Мемуары Арамиса Часть 441

Глава 441. Расшифрованный фрагмент «Мемуаров Арамиса» N2

– Заходите, д’Эрбле, не бойтесь, я не кусаюсь, – сказал Ришельё после того, как секретарь, доложивший кардиналу обо мне, открыл мне дверь в приёмную великого кардинала и я робко зашёл в двери.
Я прошёл в приёмную великого кардинала. Ришельё сидел в кресле, обитом бархатом. На коленях у него нежился пушистый белый кот. Ещё несколько котов сидели на других креслах и на окнах. Своей рукой с тонкими словно бы восковыми пальцами Ришельё совсем легонько ласкал своего питомца, который и не подозревал, что отдыхает на коленях человека, который держит в своих руках чуть ли не всю Европу.
– Благодарю вас, Ваше Преосвященство, за то, что уделили мне… – начал было я, но Ришельё прервал меня.
– Оставьте это, – сказал он, сделав левой рукой жест, словно бы отмахивался от надоедливой мошки. – К делу. Вы ведь не просто так напрашивались на тайную встречу со мной. Я приглядывался к вам и к вашим друзьям. Вы изрядно навредили мне. Вы пришли, конечно же, не с просьбой, это было бы дерзостью. У вас имеется какое-то предложение для меня? Хотите стать моим шпионом? Думаете, у меня нехватка тех, что информирует меня обо всём, что мне необходимо знать?
– Я не пришёл наниматься к Вашему Преосвященству в шпионы, и у меня нет просьбы для себя лично, – ответил я. – Я хотел бы предложить Вашему Преосвященству кое-что в обмен на наши жизни. На жизнь меня и троих моих друзей.
– С чего вы взяли, что ваши жизни в опасности, и что эта опасность исходит от меня? – спросил Ришельё.
– Потому что на вашем месте я поступил бы именно так, как, полагаю, поступите вы, – ответил я. – Вы великий политик, вы воплощаете в жизнь ваши задумки, и на вашем пути стоят четыре человека, которые имели несчастье помешать вам в выполнении некоторых ваших планов, разумеется, великих. Что следует сделать с помехой? Её следует убрать с пути. По одному вашему слову нас всех можно было бы казнить или отправить в Бастилию. Вы этого не делаете, потому что вы не желаете обострять отношения с де Тревилем, а также с Его Величеством, который питает слабость к своим мушкетёрам. Но если мы будем столь неосторожными, что невольно помешаем вашим замыслам ещё раз, вы, вероятнее всего, отбросите свою щепетильность и прихлопните нас, словно надоедливых насекомых. Кроме того, мы можем попросту исчезнуть от какого-нибудь несчастного случая с нами.
– Всё это, быть может, имеет под собой какое-то основание, но вы напрасно беспокоитесь, шевалье д’Эрбле, или, точнее, аббат д’Эрбле, – ответил Ришельё. – Кстати, почему вы не решите окончательно, что вам милее, доспехи или сутана?
– По-видимому, точно по той же самой причине, что и вы, Ваше Преосвященство, сочетаете служение Господу со служением Марсу, – ответил я. – Ведь война на поприще защиты Отечества – это тоже одна из форм служения Богу.
– У вас неплохо подвешен язык, вы могли бы проповедовать, – отметил Ришельё. – Так вот я хотел сказать, что вы излишне самонадеянны, если считаете, что ваши геройские подвиги заметно помешали реализации моих планов. Вы словно несчастный жук на пути у кареты. Если колёса кареты проедут мимо вас, вы отделаетесь лёгким испугом, а если вы попадёте под одно из колёс, то те, кто едут в карете, даже не услышат хруста вашего хрупкого тельца. Вы не остановите хода истории, вы копошитесь у неё на пути.
– Вы так не думаете, Ваше Преосвященство, – дерзко возразил я.
