Следы на песке. Глава 2
Флагштоки стояли вдоль старой карбоновой трибуны, выгоревшей от солнца до тусклого золотисто-серого цвета. Покрытие площади местами расходилось, в щелях росла тонкая, упрямая травка. Саша отметил про себя, что флагштоки были явно старше абсолютно всех людей в округе: облупленная краска, ржавые зацепы для фал. И всё равно вымпелы на них хлопали гордо, будто каждый помнил, сколько раз за лето здесь пели утро и запускали бумажные фонарики в ночное небо.
Детей собрали довольно быстро. Кто-то ещё доплёлся с сумками, кто-то спотыкался о ступени на подходе, кто-то уже стоял тут, замирал, щурясь на солнце.
Первыми на трибуну поднялись старшие вожатые.
— Так, внимание! — прокричал один из них в динамик, но и без того все начали притихать. — Сейчас будет перекличка по отрядам. С вещами пока никуда не разбегаемся, повторяю. Всё узнаете по порядку!
Саша встал чуть в стороне, вместе с другими молодыми вожатыми. Отрядов набралось много — почти два десятка. Площадь перед корпусами «Зари» была почти полностью заполнена ребятами: младшие, средние, старшие учебные группы.
Реко стояла рядом, перекидывая на плече ремень фоточехла.
— Поспорим, что тебе достанется второй учебный? — усмехнулась она. — Во-он те — самые несносные.
— А, тебе тогда — четвёртый. И опять затопчут твой видофон на первой же экскурсии, — угрюмо буркнул Саша, скрестив руки.
И в это время из толпы вынырнули двое.
Девчонка и мальчишка, лет четырнадцати. Оба — светловолосые, оба с вечно растрёпанными волосами, как будто всю дорогу до лагеря провели в борьбе с ветром, а до этого с подушкой.
— Это кто? — вполголоса спросила Реко.
— А ты посмотри повнимательней.
Девочка — в белой майке и зелёных туристических брюках — шла вперёд, волоча за собой мальчишку в серых шортах и пиджаке нараспашку. Она шла с видом человека, который уже тут сто лет как дома, и вообще всех построит за пять минут. Мальчишка рядом был спокойнее: оглядывался, всё примечал, аккуратно ступал по плитам настила, словно проверяя, где они хрупче.
Оксана и Сергей Зайцевы. Их имена Саша знал и по вожатским спискам, и по прошлой смене. Но видеть ребят было интереснее, чем читать анкеты.
— Близнецы, — пояснил Саша, всё так же тихо. — Ну, почти. Только родились в разных минутах. Отец у них какой-то профессор... Вроде генетик.
— Отлично, — вздохнула Реко. — Сразу видно по физиономиям: проблем будет по уши. И не смейся тут!
Вожатые начали громко выкрикивать номера групп. Дети по очереди тянули руки, перекрикивая друг друга:
— Здесь!
— Второй учебный — здесь!
— Пятый спортивный! Тут!
Саша заметил, как Оксана и Сергей переглянулись и пошли к табличке «Вторая учебная группа». Рядом кучковались ещё человек пятнадцать ребят их возраста — кто с рюкзаками, кто в лёгких учебных кителях, кто с горстью смятых бумаг и документов.
— Угадала, — сказала Реко, легко толкнув его локтем. — Второй учебный твой.
— Спасибо тебе, добрая девушка, — снова буркнул Саша.
Тем временем старший вожатый закончил перекличку и стал раздавать первые команды:
— Вожатые! Отряды расселяем в соответствии с записями и табличками на корпусах! Старшие — помогают младшим! С вещами аккуратнее, — все сдаём в терминал, робота сейчас запустим! После размещения — сбор на центральной площадке!
Толпа зашевелилась. Вереницы детей потянулись по дощатым дорожкам к корпусам. Кое-где уже слышался стук дверей, звонкое "Эй, это моё место!" и "Не клади рюкзак на подушку!"
