А я с братом росла. Глава 2
В общем, мы не были тогда близки с братом, ведь в детстве разлука быстро размывает чувства. Родителей я, например, вообще не знала и не помнила. Бабушке пришлось уволиться с работы, не достигнув пенсионного возраста. В какие-то безрадостные моменты она зачем-то говорила мне об этом, сетуя на жизнь, и я жалела её, обнимала. Бабушка старалась дать мне свою заботу, любовь и какую-то осторожную нежность, возможно, недополученную ей самой в своем далеком детстве. Их в семье было много, были большие наделы земли, и трудиться начинали рано, еще с сопливых девчонок и мальчишек, внося посильную лепту в общее дело. А после раскулачивания их семья вообще из крепких середняков превратилась в нищих, так как угнали в Сибирь двоих старших сыновей, всю скотину согнали в колхоз: лошадей, овец, коров-кормилиц, птицу. С тех пор она умела жить экономно.
С трудового детства осталась ещё одна память – повреждённая кисть левой руки. Никто никогда не знал о причине, а бабушка умело скрывала руку под фартук, в карман, в рукав, так, что и разглядеть-то никто толком не мог этот дефект. Все только чувствовали, что рука царапает и всегда словно скована. Единственную версию я услышала, будучи взрослой, от своего двоюродного брата Миши. Он рассказал, что маленькая, она помогала родителям работать на крупорушке (приспособление для дробления зерна), и какая-то деталь соскочила, сильно повредив девочке руку. Операций по восстановлению кисти, конечно, никто тогда не делал. Кровотечение остановили, рану обработали. Да и срослось, как срослось.
Другая бабушка, папина мама, по-счастью, жила с хорошим достатком. Олежка ходил сначала в подготовительную группу, потом в школу, уже во многом был самостоятельный. Он помнил родителей, ждал их, писал им письма сначала печатными буквами, а потом и прописью.
Я же связи с семьёй никакой не имела, мне никто ничего не рассказывал. Просто я знала, что есть родители, но честно говоря, не верила в это. Каждый день из детского сада забирали детей мамы или, реже, папы. Они были молоды, энергичны. Дети позволяли себе капризничать, просить какие-то подарки. За мной же всегда приходила только бабушка. Моя любимая бабСоня. Она старалась аккуратно меня одеть, при этом всегда цепляя своей шершавой рукой. Но я терпела. Я почти никогда ничего не просила, зная, что «денежек у нас не много». При этом я всегда была уверена в том, что бабСоня меня любит, даже если немного поругает за что-то. И в том, что она всегда будет крепко держать мою ладошку в своей руке, что дома будут потрескивать в печке дрова, на ночь будет сладкий кефир (я его обожала), а в самый сладкий сон под мой нос опять подсунется ватка с нашатыркой.
Единожды спросив про родителей, я больше никогда не задавала этот вопрос. Ну не очень-то верилось в эти сказки про их возвращение, про то, что они любят меня и очень хотят скорее увидеть.
Как-то раз, бабушка посадила меня перед телевизором и радостным голосом объявила, что сейчас мы будем смотреть передачу "Клуб кинопутешествий", где должны показывать папу с мамой. До этого момента я никогда не видела, чтобы бабушка включала этот непонятный, абсолютно не привлекательный предмет, занимающий так много места в доме. Телевизор представлял собой огромный деревянный ящик с малюсеньким экраном. Видимо, антенна была плохо настроена на приём сигнала, поэтому в чудо-технике все время что-то рябило и прыгало в серо-чёрно-белых оттенках. Иногда можно было разглядеть каких-то мужчин, некоторые из них были чернокожие. Потом стали показывать молодую женщину. Бабушка вытянулась в струнку, заплакала со словами: «Юлька, вот мама твоя!» Но всё запрыгало ещё сильнее. Не было ни звука, ни изображения. Мне быстро наскучило монотонное высиживание на стуле, и я ушла разукрашивать какой-то домик с черепичной крышей, что требовало невероятных усилий от трёхлетнего ребенка. А бабушка сидела возле маленького прыгающего экрана и плакала, причитая: «Танька ты моя, Танька, как же далеко ты уехала, и дети без матери растут».
Уже, будучи взрослой, я писала в Останкино, возможно ли отыскать архив за 1967-1969 годы с эфиром про республику Чад. Передачу вёл тогда Владимир Шнейдеров, это я точно помню. Ответ я получила неудовлетворительный. Возможно, надо поиски повторить…
Свидетельство о публикации №225052301161