– Да, я так не думаю, – согласился кардинал. – Вы не из тех жучков, что гибнут под колёсами кареты. Вы залетели в карету и доставили массу неприятностям тому, кто в ней едет. Вы угадали, я собирался прихлопнуть вас, но это дело далеко не самое важное изо всех важных и срочных дел, так что у вас ещё, вероятно, есть некоторое время для того, чтобы изменить своё поведение и постараться примириться со мной, искупив ваши дерзкие поступки, которые следует квалифицировать как государственные преступления.
– Мы, Ваше Преосвященство, всего лишь спасали одну женщину, которая наждалась в нашей помощи, – уточнил я, – и которая не заслужила того, чтобы оставаться в полном одиночестве, без поддержки хотя бы четырёх мушкетёров, которые считают, что её права на спокойную жизнь в государстве, в котором она занимает далеко не последнее место, следует уважать.
– Вы про подвески? – спросил кардинал и улыбнулся. – Это сущая безделица! Я и сам рад, что всё закончилось благополучно. Согласитесь, этой даме следовало преподать урок, который состоял в том, что ей не следует осыпать представителя вражеского государства милостями, каковыми бы они ни были. Ей надлежало быть более скромной как в выражении чувств, так и в подарках этому человеку. То, что подарено ей её августейшим супругом, священно, оно не должно раздаваться направо и налево всяким хлыщам, которые, будучи женатыми, распространят свои поползновения не только в своей закосневшей в грехах еретической стране, в этой островной Содомии, сожительствуя с монархом, но ещё и простирают свои притязания на священную для любого француза особу королевских кровей, коронованную и возведённую на трон. Это английское ничтожество не стоит и ногтя на пальце наследницы Испании и Австрии, а также соправительницы Франции, вы не находите? И если дама, носящая корону на своей голове, совершает поступки, диктуемые не головой и не сердцем, а чем-то ниже пояса, такую даму, согласитесь, следует удержать, как можно деликатнее, но и как можно более убедительнее. Для чего Его Величеству супруга, которая не сохранила царственного плода в нелепых игрищах со своей взбалмошной подругой, этой интриганке из рода де Роганов, супруга, которая, ещё не обеспечив достойного престолонаследования, в чём состоит основная задача Королевы, уже заводит интрижки на стороне с потерявшим чувство реальности любимчиком двух Королей еретического государства?! Теперь она успокоится и остепенится. Вы полагаете, что я желал бы, чтобы она была публично унижена Королём, не сумев предоставить ему эти жалкие алмазные подвески?
– Полагаю, это было бы для неё катастрофой, – сказал я.
– Это было бы катастрофой для вашей подружки, Марии де Шеврёз, – возразил Ришельё. – Ведь именно она является казначеем и хранителем драгоценностей Королевы! Если подвесок нет, тогда с неё спросилось бы за потерю. Она должна была доложить о потере сразу же, как только она обнаружилась, но и это не оправдывало бы её. А Королева вышла бы сухой из воды. Она не обязана сторожить свои драгоценности! Кто смог бы доказать, что подвески, даже если они находились у Бекингема, были переданы ему именно Королевой, а не кем-то другим? Прежде всего, это могла бы осуществить именно Мария де Шеврёз! Так что ваша четвёрка спасала вовсе не Королеву. И поэтому не ждите благодарности от Её Величества. Да, вы помешали мне заставить Королеву нервничать. И вы помешали мне приструнить герцогиню. Но им ничего не грозило. За потерю нескольких безделушек герцогинь не казнят, а с Королевами не разводятся. Да я и не желал бы Её Величеству никакого вреда! В её интересах, чтобы я остановил её взбалмошные затеи. Если я не буду её сдерживать, она навредит сама себе. Как навредили другие, вы знаете, о ком я говорю.
– Я рад, что мы не нарушили ваши планы, Ваше Преосвященство, – сказал я.