Саша шагнул вперёд, туда, где маячили белая майка Оксаны и темно-синий пиджак Сергея.
Смена начиналась. И начиналась она с этих детей, с потрёпанных досок под ногами, с трепета флажков на ветру и с ощущения, что всё самое важное обязательно произойдёт — где-то за поворотом, за шорохом крон, за хриплым гудком стратолайнера, уходящего домой.
Корпус Второго учебного располагался чуть в стороне от остальных, за полосой клёнов, где карбоновые дорожки уходили вниз под небольшим углом, а в швах проглядывали жёлтые одуванчики и редкие клеверные соцветия. Здание было одноэтажным, с широкими окнами и лёгкой верандой, где уже кто-то протягивал бельевые верёвки. Несмотря на положение особняком, оно хорошо просматривалось с площади
Саша постоял у таблички второй учебной, дождался, пока все подошли, потом хлопнул в ладоши.
— Так. Тихо! — Голоса стихли не сразу. — Ну что, народ, знакомиться будем.
Оксана ждать не стала — забралась с ногами на вазон из-под цветов, села на его край, скрестила ноги. Сергей встал рядом, почти незаметно подтолкнув её локтем — та только фыркнула.
— Я — Александр Тимофеев. Можно просто Саша. Или лучше — вожатый Саша, чтобы никто не путал с другими Сашами. Если они вдруг тут появятся.
В углу захихикали.
— Я у вас первый раз. Так что, если вы решите проверить меня на прочность, — он выдержал паузу, — я согласен. Только по-честному. Без поджогов, ловушек и вырытых ям.
По разношёрстной толпе пронеслось ещё несколько смешков.
— Жить будем по принципу: «кто не помогает другим — занимается полезной общественной работой». Остальное — договоримся. Если что-то серьёзное — говорите прямо. Если несерьёзное — тоже. Отряд — это не просто список фамилий, а команда. Это как катамаран. Или дирижабль.
Реко в этот момент как раз подошла ко всем с планшетом в руках, задержалась в сторонке.
— А ещё у нас есть главный по связи, — продолжил Саша. — Реко Тейкова, она поможет вам не потеряться.
Реко улыбнулась уголком губ, сделала пару движений пальцами по планшету и сказала:
— Сейчас всё получат карту лагеря. Надеюсь в нашу сеть все подключились сразу и никому не надо синхронизироваться?
Ребята наперебой начали тыкать в свои часы, браслеты и карманные устройства. Через пару минут большинство уже рассматривали миниатюрные голограммы с белыми дорожками, обозначенными корпусами и зелёными пятнами деревьев.
— Кто не подключился — не переживайте, — сказала Реко. — Карты будут в доступе в общем хранилище. Только не трогайте настройки — в прошлом году один мальчик передвинул столовую на пляж. Потом сам не знал, где обедать.
— Не выдумывай — Саша не удержался от смешка.
— Всё, — подытожил он. — До обеда — свободное время. Кому нужно — обустраивайтесь, кому хочется — гуляйте по лагерю. Только недалеко и желательно парами. Вечером будет костёр. А пока — лето в ваши руки!
Ребята начали расходиться. Кто-то тут же побежал искать старых знакомых. Кто-то заглянул в корпус, явно прикидывая, у какого окна лучше кровать.
Оксана что-то быстро шепнула Сергею, и они оба исчезли за углом, как котята в кустах.
Саша выдохнул. Реко подошла ближе.
— Перекусим?
— Думал, не предложишь, — улыбнулся он.
Они пошли по настилу в сторону старой лодочной станции. Там, где за платформами начиналась прибрежная полоса с белым песком, и росли молодые сосны, которые вечно склонялись друг к другу, словно шептались.
Сели прямо на край настила, свесив ноги.
Саша достал из сумки бутерброд в прозрачной плёнке, Реко — контейнер с зелёными ломтиками арбуза. Воздух был сладкий, прохладный и почти невесомый. Пахло морем, прелыми досками, и чем-то очень детским — может, стружкой с карандаша или пластиковой обложкой от старой тетради.
