Кресте бахталы

Лунный свет просачивался сквозь цветастые занавески, разрисовывая причудливыми узорами земляной пол маленькой кибитки. Земфира сидела, скрестив ноги, над расстеленным платком, на котором лежали потертые карты. В свои семнадцать она была красавицей, какой табор давно не видывал: смуглая кожа с золотистым отливом, черные как смоль волосы, заплетенные в косу до пояса, и глаза – темные, глубокие, с той особой печалью, что появляется у цыганок, когда их сердце просит любви.

Снаружи доносились звуки ночного табора: где-то негромко перебирали струны гитары, слышался приглушенный смех мужчин, игравших в карты у костра, лаяли собаки. Но Земфира не слышала ничего этого. Ее пальцы, унизанные тонкими серебряными кольцами – подарками матери на счастье – в третий раз за ночь раскладывали карты.

– Кресте бахталы, кресте бахталы... – шептала она, перемешивая колоду. «Счастливый крест» – гадание, которому научила ее бабка Рада, никогда не лгало.

В таборе Земфиру считали странной. Другие девушки ее возраста уже либо были просватаны, либо имели женихов, что приходили с подарками и вели переговоры с родителями. А к ней не сватался никто, хотя многие парни заглядывались. То ли гордость ее отпугивала – не опускала глаза при встрече, как полагалось приличной цыганской девушке, то ли молва о том, что у нее «дикая кровь» – мать Земфиры, красавица Ружа, сбежала с русским учителем, когда девочке было пять лет, и вернулась только через год, одна и с потухшим взглядом.

Земфира разложила карты крестом: одну в центр, по одной сверху, снизу и с боков. Перевернула центральную – дама червей.

– Опять я сама себе выпадаю, – пробормотала она.

Верхняя карта – шестерка пик. Трудности и препятствия. Нижняя – десятка бубен. Деньги, которых нет. Левая – семерка червей. Несбыточные мечты. Правая – валет червей.

Девушка замерла. Валет червей – молодой человек, возлюбленный. В правой позиции – значит, он должен появиться скоро. Сердце ее забилось быстрее. Неужели судьба смилостивилась?

– Земфира! – послышался снаружи голос деда Янко. – Ты спишь или опять с картами шепчешься?

– Иду, дедушка, – ответила она, торопливо собирая карты и пряча их в шкатулку.

Дед Янко, старейшина табора, сидел у костра, окруженный другими стариками. Его седые волосы и борода казались серебряными в свете затухающего пламени.

– Садись, внучка, – похлопал он по бревну рядом с собой. – Споешь нам. Душа просит твоего голоса.

Земфира села рядом, расправила складки длинной юбки. В таборе все знали, что ее голос – особенный, с тем самым надрывом, что заставляет русских господ плакать и бросать деньги, когда она поет в городе.

– Что спеть, дедушка?

– Ту, что о гадании. Что сама сложила.

Земфира прикрыла глаза и запела, сначала тихо, потом все громче:

Сарэ, нэ, патря...
Сарэ ль ёнэ ли да нэвэ.
Сарэ гожа ё чяя
Палором гэнэ, да, да, да...

Голос ее, низкий и бархатный, поднимался над табором, улетал к звездам. В него она вкладывала всю тоску своего сердца:

Себе гадаю я,
Все карты разложу.
Замуж не берут меня,
Вот о чем тужу, да, да, да...

Старики качали головами в такт, кто-то подхватил на гитаре. К костру стали подходить другие цыгане – женщины с детьми, молодые парни. Земфира не видела их, унесенная песней:

Ай, мама ты моя,
Нету денег у меня.
Ты скажи, куда идти,
Где смогу деньжат найти, та, да, да?

Закончив песню, она открыла глаза. Напротив нее, по другую сторону костра, стоял незнакомый молодой цыган. Высокий, чернобровый, с гордой осанкой и серебряной серьгой в ухе. Он смотрел на нее так, что у Земфиры перехватило дыхание.

– Кто это? – шепнула она деду.

– Богатей Стефан, из северного табора, – так же тихо ответил Янко. – Приехал по делам.

Стефан не сводил с нее глаз, и Земфира почувствовала, как краснеет под его взглядом.

Через неделю к ним в кибитку пришли сваты – родители Стефана. По цыганскому обычаю, они принесли подарки: отцу – серебряный кинжал, деду Янко – расшитый кисет с табаком, а для Земфиры – золотые монеты, нанизанные на красную ленту, чтобы носить на шее.

