Хокулеа Путь до Таити. Гл. 31. Тот самый северо-во

31
ТОТ САМЫЙ СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЙ ВЕТЕР

31 мая – Тридцать дней в пути.

После наблюдения за Спикой случилось несколько лёгких шквалов. Через час, в полночь, когда кончилась моя смена, я разбудил Томми и прыгнул в койку, довольный её сухостью и шансом урвать несколько часов сна.

Не успел я, как мне показалось, закрыть глаза, как Томми вернулся назад, тормоша меня за плечо и крича: «Четыре часа. Ветер сильный и льёт как из ведра!»

-  Тяжёлые шквалы. Вставай со мной у шкотов, - прокричал Кавика, как только я ступил на палубу.

Порывы штормового ветра проносились над каноэ. «Хокуле'а» тяжело шла ему навстречу, а увеличивающиеся волны делали её продвижение опасным. В один момент по всей своей 60-футовой длине каноэ резко накренялось вправо, карабкаясь своими двумя корпусами наискосок вверх по лицевой стороне огромного вала; в следующий момент оно внезапно кренилось влево, падая вниз по обратной стороне волны. Поначалу было ощущение, что ещё чуть-чуть, и ветер перевернёт каноэ, особенно в критические моменты, когда при подъёме на волну корма опускалась особенно низко.

Мы с Кавикой ослабили шкоты бокового поручня и держали их так, чтобы быстро отпустить, если каноэ начнёт переворачиваться. Освобождение шкотов убрало бы ветер из парусов, ослабило рычаг давления и поставило бы каноэ в более ровное килевое положение.

«Хокуле'а» показала свой характер. Нам не понадобилось отпускать шкоты. Ветер порывами до 40 узлов оказался недостаточно сильным, чтобы, при скромных размерах парусов и тяжёлом весе, перевернуть каноэ. Оно неслось сквозь ночь со скоростью добрых 7 узлов, штопором скользя по волнам и превращая плавание в дикую поездку на американских горках. 

Я оглянулся на Кавику. Мы, как смогли, улыбнулись друг другу сквозь завесу проливного дождя. На этот раз Кавика выглядел довольным собой. Как будто он стоял вахту на изящном гоночном катамаране, а не вёл тяжёлое, полное проблем двойное каноэ.

Я тоже был счастлив, пока мы бежали сквозь штормовую ночь. Мыслями я унёсся вперёд в пространстве и назад во времени. В мае 1956 г. я плыл на борту старой копровой шхуны «Тамара», используемой правительством для объезда островов Туамоту с медицинскими и административными целями. Мне было 22 года, я только что окончил колледж и отправился на Таити перед тем, как поступить на службу в морской флот. После нескольких недель на Таити я воспользовался шансом пойти на «Тамаре» в качестве палубного пассажира для сбора данных по распространённой в то время на островах слоновой болезни. Я и не мечтал тогда, что двадцать лет спустя буду приближаться к Туамоту в двойном каноэ, направляющемся на Таити.

Я знал, что если такой ветер продержится долго, а море вздыбится ещё больше, мы окажемся в беде. Родо опасался, что подобный ветер может встретить нас неподалёку от Таити и утащить каноэ на запад, далеко от курса. Периодически, при приближении зимы южного полушария, над холодными водами к югу от Таити устанавливаются зоны высокого давления. Тогда с юга начинают дуть ветры почти штормовой силы. Дуя в течение нескольких дней, а иногда и недель, эти ветры понижают температуру воздуха и взбивают перед собою высокую волну.

С рассветом небо очистилось и ветер ослаб до среднего. Опасность миновала так же быстро, как и возникла. У нас снова идеальные условия для плавания.

После окончания смены, в восемь часов, я нырнул в мою койку, но заснуть не мог – слишком был взвинчен быстрым ночным плаванием. В добавок кто-то шумел в палубной кабине. Через какое-то время, прошедшее в беспокойных мыслях о шуме в шалаше, до меня вдруг дошло, что громко разговривает не кто-то из «банды», а диктор радио. Братва слушала радио Кимо.

