Любить любовь продолжение 7

     Сердце на распутье
Как неумолимо бежит время! Кажется, лишь вчера ранняя осень ласкала парижан мимолетным теплом своих лучей, маня в неизведанные дали, пробуждая в воображении сказочные грезы и сокровенные желания. А сегодня уже дышит предзимье. За окном безучастно моросит монотонный дождь, влажный ветер заунывно шумит, срывая с обнажающихся деревьев последние одинокие листья, которые, кружась, устилают мокрый асфальт пестрым ковром увядания.
Даша пробудилась на рассвете, когда первые робкие полосы света едва прочертили небо.
— Невероятно, — промелькнуло в голове, — после моего приезда в Париж прошло совсем немного времени, а сколько головокружительных, лучезарных и волнующих событий вихрем пронеслись в моей жизни за этот краткий миг: неожиданное приглашение Антуана разделить с ним кров, пылкие и нежные признания, согревающие душу, и, наконец, предложение руки и сердца. Не слишком ли стремительно разворачивается наш роман? Пугающе быстро, и пока его окутывает пелена неопределенности.
Девушка пыталась настроить себя на оптимистичный лад, но навязчиво всплывали слова бабушки, сказанные перед отъездом во Францию: «Заруби себе на носу, mon cher ami, период ухаживаний, страстных объятий, бурных ночей рано или поздно уходит в прошлое. Печально, но даже самая всепоглощающая любовь редко одаривает людей безоблачным счастьем».
Где-то в глубине души затаились крошечные зерна сомнения, которые пустили ростки подозрения: не совершит ли она роковую ошибку, приняв предложение от того, кем так беззаветно увлечена?
— Ведь жизнь у меня одна, стоит ли безрассудно рисковать? Как распознать истинную глубину чувств в близких отношениях? Не обернутся ли сегодняшние упоительные ощущения завтрашним горьким разочарованием? Не станет ли пленительный мираж любви источником невыносимой боли? Если это подлинная самоотверженная привязанность, она не угаснет, но что, если я без памяти влюбилась в этого человека, потеряв рассудок и чувство меры?
Эти терзающие вопросы роились в голове, и чем дольше она размышляла, тем сильнее ее охватывал безотчетный страх.
Неодолимая потребность поделиться своими переживаниями, излить душу жгла изнутри. Но кому? Местных подруг она так и не завела, предпочитая строгие стены университетских аудиторий легкомысленным стенам увеселительных заведений.
Неясный шорох за дверью вырвал ее из водоворота тревожных мыслей. Кто-то настойчиво, с жалобным мяуканьем скребся и колотил в дверь, словно моля о помощи, но та оставалась глуха. Даша бросила взгляд на Мартина, безмятежно свернувшегося калачиком на своем пледе. Она распахнула дверь. На пороге стояла хозяйская кошка Мирза.
— Мину-мину-мину, — ласково позвала она, присаживаясь на корточки. Девушка подхватила пушистую нарушительницу тишины и прижала к груди. Обычно флегматичная Мирза заметно нервничала, жалобно мяукала и пыталась вырваться. Видимо, ее чуткий звериный инстинкт почуял неладное. Даша направилась в комнату хозяйки.
Мишель неподвижно лежала на спине, ее рука безвольно свисала с кровати, темные волосы рассыпались по смятой подушке, восковая бледность покрывала осунувшееся лицо, а посиневшие губы судорожно сжались. Рядом с кроватью на тумбочке виднелись какие-то медицинские пузырьки. Осторожно приложив два пальца к тонкому запястью, Даша ощутила слабый, но учащенный пульс мадам Буше. Девушка немедленно позвонила в «SAMU» и вызвала скорую помощь.
После инъекции, сделанной молодым врачом, прибывшим спустя пятнадцать минут, Мишель почувствовала облегчение. Ее мучила жажда. Когда приступ гипогликемии — резкого падения уровня сахара в крови — был купирован, молодой эскулап уехал. Все это время Мирза беспокойно кружила возле кровати, пытаясь прилечь рядом с хозяйкой. Ее отгоняли, выпроваживали из комнаты, но она не убегала далеко, неотступно оставаясь поблизости.