– Хочет наш сын твою внучку взять в жены, – сказала мать Стефана, полная женщина с руками, унизанными золотыми браслетами. – Приданого большого не требуем, только чтобы девка была честная.

– А калым какой? – спросил дед Янко, поглаживая подаренный кисет.

– Пятнадцать золотых, две лошади и кибитку новую, – ответил отец Стефана, статный цыган с проседью в черных волосах.

Земфира сидела в углу, опустив глаза, как положено невесте, но сердце ее готово было выпрыгнуть из груди. Стефан! Тот самый валет червей из гадания!

– Что скажешь, внучка? – обратился к ней Янко, нарушая обычай. – По старому закону я бы и спрашивать не стал, но ты у нас особенная.

Земфира подняла глаза:

– Если дедушка благословит, я согласна.

В ночь перед свадьбой старухи собрались у кибитки Земфиры. По обычаю, невеста должна была пройти обряд очищения. Ей расплели косу – темные волосы упали до колен. Бабка Рада омыла ее травяными отварами, читая заговоры на счастье и плодородие.

– Слушай, внучка, – говорила она, расчесывая волосы Земфиры серебряным гребнем. – Свадьба у цыган – дело святое. С этого дня ты станешь настоящей ромны – замужней женщиной. Будешь носить платок на голове, рукава опустишь, подол удлинишь. И помни главное...

Она наклонилась к уху девушки и что-то прошептала. Земфира вспыхнула, но кивнула.

За стенами кибитки табор гудел и веселился. Завтра начнется свадьба, которая по цыганскому обычаю продлится три дня. Будут песни, танцы, богатый стол. А главное – проверка чести невесты, самый волнующий и страшный момент для каждой цыганской девушки.

Когда старухи ушли, Земфира достала карты и в последний раз расположила их крестом. Центральная – дама червей и валет червей вместе. Верхняя – туз бубен, богатство. Нижняя – десятка червей, счастливая семья. Левая – девятка бубен, исполнение желаний. Правая – двойка червей, скорая свадьба.

Карты не солгали. Счастье пришло.

Свадебный шатер, украшенный красными лентами и цветами, раскинулся на краю табора. Музыканты играли без устали, цыгане танцевали, подняв пыль до небес. Земфира сидела рядом со Стефаном, в белом платье с красным поясом, с монистами и кораллами на шее, с покрытой голубой шалью головой.

Когда наступил вечер, старухи увели ее в отдельную кибитку, где на постели было расстелено белое полотно. По традиции, первая брачная ночь должна была подтвердить чистоту невесты.

Стефан вошел к ней, когда звезды уже высыпали на небе. Он был красив и страшен одновременно.

– Боишься? – спросил он тихо, подойдя к Земфире.

– Нет, – ответила она, глядя ему в глаза. – Карты не врут. Мы будем счастливы.

Он улыбнулся и протянул руку к ее лицу:

– Пела ту песню о гадании? Про то, что замуж не берут?

– Да, – прошептала она.

– Больше никогда не будешь ее петь, – сказал Стефан. – Теперь ты моя жена, Земфира. Моя навсегда.

Когда наутро старухи вынесли из кибитки белое полотно с бурыми пятнами, табор взорвался криками радости. Отец Стефана выстрелил в воздух из пистолета, мать Земфиры рыдала от счастья, а дед Янко гордо обнимал внучку.

– Видите, какую честную внучку я вырастил! – кричал он. – Пусть теперь кто-нибудь скажет, что в нашем роду не чтят закон!

Пир продолжался весь день. К вечеру, когда гости уже устали от веселья, Земфира взяла гитару и запела. Но это была уже не песня о гадании. Она пела о любви, о счастье, о новой жизни, что ждет ее впереди.

Бахталэ — андэ кады баро траё, ту и мэ.
Бахталэ — пэ кады парны лума, ту и мэ.
Ту и мэ, мэ миндык туса, — бахталэ.
Миндык, ту и мэ.

Счастливы — в этой большой жизни, ты и я.
Счастливы — на этом белом свете, ты и я.
Ты и я, я всегда с тобой, — счастливы.
Всегда, ты и я.


Старые гадальные карты лежали забытыми в шкатулке. Они сделали свое дело. Валет червей стал ее судьбой.