Вскоре радиошумы потонули в гуле радостных вскриков внутри хижины. Братва, на этот раз улыбаясь, вывалила на палубу. Особенно ликовал Билли Ричардс. Он всё хихикал и повторял: «О, как я счастлив. О, как я счастлив…»

Несколько дней назад Кавика сообщил мне новость - с момента уединения в своём палубном шалаше братва в тайне слушает радио. Однажды ночью Лайман застал их сгрудившимися вокруг приёмника. На упрёк они ответили: «О, мы только гавайскую музыку слушаем!» Кавика  однако говорит, что при настройке на любимую волну с гавайской музыкой (ночью длинноволновое вещание можно поймать далеко в море) они услышали тревожную новость, что мы безнадёжно сбились с пути. Вот почему, предполагает Кавика, эти люди пали духом уже довольно давно.

Проведённое небольшое расследование выявило, что последние два дня братва слушала утреннюю англоязычную новостную программу по «Radio Mahina» (государственная радиостанция на Таити). Из вчерашней передачи они, по-видимому, первый раз узнали, что наш курс выправился. Должно быть, они поняли, что их страхи по поводу достижения Таити были беспочвенны и что они вели себя в последние недели нелепо. И возможно, поэтому вчера вечером Билли Ричардс произнёс странную речь, закончив её требованием: «Давайте, когда придём на Таити, не будем ничего говорить о других членах команды, давайте не будем никого осуждать.» Радиовещание нынешнего утра, должно быть, содержало действительно очень хорошие новости, раз это заставило братву покинуть лежбище в таком прекрасном настроении.

Нам предстояло узнать позже, что всё Таити теперь было вовлечено в наши приключения. Ассоциация «Таинуи» (группа, сформированная моими таитянскими друзьями для приветствия нас на Таити) ежедневно получала по коротковолновому радио информацию о нашем местоположении и отмечала наш курс на больших картах, развешанных по Папеэте (портовый и столичный город Таити). В добавок они распространяли новости о нашем приближении к Таити через газеты и государственные теле- и радиостанции. Таитяне с волнением узнали, что после такого долгого прохода на запад мы теперь шли прямым курсом на Таити. Для них это было, как если бы мы пошутили чуток, а потом перешли от слов к делу, чем доказали ценность и навигационного метода, и самого океанского каноэ их предков. Они имели смутное представление о том, что наши странствия по океану зависели от ветра. Рулевое весло оставалось привязанным на палубе, а держал каноэ на курсе ветер.

Некоторые проживающие на Таити европейцы были странно обижены энтузиазмом таитян. А некоторые даже откровенно возмущались. Один инструктор по навигации, французский эксперт, который, видимо, считал себя просветителем полинезийцев по части навигационной техники, был просто взбешён. И в прессе, и по телевидению он уверял аудиторию, что плавание на такое расстояние невозможно без инструментов. Он даже обвинил нас в наличии на каноэ компаса.

Мы ничего не знали обо всех этих волнениях и спорах. Мы даже ещё не поняли, что идём прямо на Таити. Три наших навигатора расходились во мнении относительно нашего местоположения и направления движения.

Родо говорит мне, что по его полуденному счислению наши координаты таковы – 13 градусов 47 минут  южной широты и 149 градусов западной долготы. Его расчёты помещают нас на 250 миль к северу от Таити и на 12 миль к востоку от острова. Но Родо сам не доверяет своим карандашно-бумажным расчётам. Он чувствует, что мы можем быть даже намного западнее, а его интуиция всё же говорит, что нас волшебным образом несёт к священному острову Раиатеа.

Как ни невероятным это может показаться, но, после тридцати дней в море, расчёт Родо только на одну минуту, то есть на одну милю, отличался от сделанного в это же время инструментального счисления на «Меотаи» - 13 градусов 46 минут к югу от экватора и 149 градусов западной долготы! Более того, поскольку нет оснований полагать, что расчёты навигатора на «Меотаи» были точны в пределах мили, по всем статьям получается, что Родо поместил нас точно в то место, где мы и были в реальности.

Дэйвид Льюис указывает примерно ту же широту, но помещает нас на градус (90 миль) западнее Таити. Однако, как и Родо, он, кажется, не верит стопроцентно своим цифрам. Однажды до отплытия, во время одной из дискуссий, Льюис позволил себе такую реплику: «Но на кону моя профессиональная репутация навигатора.» Это прозвучало так, как если бы навигатором был он, а не Мау и именно за ним следил весь мир. Вот почему, я думаю, он не доверяет своему расчёту долготы. Нет никакой возможности точно рассчитать долготу по звёздам. В действительности он может сделать обоснованное предположение, основанное большей частью на оценке силы течения, идущего на запад. Это его и беспокоит. Льюиса преследует мысль, что он недооценил силу течения и поэтому мы можем находиться западнее, чем показывают его цифры. И это объясняет, почему он обсуждает с Родо возможность выхода на Сцилли (Мануаэ) или Беллинсгаузен (Моту-Оне), два небольших самых западных острова в архипелаге Общества.