Тихонько отворив дверь, Даша вошла в спальню хозяйки. Тяжелые темно-зеленые портьеры погружали комнату в сумрачный полумрак, напоминающий пещеру. В спертом воздухе витал запах лекарств и невыразимой тоски. Мишель лежала на кровати, храня молчание, словно погруженная в сон, но ее глаза были широко открыты. Увидев Дашу, она слабо улыбнулась.
— Я ждала вас, — едва слышно прошептала она. Даша опустилась на колени рядом с кроватью.
— Я оказалась в сложном положении, и меня терзает страх перед будущим, — тихо произнесла девушка, бросив взгляд на дверь.
— Мне кажется, я догадываюсь, о чем и о ком идет речь, — пробормотала Мишель.
— Мадам Буше, я совершенно не знаю, как мне поступить.
— Мне жаль, но я ничем не могу вам помочь.
— Можете. Мне необходим ваш совет.
При этом Даша втайне надеялась, что Мишель найдет за нее решение, которое убережет от ошибки. Женщина бережно накрыла своей прохладной, слабой рукой ладонь юной девушки. Несмотря на хрупкость и холодность этой руки, Даша ощутила в ней едва уловимое биение жизни. Это было необъяснимо, но ей показалось, будто прикосновение Мишель передает ей некую живительную силу. Мадам Буше снова сомкнула веки и слабым голосом произнесла:
— Девочка, слушай свое сердце, будь смелой и ничего не бойся.
— Я должна выйти за него замуж? — после долгого тягостного молчания едва слышно прозвучал хриплый ответ:
— Если ты выбрала свой путь и чувствуешь его истинность, но сталкиваешься с препятствиями, несмотря ни на что, иди до конца. Главное — слушай свое сердце. Пока оно не трепещет от любви, жизнь теряет всякий смысл. Попытайся. Не попробуешь — считай, что не жила. Только тогда ты обретешь истинное счастье, — закончив говорить, она отняла руку.
— Спасибо вам. Я последую вашему совету, мадам Буше. — Мишель вселила в ее душу робкую надежду, предвкушение счастья и связанное с ним чувство внутренней гармонии.
МУЧИТЕЛЬНОЕ ПЕРЕСЕЛЕНИЕ
Даша уже больше месяца обживала новую квартиру, которая казалась ей райским уголком. Антуан окутал ее атмосферой романтического счастья и безграничной любви.
Невольно в памяти всплыл день переезда в это новое жилище. Для нее этот день ничем не отличался от обычных будней той французской осени.
Даша еще лениво нежилась в постели, утопая в мягких подушках и рассеянно разглядывая потолок. Это медитативное занятие могло поглощать ее часами, особенно под звуки любимой музыки. Когда она уже почти растворилась в блаженной нирване, в дверь постучали. Это была Мишель. В руках она держала свежий букетик благоухающих фиалок. Она протянула девушке цветы и небольшую изящную коробочку.
— Простите, Дария, я не хотела вас будить, — тихо произнесла она. — Вы так безмятежно и крепко спали, что мне не хотелось нарушать ваш сон, но теперь, когда вы проснулись, хочу передать кое-что от мсье Антуана, вернее, от его посыльного.
В картонном футляре оказался старинный ключ с причудливой бородкой и сложенный вдвое листок бумаги, на котором четким и элегантным почерком был указан адрес. Ниже следовало несколько строк, после прочтения которых нежный румянец волной разлился по лицу и шее девушки.
Свежий порыв ветра, прокравшись через приоткрытую форточку, колыхал легкие шторы, играл страницами одиноко лежащего незаконченного реферата. Спешить было некуда. Коллоквиум в университете отложили из-за отсутствия научного руководителя ее выпускной работы, уехавшего на международный симпозиум.
— Визиты на кафедру — излюбленное занятие хронических прокрастинаторов, — лениво подумала нерадивая стажерка.
