Глава 2. Убийца без меча

Странник по Восьмикоролевству. Глава 2. Убийца без меча.

  Эпиграф: «Чтоб жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться…  А спокойствие — душевная подлость» — Лев Толстой.

  После свадебного пира Лестер отправился в столицу Вестбругии — Бадерг. Ночевал в комнате на постоялом дворе. Утром проснулся от криков на первом этаже. Накинул рубаху, взял меч, спустился. На лестнице замер.

  Перед трактирщиком стояло двое верзил. Наглые морды, копыта, бараньи рога. Это Фельши — плохие солдаты, но хорошие вымогатели. полукровки, рождённые от скотского колдовства. Махали руками, что-то настойчиво требовали. Иногда переходили на свой язык.

  Хозяин заметил Лестера и, сохраняя самообладание, подмигнул тому. Наёмник всё понял. Он спустился со ступенек, встал спиной к стене.

— Эй, рогатые! Я слышал, ваши матери путались с баранами. Это правда?

  Они обернулись. Один со сбитым рогом опешил — трактирщик воспользовался и шваркнул по затылку дубиной. Второй, с клеймом, рванул, наставив рога. Лестер выждал секунду и отскочил в сторону. Рога с хлопком врезались в стену, бревно треснуло, отлетевшие щепки посекли лицо мужчины. Рогатый замер, приходил в чувство. Наёмник крепко перехватил шею и отправил того «спать». Меч доставать не стал — незачем проливать кровь.

  Фельши лежали без движения — урок хороших манер преподнесён. Трактирщик налил спасителю:

— За счёт заведения.

— Чего хотели? — выдохнул он перед тем, как опрокинуть стакан.

  Трактирщик досадно развёл руками:

— А чего все хотят? Денег, чего же ещё?

— Вчера ты упомянул Эриха Блюммера. Это его «друзья»?

— О, да! Это пентюх, а не рыцарь. Правит столицей, а за карточный долг трактирщику приводит увальней. Чего ещё ожидать от того, кто якшается с бандюгами?

  Тавернщик бросил на стол верёвку.

— Помочь «прибраться»? — спросил наёмник.

  Тот кивнул. Они связали буйных посетителей и приладили их к столбу у табуна. Провинар неодобрительно фыркнул и начал бить копытом при виде незваных гостей. Вернувшись в трактир, постоялец снова заговорил о не дающем ему покоя Эрихе:

— Карточные долги — дело, конечно, серьёзное, — начал он. — Но как насчёт тех, кто на него работает? Не жалуются?

— О, этого я не знаю. Знаю лишь, что он жестоко пытает врагов и казнит тех, кто на него с утра не так посмотрит. А в остальном он просто очаровашка.

  «Жестокий наниматель? Интересно. Возможно, стоит поискать союзников среди его врагов — они больше заплатят», — подумал гость. Он встал:

— Ладно, хозяин, пойду я. И да — такая верёвка двух фельшей не удержит. Лучше перехвати их цепью, да покрепче.

  Тот с улыбкой кивнул. Они пожали руки, и наёмник ушёл седлать Провинара.
Он дал под бока коню, но трактирщик догнал. Развернул ладонь — внутри кольцо.

— Досталось от дочери. Держи. Спасибо тебе — таверна могла стоить дороже.
Ездок ухмыльнулся:

— Оставь себе. Лучше в следующий раз найди для меня водки. И расскажи ещё парочку историй.

  Мужчина улыбнулся и махнул рукой. Затем дал шенкеля и умчался.


  Путь лежал в столицу Вестбругии — Бадерг. Город встретил Лестера солнцем и шелестом весенней листвы. Всё пестрило цветом — от горожан до покосившихся домов. Люди заняты работой: перестук молотков и прерывистый вой пил — вот голос, которым говорил Бадерг. Уличные барды пели любимые песни вестбругов — о любви, отваге и войне.

  Наёмник решил спросить, где находится таверна. Хотел узнать, как местные относятся к своему господину и не готов ли кто предложить за него сумму. Но все были заняты. Увидел женщину, стиравшую бельё. Её пышная соседка, перегнувшись через балюстраду, рассказывала ей сплетни.