В отличие от своих ассистентов Мау спокоен, он уверен, что мы  на верном курсе, приближаясь к Таити под углом чуть восточнее севера. Он думает, что завтра мы пройдём Туамоту, а послезавтра увидим Таити.


Около часа дня мы прошли через шквал, а выйдя из него несколько минут спустя, обнаружили, что ветер изменил направление на северо-восток. Каноэ, всё ещё на самоуправлении, автоматически следовало за напором ветра, пока не встало на юго-восточный курс. Впервые после зоны депрессии мы идём действительно восточным курсом. Любое количество миль на восток приветствуется. Если мы западнее Таити, благоприятные ветры помогут нам дойти до долготы Таити. Если восточнее, несколько лишних миль на восток послужат страховкой против любой возможной смены направления ветра, который опять направил бы нас на юго-запад.

После смены ветра у меня из ума не выходит таитянская фраза «'О маоа'е те мата'и», что значит «маоаэ – вот ветер». «Маоа'е» по-таитянски «северо-восточный ветер». Насколько правильно могу припомнить, ею начинается одна старая таитянская песня. Непрошенная, она крутится и крутится у меня в голове, но как бы я ни старался, вспомнить весь текст песни не могу.  На ум приходит только фраза «'О Тахити те фенуа» («Таити есть эта земля»). Значит ли это, что северо-восточный ветер сдувает нас к Таити?

Пошёл к Родо. Он тоже смутно помнит песню и не уверен, Таити или какой другой остров архипелага упоминался в тексте как «эта земля».

Часом позже Родо прокричал:«Итата'е! Итата'е!» - показывая на небольших белых птиц, шныряющих над волнами. Ранее Мау тоже видел одну вдалеке, но промолчал. Родо же не мог сдержатъся. Он находился в родных водах и немедленно узнал птиц «итата'е» (светлая крачка) – верный признак близости суши. Родо заверил нас, что это не молодняк типа тех олушей, которых мы видели севернее экватора. Это взрослые особи, которые, по опыту Родо, не отлетают от своих атоллов более, чем на 20-25 миль.

Ближе к вечеру появился еще один признак того, что земля поблизости. Регулярный пассатный ветер с юго-востока ослабел, а затем вовсе прекратился. За исключением зыби, порождённой северо-восточным ветром, океан сейчас спокоен. «Хокуле’а»  безмятежно скользит по его глади, как будто находится в защищённых водах огромной лагуны. Где-то там, на пути встречного ветра, лежит остров, срезающий поднимаемое ветром волнение. Но что за остров? И как далеко?

Скорее всего, какой-нибудь коралловый атолл из группы Туамоту блокирует волну и служит домом для только что виденных крачек.  Если это так, то мы не увидим верхушек пальм, пока не подойдём к нему на расстояние 10-12 миль и то только пока солнце высоко. Как только наступит ночь, мы не сможем увидеть его, пока не подойдём вплотную.

1 июня. – Тридцать один день в пути.

Тьма спустилась, а земли не было видно. Ночью, думали мы, в какой-то момент мы увидим остров – хорошо бы вовремя, чтобы не напороться на окружающие его рифы. Вспомнилось старое название островов Туамоту - Опасный Архипелаг, а с ним и рассказы о многочисленных кораблекрушениях в этом лабиринте атоллов и скрытых под водой рифов. Среди моих мечтаний о плавании на каноэ до Таити всегда присутствовал один кошмар – бег сквозь тёмную ночь, внезапные препятствия впереди, удар о риф, и каноэ разламывается, несомое прибоем по зазубренным верхушкам кораллов.

Почти все оставались на палубе в начале вечерней (с 8 до 12 ночи) вахты, жадно рассматривая тёмный горизонт в поисках земли. Но к полночи почти все разошлись, оставив нас троих – Кавику, Родо и меня. Луны не было, а низкие тучи заслоняли горизонт. Я был рад, что Родо остался помочь нам в трудном деле обнаружения невысокого атолла. Но он был странно подавлен. Через два часа после начала смены он отпросился по причине плохого самочувствия и неуверенной походкой удалился в свой спальный отсек под покрытием левого корпуса. Так мы остались с Кавикой вдвоём. Двое из братвы, кто должен был стоять на вахте с нами, залегли в своём шалаше, а шестой член нашей смены, Шорти Бертлман, спал в задней части палубы рядом с похрапывающим Мау.

