Вагонка из кедра

 В Иркутске в школах и различных организациях давно существует традиция зимнего ледового перехода Байкала. Красота зимнего озера, физнагрузка, свежий воздух, командообразующее мероприятие. Маршруты разные и разной протяженности. Школьники обычно идут посильным маршрутом от Старой Ангасолки до Слюдянки, около 14 км. Обратно в город на электричке. Желательно сопровождение детей в этом походе папами покрепче. Иногда кого-то и донести надо, проследить, чтобы голодными не были, в сухое переоделись, на железной дороге не залезли куда не надо.
В один из таких переходов, двигаясь в арьергарде, во избежание отстающих услышал эту байкальскую историю от одного из отцов.
«Я всю жизнь работаю на железной дороге, соблюдая семейную традицию. Мой отец работал также, мой дед водил паровозы по прибайкальским дистанциям и прадед когда-то строил Транссиб.
Дед жил на станции Танхой и пользовался большим уважением у станционного руководства. Выйдя на пенсию, наконец занялся достройкой дома. Когда дело дошло до отделки, понадобилась вагонка. В это время на станции начали разбирать старые строения и пакгаузы, построенные еще до революции. Деду разрешили разобрать на материал стену старого пакгауза из кедрового лафета.
      Выдернули один кусок сверху, сделали распил. Шикарно выходит. Кедр сухой с розоватым оттенком, текстура древесины очень красива. Разобрали с трудом стену, очистили материал от лишнего и привезли на пилораму для роспуска на доску, а затем с фрезой на вагонку.
     Пошло дело. Но вдруг дзинь! Искры. На металл пильный диск попадает. Еще заход. Никак. Другая лафетина. Так же не идет. Еще следующая. Пилить невозможно. Что такое? Взялись поперек разрезы делать. Стамески достали. И офигели. Вся древесина в винтовочных и других пулях. Вся стена. Ни одной пригодной лафетины. Только на дрова.
     Расстрельная стенка оказалась это. И уж никому не известно, кто в Гражданскую войну тогда и кого расстреливал здесь. Может, белые красных, может, красные белых. Транссиб в то время опасным местом был. И атаман Семенов здесь отмечался, и японцы, и чехи. Лихое и страшное время было. Воображение рисовало количество людей, последний раз стоявших у этой стены. Пропал интерес к вагонке из такого трагического материала.
Прикоснулись к живой истории».