Она мельком взглянула на титульный лист своей заброшенной работы, на давно потускневший под налетом пыли экран компьютера, застывший в режиме заставки. Меланхолично отодвинула в сторону стопку распечатанных листов и устремила взгляд в окно. Пожухлые листья каштанов мерцали в лучах неяркого осеннего солнца оттенками темной бронзы и червонного золота. Несколько уличных сорванцов забрались на могучее дерево и яростно трясли ветви, сбивая колючие, словно ежи, зеленые плоды конского каштана. К безудержной радости озорников на землю градом падали напитанные соком зрелые плоды, из лопнувшей кожуры которых выкатывались гладкие, темно-коричневые, словно лакированные, каштаны. Они устилали землю, траву, брусчатку, словно печальный символ уходящей осени, светлой грусти и щемящей тоски.
Настойчивое предложение жениха переехать казалось ей чем-то нереальным, эфемерным, существующим вне ее повседневной жизни. Теперь эта мысль завладела ею всерьез. Склонная к сомнениям, она всегда с трудом принимала окончательные решения. По натуре девушка была болезненно мнительна. Она всей душой привязывалась к каждому понравившемуся предмету, месту, человеку. Сама мысль о переезде вселяла в нее панический ужас. Это добровольное переселение представлялось ей шагом в неизведанную жизнь, полную гнетущей неопределенности. Посоветоваться было не с кем. Неизвестно почему, в памяти всплыли слова Мишель:
«Слушай свое сердце. Будь храброй и ничего не бойся. Любить — значит жить жизнью человека, которого любишь». Эти простые слова глубоко запали ей в душу. Внутреннее спокойствие и уверенность постепенно вернулись к ней.
Она собрала свой скромный скарб, усадила Мартина в переноску, нежно попрощалась с понимающей квартирной хозяйкой, которая знала, что в этот дом девушка больше не вернется.
Это был тихий тупиковый переулок, утопающий в густой тени разросшихся вековых кленов и каштанов в самом сердце Парижа. Изысканный дом, украшенный чугунным кружевом балконов, выкрашенный в нежный фисташковый цвет в стиле модерн минувшего столетия, все еще хранил в себе былое очарование города. Настоящий аристократ среди домов, он источал спокойствие и достоинство. Едва переступив порог квартиры, Даша ощутила разливающееся чувство покоя и безмятежности. Сразу бросалась в глаза любовь хозяина к простору: несмотря на внушительные размеры гостиной, мебели здесь было немного. Вряд ли могло не понравиться великолепие сверкающего паркетного пола, изящество полудюжины резных стульев, плавные линии овального стола и высокие стрельчатые окна, щедро пропускающие солнечный свет. Белоснежные воздушные занавеси из органзы создавали ощущение невесомой легкости. И, конечно же, величественный мраморный камин, над которым возвышался огромный плазменный телевизор. Она вышла на балкон. Ее взору открылась захватывающая панорама Эйфелевой башни и Марсова поля, окутанных рассеянным светом осеннего солнца. Золотистые блики игриво скользили по стеклам соседних домов. Над всем этим простиралось бездонное ярко-голубое небо, по которому лениво плыли тяжелые сизые облака, налитые предзимней синевой.
Насладившись окружающими красотами, Даша вернулась в гостиную. Сделав шаг в соседнюю комнату, новая обитательница в царившем полумраке увидела большого черного пса, неподвижно лежащего на полу. Их взгляды встретились. Какое-то мгновение оба замерли, ошеломленные неожиданной встречей. Первым нарушил тишину пес. Он предостерегающе зарычал и неторопливо направился в дальний угол комнаты, всем своим видом демонстрируя права полноправного хозяина. Там он улегся, не сводя острого, пристального взгляда с незваной гостьи. Девушка осторожно вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь. Затем она обошла всю квартиру. К ее искренней радости, никаких признаков присутствия женщины обнаружено не было. Это была типичная холостяцкая берлога в Париже: красиво, дорого и… пусто.
