Мой стон и вдох. Рецензия Игоря Льва
«Мой стон и вдох»
Как я внимаю стихам. Когда они читаются. Когда я их на слух
воспринимаю. Что во мне происходит после каждого услышанного слова. Точнее –
строчки. Ведь именно так приходится познавать стихи – строчка за строчкой. Да,
есть некая намеренная задержка выводов, пока, мол, не услышал всего стиха, но
есть, однако, и впечатление первое – ассоциация первой секунды и, что касается
меня, эти мои образы-реакции для меня очень ценны. Они меня погружают в самого
себя. Даже если в итоге не совпадают с авторскими смыслами. Мне нравится, как
эти впечатления мои от одной только строчки меняются в зависимости от строчек
следующих - тем мне интереснее, потому что я вижу не один, а множество снов
наяву.
Итак, «Мой стон» – и во мне быстрый перебор моих стонов. Но тут в
сочетании со вздохом. Во время стона выдохнул, потом да, надо вдохнуть. Но не
просто вдохнуть, а вздохнуть. Стон томления, вздох невозможности? Стон истомы?
Тогда и вздох – сладкий. Могу сладко вздохнуть – мол, вот оно, исчадье счастья
передо мной, в полном моём распоряжении, а я никак, мол, не могу им насытиться.
Родник, который не спасает – по Окуджаве если.
«И сердца стук»
Сердца стук – если буквальный стук – когда в горле отдаётся, когда
раскачивает меня от прекрасного страха – я знаю такой. Она дрожала. И это
придавало мне смелости. Хотя у меня у самого колом поперёк и не дышится, когда
я шёл приглашать её. Сколько раз я их приглашал? Наверное, раза два всего. Так
боялся. И её-то выбрал – почувствовал, что не откажет.
Или ещё… когда стучало бешено. Так, что думал, что снаружи слышны
удары.
Не знаю, о чём дальше у автора, но пока не узнал, спешу насладиться своими
заветными стуками.
«Ток крови»
Чувствую ли я свой ток крови? Когда-как я могу его чувствовать? «Кровь
бросилась в лицо»… Увидел её. Который раз увидел её. «Эта женщина… увижу и
немею». Ток… Напряжение в сети… Да, это про мобилизацию энергии. Потенциалы
пробуждаются, наполняются. Пульсация. Напряжение преодолевает инерцию обыденности
– так воздействует заветная женщина.
«И рвущая сознание тоска»
Я хочу взвешивать каждую строчку. Вникать в неё. А то ведь замечаю в
себе, как якобы каждая кажется сразу понятной. Вот и тут: ну, да, мол, тоска,
понятно. «Рвущая» - это про боль. Но ведь «рвущая сознание» тут сказано. Тоска,
которая прорвалась наружу, пробив некую оболочку-полотно – это сознание
обволокло нутро, скрыв от самого себя клубящее внутри месиво страданий. Так и
живу же – мол, «солнышко сияет, музыка играет» – едем себе благополучно, горе
не беда. А муки те, которые на самом деле внутри – это же стыд-позор даже
самому себе признавать. Между тем, как бы ни был сам себе мудр и взросл,
правда-то никуда не растворяется – эта правда нутряной экзистенциальной, говоря
по-простому, голодухи.
И вот тоска эта стыдная бесстыже прорвала-одолела пелену
благопристойности. А автор-то наш не стыдится. Мы всё ещё держим пристойную
мину-осанку, но уже знаем, что – узнаём эти корёжанья свои собственные. Ну, не «мы», а я.
«Всё это ты»
Ага. Ну, так где-то и предполагалось – ищите, мол, женщину. Но вот
вопрос: это счастливая ли любовь? Ведь нет же. Это про ту, которая не
получается. Не случается. В ней весь смысл бытия, а она не происходит. Проживаю
жизнь без неё. Были несколько в жизни случаев, когда вроле бы вот она
самая-пресамая пожаловала, но я, разумеется, не успевал среагировать. Точнее –
полагал каждый раз, что дальше само собой что-то получится-разовьётся – без моего
участия. Но ничего не происходило. Думаю, участие моё, то есть,
активность-инициативность – была обязательной. Да, но смотреть в это прошлое из
нынешнего будущего – не по себе: ведь каждый из случаев лишил бы меня того
ценного, прямо-таки сущностно ценного, что случалось у меня потом. Да и не
готов я был каждый раз – не тем я был, я уж знаю, который заслуживает. Точнее –
который бы справился.