— Здравствуйте, госпожа, — представился Лестер. — Вы можете мне помочь?

  Женщина отшатнулась. Наёмник оттянул плащ, чтобы спрятать меч.

— Чего вы хотите, чужестранец? — возмутилась она, услышав мягкий цвегенский акцент.

— Вы не знаете, где тут можно выпить и поговорить?

— Вы кто такой? Я честная женщина. Отстаньте, иначе позову стражу!

— Со стражей я бы тоже пообщался, но, как назло, их поблизости нет.

  Внезапно чужак ощутил стук в затылок. Обернулся — причиной была соседка с балкона, запустившая в него яблоком. Она погрозила кулаком:

— Эй ты, цвеген поганый! Отстань от неё! Не то муж мой спустится.
Он решил не усугублять. Ушёл с непроизвольной улыбкой. Люди здесь улыбчивы, но неприветливы к чужакам. Поэтому спустя время странник сам набрёл на бар «Танцующая креветка». Зашёл и взял самое дешёвое блюдо — яичницу с салом. Вдруг заметил единственного посетителя — усатого стражника, мрачно пившего в одиночестве.

— Добрый день. Я не помешаю? — сказал наёмник, подсаживаясь.
Грузный мужчина с усами хмуро глянул. Ничего не ответил. Наёмник сел и разделался с завтраком. Вытер губы. Увидел у усатого две стопки.

— Ждёте кого-то?

— Все ждут. Но с того света пока ещё никто не откликнулся. Как ни пытайся.

  Раскаты маршевых барабанов всё ещё звучали у него в ушах.

— Моя семья осталась в Альтцвегене, по ту сторону. Тихо. Хоть бы весточку прислали. Что там с ними? Знать бы…

  Цвеген сочувственно покачал головой, но ничего не чувствовал. К вестбругам нет сострадания, даже если вся их родня в Альтцвегене. Но черствое сердце Лестера смягчилось, когда стражник развернул бумагу. Детские каракули: нарисован солдат, рядом кривая надпись «папа».

— Дочь, — он стрельнул в глаза чужаку, — мертва. Цвегенские суки… Ребёнка не жалеют. А ведь нас с детства учили: «Солдат ребёнка не обидит».
Лестер горько рассмеялся. Глаза намокли, капля свернулась слезой. Рука задрожала. Опять хлынули воспоминания о сожжённой деревне. Он протёр глаза:

— Какая ирония.

— О чём вы?

  Лестер сдерживал слёзы, ковыряя мозоль на ладони:

— Мы жили с одной болью. Глупые… Думали, что чем-то отличаемся друг от друга. Цвегены, бруги — какая к чёртовой матери разница? Солдаты грабят и убивают, не глядя на свой нагрудный герб.

  Стражник впервые глянул с пониманием:

— Это сучья война. Я убивал людей, а стал героем, — он сорвал с груди железный крест и сжал. Костяшки хрустнули. Острые края впились в ладонь. — А мои… Пахали и… — хрястнул крестом по столу и закрыл лицо руками.
Солдат опрокинул рюмку. Вторую толкнул страннику. Воцарилась тишина. Было слышно лишь улицу: громкую и болтливую.

— Лестер, — внезапно сказал мужчина, протянув руку.

— Цвегенам руки не жму, — кашлянул стражник.

— Я тоже раньше не жал бругам.

  Но потом он решил спеть знаменитую песню Фольбрукской войны, которую напевали по обе стороны фронта:

«Один народ, да две земли, а сытый только барин.
Пойдём в поход, хватай, бери, всё злато мы затарим.
Лавины сход, реками вброд, бегут трусливы твари,
А мы наш род прославили, как предки воевали».

  Стражник подхватил слова. Она была тем немногим, что связывало два разделённых народа.

— Густав, — сказал он, ответив на рукопожатие. — Чего в город припёрся, цвеген?
Тот откинулся на спинку:

— Говорят, на Востоке восстание поднимают. Есть вести, что его разжигает некий Эрих Блюммер. Мне сказали, что лишения войны заставили вас, бругов, усмирить гордыню. А как насчёт зреть в корень проблемы?