Когда Родо ещё был на вахте, я устроился на палубе перед мачтами так, чтобы ничто не заслоняло горизонт. После ухода Родо я вернулся назад к Кавике, чтобы следить за горизонтом со стороны первой четверти левого корпуса. Я полагал, что при нашем движении на юго-восток земля должна показаться именно в том направлении. Я всматривался и всматривался, пока не заболели глаза. Было так темно и глухо, что мне всё время казалось, что я вижу впереди остров, который неизбежно расплывался в чёрное облако прямо перед моим напряжённым взглядом. Наконец Кавика сообщил, что близится четыре утра, и попросил меня разбудить следующую смену. Я расстроился, что мы не увидели землю во время нашей вахты.

Шагнув вперёд, чтобы обойти задний парус, закрывающий вид правого корпуса,  я её увидел – длинную, чёрную полосу, выступающую вдалеке над горизонтом. Всходил месяц, в свете которого море смутно контрастировало с тонким чёрным изгибом. Я подозвал Кавику, чтобы он подтвердил мои наблюдения. «Точно – это остров! – сказал Кавика, обойдя парус. – Разбуди Мау!»

Хотя я первым поднял тревогу, я был не единственным, кто тоже увидел землю. Чуть ранее фотограф, выйдя на фальшборт правого корпуса пописать, заметил некую тёмную полосу на горизонте, но, не придав ей значения, юркнул обратно в свой спальный мешок. Когда я вышел из-за заднего паруса, только что вставшие Дюки и Баффало, облокотившись на поручни правого корпуса, громко гадали, что это за странная волна или облако там  на горизонте.

Я позвал Мау и засвистел в свой спасательный свисток, чтобы разбудить остальных. Мау сел, поморгал глазами, сфокусировался на чёрной полосе и отдал приказ быть готовыми к прибытию.  Атолл был довольно близко по правому борту, и мы приближались к нему весьма быстро.  Через несколько минут все были на палубе.  Мы направили каноэ навстречу ветру, а затем галсом в сторону от острова. Оказавшись на безопасном расстоянии, мы остановились и, сложив паруса к мачтам, легли в дрейф, чтобы дождаться рассвета. Этот наш манёвр слегка осложнился из-за Клиффорда, который необъяснимо начал задирать Кавику.

Затем началась игра в догадки: что это за остров там вдалеке? То, как резко искривлялась береговая линия в обоих направлениях, указывало, что это один из нескольких самых маленьких атоллов в цепи Туамоту. Этот факт, плюс наша уверенность, что мы не можем быть восточнее западной границы Туамоту, выдвигало три очевидных кандидата: Матаива, крошечный атолл на северо-западной оконечности Туамоту, и два других еще дальше на запад – Тетиароа, в 30 милях к северу от Таити, и Тупаи, в 120 милях к западу от Таити. Родо, тоже вышедший на палубу несмотря на очевидную боль, думал, хоть и не совсем уверенно, что это может быть Матаива. Мау считал, что мы достигли Туамоту, но не имея достаточных знаний об архипелаге, отказался участвовать в предположениях, Матаива это или нет. Льюис думал, что мы находимся гораздо западнее и ратовал за Тупаи. Он даже с волнением спросил Родо: «Как насчёт Беллинсгаузена?» Очевидно, Льюис опасался, что течение могло отнести нас к этому маленькому атоллу в 300 милях к западу от Таити. Родо тоже беспокоило, насколько могло течение вмешаться в наш курс. Несмотря на свои расчёты, указывающие на то, что там в темноте лежит Матаива, Родо не мог избавиться от ощущения, что мы вышли к острову, лежащему дальше к западу.

Это сомнение заставляло Родо думать о Тетиароа и, как запасной вариант, о Тупаи, хотя при этом его беспокоило соображение, что оба они были много южнее, чем показывали цифры его собственного счисления нашего местонахождения. Льюиса однако меньше беспокоило южное положение этих атоллов, как и положение Беллинсгаузена. Его ночные наблюдения звёздного зенита заставили его пересмотреть оценку широты на градус к югу, хотя он подозревал (и совершенно справедливо), что движение каноэ на юго-восток (вместо движения к югу, когда он делал предыдущие расчёты по зенитной звезде) могло привести его к преувеличенной оценке нашего продвижения на юг.