— Хорошо здесь, — сказал Саша, глядя на воду.
— Пока не началось, — добавила Реко.
И в этот момент они услышали всхлипывание.
За углом, у самой стены лодочного ангара, сидела девочка. Маленькая, лет десяти. Рыжеволосая, с веснушками и чуть длинноватыми рукавами на кофте. Прижимала к себе раскрашенный вручную планшет.
— Эй, — мягко позвал Саша, — ты чего?
Девочка вскинулась, испуганно вытерла нос рукавом.
— Извините… я не… я сейчас уйду…
— Подожди, — Реко подбежала и присела рядом, — всё в порядке. Как тебя зовут?
— Калька… ну, Каля. Это так… другие зовут.
— Привет, Каля. А что случилось?
Каля всхлипнула и протянула открытый файл. Саша взял и пробежал глазами:
> «Путёвка. Группа: младшая подготовительная. Срок: 10 дней. Место назначения: лагерь «410-СОВ».»
— А ты… не туда попала? — спросил он.
— Сказали — ошибка в пересадке. — Каля уткнулась в колени. — И что меня обратно отправят на следующем дирижабле. А я хотела сюда. Я же… Я ж тут была. В прошлом году. И папа обещал, что я приеду сюда. Обещал!
Голос у неё дрожал, но слёзы больше не текли. Она будто уже высохла — как трава под солнцем, готовая ломаться от каждого слова.
Саша переглянулся с Реко.
— Думаешь, это можно поправить?
— Я не думаю. Но попробовать надо.
Саша молча потёр подбородок. Девочка говорила без истерики — так говорят только когда всё уже обдумано, приняты все приговоры, и теперь просто ждёшь, пока это всё случится.
На их часах раздался щелчок, а вдалеке за соснами — весёлый протяжный сигнал — обед. По лагерю прокатился гул голосов и шагов. Где-то уже начали собираться группы: у входов в столовую мелькали вожатые в ярких куртках, ребята щёлкали замками сумок, стайки сбивались из углов к площади.
— Обед, — пробормотал Саша. — Тебе надо идти. Ещё ничего не решено, но… но если ты голодная — решать будет труднее.
Он взглянул на планшет и отправил файл с путёвкой себе.
— Отнесу начальству. А ты пока поешь. Только без слёз. Договорились?
Каля посмотрела на него снизу вверх, вытерла нос и кивнула. Даже не сказала «спасибо», просто тихо встала и пошла, немного покачиваясь, словно всё ещё опасаясь, что это ловушка.
Саша повернулся к Реко:
— Ты можешь проследить, чтобы она нормально поела?
— У меня, между прочим, в обед куча дел, — отозвалась она. — График синхронизаций, ремонт одного из считывателей и ещё две пары «не работает, но не трогай — само чинится».
— Реко… — сказал Саша. Он посмотрел ей прямо в глаза, спокойно, но так, как смотрят те, кто очень точно что-то понял. — Иногда проблема одного маленького человека важнее десятков детей, с которыми ничего не случится.
Она вздохнула. Очень тихо.
— И что ты хочешь?
— Отдай ей свою порцию. Если она не в списках, ей не дадут. А я вернусь — и перекусим.
Реко посмотрела на него немного дольше, чем требовалось. Потом молча кивнула и пошла следом за Калькой.
Саша остался на берегу. На мгновение ветер шевельнул его волосы. Он оглянулся на воду, на солнце, блеснувшее в затишье между соснами, и направился в сторону административного корпуса.
Тот стоял, вопреки шаблонным представлениям, чуть в стороне от лагеря — серая неприметная конструкция с затемнёнными стеклянными ставнями и металлическим козырьком. Здесь всё было тише: ни смеха, ни шума, ни топота.