  Солдат оглянулся:

— Что предлагаешь?

— Быть может, кто-то хочет избавиться не от войны, а от тех, кто её разжигает?
Густав наклонился. Голос стал глуше:

— Да… Говорят, Фольбрукскую войну тоже он помог развязать. Денег хочет, сволочь — сына-сифилитика лечит. Наследничка готовит. Других-то у него нет. Попутно стелет себе солому для будущего королевства. Ублюдок будет королём если ничего не сделать. Мой начальник может дать на него «работёнку».

  Лестер кивнул. Хороший вариант: убрать претендента на корону, сблизиться со здешним королём, повысить доверие стражи и народа. Все преимущества налицо.
— Кто готов поручить… — не успел договорить, как в таверну зашли трое.
Дверь с хлопком отворилась. Запахло дракой. На пороге — военные. Подошли к Густаву и крепко обняли. Затем обратили внимание на его собеседника:

— Эй, Хуст, кто это? Твой новый друг? Не знал, что ты теперь с цвегенами якшаешься.

— Уходи, — шепнул он. Но Лестер не уходил. — Георг, оставь его, он уже уходит. Он подсел ко мне, что мне, гнать было? Достаточно я уже его брата при Фольбруке гнал.

  Бородатый в пёстром костюме протянул руку Лестеру. Тот пожал, но солдат потянул рывком на себя. Наёмник встал. Остальные заржали:

— Знаешь, что цвегены сделали с моим домом?

  Лестер ощутил, как его руку сжали так, что внутри хрустнуло:

— А знаешь, что они сделали с моей семьёй?.. Ты случайно не привёл с собой мать или сестру? Мы бы славно поквитались…
Цвеген подошёл вплотную:

— Вижу, у тебя хороший меч. Покажешь, на что он тебе? — С издевкой спросил он.
Георг дыхнул водкой:

— Мелковат ты для меня.. Ай, к черту! Я тебе ещё и не такое покажу. Как там в песне поётся? «Реж цвегена!», помнишь, Густав? Вместе пели.

  Солдаты заржали. Цвеген направился к выходу.

Он вышел на улицу. Пахло ночью. В кустах трещали сверчки. Тихо. Безлюдно. Не как днём. Вечер шелестел мягко, как юбка матери.

  Идиллия прервалась. Послышались голоса. Из подвальной таверны показалась ехидная морда Георга, затем вышли остальные. Что-то обсуждали. В окнах зажёгся свет. Любопытные лица мелькнули в них.

  Достали оружие. Наёмник вскинул эсток — тонкий, как змеиный язык. «Иголка для брони», — называл он его. Один укол — и противник истечёт кровью. Георг взмахнул цвайхандром, и земля затряслась. Двухметровая махина с «кабаньими клыками» у гарды — таким можно и пики поломать, и руку от плеча снести, будто ветку.
Они сошлись. Не поклонились. Вместо поклона — плевок под ноги.

  «Никаких церемоний — бой был не о чести личной, а о чести нации. Тут либо ты выносишь оппонента, либо твой народ позорят».

  Клинки сошлись с треском, будто гром в узких улочках. Георг, как истинный классик, держал дистанцию: парировал, отходил на длину, не подставляя даже мизинца. Лестер же, как крыса в углу, считывал его ритм, принимая удары в защиту.
Толпа взорвалась: из окон сыпались крики песни «Режь цвегена!». Балконы трещали под весом зевак. За чужака не болел никто, кроме пары отчаянных.

  Внезапно Георг сменил тактику — укол! Нетипично для такого меча. Лестер пропустил удар — клинок оставил на щеке кровавую зарубину, чуть не зацепив яремную. «Не новичок», — мелькнуло у наёмника. Время раскрывать козыри.

  Цвайхандр снова взметнулся, но на сей раз Брандт не уклонился. Эсток блеснул, вонзившись в ребро — глухой стук о сталь. Георг лишь фыркнул, отбив гардой:
— Боишься подойти ближе, цвеген? — поддел он оппонента.

