ему было известно, разбавляя сухие факты заготовленными заранее примерами из личной жизни основных участников тех событий и, кроме того, прибегая к весьма остроумным отступлениям и даже анекдотам.
И его слушали. И слушали, как он заметил с живым интересом. Что ещё больше его ободрило.  Но, боже мой, чего ему это стоило! Так что, когда прозвенел звонок, его рубашку под пиджаком можно было отжимать над тазом. Настолько она промокла, да ещё и, как плёнка, прилипла к телу. А, когда окончательно спало напряжение, он только почувствовал, насколько он всё-таки устал. Но при всём при этом он всё же чувствовал себя победителем.    
Правда, в какой-то моментов всё же промелькнул один досадный эпизод, - это произошло незадолго за несколько минут до окончания урока, - который чуть было не испортил всё дело.
При этом отличилась всё та же Майорова. Ох, уж эта непоседа! Она укараулила момент, когда он  умышленно взял паузу, желая тем самым дать возможность своим подопечным переварить только что им сказанное, и резко вскинула руку.
- Майорова? – удивился он. - Что опять? Ты хочешь задать вопрос? 
- Да. То есть, нет… Вернее… - Она выскользнула из-за стола и, уже стоя, продолжала, оправив на себе форменный фартук: – Я просто не совсем поняла…
- Что именно?
- Ну, как же, - как бы немного смутилась она, - вот вы сказали, что будто бы большевики в какой-то момент даже поддержали Временное Правительство.
- Так и есть, сказал, – подтвердил Тверской. – Ну, и что же тебе непонятно? Просто перед лицом Корниловского мятежа…
- Да, да, я помню, - перебила она. – Но всё же это как-то странно, вы не находите? Ведь перед этим Ленин сам говорил… Ну, то есть, что никаких соглашений с Временным правительством, а сам…
- И, что? – не дав ей договорить, сдержанно усмехнулся Тверской. – И ничего странного я тут не нахожу. В истории мы знаем немало примеров, когда даже самые непримиримые враги иногда бывали вынуждены идти на союз перед лицом общей опасности. А тут, шутка ли, сам Корнилов, со своими корпусами. Не забывайте, он ставил перед собой цель установить в России военную диктатуру. Так что, сама понимаешь… А, кроме того, не лишнее имей в виду, что в ту пору Временное Правительство ещё не проявило себя, как непримиримый враг большевиков.
- Да, но ведь перед этим, - всё не унималась Майорова, - оно… ну то есть Временное Правительство… он так подло себя повело, что…
- А я тебе ещё раз повторяю, - уже начиная раздражаться, перебил Тверской. – Что в иных случаях такие альянсы очень даже возможны… Хотя, в общем, до альянса с большевиками, как такового, дело так и не дошло. 
- А скажите, Сергей Петрович, - снова обратилась к нему Майорова, - а вот вы… - Она сделала паузу, как бы подыскивая нужное слово. В классе в этот момент повисла гробовая тишина.
- Что? – Тверской бросил на неё настороженный взгляд.
- Вот вы, - повторила Майорова, - вы с самого начала хотели стать учителем истории?
- Я? – Он даже слегка смешался от неожиданности. – Ничего себе, - усмехнулся он - А ты это, собственно, к чему? Что за странный вопрос?
- Ну, почему же странный? – Она прямо посмотрела Тверскому в лицу. - Просто мне интересно, вот вы… вы верите в своё призвание?
- В призвание? Ну… ну, разумеется. Послушай, Майорова…
- И что? – не унималась та.
- Что, что? – не сразу отозвался он, уже не скрывая раздражение. – Послушай, к чему все эти вопросы? И вообще, тебе не кажется, что ты немного забылась. Чего ты добиваешься?
- Да, в общем, ничего, – Лицо её горело, как маков цвет. – Просто мы ведь  уже скоро заканчиваем школу…
- Ну, во-первых, - перебил он, - и вовсе не так уж скоро. У вас впереди ещё почти целых два года.
- Всё это так, - задумчиво улыбнулась Майорова. – Но, вы же знаете, время летит быстро. Оглянуться не успеем, и вот уже выпускной. Вот я и хотела бы у вас узнать…
- Ну, что? Что ты хотела бы узнать? – Хуже всего было то, что у него не получалось справиться с волнением, и это выбивало его из колеи. 
Он вдруг как бы увидел себя со стороны, и то, каким он себя увидел, ему не нравилось.
- Я бы хотела узнать, - между тем продолжала Майорова, как бы даже и не замечая его тона, - что же вас заставило сделать такой выбор? Вас лично?
«Ещё не лучше! - чертыхнулся про себя Тверской. – Да, что она о себе думает? Ещё и допросы мне тут устраивать. Пора бы поставить её на место».
Однако, поймав на себе несколько неодобрительных взглядов, он переменил намерение, решив действовать гибче и дипломатичней. 
Тем не менее, он, хоть и в мягкой форме, однако, указал Майоровой, что затронутая ею тема, при всей даже своей важности, всё же не является предметом данного урока. Поэтому обсуждение её именно сейчас более, чем неуместно. Собственно, на том они и закончили. Пожав плечами, Майорова, наконец, села. Правда, перед этим ещё как-то странно улыбнулась. 
Ну, а в остальном урок прошёл, можно сказать, без сучка и задоринки. Так что, возвращаясь в учительскую, Тверской себя чувствовал почти триумфатором.


Продолжение: http://proza.ru/2025/05/22/895