Двойная жизнь в красной куртке
Спустя недолгое время после переезда в новый дом, Дашу начали тревожить события, словно намеренно возвращавшие ее к реальности и заставлявшие задуматься. Частые командировки Антуана, обусловленные спецификой работы в консалтинговой фирме, ночные звонки, после которых он необъяснимо исчезал на несколько дней, а порой и недель, порождали в ее практичном уме подозрения в неверности возлюбленного. В последнее время он словно отдалился. В его поведении проявились черты, которых она прежде не замечала: скрытность, раздражительность, надменность. Вразумительных объяснений своему поведению он не давал, отделываясь уклончивыми фразами о временных трудностях и усталости.
Накануне Антуан прочитал в газете «Le Parisien» зашифрованное объявление, указывавшее место и время встречи. Для тайного рандеву был выбран скромный индийский ресторанчик в пятнадцатом округе Парижа. Патологически пунктуальный в важных делах, молодой человек выехал из дома заблаговременно. Примерно в нескольких километрах от места встречи располагался крупный торговый центр, на парковке которого он оставил свой автомобиль. Выйдя из машины и задумчиво глядя под ноги, он неспешно направился ко входу в молл. Профессиональная осторожность заставляла его держать все вокруг в поле зрения, предугадывая каждое движение. В нескольких метрах от автоматических дверей Антуан боковым зрением заметил, как из припаркованной у тротуара машины выскочили двое мужчин. Он шагнул в крутящиеся двери и плавно поднялся на эскалаторе. Пока преследователи, расталкивая прохожих, пытались настичь человека в ярко-красной куртке, Антуан молниеносно сообразил и, присев, вывернул свою броскую ветровку наизнанку. Теперь на движущейся лестнице стоял мужчина средних лет в темно-зеленой куртке. Черная кожаная шляпа была небрежно сдвинута на висок, из-под нее выбивалась прядь спутанных седых волос. Огромные очки в черепаховой оправе с затемненным верхом удивительно напоминали кинозвезду шестидесятых Збигнева Цибульского. Потеряв из виду свою цель, двое мужчин, словно ищейки, утратившие след, заметались из стороны в сторону, постепенно впадая в отчаяние от тупиковой ситуации.
Тем временем преследуемый через служебный выход выбрался на другую улицу, где поймал такси и попросил водителя ехать прямо, затем налево, снова прямо, развернуться и вернуться. Он еще несколько раз менял направление, пытаясь запутать преследователей, чем вызвал недоумение таксиста.
— Вы от кого-то скрываетесь, месье? Или мне показалось? — весело спросил водитель, не оборачиваясь к своему загадочному пассажиру.
— Боюсь, вы ошибаетесь. Я страдаю навязчивой идеей преследования. В психиатрии это называют манией. Приступы этого бреда обычно обостряются в конце осени. Такое ощущение, что ко мне возвращается старый недуг.
Антуану было любопытно наблюдать за реакцией водителя. Его лицо заметно изменилось, взгляд беспокойно забегал по салону.
— Остановите, пожалуйста, через двадцать метров за углом. Мне нужно кое-что купить.
— Да, конечно, месье, как пожелаете.
Когда машина остановилась, Антуан поблагодарил водителя, расплатился и оставил щедрые чаевые. Такси резко тронулось с места, а пассажир растворился в проходном дворе.
Ровно в три часа дня Антуан вошел в индийский ресторанчик, где была назначена встреча. Заведение оказалось небольшим и скромно обставленным. В воздухе витал терпкий запах мускуса или экзотических специй. За стойкой бара тихо звучала индийская мелодия, наполняя пространство звуками таинственных инструментов: табла, ситара, флейты, гхатама. От этой медленной, печальной музыки веяло поздней осенью. Антуан, словно зачарованный, пошел на звук. На одном из барных табуретов спиной к нему сидела фигура в черной рубашке. Темные волосы спускались до середины шеи. Завороженно рассматривая незнакомца, его широкие плечи, выделявшиеся даже в приглушенном свете подвесных светильников, Антуан заметил, как тот, запрокинув голову, выпускал струйки сигаретного дыма в потолок, погруженный в свои мысли. Неподалеку сидели двое молодчиков, в которых он без труда узнал своих преследователей. Мужчина медленно, словно в замедленной съемке, повернулся к вошедшему. Ошибки быть не могло: перед ним был сам босс – Бернар.