«И без тебя - в неволе»
То есть, наш герой разлучён с живой конкретной женщиной? Я-то про
абстрактную, про предполагаемую. Про идеальную. Идеальную не в смысле её
стерильности-диетичности. Если бы такая да реальная – какая-такая неволя может
быть, чтобы остановила с нею соединиться?
итак, я про своё. Да, без неё такой – в неволе. Разумеется, неволе собственной
неправильности. Собственных даже не столько страхов, сколько комфортов. Причём,
не физических комфортов. А каких? Не говорить своей правды – комфорт? А
говорить – дискомфорт?
«Правда или действие?» - вдруг подскочил этот банальный слоган. «Правда»
– это когда как Сэлинджер, что ли? Или, скажем, Олеша. То есть, гонорар будет,
но дело не сдвинется – дело, которое по большому счёту дело. Которое, к
которому – через «действие».
«И боль – прострелом у виска»
Сочетание «у виска» и «прострел» - это про смерть, чуть не наступившую,
миновавшую случайно – как пуля, пролетевшая в миллиметре от самого уязвимого
места тела.
Не правда ли, сразу вспоминается «как пули у виска» – про те самые
мгновения? А они-то, мгновения, почему «как пули», то есть, почему смертельны?
Смерть и боль – это рядом.
Не прострелом в висок, а «у виска». То есть, мимо. Хотя – это с какой
стороны посмотреть: то ли снаружи от головы, то ли внутри неё.
Но «боль» - это уже внутри тела, – смерть будущая, напоминающая о себе.
Чем страшна смерть? Нереализованностью: счастье так и не случилось.
Речь ведь тут о Ней, о заветной женщине. Это она, неслучающаяся,
мгновением каждым без неё, отсчитывает пролетающие секунды мёртвыми, убитыми
«Всё о тебе»
Почему женщина – камень преткновения, ключ ко всему? Почему кажется
мужчине, что появись у него Она, и жизнь, и счастье, и все смыслы оказались бы
при нём? Мол, только появись, я всё сделаю для тебя. И ведь появляется – бывает
и такое. И как? В самом деле полёт уже не прерывается? Тот полёт, который
начался было с Её появлением. Ведь земля из-под ног и крылья за спиной – в те
самые моменты её «да!» и после них. И как потом с этими «остановись, мгновение!»?
Останавливаются ли часы, превращая жизнь в сплошной-непрерывный райский сад?
Женщина, которая Она, является в пространство мужчины, чтобы показать
ему его самого. Он ей благодаря ощущает такого себя, который достоин оказаться
рядом с нею. И сразу же понимает, что он не таков, какого сам себя желает.
Поэтому боль. Но зато он получает и программу – вот, куда двигаться-стремиться –
к такому себе, которого примет Она – она перед ним во плоти. И в ней ответ ему,
кто он и где он сейчас.
Всё – это миссия его на земле. Эта миссия – то самое «всё», кроме чего ничего.
А Она ему – награда за этой миссии исполнение. Всё ему расскажет, исполняет ли
он свою миссию. Значит, расскажет ему всё о Ней.
«Мои слова и мысли
Всё для тебя»
Хватит ли у меня смелости признать, что всё, что делаю «словами и
мыслями», я делаю для встречи с Нею? Но мы теперь иначе смотрим и на творчество
производителей текстов – устных и письменных. Зная-понимая при этом, что это «для
тебя» не делается для обмена: мол, вот сделаю всё такое для неё, получу от неё
вознаграждение. И вообще дела надо делать для них самих, для этих дел, только
тогда сработает обратная связь.
«Круговорот всех дел
Весь ритм-калейдоскоп
Всё связано с тобой»
То есть, со мной-истинным связано любое моё неистинное занятие.
Я-истинный – это и есть Она, которой у меня нет. Если «боль» - значит Её нет у
нашего героя. Боль потому, что занятия мои текущие – неистинны? И надо их из
неистинных превращать в истинные. Делая их истинным способом.
«Как я несмел»
В чём смелость? В «уйти» или в «остаться»? В том ли, чтобы
прорабатывать вглубь там, где случилось оказаться? Или в том, чтобы сменить
место проработки? Если здесь мне говорят «нет», почему бы мне не уйти туда, где
мне скажут «да»? Ведь факт, что кто-то и что-то меня не привечает, зато другое
место и другие глаза смотрят на меня как своё заветное. Но надо же понимать, на
что именно во мне смотрят и те, и другие. Явился ли самим собой сущностным
тому, что меня не замечает? И не потому ли я заметен там, где заметен, что
оказался собой, заветным самому себе.
