Освобождение

1
Наш славный род попал в опалу
И перебили нас не мало.
Отец от пыток не стерпел
И к Богу верно отлетел.
Братьёв при взятие побили,
Дядьёв в темнице уморили.
И хоть царя я умолял,
Меня навечно он сослал
На север в дальний монастырь,
Чтоб я всю жизнь читал псалтырь.

2
Не хочешь голову на плаху,
Сымай  парчовую рубаху.
Под страхом смерти воли нет,
Давай монашеский обет.
До смерти устремляйся  к Богу,
Кольцо железное на ногу,
Как верности твоей    печать.
Ну, где твоя боярин стать?

3
Кто б мог смириться с той судьбой?
Монах, приставленный за мной,
Меня не сильно развлекает,
Он душу сам свою спасает
И до меня ему нет дел.
Какой уродливый удел
Достиг ты славный человече!
А только нынче, не далече
Я был  как лучший из людей,
Всех благородней, всех умней.

4

Но правду говоря и прежде,
Когда я был в другой одежде,
Когда гуляли мы с роднёй,
Когда ломился стол едой,
Средь славы и подобострастия,
«Не может быть такого счастья»,
Стремительно пронзала мысль
И отравляла общий смысл.
 Мне все пирующие лики
Вдруг делались смешны и дики.
И ныне сколь я не сломлен,
Но будто бы  не удивлён .

5

Уж года три прошло в томленье,
Я слабый стал и без сомненья
Мне стало убежать не в мочь,
Коль не захочет кто помочь.
А как моих всех перебили,
То здешние и порешили
Ослабы дать, хотяб чуток
Живого воздуха глоток.

6

И по утрам из заточения
Меня выводят на моление
На службу в Свято-Духов храм.
Стою тогда внимаю там,
Как Божью книгу дьяк листает,
Как свечка с треском догорает,
Как муха Делает полёт
И по кружившись на кивот
Садиться, Как доска худая
Скрипит, чуть кто-то попирает
Её, услышу ль разговор,
Ведёт а чем-то певчий хор,
В него я погружусь внимая,
Вот ведь отдушина какая,
После Затворный пустоты
 Глоток обычной суеты.

7

Потом гляжу я на иконы,
Мне с детства многие знакомы.
Говел тогда я каждый год,
Где нынче набожный мой род?
Да, мы себя держали в теле,
Но всеж горее не имели
Сердец и не искали Град.
Икон здесь много, я им рад.
Там Матерь Божия Мария,
А тут Георгий колет змия.
Ветхозаветный Моисей,
Илья Пророк и Елисей.
Илья возносится как птица
И плащ бросает с колесницы.
Великомучеников ряд,
Все с состраданием глядят,
Никто меня не осуждает,
Судьбе загубленной внимают.

8

Но чаще мимо всех икон
Туда, где Несказанный  он,
 Изображен на чудном плате,
 Туда дерзаю я взирати.
На плате том смиренный Спас,
Мой друг последний, и сейчас
Я пристально глядеть не смею,
Но только лишь преодолею
Себя И дерзко возгляжусь,
То боле уж не оторвусь.
Покуда стражник мой постылый
Не отведёт в затвор унылый,
Но даже там среди камней
В душе озлобленной моей
Без осуждения и укора
Мерцает Спас Нерукотворный.

9

И вот ещё минуло лет,
Как с воли мне пришёл привет -
Письмо. Дрожащую  рукою
Послушник с рыжей бородою
Вложил в ладонь и сгинул прочь.
Я смог себя перевозмочь,
Ничем не выдать. Под одежду
Упёк бумажную надежду.
А в келье каменной достал
И с пылкой жадностью читал.

10

«Дерзай и укрепись вельможа,
В затворе быть тебе не гоже.
От сели и на третью ночь
С монастыря бежишь ты прочь.
На волю выведет из клети
Монах послушник, на рассвете,
Как кинуться что ты убёг,
От них ты будешь уж далёк.
Там за болотом стынут кони,
Тебя лошадки от погони
Свезут до Польши. Нынче что ж,
Письмо прочти и уничтожь.»

11

Возликовав тогда безмерно,
Я слабоумным стал наверно
И на пол сел, лишившись сил,
И про письмо совсем забыл.
Я в забытье был так немного,
Но в клеть мою отец Евлогий 
Наш настоятель не спеша
Вошел, мне душу сокруша.

12

Старик любил себя не скорым
Со мной потешить разговором.
Мол как там де Москва столица,
Какие водятся там лица,
Гляделся ли я в телескоп
Планиды видеть близко чтоб.
Отец Евлогий посох власти
Поставил к стенке. От напасти
Я тут же вспомнил про письмо,
Гляжу и как же, вот оно.
Лежит покойно на кровати,
Тут начал пот с меня стекати.
Отец присел, я отвечал,
Но голос свой не узнавал.
Он дребезжащим стал и тонким,
Ну почитай, как у ребёнка.

13

«Не болен ты? Приляжешь может?»
Старик мне указал на ложе.
Он в руку взял моё письмо
И понял я : «Ну вот и всё!»
И стал я мысленно взывати:
«Ну где же ты, мой Спас на плате?»
«Уже ли ты меня им выдал?»
Взмолился я, что было силы:
«Ведь ты же мой последний друг!»
И как случилось так, но вдруг,
Без интереса, без внимания
Взглянул, отбросил не читая
Наместник страшное письмо,
Взглянул на узкое окно,
Сказал: « Проверить погреб нужно»
И вышел через дверь наружу.
А я как жалкий червь дрожал,
А я письмо свечой сжигал.

14

Настала ночь, мы убежали,
Мой проводник шёл без устали,
А я от слабости страдал
И постоянно отставал.
«Опасно княже. Быть погоне.
Там за болотом ждут нас кони»
Молил меня мой проводник
И вёл по топи напрямик.

15

По пояс в жиже длинной жердью
Искал я  для опоры тверди,
Но думал я не о погоне
И не о том, как скоро кони
Влетят со мною в Польский рай,
 И не о том, что псовый лай
Уж доносился из далече.
А думал я о том, как Вечный
Нерукотворный Кроткий Спас
Как в зеркало без дна сейчас
Глядел мне в душу осторожно,
И трепетал мой дух ничтожный.
И взор у Спаса проницал
Так глубоко, что я не знал,
Есть ли  предел в душе усталой.
Тут сердце исполняться стало
Великой сладостью, горя.
Упал в изнеможение я
И умер бы благоговея,
Когда б не перестал горее
 Отселе в райский свой      чертог
мне душу возводить мой Бог.
Непостижимо, для чего-то,
На острове среди болота.



16

И знал я точно, кроткий Спас
Со мной прощался в этот час.
Там за лесами в мирной Польше
Его я  не увижу больше.
Пускай там ждёт меня покой,
Но буду я сосуд пустой.
 Его удел не наполнимость.
Зачем мне Глубина открылась?!
Поднялся я, а проводник
Уж перешёл со мной на крик:
«Ну что ж ты княжич!вот же кони!
А вот уже видна погоня.»
Я руку в персть свою сложил,
Проводника перекрестил
Толкнул его. Беги мол братка.
Да только мне теперь обратно.
 Туда где холод и затвор,
Кольцо на ногу и позор,
Туда где не в сребре, не в злате
Висит мой кроткий Спас на плате.