— Бернар, — начал Антуан, — я давно хотел поговорить с тобой и считаю, что сейчас подходящий момент, чтобы сделать это без промедления. В любом случае этот разговор неизбежен, и тянуть дальше бессмысленно. Я решил уйти из нашего бизнеса и хочу сделать это прямо сейчас, — произнес он тоном, не терпящим возражений.
Пот выступил на лбу Бернара. Такого неожиданного поворота он явно не ожидал. Его холодные, как оружейная сталь, глаза немигающе уставились на Антуана, затем гневно сверкнули. Было видно, как он борется с волнением, пытаясь взять себя в руки. Некоторое время он молча курил, стряхивая пепел в изящную яшмовую вазочку в виде трона, на котором восседал Будда. Антуан не прерывал его, выжидая решения. Наконец Бернар перевел взгляд и произнес:
— Буддизм учит нас, что мы несем полную ответственность за последствия своих действий. Благородные поступки приносят благие результаты, неправедные – пагубные. Это естественный закон справедливости, не имеющий ничего общего с идеей наказания или награды, назначаемых всепрощающим Буддой.
— Неожиданно… но, знаешь, я предполагал, что ты захочешь уйти, хотя и не так скоро… В чем причина? — в его голосе звучал неприкрытый вызов.
— Это личное дело. У нас странная работа: постоянные разъезды, смена мест, отсутствие стабильных отношений и вечная ложь. Мы знакомы больше десяти лет, и я надеюсь, что мой уход не подорвет процветание бизнеса, — уверенно ответил Антуан.
— Ты переутомился, Шрам, бывает. Отдохни в казино, развейся с парой красоток. Вернешься как новенький.
— И потом смогу убить еще несколько человек?
— Да что с тобой, черт возьми, происходит? Из-за какой-то русской девицы ты готов поставить на кон дело всей своей жизни!
— Оказывается, Бернар знает о наших отношениях гораздо больше, чем я предполагал. Удивительно его осведомленность, — подумал Антуан и вслух сказал: — Это моя женщина. Я нашел ее, и если так случилось, это навсегда. Мы искренне любим и доверяем друг другу, и я не хочу ее потерять.
— Очнись! Ее мир существует благодаря таким, как мы. Мне жаль, что ты так искаженно воспринимаешь реальность. Меня огорчает, когда вчерашние друзья отворачиваются. Но становится обидно и больно, когда ради карьеры или иных причин друзья превращаются во врагов. Мне жаль, что ты оказался в таком положении. Наша работа не терпит своеволия. Из этого бизнеса так просто не уходят. Полагаю, ты понимаешь, что твой уход не остановит для меня время. Но твое спонтанное решение вызывает у меня серьезное беспокойство за твое будущее, которым ты вправе распоряжаться сам. Однако не забывай, что твоя судьба напрямую влияет на будущее нашего дела. Таковы жестокие правила этого несовершенного мира. Что ж, я не стану тебя удерживать. Я сделаю то, о чем ты просишь.
Слова с трудом покидали уста Бернара.
— Мне остается лишь пожелать тебе удачи. Ты всегда можешь рассчитывать на нас.
Бернар улыбнулся, и эта безжизненная улыбка была зловещее оскала хищника.
Вечер окутал город. Автострада с мерцающими указателями и разметкой утопала в мягком свете фонарей. Молодой человек включил автоматический поиск и настроился на любимую волну «Nostalgie Blues». В эфире звучал пронзительный хит Грегори Лемаршаля «SOS d’un terrien en d;tresse». Голос этого гениального и трагичного юноши терзал душу, словно скреб по сердцу, не давая покоя! Некоторые фразы врезались в сознание, вызывая глухую ярость бессилия.