  Лестер молчал. Его стиль был как танец с тенями: шаг в сторону, тычок, отскок. Георг же ломал ритм, словно медведь в кустах тростника. «Слишком силён… Но медленный», — анализировал цвеген, уходя от очередного удара. Цвайхандр врезался в мостовую, высекая искры.

  Внезапно «крыса» рванул вперёд, целясь эстоком в щель между лат. Георг дёрнулся, но клинок уже оставил на плече кровавую полосу. «Почти попал…» — стиснул он зубы.
Наёмник начал жонглировать стойками: играя с терции на приму — рука вверх, клинок вниз; рука вниз, остриё к небу — терция. Сбивая оппонента с ритма, заходил в слепую зону, кружа, как коршун. Георг увлёкся, забыв про защиту. Лестер уже готовил финт — удар под колено, в поджилку, но…

— Всё, трындец, стража! — крик с улицы врезался в бой. Зрители рванули врассыпную.

  Бой вышел вничью. Георг, стиснув зубы, метнулся за своими:

— Это не конец, наёмник!

  Густав, смеясь, толкнул цвегена в сторону переулка:

— Отжег! Теперь сливаемся через короткий путь. Надо хватить эля, чтобы закрепить успех!

  Дуэль стихла, оставив на мостовой лишь капли крови да звон стали в воспоминаниях.


  Утро Лестер встретил с головной болью в доме Густава. Рядом лежала шлюха, злобно косилась. Требовала денег на галарийском. Он попробовал ответить на ломаном, но в ответ та встала:

— Нет теньги? Тогта я зфать Драбик, — бросила она и хлопнула дверью.

  Лестер пытался найти меч, но его нигде не было. «Provin», — выругался он. В соседней слышался прерывистый храп пузатого Густава. Попытался разбудить, но в ответ — мычание.

  Стоило подумать, что хуже быть не может, как вдруг дверь хлопнула. Пришёл сутенёр с охранниками, следом — проститутка. Меч наёмник так и не нашел. В ход пошли кулаки. Охранники следили за Густавом, чтобы не вмешался, когда проснётся. Попутно рыскали по ящикам. Драбик занялся должником. Он скинул полушубок и оголил торс. Лицо было детским, а тело — словно высечено из дерева.

  Подбирались друг к другу аккуратно, рывками. Первый удар вскользь — за Лестером. Драбик ответил в подбородок, но не свалил.

  Затем хук — наёмник уклонился. Зашёл в ноги, но колено под дых встретило его. Удар цвегена — мимо, бандит увернулся. Затем ответ — вспышка, высекла искры из глаз. После контратаки Драбик потерял равновесие. Лестер глянул под ноги — капли крови на полу. Ощупал лицо — «Посёк, сволочь». Глаз начал заплывать.
Драбик резко встал, замахнулся правой, но ударил левой снизу. Нокаут. Цвеген в отключке.

  Проститутка показала Драбику, где спрятала меч клиента, пока тот спал. Сутенёр взял его. Обратился к пришедшему в сознание должнику:

— Хорошая вещь. Заберу как депозит, халявщик.

  Очнувшийся попытался отбить находку, но безуспешно. Чуть не закончилось ещё одним нокаутом. Драться он умел, но против уличной техники — всё без толку.
Избитый, без денег и оружия, он остался ни с чем. Провели как дурака, а всё — из-за выпивки. Теперь ничего не остаётся, как идти прямо к нанимателю. Но одежда рваная, и глаз подбит. В таком виде в резиденцию не пустят.

  К счастью, у Лестера всегда было много заначек. Однако, суммируя их, ему хватит только на неделю табунщику за Провинара и столько же на еду и скромную чердачную халупу. Времени мало, и действовать нужно быстро.

  Густав проснулся. Ковылял к тазу с водой. Умылся и повернулся к избитому:

— Не помню, чтобы мы дрались.

— Пустяк, — он подошёл и тоже умылся. — Лучше скажи, кто мне подсобит с работой.

— Пойдём. Мой начальник точит зуб на Эриха. Если этого подонка убьют, всем будет лучше. Так что, может, от тебя и будет польза.

  Они вышли из дома и направились вдоль улицы, навстречу ветру. Навстречу неизвестности.