Саша открыл дверь. Внутри пахло бумагой, как в музеях прошлого, охлаждённым воздухом и немного — старой пластмассой.
Он прошёл по коридору. Стены были обиты гладким звукоизоляционным материалом. В глубине замигал одинокий жёлтый свет.
Саша дошёл до нужной двери.
На табличке значилось: «Руководитель лагеря. Комендант».
Он остановился. Сделал паузу.
Потом поднял руку и постучал. Раз, чётко. И ещё два раза — чуть тише. За дверью было тихо.
Саша постучал второй раз, уже чуть увереннее. Дверь отозвалась шипением и щелчком электрозамка. Потом она чуть подалась вперёд и бесшумно отъехала в стенную нишу.
Кабинет коменданта был узкий, с высоким потолком, вытянутым окном под самым потолком и старой погодной установкой, которая равномерно шумела, будто задавая настроение всему помещению. За большим карбоновым столом сидел человек в белом комбинезоне и глазфонах с тонкой оправой. Он что-то записывал в планшет по старинке стилусом, не поднимая глаз.
Коменданта звали Тоем. Тоем Беккер — строгий, высокий, сутулый старичок с резкими чертами лица, с таинственным прошлым. Саша никак не мог понять сколько ему лет, но точно знал, что он очень хорошо умеет скрывать своё настоящее настроение.
— Фамилия? — спросил, не глядя.
— Тимофеев. Вожатый второго учебного. Только я не по своей части. По поводу девочки…
— Садитесь, — прервал его мужчина. — Объясните.
Саша сел на край стула, достал планшет, отправил файл с путёвкой на стол руководителя.
— Калька. То есть Каля. Девочка лет десяти. По ошибке её пересадили сюда, а путёвка — в «410-СОВ»… я и места такого не знаю, какая-то странная ошибка. Она здесь была в прошлом году, её ждут. Но, по документам, она не здесь.
Беккер поднял глаза. Взгляд у него был прозрачный, спокойный, как у человека, который давно привык к чужим эмоциям и своим правилам.
— Ошибка логистики. Такое бывает.
— Да, но девочка расстроена. Её уже готовят к отправке обратно, а она… в общем, она хочет остаться.
Беккер молчал. Перелистнул файл. Щёлкнул пальцем по планшету. А потом долго, словно в пустоту смотрел на повёрнутый к нему экран. Саша уже подумал, что про него забыли, как комендант произнёс:
— В лагерях работают по квотам. Места распределяются заранее. Каждая смена — бюджет, питание, размещение, охрана. Нарушать структуру — значит создавать прецедент. Завтра к вам прибегут дети в слезах и попросят оставить ещё двоих. Потом пятерых.
— Она — одна, — сказал Саша спокойно. — И я не говорю «оставить её». Я прошу разрешить ей быть под моей ответственностью. В составе отряда. Без изменения квоты. Без дополнительных трат. Если что — за мой счёт, и лично.
Беккер медленно снял глазфоны. Протёр их платком, глядя куда-то в сторону климатической установки.
— Сколько вам лет, Тимофеев?
— Семнадцать.
— И вы уже готовы отвечать за чужую жизнь?
— За одну — да, — сказал Саша.
Беккер снова надел глазфоны, щёлкнул пальцем по дужке. Посмотрел на Сашу чуть дольше, чем нужно.
— Когда я был в вашем возрасте, я тоже был вожатым, — неожиданно сказал он. — Третий спортивный — тот самый, что погиб в песках. Тоже у моря. В ночь перед ураганом один мальчишка пошёл к старому пирсу. Хотел сам построить плот и отправиться за сокровищами. Я тогда испугался — не знал, как сказать об этом старшим. Поплыл за ним сам. Он не утонул. А я потом всю ночь пил крепкий чай и думал, что никто мне ничего не сказал. Ни «молодец», ни «дурак». Просто — жизнь пошла дальше.
