Осенний вальс непрожитой жизни

Осень вошла в город неслышно, в предрассветных сумерках. И хотя на календаре был ещё август – летний месяц, и погода была тёплой и солнечной, самые внимательные могли заметить её следы: где ступала её узкая босая нога, трава пожухла и слегка пожелтела. На деревьях кое-где виднелись первые жёлтые листочки, птицы по утрам гомонили особенно сильно, сбиваясь в стаи и обучая полёту окрепших за лето птенцов.

До настоящей осени было ещё далеко, но цепкий глаз Андрея видел и подмечал её первые признаки. Она медленно, но верно срывала по одному и складывала в бездонный карман пёстрого, чудно раскрашенного фартука дни его жизни. И пусть он был ещё молод, и полон сил, но в его медицинской карте уже поселилась малопонятная запись из сложно читаемых формулировок, которая не оставляла ему надежды на долгую и счастливую жизнь.

Нет, он всё ещё исправно ходил на работу, старательно выписывая в деловых бумагах нескончаемые вереницы цифр, которые в принципе, никому не были нужны, и даже выходил на вечернюю пробежку в парк, вставив в уши наушники, привычно бьющие децибелами тяжёлого рока. Оглушённый музыкой, больше похожей на звуки работающего в полную силу металлургического комбината, он не слышал за спиной тихих, лёгких шагов осени, срывающих с ближайшего дерева жёлтый лист его непрожитой жизни.

Он бежал по парку, а деревья протягивали к нему руки-ветви и шептали: «Остановись хоть на минуту! Посмотри, как солнечный свет в наших листьях! Почувствуй, как пахнет трава после дождя, как поют птицы и шумит ветер!» Но он бежал, не слыша ничего, а докучливые воробьи скакали около него и дразнились: «Умрёшь-умрёшь-умрёшь-умрёшь!»

Сил оставалось всё меньше и меньше, а жёлтых листьев на деревьях – всё больше и больше. С работы Андрею пришлось уйти, и он часами сидел у окна, наблюдая за тем, как в завораживающе - красивом вальсе кружатся облетающие с деревьев пожелтевшие листья. Они ложились под деревья рыхлыми шуршащими сугробами и после дождя, когда Андрей открывал форточку, в комнату к нему врывался запах, похожий на тот, как пахнут вытащенные из воды скользкие морские водоросли, которые он видел в детстве, когда ездил с родителями на море.

Солнечные дни уходили, и в город вошёл промозглый октябрь, с вечно плохим настроением и драной котомкой через плечо, из которой вываливались скучные дожди, сырые, холодные туманы и промозглая сырость, проникающая в душу и разъедающая её прямо изнутри, словно ржавчина металл.

Осень простудилась и тоже шмыгала покрасневшим от холода носом и торопилась туда, где тепло и светит солнце. Она срывала дни жизни Андрея уже не жалея, нервно и торопливо, целыми пачками.

У неё уже набралась их порядочная охапка, из которой робко выглядывали его несбывшиеся мечты: белый толстолапый щенок с круглыми глазами, который смешно ковыляет по комнате и делает лужу прямо посреди ковра и виновато смотрит на Андрея, опустив лобастую голову, а тот, вместо того, чтобы сердится, заливисто хохочет.

Там же, в ворохе дней, лежала мечта о полёте с парашютом, и ночёвке в лесу, с палаткой, у пышущего жаром и бросающего искры в чёрное ночное небо, костра. И лошадь, та самая, которую он часто встречал в парке и так хотел угостить чем-нибудь, чтобы она прикоснулась к его руке тёплыми бархатными губами…

Осень спешила. Фартук её уже был переполнен, и когда она однажды поскользнётся на первом инее, сковавшем траву ледяными иголочками, выпустит из замёрзшей руки его край, мечты взлетят туда, в бездонное небо, и загорятся яркими звёздами, ожидая того, кто непременно их исполнит.