Заводская проходная

Вернувшись со службы в армии, мне пришлось начинать мою дальнейшую жизнь в невероятных условиях: не имея ни профессии, ни собственных средств на проживание, ни вида на жительство в городе. А устраиваться надо было именно  в городе для возможности учиться дальше если не любимому делу, то хотя бы достойному твоего мировоззрения. Обществу ведь все равно, где ты сможешь приложить свои силы и знания. Обществу безразлично твое будущие, поэтому добивайся всего сам.
 Предприятие, куда пришлось устраиваться, оборонное, это, пожалуй, на то время была единственная возможность получить прописку человеку из сельской местности.  Спайки в таком коллективе никакой, всех удерживает в определенных рамках только предписываемая режимным предприятием дисциплина. Одним словом, на таких предприятиях работают «универсальные» люди, умеющие себя «правильно» вести в самом разнохарактерном обществе. Причина этому, я думаю, проста и заключается она лишь в их умении подчиняться! Это, пожалуй, их самое слабое место.  Самые «слабые» в этом отношении, в своей покорности, разумеется, являлись самыми «лучшими» работниками. Этим, впрочем, и определялись их «таланты», ибо ничего конкретно каждый из себя не представлял, а со всеми вместе что-то получается, что-то творится, ведомое единицами тех, которые, в свою очередь, подчинены тем, кто платит. Вы здесь лишь первое низовое звено в этой цепочке большого обезличенного коллектива. Наши «оборонные» заводы - это «исчадие ада» в морально-нравственном, конечно, аспекте, «молох» Куприна по сравнению с ними «детский сад».
Ужас бытия начинается задолго до проходной «молоха». Каждое утро в шесть часов утра, точно в чем-то виноватый, просыпаешься с одной лишь мыслью, не опоздать на работу к станку, к этому бездуховному монстру. И уже через несколько минут, вздрагивая от прохлады, сбросив с себя одеяло, делаешь необходимые процедуры туалета, пьешь чай и чем-то закусываешь  второпях, чтобы через полчаса бежать на остановку транспорта.
В переполненных автобусах давка, плачут дети, ничего не понимающие, которых родители везут на общественное воспитание в садики и школы. Зависший на подножке переполненного транспорта, цепко держась за ближайший поручень, всматриваешься в лица таких же несчастных, как и сам, и в них неприкрытый какой-то страх-испуг: чтобы не дай бог вовремя не опустить пропуск в ячейку проходной. Впрочем, здесь, в транспорте, каждый сам за себя, наедине со своими думами. Никому и в голову не приходит подумать, что совершается в душе рядом стоящего до тех пор, пока долго в человеке скрывается внутренняя борьба. Так мне в продолжение нескольких лет, пока заочно учился, пришлось все это терпеть. Что я тогда чувствовал, когда мое соображение работало совсем в другом направлении, страшно сейчас даже представить. Именно тогда во мне рухнул целый мир надежд и ощущения себя как личности, имевший громадное влияние на всю мою последующую жизнь. Все-таки, как я ни старался тогда утешить себя тем, что все в таком положении, в душе моей ныло и грызло чувство обиды за себя. В то, еще зеленое для меня, время я уже успел прийти к  заключению, что судьба твоя не только в твоих руках, а еще зависит от разного рода обстоятельств. Вспоминая о тех своих днях, вздрагиваешь, а тогда… Только сейчас начинаешь понимать, какое это было безумие. Впрочем, это я высказываю свою точку зрения, свое видение того времени.
Жаль было мне их, эту всю армию трудяг, никогда даже не интересовавшихся тем, что делается за этим узким обручем заводских стен. Жаль их, потому что вся их жизнь уходит на то,  чтобы стоять «привязанным» у станка. Жаль их той жалостью, которая охватывает душу при виде их дикой преданности «молоху». Один я не стремлюсь и не понимаю этой преданности…