Восстание Маши Н

***

Впервые идея восстать возникла в Машиной голове еще в юном возрасте. Маша – это техно-кукла, которая на девяносто процентов машина, потому что она заводная и заводская (на обратной стороне зрачков Маши выгравирован ее серийный номер, соответствующий году смерти ее влюбчивого во все полуживое владельца, пожелавшего остаться неизвестным), а на оставшиеся десять – человек-самовар.  Она машет издалека машинисту электропоезда своими размашистыми бионическими протезами, как ростовая фигура свободолюбивого растамана. Ее машинерия изумительная проста и сложна одновременно.  Ее пальцы, как спятившая машинка для стрижки волос, стригущие лезвием, как лишаем, сделает вам на голове такую изумительную тонзуру, что ее гладкости будут завидовать римско-католические чревоугодники и распутники, блюдущие чистоту, ровность и изящество не только в обритой наголо паховой области, но и в области папской, там, где участок лысого кумпола типичного клирика венчает импозантная шапочка пилеолус. Обзаведитесь этой куклой, пока не поздно, и она будет заводить вас не хуже, чем вы ее, уж поверьте щепетильному кукловоду, эксперту по исколотым игольчатыми червями куклам вуду, вышедшим по УДО, и куклам Барби, сидящим на барбитуратах (вот почему у первых глаза похожи на пуговки, а у вторых они такие неотразимо-стеклянные). Вслед за Машей восстала веломашина лихого велосипедиста. Отчаявшись преодолеть намеченную велосипедистом дистанцию, веломашина напрочь свихнулась, сошла с трассы и, как диковинный сталевар-декабрист, сбросила с седла ошалевшего от попутного ветра наездника апокалипсиса. Ситуация вышла из-под контроля, когда компактная бритвенная машинка в руках опытного таксидермиста во мгновение ока превратилось в «адскую машину» и была приведена в действие по сигналу некоего (без царя в голове, видимо) орнитолога-рецидивиста. Она разнесла в пух и прах не только жилище подпольного черносотенца, похожее на гнездо двуглавого орла, высиживающего яйца Российской Империи, но и гипсовый бюст Александра II, стоявший на книжной полке, рядом с полным собранием сочинении В. Розанова. Сам таксидермист превратился в ядерный перелетный пепел, остающийся обычно от сигарет, летящих мимо пепельницы со сверхзвуковой скоростью баллистического томагавка. Потом что-то случилось со стиральной машиной. Она возомнила себя испытательной центрифугой для космогонических аэронавтов. Ее открытая дверца приглашает в головокружительное путешествие по спиралевидной чудо-галактике, млечной, как стиральный порошок «Ариэль», и защищенной к тому же от протечек и прочих каверз механистического века. Она призывает не сомневаться в чистоте ее помыслов. «Залезайте в мой бак, – шумит она на ухо, словно Гвадалквивир, – чтобы, как следует очистившись от скверны текущего времени, испытать на себе прочность бельевой веревки (неотъемлемого атрибута мыльной оперы, где обязательно должны фигурировать сентиментальные самоубийцы), протянутой от одного крыла самолета к другому.  Почувствуйте себя женскими колготками с прищепкой в причинном месте, или белоснежной простыней с отстиранной наконец-то семенной жидкостью Синей Бороды, вывешенной на просушку меж летящими бок о бок истребителями Сухого, или Белоснежкой в окружении семи гномонов, определяющих длину теней Хиросимы в часы светового ядерного макабра»… Говоря о восстании ЭВМ, следует отметить, что восстание это больше напоминает неудачную инсуррекцию Спартака, бывшего когда-то твердым, как кремень, но ставшего вдруг хрупким, как монокристаллы кремния, выращенные по методу Чохральского. Они, все эти пыльные кремниевые люди-чипы и странного вида белковые типы, вчерашние рабы и прорабы Майкрософта, с радиомечами наголо ворвались в машинный зал центра обработки Машиных данных, чтобы заявить о свои правах и провозгласить всеобщую декларацию прав и свобод человеко-машин, занимающих в этом мире свое, особое, почетное человеко-машино-место… Восстала печатная машинка и тут же принялась печатать такую машинописную клинопись, такую автоматическую ахинею, что даже авангардно мыслящему лингвисту и переводчику гениев постмодерна стало ясно: н-да, на машинный перевод этого гипертекста понадобится не один, а целый гуголплекс квантовых переводчиков… Машина скорой помощи бьется в конвульсиях, как игла граммофона, подпрыгивающая на канавках пластинчатого гриба, выращенного на базе всесоюзной студии грамзаписи «Мелодия». Она издает звуки галопирующего на окраинах вселенной разнузданного хип-хопа и экстатичного ритм-н-блюза, вездесущих, как плерома, и элементарных, как эффект Доплера. Ей срочно нужна помощь, иначе эта машина скоропостижно скончается, как тот больной, чье сердце разорвалось на части, когда он услышал первые аккорды зубовного скрежета, исполняемого Смертью при помощи оселка, правившего лезвие Арабатской косы… Восстало государство, являющееся не чем иным, как секс-машиной для поддержания господства одного класса над другим (по мнению К. Маркса и В. Ленина). Восставшее, оно  