Я знал её во все эпохи, или Любовь, оплаканная веч

Я знал её во все эпохи, или Любовь, оплаканная вечностью…

Я знал её во все времена. Мы любили друг друга в разных обличьях, в разных веках, под разными небесами - и каждый раз судьба разрывала нас с жестокостью, достойной олимпийских богов. 

Однажды, много столетий назад - это было в Венеции, в то утро, когда туман стлался над каналами, как дым над жертвенником - она стояла на мосту, закутанная в чёрное кружево, тонкое, как паутина судеб. Ветер шевелил её волосы, и в них запутались лучи солнца, словно золотые нити, выпавшие из веретена Парок. Она обернулась - и я узнал её глаза. Те самые, что смотрели на меня сквозь багровое зарево Трои, сквозь пепельный дым Александрийской библиотеки, сквозь ледяные вихри Петербурга, где мы встретились в прошлый раз. 

  - Ты опять здесь… - прошептала она, и её голос был похож на шорох древнего пергамента, на шелест страниц в забытой летописи. 

  - Я всегда здесь, когда ты уходишь… - ответил я, и слова мои повисли в воздухе, как капли на мраморных крыльях ангела. 

Она улыбнулась - и в этой улыбке была вся скорбь тысячелетий, вся боль, что не смогли унести с собой реки Леты. 

В другом веке, под другим солнцем, я был воином, а она - жрицей. Мы встретились у храма, обвитого плющом, где боги хранили молчание, но её глаза говорили за них. Она прикоснулась ладонью к моей груди, будто проверяя, не обратилось ли сердце в камень, и прошептала: 

  - Ты снова пришёл умирать за меня? 

   - Я пришёл любить тебя… - ответил я, и эхо повторило мои слова, как насмешливый хор теней. 

Но судьба уже точила кинжал, и лезвие её блестело, как холодная луна над полем битвы. 

А однажды - в Париже, в прокуренном кабаре, где воздух был густ от запаха абсента и греха - она пела для чужих. Голос её лился, как алая лента из перерезанного горла, а я сидел в тени, сжимая стакан, зная, что через час она умрёт. Снова. Неизбежно.

  - Почему ты не бежишь со мной? - спросил я, когда она подошла ко мне, пахнущая жасмином и смертью. 

  - Потому что в этот раз ты умрёшь первым… - ответила она и поцеловала меня в лоб - поцелуем матери, поцелуем палача. 

И я умер. 

Теперь я пишу эти строки, а за окном стучит дождь - будто хронос отсчитывает последние секунды до новой встречи. Где ты сейчас? В каком обличье? В каком столетии? 

Я знаю, что ты где-то есть. Ты всегда есть. И когда мы встретимся снова, ты взглянешь на меня, и в твоих глазах я прочту: 

  - Опять ты?.. 

И я отвечу: 

  - Всегда. 

А потом мы расстанемся. 

Как всегда. 

Как вечно.