– Вы навредили мне, но не настолько сильно, чтобы это повернуло колесо истории в ненужную сторону, – ответил Ришельё. – Если бы ваше вмешательство оказалось фатальным для моих планов, я смёл бы вас с лица земли, как шахматист сметает с доски срубленные им фигуры. Вы не помешали мне дать Королеве урок, пусть и не такой, какой я задумал, но достаточно убедительный. Она испугалась, она предприняла шаги для своего оправдания, она больше не поступит столь опрометчиво. Она больше не увидится с Бекингемом, а также не заведёт интрижки с кем-нибудь иным. Дело кончено. Так что вы хотели мне предложить в обмен на ваши жизни? Вы как-то ловко ушли от этой темы!
– Я хотел раскрыть вам кое-какие тайны, раскрытие которых я не считаю ни изменой друзьям, ни изменой родине, так как они относятся лишь к предметам довольно абстрактным, – сказал я.
– Дайте угадаю, – сказал Ришельё. – Тайны, которые вы можете знать от Марии де Шеврёз? Чепуха! Всё, что она знает, я сам знаю и без вас. Тайны де Тревиля? Вы не расскажете их, как и тайны ваших друзей, это несовместимо с вашими закосневшими понятиями чести. Тайны вашего аббатства? Мелочь! Тайны тех, кто к вам приходил исповедоваться? Нет, вы не нарушите тайну исповеди, хотя никто не может помешать вам извлечь из этого пользу лично для себя, но раскрыть тайну исповеди вы не решитесь. Да и кто к вам ходит? Ну да, признаю, две маркизы, исповедующиеся у вас, кое-что знают.  Итак, остаётся одно. Вы ведь, кажется, вступили в Орден Иезуитов? Не удивляйтесь, мне это известно. Но, простите меня, ваш уровень посвящения, всего лишь четвёртый. Это не представляет для меня интереса. Впрочем, вы, вероятно, прикоснулись к тайне, которая… Ну, конечно! Равальяк! Я прав?
– Да, Ваше Преосвященство, – сказал я.
– А вы довольно прыткий молодой человек! – сказал Ришельё и взглянул мне в глаза так, будто бы впервые увидел меня. – Так-так… И что же вы выяснили? Не говорите, дайте я продолжу угадывать. Вероятно, докопались до маркизы д’Эскоман, и кое-что узнали о её связи с Равальяком. Хм. Д’Эпернон? Хм. Всё это известно. Намереваетесь обвинить в гибели Генриха IV Королеву Марию Медичи? Ну, с этим не стоило приходить ко мне. Мы ведь не совсем враги с ней. Точнее, вовсе не враги. Без неё я бы не достиг ничего. Сейчас у нас не самые лучшие отношения, но я не желаю ей зла. Вы могли бы обвинить Кончини и его клику, но это не имеет смысла, они мертвы. Обвинить в соучастии Орден Иезуитов? Думаете, я не знаю об этом? Это не та тайна, которую вы могли бы мне сообщить. Что же тогда? Вы хотите мне сообщить, что Его Величество Людовик XIII не является… Лучше бы вам этого не знать, молодой человек.
– Всё перечисленное я знаю, Ваше Преосвященство, – ответил я. – Но я хотел сказать о другом. Дневник Равальяка. Он хранится у его двоюродной племянницы. Её новое имя…
– Я знаю, – перебил меня Ришельё. – Молодой человек, у вас нет такой тайны, которой не знал бы я. Вы пришли ко мне не для того, чтобы рассказать мне какую-то тайну, а для того, чтобы, во-первых, показать мне, что я могу иметь с вами дело, во-вторых, прощупать меня, чтобы понять, как можно воздействовать на меня.  Я прав?
Я достал из кармана небольшой листок и молча положил его перед кардиналом.
Ришельё взял его в руки и внимательно рассмотрел.
– Что это? – спросил Ришельё.
– Это – записка, записанная простейшим шифром, который я предложил Ордену, и который в настоящее время использует Клаудио Аквавива, генерал Ордена, для записи самых важных и секретных сведений.
– Как его расшифровать? – спросил кардинал. – Понимаю, вы не скажете, прежде, чем я не пообещаю оставить в покое ваших друзей.
