Лучший подарок ко Дню пожилого человека

В нашем доме две достопримечательности – протекающая канализация и дед Люляй. Но если к канализации ещё можно привыкнуть, то к Люляю и его фокусам привыкнуть нельзя.

Полностью его зовут Николай Евдокимович Люляев, но все кличут по-простому – дед Люляй. Вечно он что-нибудь чудит и даёт стране угля. То Деда Мороза во дворе летом из монтажной пены слепит, то у соседей кружевные трусы с верёвки стащит и на собаку наденет.

- Нисколь мой дурак с годами не умнеет, – ворчит его жена Лиза. – В молодости был охальник и хулиган. А теперь – старый охальник и хулиган, вот и вся разница.

Под вечер дед закидывается рюмочкой-другой и садится на лавочке поболтать с прохожим людом. На разговоры его тянет.

- Люблю я праздники, якутский солидол! – говорит он. – Всякие люблю: и Новый год, и День геолога, и Двадцать третью февралю. Но пуще всего люблю я День пожилого человека, который первого октября. Шибко славный день, и почто его раньше не придумали? Жду его сильнее, чем пенсию. Вот где душа поёт и резвится!

- Чего в нём такого особенного? – спрашиваем мы. – Ну, открытку с организации пришлют, кулёк печенья – и вся любовь.

- Темнота вы некультурная! – ворчит Люляй. – На день пожиляги нам выказывают всяческий респект. Девки молоденьки с соцзащиты поздравлять приходют. В кружевах, в блестяшках, в лаковых сапожках… Пахнут вкусно, чем не жисть? Облапишь их, расцелуешь разиков четыреста – эх! Сразу начинается расцвет существования. В том году козырная девка из собеса попалась. Трансмиссия у ней была упругая что твой творог. Ложку воткни – стоять будет. Полчаса её в дверях мял, пока бабка утюгом не шворкнула.

Зажмурившись от приятных воспоминаний, дед Люляй по-гусарски опрокидывает рюмку и закуривает.

- Хор-роша была маша! Интересно, какую нынче поздравлять пришлют? Худу али толсту? Блондинку али рыженьку? Скорей бы первое число. Руки чешутся, душа праздника жаждет.

Я живу через стенку от деда Люляя. Сегодня возле его двери остановились две девицы канцелярской наружности. Одна из них была блондинкой, другая – рыженькой, как по заказу. Вид у них был официальный, но приветливый, в руках какие-то пакеты и блокнотики.

Одна из девушек – кудрявая и гибкая, в юбочке чуть выше колен – нажала алым ноготком на кнопку звонка.

- Есть кто дома? – позвала она. – Люляев Н.Е. здесь проживает?

С радостным воплем дед распахнул двери и втащил их в дом – только туфли в воздухе мелькнули. Голоса девчат через стенку были не слышны, зато раскатистый бас Люляя эхом гудел по всему подъезду.

- Пришли! Пришли, касатушки мои! – торжествовал дед. – Вот счастье-то где, якутский солидол! Не откажите в соучастии, так сказать. Сейчас всё мигом сообразим – чаю, пряничков, колбаски. И водочка есть, как ей не быть? Хе-хе, скорее в телике реклама кончится, чем у Люляя – водка.

Девушки тоже что-то говорили, однако остановить дедов монолог было невозможно.

- Всё потом! – гремел он. – Подарки, пакеты, бумаги – потом! Главный мой подарочек – это вы. Для начала же разрешите всесторонне облобызать вас в уста по праздничному славянскому обычаю. Банзай, мои барышни!

Баба Лиза как раз отлучилась в магазин, никто не грозил деду утюгом и не мешал отрываться на всю катушку. Судя по сочным звукам, Люляй обглодал молоденьких визитёрш до самых косточек.

- Эх, красота! В прошлый год девок помясистее присылали, – отметил он, вытирая усы. – Потому как в том годе толстые мне больше нравились. А нынче я сменил приоритеты и тяготею к дамской хрупкости. И по случаю вашей небесной изящности разрешите, так сказать, снова припасть…

Не успев и рта раскрыть, девушки опять были изжамканы и расцелованы напористым дедом. Сквозь стену доносилось их слабое попискивание и довольное урчание Николая Евдокимыча.

- Одиночными огонь! – орал дед вне себя от радости. – А теперь беглыми – банзай! Ам! Ам! Ух! Извиняйте, девки, у меня на имена память слабая. Буду вас звать Кудряшка и Худышка. Годится? Вот ты, Кудряшка, на мою покойную бабку похожа. Шибко я её любил. А по такому случаю – ишо раз одиночными и беглыми в губной отдел тебя тра-та-та!

- Хватит, мы уже целовались! – кричала Кудряшка.

- Правда, что ль? – притворялся дед. – А я почто не помню? Куда целовались? Сюды и сюды? Ишь ты. Погоди, а сюда? Нет? То-то я гляжу – одно ухо у тебя целовано, другое обижено. Ну тогда, чтоб не хромать… повторно беглыми – пли! Ам! Ам!

- Николай Евдокимович… - надсажалась Худышка. – Прекратите распускать руки, отпустите Ксению Альбертовну. Я хочу вам сказать…

- И я! Я тоже хочу сказать, якутский солидол! – немедля обрывал дед. – Когда ещё говорить, ежели не сегодня? Весь год в тряпочку молчал, а теперь не могу. Нынче праздник у меня, все пожилые – именинники.

И подпустил жалобную нотку:

- Поймите правильно, касатушки. Старость сиротская, бабка померла, вдовствую который год. Всей радости – с балкона плевать да на первое октября молиться. А потому, Худышка, разреши по старому славянскому обычаю… раз уж бабки моей нет…

За стенкой вновь раздалось могучее чмоканье и женский визг. Вернулась из магазина баба Лиза – и застала в коридоре разнузданную оргию. Дед, перемазанный косметикой, тонул в объятиях двух измученных, досуха иссосанных девиц. И в хор из трёх голосов ворвался четвёртый – разъярённый бабкин.

- Что творит, асмодей? – бушевала баба Лиза. – На минутку оставить нельзя – сразу баб натащит. Чего он болтал, девоньки? Про сиротскую старость и покойную бабку? Брешет, сивый мерин! Вот же я, живёхонька! 

- Я им про другую говорил, – хитрил дед. – У меня этих бабок было… вот такая гора и рядом ишо горка. А потом одна померла… наверное… да уж не помню за отдалённостью лет.

Расстановка сил переменилась. Баба Лиза осталась воевать с дедом. Кудряшка и Худышка вырвались на лестничную площадку – плохо соображающие, потрёпанные, с поплывшей помадой. Выскочили и кинулись вниз по лесенке без оглядки.

- Г-господи, как под взводом солдат побывала! – сказала Кудряшка-Ксения на бегу. – Анька, ты как хочешь, но больше я сегодня счётчики проверять не хочу!

Оказалось, никакие они не работницы собеса, а контролёры из энергосбыта. Хотя поддатого деда ничем не смутишь. Ему хоть английскую королеву дай – и её сомнёт, даже паспорта не спросит.

- Я тоже пас, – отозвалась Худышка. – Качает меня с этого чокнутого! Ненормашки мы с тобой! Надо же было пойти с проверкой в День пожилого человека.

- Угу… - сказала Кудряшка. – Но… подожди! Какой на фиг День пожилого человека? На календаре двадцатое мая!

Девчонки одурело трясут головами. На дворе действительно стоит май, но деду Люляю на это чихать. Подарок себе он уже сделал.