Он замолчал. Затем вернул файл Саше. Потом подумал ещё. И забрал файлик с путёвкой на свой планшет.
— Оставляйте. В составе вашего отряда. Без отдельной строки. Если потеряете — это будет ваша потеря. Лично.
— Понял, — кивнул Саша.
— И ещё, — добавил Беккер. — Не забывайте, Тимофеев. Иногда девочка, которую вы защитили однажды — вырастает в человека, который потом вас выручит. А иногда бывает так, что ошибка и не ошибка вовсе. Но это не отменяет того, что правильное — остаётся правильным. Даже если никто не оценит.
Саша поднялся.
— Спасибо.
— Не благодарите. Просто сделайте так, чтобы она в конце смены смогла отсюда уехать. Тогда всё будет честно. А в распределительный комитет и семье я позвоню.
Саша вышел из корпуса, прикрыв за собой дверь. Солнце уже стояло пересекло полдень и прогревало доски настила так, что от них поднимался лёгкий запах раскалённого песка и выжженной древесины. Где-то сзади всё ещё гудела климатическая установка в кабинете коменданта, но теперь — уже как недостижимая для вожатого роскошь.
Он прошагал быстро, мимо платанов, мимо застывших в жаре теней сосен, сквозь лёгкую рябь раскалённого воздуха, пока не вышел к столовой.
Под навесом толпились дети — шумно, весело, кто-то спорил о том, настоящие ли яблоки в компоте, кто-то пытался поменять ложку на вилку, кто-то сидел, как мышонок, с хлебной коркой в ладони и всё разглядывал.
За длинным деревянным столом, у самого конца — где ещё оставались несколько пустых мест, — сидела Каля. Сидела тихо, почти не дыша, держа перед собой тарелку с пюре и маленькой котлетой.
Рядом с ней — Реко. Спокойная, как всегда. Ровно и лениво жующая, будто здесь всё шло по плану.
— Нашёлся? — спросила она, не оборачиваясь.
— Нашёлся, — кивнул Саша. — Разрешили.
— По голове не дали?
— Пока только взглядом.
Он присел рядом и заметил, как Каля прижала ложку к груди, будто та могла вдруг исчезнуть. Потом подняла глаза. Не улыбнулась. Но кивнула. Еле-еле. И Саша понял: этого достаточно.
— Не благодарить, — сказал он шёпотом. — Лучше просто поешь как следует.
— Это был мой обед, — заметила Реко, криво улыбнувшись. — Я надеюсь, ты принесёшь мне взамен яблочный пай, не меньше.
— Да я тебе и полусинтетический арбуз нарежу, — усмехнулся Саша. — Только дай передохнуть.
Они сидели, прислушиваясь к лагерной суете: звону посуды, голосам, ворчанию дежурных. Всё это было тёплым, пёстрым и совершенно настоящим.
А потом обед закончился. Где-то над головами прозвучал голос в громкоговорителе:
— Подготовка к вечернему вступительному костру. Вожатые, просьба собрать группы у центральной поляны. Начало в 18:00.
Саша встал, потянулся.
— Идём, — сказал он. — У нас, кажется, сегодня первая песня. Надеюсь, гитару настроили не ногами.
— А если и ногами, — ответила Реко, — ты же всё равно будешь подвывать под гармошку. Кто это заметит?
Саша повернулся к Кале:
— Ты теперь — часть команды. Просто иди с нами. Остальное — на месте разберём.
Каля встала. Неуверенно, но уже с чуть более живыми глазами.
И они пошли — мимо корпусов, вдоль настила, по которому снова зашуршали десятки босых ног. Где-то уже звучала пробная переборка гитарных струн, кто-то дул в губную гармошку, проверяя, не заржавела ли на складе.
Ветер доносил запах смолы и дыма — где-то уже начинали складывать первый костёр.
А над всей этой суетой — в ветвях, в облаках, в ещё не зажжённых звёздах — медленно вставал вечер.
Свидетельство о публикации №225052200995