– Я раскрою вам его без каких-либо условий, так как это один из самых простейших шифров, изобретённых мной, – ответил я. – Чтобы прочитать написанное, достаточно на двух ленточках одинаковой длины написать все буквы алфавита от первой до последней. Дальше каждую надо склеить кольцом, чтобы после самой последней буквы сразу же шла снова первая на таком же расстоянии. Для удобства лучше надеть обе ленточки на цилиндр так, чтобы они облегали его плотно, но при этом свободно проворачивались. Цилиндр также можно склеить из бумаги.
– Понимаю, – сказал Ришельё. – Что дальше?
– Сначала все одинаковые буквы на обоих алфавитах расположены друг напротив друга, – продолжал я. – Любая буква на левом кольце совпадает с буквой на правом кольце. Вы берёте текст, и первую букву текста находите на левом кольце, и вместо неё пишете букву, которая стоит напротив неё на правом кольце.  После того, как вы зашифровали первую букву, вы поворачиваете кольцо на одну букву, и соответствие изменяется на один шаг. Так что следующая буква будет уже не та, которая написана в исходном письме, а та, которая следует за ней в алфавите. Третья буква будет отставать от неё на две буквы, четвёртая – на три буквы и так далее. Когда кольцо провернётся полностью, исходная буква снова совпадёт с той, которая получится после шифрования и так далее. 
– Довольно просто, когда знаешь, как это устроено! – отметил Ришельё.
– Можно усложнить, если проворачивать ленточку с каждым новым шагом не на одну букву, а на две, или на три и так далее. Можно ввести и другое правило. Главное, чтобы автор и получатель знали о правиле шифрования и дешифрования.
– И каким же образом автор узнает о том, на сколько букв следует поворачивать кольцо при расшифровке? – спросил Ришельё?
– Очень просто, Ваше Преосвященство, – ответил я. – Первой буквой послания будет не текст письма, а просто буква, по месту которой в алфавите и будет определено число, на которое следует поворачивать второе кольцо. Если первая буква – «А», тогда следует поворачивать на одну букву, если «Б», на две и так далее.
– Интересно! – сказал Ришельё. – Дайте-ка я прочитаю, что тут написано. Можно не делать кольца, а просто на двух полосках листов написать алфавит!
Ришельё написал алфавит на двух листах и занялся чтением.
– «Мы не враги…» – произнёс он, наконец.
– Здесь написано: «Мы не враги Вашего Преосвященства. Мы слуги Его Величества», – сказал я.
– Дерзко, но справедливо, – ответил Ришельё. – Только вот зачем же вы казнили Анну де Бейль?
– Она – не слуга Вашего Преосвященства, она – преступница, и слуга лишь собственной алчности и мстительности, – ответил я.
– Вы полагаете, что убийца не может служить первому министру Франции? – спросил Ришельё и пристально посмотрел мне в лицо.
– Я полагаю, что убийца беззащитной женщины, попросившей приюта в монастыре, находится под охраной Господа, и та, кто пренебрегает этим, не может служить кардиналу, – ответил я.
– Что ж, может быть, вы правы, – проговорил тихо Ришельё. – Ступайте. Можете не оглядываться при каждом шаге. Никто не получит задание убить вас и ваших друзей. Я найду вас и поговорю со всеми четырьмя в самое ближайшее время. Но постарайтесь больше не вставать у меня на пути, иначе моё обещание утратит свою силу. И, между прочим, совет лично вам, шевалье д’Эрбле. Не успокаивайтесь на уровне четвёртой степени посвящения в Ордене иезуитов. Это слишком мелко для вас. Я думаю, что при ваших способностях вы дойдёте до третьего или даже до второго уровня. Ступайте с Богом.
Кардинал протянул мне руку, я поцеловал её, высказав должное почтение к его сану кардинала, не как мушкетёр, а как аббат, после чего поклонился и вышел из его приёмной залы.