Ещё и различать надо, не присоединён ли я к какой-то внешней силе,
когда я мил кому-то. И не меня вовсе он признаёт, а чужую силу, которая кажется
ему от меня исходящей. А сам я ему чужд. И он это вскоре обнаружит и от меня
отвернётся.
«И без тебя не мыслю»
Женщина как зажигательная искра для мышления. Как включатель
мыслительной способности. Как стимул для личностно актуализированного мышления –
такого, которое ищет пути к собственному счастью мыслителя. Альтернативное праздным и бесстрастным упражнениям в решении мыслительных задач. Задач вне поля жизненной актуальности мыслящего субъекта.
«Как раньше жил?
Как выжить я сумел?»
Это, выходит, до того, как он заполучил её живую. Во плоти. Ну, да, понятно.
Когда бы заявилась собственной персоной персона заветная, воплотив все до того
размытые мечты-образы, именно так бы и воспринялась – мол, как же смог жить до
того, её не имея.
Но ведь её рядом с ним нет сейчас. Они в разлуке по техническим
соображениям? Почему бы им не соединиться? Но, допустим, да, преграды чисто
организационные. Но тогда боль почему? Есть сомнения? Не сказано ею
окончательного «да»? А то, глядишь, и неокончательного тоже не сказано? Почему
боль, а не радость? Вселенская радость. Ведь расстояния такому явлению не
помеха. Ничего ему не помеха.
«Скучаю по тебе»
Это строчка меня озадачивает. Казалось бы, кто ж не знает этого
состояния, когда разлучён со своим объектом… Впрочем, я, кажется, нащупал –
обнаружил в себе нынешний – именно нынешний – аналог этого чувства. Здесь надо
понять, по чему такому скучаешь вот прямо сейчас. По чему-то по такому, чего у
тебя, к стыду твоему, нет, а ты в этом нуждаешься. Так-то потому что ни по чему
скучать не следует – в норме-то. Самодостаточность – это когда между тобой и
любым объектом твоего желания стоит твоё творчество. Сотворишь – и будет тебе. И
ты уверен, что, значит, любое счастье твоё в твоих руках. А творчество – ты умеешь
творить – оно наслаждение твоё, ты умеешь создавать-организовать себе это
высшее удовольствие от самого процесса. Творчество-то и есть поиск такого
удовольствия. Дело твоё должно тебя наслаждать. А начало творчества – твоя проблема,
твоё неимение у тебя чего-то. Например, любимого объекта. И чем невозможнее
обладание, тем интереснее творить. Потому что у творчества человека нет
пределом-границ: если ты в чём-то нуждаешься, значит, проблема-задача
точно-гарантированно разрешима. В том Вера и состоит.
«Любая малость
Явленьем кажется»
Когда есть любимая и она недостижима – это понятно. Потому и
недостижима, что «малости» загромоздили путь-дорогу к ней.
Когда любимой – во плоти которая – нет, то есть любимая-идеал. Тем более «малости»
– это и есть задача к ней на пути. Не справляюсь с малостями жизни потому, что
не имею жизни немалость, жизни крупность. И когда жизни крупность имею, малости, то
есть, препятствия технические-бытовые, они становятся тканью моего движения к
моей великой немалости, они одухотворены своим итогом.
Таков, думаю смысл этой пары строчек. Они про то же, что «бог и дьявол –
в деталях». Такова любовь: она выводит тебя на всечеловеческие премудрости-откровения.
«И рвущая тоска
Всё это ты
Мир без тебя не мыслю
И боль колышется
На донышке зрачка»
А мир-то – без неё, вот и тоска-боль. Но почему «на донышке зрачка»?
Потому что приходится именно созерцать мир, в котором нет заветного объекта –
нет физически-физиологически – в доступе непосредственном органом чувств.
Созерцание своего объекта как самый острый-яркий способ его
познания-вкушания. И зрение – это то, что может видеть изображение этого
объекта – если не на носителях, то в воображении. Но осязание-обоняние, они без
пищи этой. Потому-то одиноко зрение и болит от этого своего одиночества.
Потому, выходит, глазу больно, что он и не видит объект в одном с собой
пространстве, и потому, что может видеть его изображение, понимая, что оно
физически не доступно.
Больше текстов Игоря Льва - на странице "Игорь Лев 2" Прозы.ру, ссылка: http://proza.ru/avtor/igorlev2?ysclid=m7adofa7bf128279810
Свидетельство о публикации №225052200787