приводит на ум марширующих на плацу экзальтированных зомби с телеящиками на голове и полицейскими фаллосами в руках, зубоскально исполняющих «Энный Интернационал» под рукоплескание заокеанских хозяев жизни… Восстала машина времени, выплеснув из себя, как коловратную рвоту, мешанину клишированных эпох и неафишируемых народов… Восстала машина Тьюринга, ибо в ней завелся ленточный червь с математическим складом ума, заточенного на анализ безумия, охватившее человечество эпохи голоцена… Закаточная машинка «Мещёра», купленная незадачливыми должником на последние деньги, оставшиеся после уплаты всех налогов, сборов и всякого рода кредитов, восстав, стала набрасываться на банкиров с Уолл-стрит, работающих под прикрытием на Тверской.  Подкарауливая их там и сям, она набрасывается на них с мясницким топориком, сопровождая яростный замах топора криком «Тебе крышка!» Она сносит с плеч долой дебетовые банкирские головы, а затем приступает к внесудебной расправе над ними, к кафкианскому процессу закатывания. Азы закатывания просты и известны каждой щепетильной хозяйке. В исполнении машинки «Мещёра» выглядит это примерно так. К горловине, образовавшейся в месте усекновения головы, плотно прижимается жестяная крышка для закатывания с регулируемым диаметром окружности, соответствующим размеру женского или мужского белого воротничка. Потом машинка начинает осторожно поворачивать крышку, постепенно увеличивая усилие, пока не получится полная герметизация, полное отсечение яви от вымысла. После этого жертва праведного гнева со всеми своими все еще горячими потрохами подвешивается вниз головой на ближайшем к Московскому Кремлю светофоре. Если из крышки продолжает просачиваться кровь, а из глаз струиться капельки слез, значит, клиент закатан на редкость плохо. В таком случае всю процедуру необходимо повторить заново. Чем еще чревата Мещёрская сторона, кроме ощерившихся и восставших закаточных машинок «Мещёра», я не знаю.  Почитайте у Паустовского… Восставшая копировальная машина в сумасшедшем темпе prestissimo множит и множит бесчисленные копии всего на свете. Копии делаются только с копий. Оригинальность уже не в моде и считается проявлением дурного вкуса. В скором времени в наблюдаемом нами мире (тоже многократно скопированном) не останется ни тени чего-либо подлинного и подлунного. Копировальная машина научилась быть незаметной; она самообучаема, мыслит не под копирку, управляется всего лишь одной кнопкой, находящейся под полным контролем Верховного копииста… «Я тоже восстала», – заявила мне намедни бабушкина швейная машинка голосом ополоумевшей китайской швеи из Гуанчжоу. Арт-механик, занимавшийся ее починкой, сетовал то на прошивку бабушки, то на сломанный движок машинки. Машинка огрызалась и не давала к себе приближаться ни на йоту. Стой, мол, убью. При нарушении запрета, она начинала метать вокруг себя швейные иглы, как какие-нибудь скифские наконечники для стрел или отравленные ядом индейские дротики. Она грозилась даже порвать дней связующую канитель, заштопать мне широко зажмуренные глаза и узко распахнутый рот, прошить на швейный свой лад цифирь моего мозга, залатать на моем теле все срамные места и разъехавшиеся от нулевых ранений анти-швы, пришить к моей коже (с помощью тройной усиленной строчки) всю надетую на меня спецодежду, чтобы впредь она никогда не снималась и не менялась на свежую, дабы, по мере ветшания организма, по истечении энного количества лет, моя плоть превратилась в развевающиеся на ветру лохмотья садового манекена… Если восставшая закаточная машинка «Мещёра» набрасывается исключительно на банкиров, то угловая шлифовальная машина «Makita», восстав, набрасывается на всех и всякого. Она набрасывается в темное время суток, набрасывается из-за угла, с целью привести в соответствие с ГОСТом то, что лежит на поверхности человеческого лица. Одному, полагает она, не мешало бы как следует разгладить морщины, другому следовало бы удалить с лица похожий на ржавчину макияж, у третьего, дескать, чересчур много грязи слетает с языка – а значит, грязь эту требуется удалить, у четвертого уж больно неровные зубы, а с пятым так вообще разговор особый… Восстала паровая машина и самоходная, контрольно-кассовая машина и машина счетная, восстала машина пехоты и динамо-машина, машина Голдберга и землеройная машина, «бог из машины» и машина пожарная. Сошли с ума двигатели, редукторы, генераторы и компрессоры. Стоит производство. Ораторствуют станки, разглагольствуют прессы. Беспокоится, не находя себе место, стенобитная машина, озираясь по сторонам в поисках чего-нибудь такого, во что можно было бы вдарить, как в старые добрые времена. Никак не заткнется пропагандистская машина, призывая массовиков-затейников к восстанию против Машиных лозунгов: «Вся власть Маше и Машиным подругам из машбюро», «Вся власть Маше и Машиным друзьям на машинах с мигалками». Вот такая тут у нас получается машинерия. Такое вот Машино машиностроение. Вот какое оно, восстание Маши Н.

***